Глава 20

Новости шли по телевизору без звука, знаменуя собой конец еще одного дня. Миками лежал дома, в гостиной, и рассеянно смотрел на экран. Они с Минако почти не разговаривали.

Полный провал… Унижение. Жажда мести. Раскаяние… Не в силах до конца разобраться в своих чувствах, Миками пришел в растерянность.

Слова Акикавы стали спусковым крючком. Сначала в приемной воцарился полный хаос. Затем представители прессы договорились снова устроить срочное совещание, на котором официально решили бойкотировать визит комиссара.

Акама выместил всю свою злость на Миками; таким Миками его еще не видел. Исии упал в обморок от страха и лежал, распростершись, на полу.

– Кем вы себя вообразили?! – орал Акама. – Как нам не повезло! Какой у нас слабый директор по связям с прессой!

Впрочем, освобождать Миками от занимаемой должности он не спешил. В конце концов, благодаря поступку Миками репортерам так и не удалось подать протест начальнику управления! Акама решил, что Миками порвал протест нарочно, пусть и в спешке, действуя импульсивно. То, что мятежным журналистам казалось полным варварством, Акама считал удачным ходом. Отчасти последний поступок уравновешивал в его глазах длинный список прегрешений Миками.

Миками все равно казалось, что уже поздно. Он имел в виду не только письменный протест пресс-клуба. Почему Цудзиюти так и не вышел тогда из своего кабинета? Ведь их разделяла всего лишь дверь. Он, должно быть, слышал шум. Вряд ли Цудзиюти испугался и залез под стол от страха… Скорее он просто делал вид, будто ничего не слышит. То, что происходит за дверьми его кабинета, его не касается. Он предпочитал сохранять невозмутимость. Интересно, как ему это удается? Наверное, дело в том, что кабинет начальника полицейского управления считался не совсем территорией префектуры. Там была территория Токио, Национального полицейского агентства.

Статус начальника полиции в префектуре Д. считался почти божественным. Ему докладывали только благоприятные новости, а от неприятностей старались оберегать. Подчиненные считали своим долгом заботиться о том, чтобы начальник полиции хорошо запомнил время, проведенное в префектуре Д. Его оберегали от микробов, отгораживали от местных забот и тревог; словом, обращались с ним, как с гостем на роскошном курорте. Позже, когда он должен будет вернуться в Токио, местные компании завалят его дорогими подарками. Все вздохнут с облегчением, когда он произнесет традиционную прощальную речь: «Я с удовольствием буду вспоминать время, проведенное у вас; вы окружили меня заботой, и я увидел, как верно охраняют общество стражи порядка». Затем, едва переведя дух, они начнут собирать сведения о характере и привычках следующего начальника.

Миками закурил, ему казалось, что он дошел до точки невозврата. Он опустился до того, что стал верным псом административного департамента – как на словах, так и на деле. Верный своей роли, он скалил клыки, защищая начальство. Что было, того не вернешь; он понимал, что ему еще долго придется привыкать к своему положению. С другой стороны, он будет считать себя неудачником, если сейчас сдастся и позволит журналистам издеваться над ним, а Акаме – унижать его.

Перед его глазами снова всплыло непроницаемое лицо Футаватари.

О чем он думал, видя, как молодые репортеры беснуются вокруг Миками? Смеялся ли про себя при виде его унижения? Сочувствовал ли ему? Или сделал зарубку в памяти, чтобы потом воспользоваться безобразной сценой в своих интересах?

Футаватари потихоньку ускользнул с места происшествия. Боялся оказаться замешанным в скандале? Или решил, что дело его не касается? Видимо, за долгие годы службы в административном департаменте он приучился моментально оценивать потенциальную угрозу и срочно ретироваться в случае необходимости.

И все же…

Настанет время, когда они непременно столкнутся. Они с Футаватари играют одну партию. «Дело 64». Записка Коды. И первое, и второе потенциально опасны. Общие интересы непременно столкнут их, хотят они того или нет. Правда, пока бой неравный. Партия уже началась, но Миками по-прежнему не знает многих важных вещей. Пока непонятно даже, на чьей стороне Футаватари. Партнер он или противник? Ясно одно: они непременно столкнутся. И битва будет кровавой. В последнем Миками не сомневался, доверяя своему чутью.

Он посмотрел на настенный календарь. Акама дал ему целый список распоряжений. За выходные он должен был остыть. Ему запрещались любые контакты с представителями прессы. Придется заняться тем, что пришлось отложить из-за скандала с журналистами: придумать, как убедить Ёсио Амэмию принять комиссара. В начале следующей недели ему предстоит выступить на круглом столе и доложить, какие он предпримет шаги, чтобы уладить отношения с прессой.

О том, что журналистов придется умиротворить, говорил даже Акама. На круглые столы они приглашали главных редакторов всех изданий, входивших в пресс-клуб. Хотя встречи обычно проводились в середине месяца, из-за скандала очередной круглый стол созывали раньше. Нельзя было допустить, чтобы позиция отдельных журналистов переросла в позицию изданий, которые они представляют. Достаточно ли будет одной встречи, чтобы разрядить обстановку? Миками приказали только «доложить» о произошедшем. Извиняться и даже оправдываться ему запретили.

Он смял недокуренную сигарету в пепельнице.

Миками заранее смирился с тем, что на предстоящей встрече окажется на линии огня. Кроме того, ему не давали покоя мысли об Амэмии. Он думал, что Амэмию не убедить принять у себя комиссара, и не мог придумать никаких убедительных доводов для отца убитой девочки. А прибегать к уловкам или откровенной лжи он считал недостойным.

Почему Амэмия все-таки отказался принять у себя генерального комиссара? Почему держится так отчужденно?

Миками казалось: если он поймет, что движет Амэмией, ему удастся его уговорить. А до того не мешало бы наведаться в следственно-оперативную группу по «Делу 64». Детективы, которые расследуют дело, наверняка лучше знают, что происходит с Амэмией; возможно, они понимают, почему он так настроен против полиции.

Больше всего его заботил запрет на передачу информации, исходящий, если верить Итокаве, от самого директора уголовного розыска Аракиды. Кроме того, непонятно, чем все-таки занят Футаватари…

Но это все завтра.

Миками с трудом заставил себя встать и переодеться в пижаму. Стараясь не шуметь, он прокрался по коридору в ванную, умылся. Посмотрелся в зеркало. В тысячный раз подумал: «Не повезло мне с физиономией!» И ведь не поменяешь на другое лицо, не выкинешь… Со своим лицом он прожил сорок шесть лет. С возрастом все резче проступали морщины на лбу и вокруг глаз… Кожа провисла. Ждать осталось недолго. Еще пять-шесть лет, он состарится, и все перестанут говорить о его сходстве с Аюми.

Именно потому, что она жива, ее и не могут найти… Она где-то прячется. И выбрала такое место, которое никто не знает; вот почему она до сих пор не объявилась. Играет в прятки. Бывало, в детстве она все время донимала его, чтобы он поиграл с ней. Она прыгала вокруг, как щенок, когда он возвращался с работы или у него был выходной.

Внезапно Миками насторожился. Ему показалось, будто он что-то услышал. Была почти полночь. Он выбежал из ванной: сердце в груди глухо колотилось. Из спальни вышла Минако – должно быть, тоже что-то услышала. Миками взял ее за плечи и мягко отодвинул с дороги, а сам бросился к входной двери. Включил в прихожей свет и босиком шагнул с татами на порог…

Холод. Палая листва. Мужские ботинки.

За дверью стоял Ямасина из «Дзэнкен таймс».

– Извините за позднее вторжение…

Миками обернулся, посмотрел в коридор. Наверное, все поняв по выражению его лица, Минако молча скрылась в спальне. В конце коридора мелькнул ее белый халат… Миками снова повернулся лицом к репортеру. Смерил его ледяным взглядом, хотя, как ни странно, злости не испытывал. Он заметил, что у Ямасины красный нос.

– Входите же! – Миками жестом пригласил незваного гостя в прихожую и поспешил закрыть дверь. Ветер дул пронизывающий.

– Прошу прощения за случившееся. – Ямасина отвесил почтительный поклон и принялся объяснять, что случилось на совещании пресс-клуба. Сказал, что зачинщиком был Акикава. – Он сказал, что вы пытаетесь переманить нас на свою сторону с помощью грязных трюков. Что мы попадем в вашу ловушку, если позволим вам разделить нас. Потом Уцуки… из «Майнити»… запел под его дудку. После такого мы уже не могли предлагать подать протест кому-то другому… Главное, на его сторону перешли даже ребята из местных изданий. В сущности, они не виноваты… То есть сначала они готовы были нас поддержать, но потом узнали, что вы обрабатывали самых упорных у них за спиной…

Миками молчал и слушал. В основном все соответствовало фактам. Когда он услышал от Акикавы, что решение приняли единогласно, он не просто удивился и разозлился; ему показалось, будто из него выкачали воздух. Но теперь он понимал, как такое могло произойти. Их тактика обернулась против них самих. И больше всех тут виноват сам Миками, потому что решил договориться с редактором «Тоё». Решив довериться Адзусе за спиной у подчиненных, Миками навлек на себя гнев Акикавы. Ценные же сведения о расследовании сговора при строительстве музея Акикава счел заслуженной наградой. Он решил отомстить по полной программе, разоблачив закулисные махинации управления по связям со СМИ. Другие репортеры, конечно, его поддержали. Уцуки же просто испугался, потому что раньше договаривался с Сувой. Наверное, подумал: «Если я выступлю один против всех, дело кончится тем, что мне тоже объявят бойкот». Испугался, вот и переметнулся в другой лагерь.

– И тем не менее он молодец.

– Акикава?

– Да. Добился того, что меня практически все ненавидят.

– По-моему, Акикава ничего не имеет лично против вас и не стремится во что бы то ни стало унизить управление по связям со СМИ, – заметил Ямасина, напуская на себя важный вид. – Он метит выше. Знаете, важные шишки… кадровые служаки. И все выпускники Токийского университета… Наверное, рядом с ними он испытывает комплекс неполноценности. Вот почему он так настаивал на том, чтобы подать протест самому начальнику полиции… он хочет щелкнуть их всех по носу. Ну, или доказать, что он им ровня. В общем, ему хочется обратить на себя внимание.

– Он ведь и сам окончил университет, правда, не Токийский, а другой…

– Для большинства нет никакой разницы. Но однажды, когда мы вместе с ним сидели в ресторане, он выпил лишнего и разоткровенничался. Его родители – и отец, и мать – окончили Токийский университет. Он собирался и сам туда поступить, но провалил вступительные экзамены. Он признался, что после этого всерьез задумался о самоубийстве.

Помня, от кого исходят все эти сведения, Миками слушал его лишь вполуха. Ямасина понизил голос до шепота:

– Кстати, это правда?

– Что именно?

– То, что вы тайно обращались кое к кому?

Вот зачем он заявился! Ямасина приехал вовсе не для того, чтобы извиниться. Он знал по опыту, что, если Сува просто пытается расположить к себе отдельных репортеров, рассказывает анекдоты и хочет казаться своим в доску, то Миками наверняка знает что-то ценное, чем можно будет воспользоваться; Миками наверняка что-то узнал. Возможно, он уже поделился своими ценными сведениями с конкурентами, но Ямасина надеялся, что еще не поздно.

– Садитесь.

Они опустились на холодный порожек между прихожей и коридором. Миками иногда даже сочувствовал неудачнику Ямасине и подбрасывал ему материалы. Репортеры, которым недоставало чутья для того, чтобы самим добыть важные сведения, иногда тайно наведывались к нему домой. Они пробовали обращаться к детективам, но те старались не слишком распространяться. Тогда незадачливые репортеры обращались к ним, сотрудникам управления по связям со СМИ, в отчаянной надежде накопать хотя бы крохи. Такие контакты считались табу. Управление по связям со СМИ как раз и создавалось с целью поставить всех представителей прессы в равные условия… Миками не сомневался, что Ямасина готов сгореть от стыда. Вот так явиться к нему посреди ночи – все равно что признаться: он никудышный репортер, не сумевший завязать дружеские отношения с уголовным розыском. И все же Ямасина приехал к нему и теперь избегал смотреть Миками в глаза. Он решил заговорить о другом:

– Королева красоты уже легла спать?

– Да.

– А Аюми?

– И Аюми тоже.

Ямасина периодически наносил ему визиты с тех самых пор, как начал работать в «Таймс». Он был словоохотливым и веселым собеседником, часто смешил Минако и Аюми – до того, как Аюми заболела своим тревожным расстройст вом. Ямасина начал приезжать к Миками еще во время его первого «срока» в управлении по связям со СМИ; пока Миками не запретил Минако пускать в дом репортеров, он часто по вечерам, выходя из ванной, заставал Ямасину у них в гостиной.

Вдруг Миками посетила странная мысль. Его «первый срок» вызвал у него стойкую аллергию на репортеров, тем не менее, работая в уголовном розыске, он все же кое-что подбрасывал им, когда они являлись к нему домой по ночам. Он не считал репортеров своими товарищами, не считал их ровней. Они находились в разном положении, однако расследовали одни и те же дела. Их объединяла почти родственная фанатичность.

Но можно ли сказать то же самое о человеке, который сидел сейчас с ним рядом? Ямасина ведь нисколько не изменился. Пусть он умеет рассказывать анекдоты и смешить женщин, он все равно остается самым обыкновенным старым неудачником, не способным сделать хороший материал. Кроме того, сейчас Ямасина переживал не лучшие времена. Два месяца назад Отобе, одного из самых компетентных редакторов, переманили в «Ёмиури», и Ямасине пришлось занять его пост, несмотря на отсутствие руководящего опыта.

В «Тоё», несомненно, ухватятся за сведения об исполнительном директоре «Хаккаку констракшен»; скорее всего, разоблачительный репортаж появится в завтрашнем утреннем выпуске. Подумать только, они первыми заполучили сенсационные сведения только из-за того, что их представитель упорно стремился подать письменный протест начальнику полиции префектуры! У них будет эксклюзивный материал, а Ямасина, который согласился помочь Миками, останется с носом…

Миками тяжело вздохнул. Если Ямасина поспешит, он еще успеет к сроку… Он собрался заговорить, как вдруг Ямасина снова подал голос:

– Туфли Аюми… Вижу, их нет на месте.

Миками нахмурился.

По-прежнему не глядя на него, Ямасина продолжал:

– Знаете, мы тоже можем кое в чем помочь. Мы знаем местность, у нас глаза и уши повсюду… – Он говорил без выражения; его слова можно было истолковать и так и эдак… Потом Ямасина поднял голову и посмотрел Миками в глаза.

Миками увидел перед собой оскаленные клыки бродячей дворняжки, готовой броситься на него.