Назад: Послесловие Блейка Крауча к «Чужой боли»

Дальше: Послесловие Блейка Крауча к «Рифу заката»

Риф заката

1

Летти Добеш вошла с холода, и ее встретил запах жареной яичницы, ветчины и прогорклого кофе. «Ваффл хаус» находился в поганом районе Южной Атланты, неподалеку от аэропорта. На ней был купленный на барахолке длинный плащ с поясом, от которого еще пахло шариками нафталина. В желудке урчало, от голода кружилась голова. Она оглядела ресторан. У виска пульсировала жилка. Встречаться с Хавьером она не хотела. Он ее пугал. Впрочем, не ее одну. Но на счету у нее было двенадцать долларов и двадцать три цента, и она не ела два дня. А тут маячит бесплатный ужин – как откажешься?

Летти пришла на двадцать минут раньше, но Хавьер уже был на месте. Он сидел в угловой кабинке, откуда просматривались и улица, и вход в ресторан. И наблюдал за ней. Она заставила себя улыбнуться и неровной походкой прошла по проходу возле стойки. Ее каблучки постукивали по заляпанному никотином линолеуму.

Летти проскользнула в кабинку, села напротив Хавьера и кивнула. У него были короткие черные волосы и безупречный загар. Каждый раз при встрече с ним Летти вспоминала поговорку: «Глаза – зеркало души». Потому что глаза Хавьера никаким зеркалом не были. Они не отражали ничего – их чистота и голубизна были фальшивыми. Эдакий горный хрусталь – блеск, пустота, ничего человеческого.

К их столику подкралась древняя официантка с блокнотом и дурным перманентом.

– Что будем заказывать?

Летти взглянула на Хавьера и приподняла бровь.

– Угощаю, – сказал тот.

– Завтрак фермера. И еще порцию сосисок. Пару яиц. Глазунью сделаете? Ну, и йогурт.

Официантка повернулась к Хавьеру.

– А тебе, красавчик?

– Красавчик?

– Что будете заказывать, сэр?

– Буду питаться ее испарениями. Воды принесите.

– Со льдом? – Это прозвучало как «козел».

– Сделайте милость.

Когда официантка ушла, Хавьер принялся разглядывать Летти. Наконец, он сказал:

– Скулы такие, что ими можно стекло резать. Я думал, ты разжилась деньгами…

– Было дело.

– И что? Все прокурила?

Летти опустила голову. Руки она держала на коленях, чтобы Хавьер не видел – они дрожат.

– Покажи зубы, – сказал он.

– Что?

– Зубы. Покажи.

Летти показала.

– Я завязала, – прошептала она.

– Давно?

– С месяц.

– Не ври мне.

– Четыре дня.

– Потому что деньги кончились?

Летти взглянула на решетку, где жарилось мясо. Казалось, она вот-вот умрет от голода.

– Где сейчас живешь? – спросил Хавьер.

– В мотеле, несколько кварталов отсюда. Оплачен до завтрашнего дня.

– А потом что? На улицу?

– Ты сказал, у тебя что-то для меня есть.

– Ты сейчас не в форме.

– Для чего? Для конкурса красоты? Форму наберу.

– Сомнительно.

– Хав. – Она перегнулась через стол и схватила его за руку. Хавьер взглянул на руку, поднял глаза на Летти. Та отпрянула, будто прикоснулась к раскаленной плите. – Мне это очень надо, – прошептала она.

– А мне – нет.

Официантка вернулась с водой для Хавьера и кофе для Летти, сказала:

– Еда сейчас будет.

– Сегодня только четвертый день, – сказала Летти. – Еще неделя – и буду как новенькая. Когда работа?

– Дело слишком серьезное, обдолбанной шалаве его доверять нельзя.

Любому другому Летти такого не спустила бы, живо поставила бы на место. Но тут она лишь повторила вопрос:

– Когда?

– Через восемь дней.

– Я буду в норме. Вот увидишь.

Хавьер смотрел на нее своими прозрачными глазами.

Наконец он сказал:

– Ты готова рискнуть жизнью за миллион долларов? Речь не о том, что тебя могут поймать. Или засунуть в тюрьму. А о том, что могут реально убить.

Летти не задумалась ни на секунду.

– Готова. Разве я тебя когда-нибудь подводила, Хавьер?

– Тогда бы ты тут не сидела, живая и невредимая.

Хавьер взглянул в окно. На той стороне улицы тянулась шеренга витрин. Ломбард. Парикмахерская. Винный магазин. На всех окнах – решетки. Под серым зимним небом не было ни единого человека. Дорогу в ожидании редкого для юга гололеда уже посы́пали солью.

– Ты мне нравишься, Летти. Почему, сам не знаю.

– Только не спрашивай, почему я это с собой делаю…

– Это меня не касается. – Хавьер снова перевел взгляд на нее. Похоже, он принял решение. – Летти, если ты провалишь дело…

– Знаю. Можешь на меня положиться.

– Можно договорить? – Хавьер сунул пальцы в стакан и достал из воды кубик льда. Повозил его по столу, посмотрел, как он тает. – С тобой я даже связываться не буду. Первым будет Джейкоб. И при нашей следующей встрече я принесу тебе от него кусочек.

У Летти перехватило дыхание.

– Откуда ты про него знаешь?

– Какая разница?

За время своего двухмесячного «марафона» она не позволяла себе думать о сыне. Его у нее забрали перед ее последней посадкой. Он жил в Орегоне, у матери своего отца. Шесть лет. Мысли о нем Летти загнала в тяжелую стальную клетку, что гнездилась в ее душе, – там она прятала свои более чем болезненные проблемы.

Принесли еду. Летти протерла глаза.

Она постаралась не хватать куски, но за всю свою жизнь не знала такого голода. В первый раз за несколько дней ее желудок получил настоящую пищу. Ее даже затошнило. Хавьер подался вперед и стащил у нее полоску ветчины.

– Это налог. – Он улыбнулся и откусил половину. – О Джоне Фитче что-нибудь слышала?

Летти была занята тем, что запихивала в рот яичницу.

– Нет.

– Бывший директор «Пауэртек».

– А это что?

– Международная энергетическо-сырьевая компания, находится в Хьюстоне.

– Может, что-то и слышала в новостях… Там был какой-то скандал, да?

– Они мухлевали с бухгалтерией, обманывали инвесторов. Тысячи сотрудников «Пауэртек» лишились пенсий. За всем этим стоял Фитч и его ближний круг. Месяц назад его обвинили в мошенничестве с ценными бумагами. Приговорили к двадцати шести годам тюрьмы.

– Поделом.

– Сказала воровка… Он сейчас освобожден под залог в семьдесят пять миллионов долларов. Через девять дней должен явиться в федеральную тюрьму в Северной Каролине.

Летти отложила вилку и глотнула черный кофе. Кофеина ее организм не получал почти месяц, и ее тут же начала колотить нервная дрожь.

– И при чем тут мы, Хав?

– От Фитча ушла семья. У него никого нет. Ему шестьдесят шесть лет, и, скорее всего, в тюрьме он умрет. Мне известно, что последний вечер на свободе Фитч хочет провести в женском обществе. И его не устроит девушка по вызову из какой-нибудь, – Летти уже отрицательно качала головой, – службы VIP-сопровождения. Ему нужно что-то необычное, особенное.

– Я не проститутка, – отрезала Летти. – Никогда этим не занималась – и не стану. И не важно, какими деньгами ты будешь махать у меня перед носом.

– Думаешь, я не нашел бы кого-то моложе, красивее и… опытнее, чем ты, будь мне нужна шлюха?

– Очаровательно.

– Летти, ты сможешь решить свои проблемы на всю оставшуюся жизнь.

– Не въезжаю.

Хавьер улыбнулся, и это было жуткое зрелище.

Весь ресторан содрогнулся – это над ними прогрохотал самолет.

– Тебя никто не просит трахаться, – сказал Хавьер. – Речь идет об ограблении.

2

Когда Летти работала на Хавьера в прошлый раз, пришлось шерстить крупных игроков в Вегасе. Он обеспечил ее универсальной карточкой-ключом и взял на себя наблюдение, сообщая ей, когда объект выходит из номера. Риск там, конечно, был, но в пределах ее уровня комфортности. Ничего похожего на то, что предлагалось сейчас.

Она надломила вафлю и сказала:

– Скажу честно: от слова «ограбление» я не в восторге.

– Нет? А у меня оно в списке самых любимых.

– Похоже, тут требуется оружие. Машина, чтобы быстро смыться. С такого дела можно прямиком на тот свет отправиться. – Летти макнула вафлю в сироп, повозила ее в нем и откусила.

– Летти, у этой работы есть своя прелесть. Риск маленький, а приход большой.

– Ты только что спросил, готова ли я за миллион рискнуть жизнью.

– Я же не сказал, что риска никакого. Но он невелик, если учесть потенциальный навар.

– Знаешь, сколько раз я такое слышала, а потом оказывалось…

– Разве я когда-то говорил тебе, что, мол, это – плевое дело? Ты меня в этом обвиняешь?

Летти поняла, ощутив легкую панику, что только что оскорбила его. Едва ли это мудро. Хавьер не приходил в ярость. Он просто убивал людей. То, что она о нем слышала, относилось к разряду легенд.

– Нет, конечно. – Летти пошла на попятную. – Просто я много раз обжигалась… Не с тобой. Ты всегда был со мной откровенен.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Будешь слушать дальше или я ухожу?

– Пожалуйста, продолжай.

– Последние дни на свободе Фитч проведет на своем частном острове в пятнадцати милях к югу от Ки-Уэста. Почти вся его собственность уже конфискована, чтобы расплатиться с потерпевшими. Но у меня в его службе безопасности есть свой человек. По его словам, в резиденции Фитча осталось что-то очень ценное.

У кабинки остановилась официантка и долила Летти кофе. Когда она ушла, та уставилась на сидевшего напротив Хавьера.

– Предлагаешь мне угадать?

Он оглядел ресторан и полез в свою кожаную куртку. Вытащил оттуда сложенный лист бумаги. Подтолкнул ей через стол. Летти отодвинула свою тарелку и развернула лист.

Перед ней была цветная распечатка из «Википедии» – на картине был изображен череп с горящей сигаретой во рту.

– Что это? – спросила Летти.

– «Череп с горящей сигаретой». Про постимпрессионистов слышала?

– В общих чертах.

– Стиль не узнаешь?

– Я – воровка, а не коллекционер живописи.

– О Ван Гоге-то знаешь?

– Конечно.

– Это его работа середины девяностых годов девятнадцатого века.

– Молодец.

– Оригинал висит в рабочем офисе Фитча на его острове.

– Давай о приятном.

Несмотря на жуткую головную боль, Летти выдавила улыбку.

– Когда обсуждаешь стоимость картины, – сказал Хавьер, – всегда надо иметь в виду две цифры. Во-первых, за сколько это можно продать на аукционе. В тысяча девятьсот девяностом году вангоговский «Портрет доктора Каше» ушел за восемьдесят миллионов. По нынешнему курсу это уже сто сорок.

В груди у Летти что-то екнуло. Такое чувство бывает, когда тебе сдают четыре туза. Женщина постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.

– А вторая цифра? – спросила она.

– Понятное дело, мы не можем украсть такую картину и прямиком выставить ее на аукционе «Сотбис».

– На черный рынок?

– Покупатель у меня уже есть.

– За сколько?

– Пятнадцать миллионов.

– А сколько за нее заплатил Фитч?

– Это не важно. Мы продаем за пятнадцать. Что ты закатываешь глаза? Тебе мало пятнадцати «лимонов»?

– Просто я подумала, что можно…

– Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь. Посмотри на меня. – Летти посмотрела на Хавьера. – Ты знаешь меня не очень хорошо, но все-таки как-то знаешь. Неужели ты думаешь, что я пошел бы на сделку на не самых выгодных для меня условиях? Для меня и моих людей?

Она не ответила сразу, и он продолжал:

– Ответ, который ты ищешь: «Нет». И тогда у тебя остается только один вопрос.

– Какова моя доля?

– Два.

Столько денег Летти не мечтала получить и за всю свою воровскую жизнь, но она заставила себя покачать головой. Просто из принципа – с первым предложением соглашаться нельзя.

– Нет? – На лице Хавьера отразилось удивление. – Два «лимона» – разве это не достойный куш для наркоманки?

– Это меньше пятнадцати процентов, Хав.

– Думаешь, сделка – это только мы с тобой? И мне больше никому не надо платить? А тебе без меня такая возможность в жизни не подвернется. Будешь жить в картонной коробке…

– Зачем тебе именно я? Пусть твой человек из его охраны сам все обтяпает.

– Так поначалу и задумывалось, но на прошлой неделе его уволили.

– Почему?

– К нашему делу это не относится.

– То есть этот человек не есть, а был.

– Все должно сработать, Летти. Я переправляю тебя на этот остров, со всей нужной оснасткой и информацией.

Она вздохнула.

– В чем дело? – спросил Хавьер. – Что тебя беспокоит?

– Беспокоит, что хоть организатор и ты, а весь риск приходится на мою долю.

Он чуть склонил голову, словно выражая несогласие. Но поднял четыре пальца – и тут же отмахнулся от нее, не дав возможности ответить.

– Знаю, Летти, тебе трудно, но прими предложение и не рыпайся. Представляешь, сколько кокаина можно купить? Хватит на то, чтобы тысячу раз загнуться.

– Иди к черту.

Хавьер снова полез в куртку и швырнул на стол чистый белый конверт.

Летти открыла клапан и заглянула внутрь.

Пачка полтинников и авиабилет.

– Летишь в Майами через неделю, – сказал Хавьер. – Я тебя там встречу. В конверте тысяча. Надеюсь, продержишься?

– Продержусь.

Она даже не заметила, как метнулась его рука. Хавьер схватил конверт. Машинально Летти потянула конверт к себе, но он держал его крепко.

– Для полной ясности, – сказал Хавьер. – Это тебе на жилье и кормежку. И на прикид высшего класса. За каждую покупку предъявишь мне чек. Если что-то потратишь на наркотики… Если, когда я тебя встречу в Майами, будешь выглядеть как жертва автокатастрофы, как выглядишь сейчас… Сама знаешь, какие будут последствия.

3

Летти пешком шла к своему мотелю. С неба сыпалась ледяная крупа, с ровным и сухим шипением барабаня по мостовой. Холод был жуткий. На улицах никого.

Тысяча в кармане нашептывала ей: «Сделай небольшой крюк и пройдись по Паркер-стрит. Забей крошечный косячок. Времени, чтобы прийти в себя до Флориды, хватит. Надо же отпраздновать. Ничего лучшего с тобой в этой жизни не случалось. И с Джейкобом».

Летти пересекла Паркер, посмотрела налево. Увидела, что на углу стоит Большой Тим – он бросался в глаза в своем громадном пуховике, джинсах на заказ и новехоньких кроссовках.

Ей до боли захотелось курнуть, но она заставила себя отвести взгляд.

И пошла дальше к мотелю.

* * *

Пока отперла дверь своей занюханной комнатенки, Летти продрогла до костей. Стукнула по кнопке включения телевизора и пошла в ванную. Местные новости истерично пугали надвигающейся снежной бурей.

Она включила горячую воду. Ванна наполнялась медленно, над поверхностью воды образовалось облачко пара. Летти скинула с себя одежду. Она стояла голая перед зеркалом, висевшим на гвозде на задней стороне двери. По стеклу бежала трещина. Но здесь она выглядела вполне уместно.

Никогда Летти не была такой худой. Такой изможденной. В нормальном состоянии она была красавицей с ясными глазами цвета янтаря. Короткие каштановые волосы. Все изгибы на месте.

А теперь она просто скелет.

На долю секунды Летти представила прежнюю себя, настоящую себя, лучшую себя – и вот она попала в плен этому исхудалому чудовищу в зеркале…

4

Неделю спустя Хавьер на «Кадиллаке» встретил Летти в международном аэропорту Майами. По трассе длиной сто десять миль, пересекавшей острова, они помчались в сторону гряды островов Киз. Из стереосистемы неслась сюита для лютни Баха на классической гитаре. Летти прижала голову к тонированному стеклу и глазела на проносившийся мимо мир.

Суша и море. Суша и море.

На подъезде к Ки-Ларго Хавьер глянул на нее через центральную консоль.

– Ты изменилась до неузнаваемости, – сказал он.

– Грязевая отмывка, вот и все дела.

– Глаза чистые. Цвет лица замечательный.

– С нашей прошлой встречи я набрала четыре килограмма. Привела в порядок волосы, ногти. Вчера ходила на гидромассаж, в косметический салон. Не уверена, что надеть завтра…

– Я привез тебе платье. И вообще все, что требуется.

Летти пыталась вспомнить, когда она в прошлый раз видела океан. Минимум десять лет назад. Аквамариновая вода, слепящая лазурь неба, там и сям облачка, напоминавшие поджаренные зерна кукурузы. Время было вскоре после полудня. Погода для одежды с коротким рукавом. Казалось, слово «зима» здесь вообще неуместно.

Они пролетели через Исламораду и Лейтон.

Крошечные островные деревушки.

Мимо Марафона, через Семимильный мост, в Лоуэр-Киз.

Виды Мексиканского залива и Флоридского пролива поражали воображение.

* * *

В Ки-Уэсте они оказались ближе к вечеру. Хавьер зарегистрировал Летти в гостиницу «Ла Конча». Она попробовала полежать и отдохнуть, но голова продолжала работать. Затем Летти налила себе бокал мерло из мини-бара и подошла к столику у окна. Воздух сквозь ширму пах сигарным дымом и кисловатым пивом. И морем.

Летти сидела, потягивала вино и смотрела, как наступает вечер.

Окно ее номера на пятом этаже выходило на Дюваль-стрит. Улица была битком забита машинами и велосипедами. На тротуарах толклись туристы. Где-то вдалеке звучала гавайская гитара. На многих крышах сидели люди, они собрались посмотреть на закат. Интересно, каково это – приехать сюда просто отдохнуть? Чтобы никаких планов, разве что найти подходящий ресторанчик для ужина… Побыть в раю с любимым человеком…

* * *

Они договорились встретиться завтра за обедом, чтобы окончательно все обсудить. И Летти, надев новую юбку и майку-безрукавку, отправилась навстречу вечеру.

Кругом царила праздничная атмосфера. Все кругом счастливы, навеселе. Никаких одиночек.

На первом же перекрестке Летти повернула – подальше от суматохи Дюваль-стрит. Пару минут – и она оказалась в жилом квартале. Это не была новостройка. Но Летти увидела несколько восстановленных бунгало и особняков карибского стиля.

В каждом переулке гуляла как минимум одна вечеринка.

Через десять минут прогулки Летти набрела на кубинский ресторан, приткнувшийся в тупике. Официантка сказала ей, что ждать придется часа полтора.

В глубине ресторана Летти увидела беседку с гавайским баром и забралась на последний свободный табурет. Вокруг было довольно шумно.

Сидеть тут в одиночестве ей не хотелось. Она достала мобильник и послала несколько сообщений в пустоту.

Бармен появился минут через пять. Это оказался бывалый моряк – высокий, сухой, просмоленный всеми ветрами; казалось, он был здесь еще во времена испанского конкистадора Понсе де Леона. Летти заказала водку с мартини. Пока бармен готовил коктейль, она подслушала разговор сидевшей рядом пожилой пары. По акценту – со Среднего Запада. Мужчина говорил о каком-то Джоне – вот было бы здорово, окажись он сегодня здесь. Они сегодня ныряли с маской и трубкой в Драй-Тортугас. Женщина бранила мужа за то, что тот пережарился на солнце, но он умело перевел разговор на другую тему. Они назвали еще несколько мест, где были вместе. Вспомнили, как однажды уговорили три бутылки вина. Вспомнили три лучшие заката солнца в своей жизни. А теперь ждут не дождутся возвращения в Италию. Ждут не дождутся Рождества на следующей неделе – с детьми и внуками. Эти люди повидали мир. В этой жизни они любили, смеялись – просто жили.

Летти почувствовала, как в ней закипает ненависть.

Конечно, она им завидует – что тут скрывать?

Бармен поставил перед ней мартини. Большой и крепкий бокал, размером с чашу. Напиток был прекрасно приготовлен, на поверхности плавали стружки льда.

– Открыть счет?

– Не надо.

– Двенадцать долларов.

Летти достала из сумочки двадцатку.

Бармен пошел за сдачей.

Господин рядом с ней к вечеру принарядился – надел спортивный пиджак. В свете фонарей Летти увидела по покрою, что пиджак не простой. «Гуччи» либо «Хьюго Босс». Боковой карман чуть оттопырен – там явно бумажник. Ничего не стоит его подснять. Два движения. Пролить мартини из стакана в сторону мужчины и скользнуть рукой в карман пиджака, пока он полезет за салфеткой, чтобы вытереть стойку. Летти проделывала этот трюк десяток раз, и только однажды жертва не среагировала на пролитый напиток.

И что, тебе станет лучше? Испортишь людям отпуск?

Летти крала только по необходимости. Только ради денег. Как говорится, ничего личного. Единственным ее мотивом было выживание, даже в самые тяжелые времена. Она никогда и никому не намеревалась сделать больно – просто чтобы поднять себе боевой дух.

Пока старый бармен возился у кассы, Летти соскользнула с табурета, оставив свой напиток нетронутым. Просочилась между столиками, вышла из ресторана и оказалась на улице.

Только на подходе к Дюваль-стрит ей удалось унять слезы.

Кажется, вот такие минуты и определяют ее жизнь.

Минуты лютой ненависти к себе самой.

А сколько их было в ее жизни, этих минут? Не счесть.

5

– Выспалась как следует? – спросил Хавьер.

– Да.

– Как себя чувствуешь?

– Нормально. Нервничаю.

– Это хорошо.

– Хорошо?

– Нервничаешь – значит, ты начеку.

Крупные листья нависавшей над их столом пальмы шевелил ветерок. Они сидели в уличном кафе в двух кварталах от океана. С лайнера только что высадилась на остров ватага туристов. Они гуськом тянулись мимо по тротуару. Гавайские рубашки и панамские шляпы двигались к цели на бледных, еще не поджарившихся на солнце ногах.

– Тебе надо подкрепиться, – сказал Хавьер.

Пять минут назад официант принес им ланч, но Летти не притронулась ни к панини из ветчины с сыром, ни к салату.

– Есть не хочется.

– Ешь.

Летти начала ковырять вилкой салат. Между укусами она указала кончиком вилки на поверхность стола, куда Хавьер положил картонную коробку.

– Это мое платье?

– В том числе.

– Симпатичное? – спросила Летти голосом капризной девочки.

Он оставил этот вопрос без ответа.

– В коробке – маленькая бутылочка со спреем. На этикетке сказано «Освежитель дыхания». Там раствор опиата, снотворное. Оксикодон. Фитч помешан на вине. За ужином пшикнешь ему в бокал пять раз. Не четыре. Не шесть. Ровно пять.

– Поняла.

– Отведешь его в спальню прежде, чем он начнет отрубаться. Его люди не сунутся, если подумают, что ты пошла с ним переспать.

– Какая забота…

– Едва он потеряет сознание, живо к нему в рабочий офис. Теперь слушай очень внимательно. Мой человек говорит, на острове будет пять человек. Три снаружи, двое в доме. Фитч – фигура одиозная, его угрожали убить невесть сколько раз, один раз было покушение. Эти люди – частная охрана. Все из военных. Порох понюхать довелось. Будут вооружены. А ты – нет.

– А ты где в это время будешь?

– Сейчас расскажу. Часть твоей оснастки – швейцарские часы «Мовадо».

– О-о, с Рождеством.

– Сильно к ним не привыкай. Взял в аренду. Будешь в восемь на восточной оконечности острова. Взять с собой мобильник тебе не разрешат. Будешь смотреть на часы. – Он постучал по коробке. – Там еще карта острова и план дома. Надо было дать тебе раньше, но я сам это получил только что.

– А если я попадусь?

– Не попадайся.

– В восемь. Хорошо. А как мы выберемся с острова?

– «Донзи Шелби двадцать два», я возьму ее сразу после нашей встречи.

– Это яхта или самолет?

– Яхта.

– Быстрая?

– Несется как ветер, у людей Фитча ничего такого нет. Фильм «Полиция нравов Майами» помнишь?

– Допустим, все сработает – что помешает им запросить помощь по радио? Чтобы нас зацапала береговая оборона по дороге в Ки-Уэст?

– Разумеется, риск есть, поэтому я разрешаю тебе задавать вопросы, из которых следует, что я не продумал все до последней мелочи, не предвидел любой сбой и не подготовился. – Хавьер отхлебнул из своего стакана воды со льдом. – В Ки-Уэст мы возвращаться не будем. Поплывем на пять миль дальше к югу, к пустынному рифу в нейтральных водах.

Летти заставила себя откусить кусок сэндвича.

– Мы пока что не дошли до самого главного, – сказал Хавьер. – Ради чего мы сюда прилетели.

– «Череп с горящей сигаретой».

– Картина висит в рабочем офисе Фитча на стене за его столом. Моя разведка донесла, что защиты от кражи там нет. Ты просто вырежешь картину из рамы.

– Вырежу?

– Да, очень аккуратно. Как вводишь героин в бедренную артерию – очень аккуратно. В твоей сумочке под черной изолентой лежит лезвие.

– Не очень мне это нравится, – сказала Летти.

– Почему?

– А что, если им вздумается обыскать сумочку?

– Куда ты хочешь это спрятать?

– Что-нибудь придумаю. А что за сумочка?

– Держи себя в руках. «Луи Виттон».

– Пока что самая лучшая часть этой работы – аксессуары. Сумочка-то хоть останется?

– Посмотрим.

– Вырезаю картину из рамы – и что дальше?

– Скатываешь в рулон. Сбоку от стола увидишь пластиковый цилиндр. Засовываешь туда скатанный холст и добираешься до восточной части острова.

– А камеры?

– Их нет.

– А люди, которые меня увидят вблизи? Которые могут меня опознать и описать полиции?

– Сегодня будешь огненно-рыжая.

– И всё?

– Что тебе еще надо – резиновую маску? Это тебе не «Миссия невыполнима». Это цена, которую ты платишь за возможный куш в четыре миллиона долларов.

Летти почувствовала, как у основания ее позвоночника разливается холод. На более опасную работу она еще не подписывалась, вне всякого сомнения.

– Наверное, у тебя возникает вопрос: почему мне самому туда не пробраться, пока ты отвлекаешь Фитча?

– Раз уж ты сам сказал…

– Потому что тогда работа обернется чем-то совершенно другим. Кто-то отправится на тот свет. Думаю, тебе этого не надо.

– Не надо.

Хавьер бросил салфетку на стол, поднялся и посмотрел на часы.

– Сейчас почти половина третьего. Нас подберут у гостиницы в четыре. – Он достал зажим для денег и кинул на стол две двадцатки. – Возвращайся в гостиницу. Изучи карты. Настройся на серьезное дело.

К еде Летти почти не прикоснулась.

Хавьер посмотрел на нее сквозь свои стильные очки от солнца.

– Ты кое-что забыл, – сказала она.

– Что же?

– Мое имя. Кого они будут ждать?

– Селену Китт. С-Е-Л-Е-Н-А К-И-Т-Т. Но никаких документов у тебя не будет.

– А какая у меня легенда? Если он проявит любопытство?

– Это на твое усмотрение. Ты большая мастерица наплести какую-нибудь хрень. Такие минуты в жизни выдаются не часто, – добавил Хавьер.

– Знаю.

– Яхта отходит в четыре. Летиция, сделай все так, чтобы я мог тобой гордиться.

6

Спускаясь в холл, Летти смотрела на свое отражение в дверях лифта. Как и стоявший рядом с ней двадцатилетней парень, явно после сильного перепоя. Его можно понять. Потому что выглядела она неотразимо. Маленькое черное платье от «Шанель». Лодочки «умереть не встать» от «Джимми Чу». Ноги в них напоминали ходули. Парики она носила и раньше, но ничего столь изысканного – рыжие волосы волнами спадали на плечи. Хавьер, безусловно, знал, что такое стиль, в этом ему не откажешь, но неужели весь этот ансамбль он собрал сам?

Двери лифта распахнулись. Проходя через холл мимо пальмовых деревьев в больших кадках, Летти постаралась наладить дыхание.

Взглянула на часы.

3:58.

Когда она подходила к вращающимся дверям, из кожаного кресла поднялся мужчина. В черном костюме, кряжистый, с комплекцией вышибалы. Лысый, седеющая эспаньолка, скептически оценивающий взгляд. Под пиджаком легкое утолщение – явно подплечная кобура.

– Мисс Китт?

– Собственной персоной.

Мужчина протянул руку, и она ответила рукопожатием.

– Я – Джеймс. Отвезу вас к господину Фитчу. Идемте.

Прямо на тротуаре возле гостиницы с включенным двигателем стоял внедорожник «Юкон Денали». Джеймс открыл дверцу заднего сиденья, и Летти уселась. Водитель не счел нужным представиться. На нем были солнечные очки и черный костюм, почти такой же, как у Джеймса. Помоложе, стрижка под «ежик», рельефная челюсть – в общем, типичный такой солдат. Что-то вещало Национальное общественное радио, но так тихо, что Летти почти ничего не слышала.

Джеймс сел рядом с ней.

Когда они вклинились в поток машин, из грузового отсека у них за спиной он достал папку из черной кожи, открыл ее и передал Летти лист бумаги стандартного формата. Внизу она увидела строчку для подписи Селены Китт.

– Что это?

– Договор о неразглашении.

– Неразглашении чего?

– Всего, что произойдет с этой минуты и до вашего возвращения в Ки-Уэст.

Летти изучила документ.

– Какая-то юридическая заумь.

– Не без этого.

– Может, сделаете для меня краткий обзор, потому что в юридической школе я не училась.

– Тут сказано, что вы согласны не разглашать никакие подробности вашей встречи с господином Фитчем. Ни в письменном виде, ни в разговоре с кем бы то ни было. Если вы нарушите это условие, на вас могут подать в суд за нарушение контракта в соответствии с законом штата Флорида.

– То есть я не могу написать откровенную книгу о последнем вечере господина Фитча на свободе, а потом продать права на кинофильм?

Она улыбнулась, показывая, что шутит, но Джеймс лишь ткнул мясистым пальцем в строчку для подписи:

– Распишитесь здесь, пожалуйста.

* * *

Они остановились у пристани на западном побережье острова, недалеко от гостиницы. Летти в сопровождении двух мужчин прошла в конец длинных мостков, подождала несколько минут, пока мужчины отвязывали швартовочные канаты пятнадцатиметровой яхты. Когда судно было готово к отплытию, водитель занял место на капитанском мостике. Джеймс протянул Летти руку и помог подняться на борт. Несколько ступенек, стеклянная дверь – и они оказались в салоне.

От бьющей в глаза роскоши у нее перехватило дыхание, она замерла.

– Пожалуйста, располагайтесь, – пригласил Джеймс, указывая на изогнутый диван.

Летти устроилась на прохладном белом виниле.

– Что-нибудь выпьете? – спросил он.

Она знала, что пить не стоит, но нервы так разгулялись – одна порция не помешает. А то, глядишь, поможет успокоиться…

Летти глянула за спину Джеймсу на небольшой бар, уставленный исключительно дорогим бухлом.

– Вижу, у вас есть водка «Шопен», – сказала она.

– Со льдом?

– Да.

– Что-нибудь добавить?

– Нет, спасибо.

Джеймс прошел по полу из тикового дерева и достал из холодильника ведерко со льдом. Летти откинулась на диванную подушку, положила одну ногу на другую. Где-то в глубине судна заурчали двигатели. У барной стойки Джеймс высыпал ледяные кубики в низкий стакан и залил их жидкостью. Потом принес ей напиток вместе с салфеткой.

– Спасибо, Джеймс.

Он расстегнул черный пиджак и подсел к ней.

Яхту немного качнуло – она не спеша выходила в открытое море.

Повсюду были окна, через стекло в салон струился естественный свет. Летти видела целую колонию парусников, удалявшуюся береговую линию Ки-Уэст – и океан.

Она пригубила напиток. Водка оказалась почти безвкусной, только чуть обжигала язык.

– То что надо. – Поставила стакан на кофейный столик.

– Нам надо поговорить, – сказал Джеймс.

– Хорошо.

– Вам известно, кто ваш клиент?

– Господин Эстрада мне все объяснил.

– Для господина Фитча этот вечер очень важен.

– Понимаю.

– Вы, мисс Китт, здесь по одной причине. Сделать этот вечер максимально необычным и памятным. – Летти кивнула, ожидая паузы, чтобы отвести глаза. Но Джеймс сидел, вперившись в нее взглядом. Глаза полицейского. Хочется надеяться, что бывшего. – Есть несколько тем для разговора, которые затрагивать нельзя, – продолжал он. – Ни слова о деле господина Фитча, о судебном процессе против него, о приговоре. Вы не обсуждаете срок его тюремного заключения и все, что с этим заключением связано.

– Хорошо.

– Ничего, что вы прочитали в газетах или Интернете. Не делитесь собственными мыслями по поводу его вины или невиновности.

– У меня на этот счет собственных мыслей нет. Никаких.

– Теперь вам придется встать.

– Зачем?

– Встаньте, пожалуйста.

Летти сняла одну ногу с другой и поднялась.

Джеймс тоже поднялся и встал перед ней.

– Выставьте руки вперед.

– Это что, личный досмотр?

– Именно. После того как на господина Фитча завели дело, его много раз угрожали убить.

– Думаете, я что-то укрываю в этом махоньком платье?

– Держите руки горизонтально к полу.

Летти выполнила распоряжение и безучастно смотрела в окно, пока Джеймс обыскивал ее, не оставляя без внимания все укромные уголки.

– Господи, вы меня даже ужином не угостили…

– Хорошо, сядьте. Но мне нужно проверить вашу сумочку.

Летти протянула ему «Луи Виттон».

Яхта выбралась из гавани. Двигатели, словно почувствовав раздолье большой воды, взревели. И без того в состоянии натянутой струны, Летти напряглась еще больше. Ведь она не умеет плавать! В окружении воды ей всегда было не по себе.

Джеймс раскрыл ее сумочку, и она постаралась отвести взгляд. Он достал содержимое, по одному предмету, и выстроил рядком на кофейном столике.

Губная помада.

Тушь для ресниц.

Пачка влажных салфеток.

Карточка от гостиничного номера.

Он сделал паузу, вытащив бутылочку мини-спрея, затем спросил:

– Что это?

Сердце Летти подпрыгнуло.

– То, что написано. Освежитель дыхания.

Джеймс поднял бутылочку к свету, прочитал название на этикетке.

– Арбуз?

– Хотите – можете попробовать.

На лице Джеймса мелькнуло подобие улыбки, и он поставил бутылочку на стол. Потом выудил остальные предметы: презерватив, зеркальце, зубную щетку, жвачку и две резинки для волос.

– Телефон оставили. Хорошо.

Джеймс подошел к окну и подставил сумочку к свету изнанкой, чтобы солнце осветило черную текстильную прокладку. Внимательно ее осмотрев, он вернул сумочку и сказал:

– Извините, что пришлось побеспокоить. Через двадцать минут мы будем на месте.

И вышел из салона. Летти услышала, как он негромко говорит по мобильнику.

Она сложила свои причиндалы в сумочку и снова откинулась на подушку со стаканом в руке, потягивая водку и думая о человеке, с которым ей предстоит провести ближайшие часы. Из того, что она о нем прочитала, было ясно: Фитч – настоящее чудовище. Его махинации и мошенничество довели «Пауэртек» до банкротства. Пятнадцать тысяч человек потеряли работу. Многие потеряли сбережения всей своей жизни. Инвесторы «Пауэртек» потеряли миллиарды.

В ходе следствия Фитч постоянно говорил, что хочет изложить свой взгляд на эти события. Но в критическую минуту, давая показания в суде, он сослался на пятую поправку к конституции, разрешавшую не свидетельствовать против себя.

Чуть жужжа, яхта двигалась со скоростью сорок узлов в час, скользя по воде, как лезвие по льду.

Ки-Уэст превратился в линию мутно-зеленых огней на горизонте.

А здесь ее окружала только вода, поверхность переливалась всеми оттенками от индиго до нефрита. Линию горизонта украшали брызги островков. Небо сияло безоблачной голубизной. Подкрадывался вечер. Они неслись прямо на красное, чуть размытое солнце.

Кайф от выпитой водки мягким теплом разливался где-то за глазницами. Ноги чуть онемели. На миг показалось, что все это происходит не с ней.

Эта яхта.

То, что ей предстоит.

Выпавшая на ее долю жизнь.

7

Море вблизи острова Фитча оказалось мелким. Пристань уходила от берега на семьдесят метров, только там глубина была достаточной для швартовки.

Вслед за Джеймсом Летти вышла из салона на корму.

На последней доске пристани стоял высокий худощавый мужчина. Он бросал в море наживку для ловли рыбы, на ветру развевались седые волосы. Белая рубашка с длинными рукавами была расстегнута до грудной клетки. Белые брюки от «Докерс». Кожаные сандалии. Отличный загар. Завидев Летти, он сполоснул руки под краном, что был установлен у самого края причала, и вытер их полотенцем. Затем подался вперед, взял ее за руку и вытянул на пристань. Он оказался еще выше, чем ей показалось с первого взгляда. Где-то метр восемьдесят пять, а то и под метр девяносто. От него пахло экзотическими духами – сандал, специи, жасмин, лайм, деньги.

Мужчина не отпускал ее руку. Пальцы прохладные, влажные, даже шелковистые.

– Добро пожаловать на Сансет-Ки, Селена. Пожалуйста, зовите меня Джонни.

В голосе она уловила техасские, хотя и не начальственные, нотки. Хьюстонская растяжка, сдобренная качественным образованием. Летти глянула ему в лицо. Гладко выбрит. Без очков. Идеальные зубы. Шестьдесят семь никогда не дашь.

– Как здесь красиво, Джонни, – сказала она.

– Мне тоже так кажется. Но эта красота меркнет рядом с вашей. Отбились от своих…

Летти перевела глаза туда, куда он бросал корм, и увидела, как воду разрезают серые плавники.

– Песчаные акулы, – сказал Фитч. – Не беспокойтесь. Абсолютно безвредные. В рифах им спокойнее. Мама и детеныши.

Он снова предложил ей руку. Они прошли по длинному причалу. Над заостренными дубами, какие росли на всем острове, просматривался купол дома. Если верить карте и словам Хавьера, там и располагался рабочий офис Фитча.

– Как прокатились? – спросил Джонни.

– Отлично. Ваша яхта – просто супер.

– Последствия кризиса среднего возраста, как говорят некоторые.

Летти оглянулась через плечо. Джеймс и безымянный водитель шли следом на почтительном расстоянии.

– О них можете больше не думать, – сказал Фитч. – Знаю, Джеймс вас обыскал, и прошу прощения за это варварское вторжение, но тут ничего не поделаешь.

– Ладно, ничего страшного.

– Теперь вы моя гостья.

– Рада это слышать, – сказала Летти. – Вы давно живете здесь?

– В прошлой жизни я по большей части обитал в Хьюстоне. Еще было зимнее гнездышко в Аспене. Квартира на Манхэттене. Разумеется, сейчас все это ушло. Но лет двадцать назад я купил этот риф – тогда здесь было четырнадцать акров чистейшего рая. Сам спроектировал дом. Его я всегда любил больше других. Вид на океан из каждой комнаты.

Они ступили на берег. Их ждал мужчина лет пятидесяти, в зеленоватых брюках и обычной рубашке с короткими рукавами.

– Селена, это Мануэль, мой комендант и домоправитель. Он со мной уже… сколько лет, Мануэль?

– С того дня, как вы купили этот остров. Живу здесь двадцать два года.

– Прежде чем пойдем в дом, – сказал Фитч, – предлагаю прогуляться по пляжу.

Он скинул сандалии.

Мануэль повернулся к Летти.

– Если отдадите свои туфли, я занесу их в дом.

Она наклонилась и расстегнула свои лодочки. Вышла из них, подобрала и протянула Мануэлю.

– Сумочка?

– Пусть будет при мне.

– Спасибо, Мануэль, – сказал Фитч.

– Конечно, сэр.

– Ты поедешь в Ки-Уэст вместе с Энджи?

– Да, я поеду с ней.

– Спасибо тебе, старый друг.

Летти и Фитч пошли босиком по насыпному пляжу.

– Мануэль приплыл сюда на плоту. Половина из них тогда погибло. Всю свою зарплату отсылает в Гавану. Достойный человек. Преданный. Начиная с завтрашнего дня ему больше никогда не надо будет работать. Он еще об этом не знает.

Песок был мягкий, ярко-белый и еще теплый от лучей солнца. Стоял полный штиль, никаких волн. И никаких судов в зоне слышимости. Слух улавливал разве что шелест листьев, пение птицы где-то в глубине острова – и это почти все. Вода искрилась яркой зеленью.

Фитч поднял ракушку, на которую едва не наступила Летти.

– Как-то на этом берегу, – сказал он, – я подобрал ракушку, которую занесло сюда полуденным приливом. Всего-навсего белая раковина из моря, но она пробудила во мне приятные воспоминания. О другом береге, где водятся ракушки поярче, где я стоял между волнорезами и был не один…

– Как чудесно, – сказала Летти.

Они шли вдоль берега. Казалось, с каждой секундой солнце растворяется, его свечение окрашивает далекие рифы облаков.

– Поэтому я и выбрал эти края, – сказал Фитч. – Нигде в мире больше нет таких закатов. Ага, пришли.

Они оказались у оконечности острова. На песке, в тени кокосовой пальмы, их ждали два кресла ручной работы. Они были развернуты на запад, между ними стояли ведерко со льдом и небольшой деревянный короб.

Летти и Фитч по песку подошли к креслам. Закат разлился по горизонту, походя на кряжи оранжевых гор. Ветра не было. Поверхность воды – неподвижное стекло.

Летти взглянула на короб. Наверху стоял штамп:

Heidsieck & C Monopole

Gout Americain

Vintage 1907

№ 1931

Из ведерка со льдом Фитч достал бутылку без этикетки. Посмотрел сквозь нее на угасающий свет. Бутылка была зеленая, истертая. Он взялся ее открывать.

– Не простая бутылка, – сказала Летти. – Со своим коробом.

– Эту бутылку везли семье русского царя, но судно торпедировали немцы. Какими были последние мысли этих молодых моряков? Всего полчаса… Они знали, что жить им еще полчаса и отвести смерть они не могут. Оставалось только ждать, смотреть, как утекают последние минуты…

– В каком году это было?

– В тысяча девятьсот шестнадцатом. Урожай седьмого года, значит…

– Этому вину сто девять лет? – Он кивнул. – О господи…

– Его нашли на затонувшем корабле восемнадцать лет назад. Бутылки прекрасно сохранились на дне океана. Оказалось, это вино – не просто редкость и представляет собой историческую ценность, оно еще и хорошо на вкус. Я купил одну бутылку для особого случая. Думаю, сегодняшний вечер – как раз такой случай. Достаньте бокалы, пожалуйста.

Летти сунула руку в короб и извлекла оттуда два хрустальных фужера для шампанского.

– Давайте, спрашивайте, – сказал Фитч, вынимая пробку.

– Что спрашивать?

Он вытащил пробку очень аккуратно, без хлопка. Только легкое шипение. Пробка чуть осыпалась в его руке. Горлышко бутылки он поднес к ее носу.

Запах напомнил ей духи.

– Что скажете?

– Шикарно.

Фитч тоже потянул ноздрями и начал разливать вино в фужеры.

– Спрашивайте, – повторил он. – Я не обижусь.

– О чем?

– Сколько я за него заплатил.

– Ну, это невежливо.

– Но узнать-то вы хотите.

Летти снова понюхала вино, теперь из своего полного бокала. В носу защекотало от пузырьков газа.

– Хорошо. Сколько вы заплатили, Джонни?

– Двести семьдесят пять тысяч долларов. За вас, – добавил он.

Эта цифра не укладывалась в ее сознании.

– За вас, Джонни.

Они чокнулись.

Шампанское оказалось потрясающим.

– Что вы страстно любите, Селена?

– Что я страстно люблю?

– Что больше всего вас возбуждает? Что доставляет удовольствие? Ради чего вы оказались здесь?

– Мой ответ: «Прада».

Он расхохотался.

– Счастье за деньги не купишь, дорогая моя. Поверьте мне, я пробовал.

– Но ими можно оплатить свои порочные наклонности.

– Да вы живчик, Селена… Давайте просто посидим и насладимся природой, – предложил Фитч. – Сегодняшний вечер – для романтики.

Летти откинулась на спинку кресла.

– В жизни не видела такого прекрасного заката, – сказала она.

– Хорошо, что обошлось без дождя. – Фитч засмеялся, но с легкой грустью.

Небесный свод погас.

– Откуда вы, Селена? – спросил Фитч.

Летти выпила всего два бокала, но чувствовала себя легко. Даже чересчур легко.

– Отовсюду понемногу. Пожалуй, нет места, которое я считала бы своим домом.

Фитч взглянул на нее. Похлопал по руке.

– Знаю, для вас эта встреча – дело довольно тяжелое, – сказал он.

– Вовсе нет.

– Спасибо, конечно, за эти слова, но… – Он посмотрел на океан. Солнце село, уступив место разнообразным оттенкам синего цвета. – Просто я очень рад, что сегодня вы здесь.

* * *

Они прошли к дому по песчаной тропинке, прорезавшей сердцевину острова. Летти держала Фитча за руку.

– Есть в вас что-то по-настоящему нежное, Селена, – сказал он. – Вы напоминаете мне жену.

– Вам ее не хватает?.. Ой, извините. Это не мое дело.

– Пустяки. Я же сам о ней заговорил… Да, не хватает. Она ушла от меня полтора года назад.

– Перед судом.

– Когда с тобой случается такое, сразу понимаешь, кто твои настоящие друзья. Далеко не всегда это родственники. Действительно преданными мне оказались только Мануэль и мои юристы. Которым я плачу. И что из этого следует? Два моих сына не желают со мной разговаривать. Младший еще иногда пишет по электронке. В чем-то я их понимаю. Им из-за меня здорово досталось. А у вас есть дети, Селена?

– Сын, – сказала Летти, не успев подумать, нужно ли врать.

– Живет с вами?

– Нет.

Сквозь кустарник Летти увидела промельк света – они приближались к дому.

– Но есть ли что-то, какой-то поступок, из-за которого вы смогли бы его разлюбить? – спросил Фитч.

– Нет.

– Что-то такое, из-за чего вы добровольно от него отказались бы?

– Нет, конечно.

– Пожалуй, наши дети не любят нас так, как мы любим их.

– Надеюсь, вы ошибаетесь.

– Составить мне компанию сюда приезжали многие. Вы другая, Селена.

– Надеюсь, в хорошем смысле слова.

Фитч остановился. Затем повернулся к ней лицом, притянул к себе.

– В самом лучшем смысле слова.

Он наклонился для поцелуя – и застал ее врасплох.

Не из-за самого поцелуя, нет; в нее словно вонзилась остро заточенная стрела – это был укор совести.

8

Дом оказался большой серой коробкой на приподнятом фундаменте. Длинные карнизы, по всему периметру первого и второго уровней – выступы. Пространство под лестницей занято какими-то решетчатыми конструкциями. Тут же резиновые плоты, пластиковые формовки для строительства замков из песка. Снаряжение для подводного плавания. Спасательные жилеты. Пляжные игрушки, к которым, видимо, не прикасались многие годы.

У основания лестницы они смыли с ног песок.

Еще не поднявшись наверх, Летти учуяла запах ужина.

Они вошли в дверь, и Фитч выкрикнул:

– Пахнет так, что слюнки текут, Энджи!

Летти вошла за ним в просторную гостиную. Пол из массивной доски. Под потолком – открытые балки. На стенах – образчики ар-деко. Над камином висел белый марлин. Где-то в глубине из колонок звучал джаз. Кругом горели свечи. Свет, что струился из рельсовых светильников, был нежнее света звезд.

– Какой у вас замечательный дом, Джонни…

Летти увидела, что по коридору идет Джеймс и еще один мужчина. Она и Фитч миновали спиральную лестницу и оказались возле бара из гранита, который тянулся на всю длину кухни. Дородная женщина в поварском наряде что-то закладывала в двойную печь. Вытерев рукавом пот со лба, она подошла к ним.

– Селена, познакомьтесь – это Энджи, – представил Фитч.

– Здравствуйте, – сказала Летти.

– Энджи – шеф-повар в одном из лучших парижских ресторанов. Я выписал ее специально для сегодняшнего вечера. Как успехи, Энджи?

– Закуски могу принести хоть сейчас.

Фитч бросил взгляд на Летти.

– Проголодались?

– Нагуляла жуткий аппетит.

– Мы готовы, – сказал он.

– Как насчет вина?

– Да, вино не помешает. Ты перелила все, что я тебе показал?

– Все в погребе, все готово. С чего хотите начать?

– Принеси «Петрюс» девяностого года, «Шато Лафит Ротшильд восемьдесят два» и «Латур а Помероль сорок семь».

– Достойная линейка, – сказала Энджи.

– Так много хорошего вина, так мало времени на то, чтобы его выпить… Хотим попробовать все, принеси шесть бокалов.

– Вы же не собираетесь меня спаивать? – поддразнила его Летти, чуть толкнув плечом.

– Спаивать? Зачем?

Они сели за уютный столик в углу, окруженный окнами.

При свете свечей Фитч выглядел еще моложе.

Летти бросила сумочку на пол между своим креслом и стеной.

Энджи в три захода принесла вино – пустая бутылка в одной руке и хрустальный графин в другой.

Все вина были просто изумительны. Какие же напитки существуют в этом мире! Как она теперь сможет вернуться к бутылкам мерло за семь долларов, купленным в супермаркете?

Ужин они начали с тарелки белых трюфелей.

Потом – фуа-гра.

Потом – морские гребешки.

Энджи подносила все новые блюда. Поскольку Летти пила из трех бокалов, ей было трудно оценить, сколько она выпила. Она пыталась пить маленькими глотками, но в жизни не пробовала ничего более вкусного.

Когда принесли сырную тарелку, Фитч сказал:

– Кажется, я еще не раз буду вспоминать эту трапезу.

Летти наклонилась через стол и взяла его за руку.

– Давайте насладимся этими минутами.

– Здравый совет.

– Джонни, а что страстно любите вы?

– Что страстно люблю я?

– Да – человек, который удовлетворил все материальные потребности.

– Новизну. – Глаза его заслезились. – Я хочу испытать все.

К столу подошла Энджи.

– Ну как?

– Нет слов, – сказал Фитч.

Он поднялся и обнял повариху. Летти услышала, как он шепчет:

– Не знаю, как тебя благодарить. Ты настоящий художник, этот ужин я буду помнить много лет.

– Мне это в радость, Джонни. Десерт принесу через пятнадцать минут.

– Мы уже закончили, с десертом разберемся сами. Ты целый день у плиты. Можешь идти отдыхать.

– Нет, я должна обслужить вас до конца.

– Энджи. – Фитч взял ее за руку. – Я настаиваю. Пит ждет на яхте, он отвезет тебя.

На миг Летти показалось, что преданная повариха будет возражать. Но она еще раз обняла Фитча и сказала:

– Береги себя, Джонни.

Фитч смотрел, как она идет к парадной двери.

Открыв ее, Энджи выкрикнула:

– Посуда для десерта – на стойке рядом с печью! Спокойной ночи, Джонни!

– Пока, Энджи!

Дверь за ней захлопнулась, и на мгновение в доме повисла полная тишина.

Фитч сел.

– Как странно сознавать, что видишь близкого друга в последний раз, – сказал он и отпил вина.

Летти смотрела в окно.

Над морем висела луна. В ее свете она увидела мужчину в костюме, шедшего по тропинке в сторону берега.

– Чем дальше, тем оно идет быстрее, – сказал Фитч.

– Что?

– Время. Цепляешься за каждую секунду. Смакуешь абсолютно все. Мечтаешь, чтобы все дни были, как этот… Извините.

Он поднялся, прошаркал через всю комнату, исчез за дверью и прикрыл ее за собой.

Летти подняла сумочку на колени, распахнула ее. Пальцы не слушались ее – значит, она здорово набралась. Схватила пульверизатор. В двух бокалах Фитча оставалось вино. Нагнувшись над столом, она прыснула пять раз в бокал, что стоял слева.

Дверь, за которой скрылся Фитч, со скрипом открылась.

Он вошел в комнату, держа в одной руке бутылку, а в другой – два бокала. На лице его играла улыбка.

Еще не подойдя к ней, он поднял бутылку и сказал:

– Это – гвоздь нашей сегодняшней программы. Иди сюда, милая.

И сел на кожаный диван.

Летти стояла, не двигаясь, мысли в панике заметались.

Упустила шанс. Упустила шанс!

9

Фитч приглашающе махнул ей рукой.

– Сядь со мной!

Поднимаясь, Летти глянула на часы.

7:05.

До встречи с Хавьером у восточной оконечности острова оставалось пятьдесят пять минут.

Летти подхватила один из своих бокалов и бокал Фитча. Она подходила к нему, а он уже вытягивал пробку из бутылки.

– Пока вы ходили, мне в голову пришел замечательный тост, – сказала Летти и попыталась передать Фитчу его бокал.

– Твой тост пойдет под это, – сказал он, показывая ей бутылку, «Макаллан 1926».

– Ой, шотландский виски не совсем по моей части…

– Понимаю, но это – нечто. Не восхититься этим ты просто не можешь.

– Как-то мне боязно…

Ей показалось, что в глазах его что-то мелькнуло – ярость? Но его взгляд тут же смягчился. Фитч поставил бутылку, принял свой бокал и встал перед ней.

Но что сказать?

Летти взглянула на Фитча и улыбнулась, но ни одной мысли в голове не было.

И вдруг ее осенило – этот тост она слышала на свадьбе, которую пришла грабить два года назад. В те времена по субботам Летти тырила подарки невестам и женихам. Она научилась – почище любого рентгена – всего лишь по упаковке определять, где лежит самый дорогой подарок.

Летти подняла бокал.

– Джонни.

– Селена.

– Пусть снизойдет к тебе Господь благословеньем.

– Ха, Шекспир… Прелестно.

Летти смотрела, как он опорожняет бокал с вином до дна. Они сели на диван. Фитч открыл виски и налил каждому в массивные стаканы – на два пальца. Затем обнял Летти за плечи. Она придвинулась к нему. С минуту Фитч что-то говорил, какой редкий напиток им предстоит отведать. Он был изрядно пьян, язык начал заплетаться. В конце концов она попробовала виски. Да, вкусно. Такого виски Летти в жизни не пробовала, но она не соврала. Виски – это не по ее части.

Через некоторое время он сказал:

– Все, что я когда-либо делал, я делал для моей семьи. Селена. Все.

Она сидела с Фитчем на диване, и ее снова будто ударило. Старый, хорошо знакомый недруг. Сожаление. Чувство вины. Укор совести. Если честно, Фитч ей нравился. Хотя бы потому, что перспективу провести остаток жизни за решеткой он принимал достойно. Наслаждался последними часами свободы. Летти даже напомнила себе о людях, которым Фитч причинил боль. Поделом – на стене его камеры не будет картины, которую она собирается украсть.

Но убедить себя она не могла. Выходило как-то неискренне.

Вскоре его голова склонилась к ее плечу.

Он что-то говорил о семье, как делал для нее все, что мог. Глаза его увлажнились. Его разморило, но не от алкоголя, ему будто хотелось спать.

Летти поставила бокал на кофейный столик, освободилась из объятий Фитча.

– Что ты делаешь? – пробормотал он.

Летти поднялась и взяла его за руку. Вытянула его с дивана.

– Идем со мной, – прошептала она.

– Мой виски…

В глазах его была полудрема.

– Успеешь, Джонни. – Летти прижалась к нему, обняла за шею. – Разве ты не хочешь меня, Джонни? – Она поцеловала его, на сей раз страстно – это был затяжной поцелуй в губы. Должно же это взбодрить его, помочь добраться до кровати?

Летти провела Фитча через гостиную.

– Где твоя комната? – прошептала она, хотя помнила план дома и знала, что большая хозяйская спальня должна быть на этом этаже. Он показал в сторону холла, за спиральную лестницу.

Пошатываясь, они прошли по широкому коридору. Стены были увешаны фотографиями семьи Фитча. На одну из них Летти сразу обратила внимание. Снимок был сделан на настиле этого самого дома, лет пятнадцать, а то и двадцать назад – еще вполне молодой Фитч стоит с тремя подростками. Все с обнаженными торсами, загорелые. Тут же госпожа Фитч – в купальнике. За спинами – огромный, пустой, искрящийся океан.

Летти протащила Фитча через порог спальни и захлопнула за ними дверь. Комната была необъятная. На стене напротив кровати висел телевизор с плоским экраном. Книжный шкаф. Небольшой стол, на котором она заметила ноутбук, сотовый телефон, пустой бокал из-под вина. Из окон от пола до потолка была видна пристань. Раздвижные двери открывались прямо на настил. Луны Летти не видела, но видела падающий на воду лунный свет.

– Приляг, – предложила она.

Фитч неверной походкой подошел к кровати.

Стараясь выиграть время, Летти задернула занавески.

– Ты такая… красивая, – едва внятно произнес Фитч.

– Мой папа всегда так говорил. – Сквозь алкогольный туман она почувствовала всплеск адреналина. – Я на минутку в ванную. Сейчас вернусь. Располагайся удобнее.

– Это совершенно не обязательно, – сказал Фитч. – Разве что ты сама хочешь.

Слова прозвучали как-то вяло, скомкано.

Летти вошла в ванную. Закрыла за собой дверь, стукнула по выключателю.

Комната была больше почти любой из квартир, где ей доводилось жить. Она склонилась над раковиной, изучила в зеркало зрачки. Черные, огромные. Села на стульчак и глубоко вздохнула. Да, ей предстоят веселые три четверти часа. Она мысленно провела себя через все этапы. Представила, как все пройдет без сучка без задоринки.

Минуло пять минут.

Она подошла к двери.

Открыла ее как можно неслышнее и проскользнула в комнату Фитча.

Обитые деревом стены светились мягким теплом от свечей на прикроватных столиках. В воздухе висел запах ванили. Половицы ответили легким скрипом, когда она подходила к основанию кровати Фитча.

Старик лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. Рубашка застегнута, брюки спущены до колен. Дальше не успел. Он спокойно похрапывал, грудь мерно поднималась и опускалась.

Картина была трагическая.

– Пока, Джонни, – прошептала Летти.

И несколько раз простонала.

Громко, с глубоким хрипом.

Пусть люди Фитча какое-то время держатся подальше от его спальни.

10

Дверь из спальни открылась без малейшего шума. Летти босиком вышла в коридор. Все двери, мимо которых она проходила, были приоткрыты. В комнатах темно. Там, где холл выходил в основное жилое пространство, Летти остановилась. Впереди была спиральная лестница, но из-за угла доносились приглушенные голоса. Похоже, из кухни. Она замерла, прислушалась. Двое. Едят. Может быть, уничтожают остатки их ужина.

Летти, шагая через две ступени, стала тихонько подниматься по спиральной лестнице.

Когда она была почти наверху, ей мельком открылась кухня. Джеймс и еще один в черном костюме, длинноволосый, его она раньше не видела. Они стояли у кухонной стойки и макали крекеры в фуа-гра.

Она вышла на второй этаж. Налево и направо от лестницы тянулся пустой и темный коридор. Из плана дома следовало, что на этом уровне есть четыре спальни, две ванные комнаты и кабинет. Летти продолжала подниматься, держась за перила. Звуки голосов из кухни становились все тише. Когда она добралась до последней ступеньки, звуки совсем исчезли.

Летти оказалась в куполе здания.

Три стены целиком состояли из окон, и луна била внутрь мощным прожектором.

Летти сорвала парик. Аккуратно провела рукой по волосам, и пальцы нащупали лезвие.

Мягко ступая, она подошла к столу, зажгла лампу.

Часы показывали 7:35.

Она посмотрела на стену над столом.

Что за черт?

Тут должен был висеть Ван Гог – скелет, курящий сигарету. Но вместо этого Летти увидела лошадь, написанную акриловой краской. Какие-то сентиментальные тона. Все пропорции нарушены. В живописи Летти разбиралась слабо, но даже ей было ясно, что это – какая-то мазня.

Она подвинулась ближе и прочитала имя художника в правом углу полотна.

Маргарет Фитч

Летти села на кожаное кресло за столом. Голова кружилась, мысли разбегались. Неужели Хавьер направил ее не туда? Или она каким-то образом неверно его поняла? Нет, это и есть офис Фитча. Под столом должна быть прикреплена скотчем пластиковая труба. В темноте она пошарила рукой под столом. Но, кроме стенки ящичка, ничего не нащупала.

Предположения.

Где-то ее предположение оказалось ложным.

На плане купол был помечен как офис, но что, если офис Фитча – на втором этаже?

Наверное, так и есть.

Она крутнулась на кресле и стала подниматься.

И тут сердце у нее екнуло.

У верха спиральной лестницы стояла тень – и смотрела на нее.

11

Долгую минуту Летти стояла, не в силах шевельнуться. Сердце в ее груди колотилось, как душевнобольной в комнате с резиновыми стенами.

– Это работа моей дорогой мамочки, – сказал Фитч. – Да упокоит Господь ее душу. – Он показал на висевшую над столом картину с изображением лошади. – Она подарила мне это на Рождество пятнадцать лет назад. Я тогда эту картину возненавидел, причина понятна. Будем откровенны – это просто жуть. И я держал ее в шкафу, доставал только, когда мамочка приезжала. Снимал своего Ван Гога и вешал это чудовище сюда. Пусть видит, что ее творение красуется в моем рабочем офисе.

– Джонни…

– А потом она умерла, и меня как-то пробило. Я продал «Череп с горящей сигаретой» и повесил на эту стену «Мою лошадь Беллу». Она висит тут уже пять лет, и всякий раз, когда я на нее смотрю, вспоминаю мамочку. В каком-то смысле она мне даже стала нравиться.

Фитч шагнул в пятно света, исходившее от настольной лампы. Глаза абсолютно чистые. В правой руке – крупнокалиберный револьвер. В левой – стакан с виски «Макаллан».

– Вы в чем-то схожи с Ван Гогом, Летиция. Оба рыжие, оба так и норовите нанести себе травму. Страдаете от того, что в психоанализе называется «проблемы с отцом». И, что самое обидное, вы оба – мастера в деле, за которое вас никогда не оценят. По крайней мере при жизни… Вы смущены, Летти. – Фитч улыбнулся. – Да, мне известно ваше настоящее имя. Мне оно нравится больше, чем ваши псевдонимы, если хотите знать правду. И еще, вы мне симпатичнее огненно-рыжая.

Он отхлебнул виски.

– Вы позвонили в полицию? – спросила Летти.

Он засмеялся.

– Обществом правоохранителей я обеспечен с лихвой на всю оставшуюся жизнь, разве не так? Но что вы попытаетесь меня обокрасть – это очень интересно. Приплыли ко мне на остров, чтобы меня обокрасть! Отважная девушка.

– Джонни…

Летти подумала: сейчас в ней столько алкоголя, что подлинные страхи могут отойти на второй план. В прошлом ей не раз удавалось разоружить мужчин слезами.

– Не надо плакать, Летти.

– Простите меня, Джонни. Я хотела вами воспользоваться…

– Нет, нет. Прощения должен просить я.

Эти слова ей не понравились. Что-то в его голосе говорило: ему известно нечто, о чем она и не подозревает.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, намереваясь подняться.

– Нет, прошу вас, оставайтесь там.

Она осталась в кресле.

– Моя жизнь, – сказал Фитч, – протекала в условиях богатства. Что говорить – благоухания. Учился в Йеле. Школа бизнеса в Гарварде. Стипендия Сесила Родса. Степень магистра экономики в Стэнфорде. Потом жизнь в Европе. На Ближнем Востоке. В Аргентине. Головокружительная карьера в «Пауэртеке», каких эта компания раньше не знала.

Фитч подвинулся ближе; волосы его чуть подрагивали от ветерка, который нагоняли два вентилятора под потолком.

– В тридцать пять лет я был самым молодым директором крупной энергетической компании во всем мире. У меня была семья, которую я любил. Любовницы на шести континентах. Под моим началом работали двадцать четыре тысячи человек. Я заключал многомиллиардные сделки. Уничтожал конкурентов и здесь, и за рубежом. Я трахался в спальне Линкольна в Белом доме при трех президентах. Меня обожали. Демонизировали. Мной восхищались. Брали меня за образец. Я был крут. Мог вознести человека, а мог и уничтожить. У меня было все самое лучшее. Денег больше, чем у Господа Бога. Секса больше, чем у Фрэнка Синатры. И в федеральную тюрьму, где мне предстоит провести остаток дней, я иду счастливым человеком, можете мне поверить. Если б простые люди знали, какое это наслаждение, когда у тебя столько власти и богатства, они убили бы меня – или себя.

Он подошел к одному из окон и посмотрел на залитый лунным светом океан.

– Вы красивая женщина, Летти Добеш. В другой жизни… кто знает? Но я пустил вас в свой дом не ради секса. Его на моем веку было предостаточно. – Он поднял стакан. – И даже на эту бутылку односолодового виски стоимостью сорок тысяч долларов мне, честно говоря, плевать. Но в последнюю ночь настоящей жизни… когда тебе завтра предстоит идти в тюрьму на двадцать шесть лет, и из этой передряги ты едва ли выйдешь живым… ты спрашиваешь себя: как распорядиться этими последними драгоценными минутами? Вспомнить то, что приносило в жизни самую большую радость? Или воспользоваться последним глотком свободы, чтобы испытать нечто, ранее не изведанное?

Летти глянула на лестницу. В другом состоянии, более трезвом, она, возможно, и успела бы добежать до ступенек раньше, чем Фитч обернулся бы и выстрелил. Но револьвер в его руке был настоящим зверюгой. Патроны «Магнум.44», а то и хуже. Получить пулю из такой пушки – и ей сразу придет конец.

– А при чем здесь я? – спросила она.

Фитч повернулся и встал перед ней.

– Дорогая, есть в этой жизни одно, чего я не делал никогда. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году для призыва в армию я был староват. Я никогда не был на войне, и чувство, когда ты лишаешь человека жизни, мне незнакомо.

– Он вас убьет, – сказала она. – Даже в тюрьме он до вас доберется.

– Вы имеете в виду господина Эстраду?

Она кивнула.

– Вы еще не поняли?

– Что не поняла?

– Летти, всю эту историю организовал Хавьер. Никакой картины не было. Никакого снотворного в бутылочке со спреем не было. Я сказал ему, что именно мне хотелось бы испытать перед уходом, и за внушительную сумму он предоставил в мое распоряжение вас.

Внутри горячей лавой разлилась желчь – Летти охватили гнев и страх. Но она подавила их.

– Джонни…

– Что? Будете умолять меня этого не делать? Взывать к моей совести? Что ж, попробуйте.

– Вы не получите того, чего ждете. Кайфа от этого мало.

– Вы меня даже не понимаете. Ни на какие особые чувства я не рассчитываю. Я просто хочу это сделать. Что это за богатая жизнь, если она не привела к чьей-то смерти? Вы когда-нибудь убивали человека, Летти?

– Да.

– Как это произошло?

– Самооборона.

– Убей, или убьют тебя?

Она кивнула.

– И как это было?

– Я думаю об этом каждый день.

– Именно. Потому что вы испытали нечто подлинное. Это мне и надо. Мы с вами сделаем вот что. Я буду ждать здесь ровно пять минут. Даю вам такую фору. То есть я не просто хочу убить вас, Летти. Я хочу на вас поохотиться.

– Не зря говорят, что вы злодей.

– Добро и зло здесь ни при чем. Я жил бок о бок с опасностью всю свою жизнь. И в этом духе хочу провести и последний вечер, когда цена особенно велика. Мои ребята из службы безопасности сейчас идут к пристани. Они отвезут мой скоростной катер на четверть мили от острова и поставят там на якорь. Моя яхта ночует в Ки-Уэст. И на острове останемся только мы с вами. Я знаю, Летти, что плавать вы не умеете. Это было одно из моих пожеланий, поэтому, к несчастью для вас, эта работа досталась вам. Так что с этого островка вам не уйти.

– У меня есть сын, – сказала она.

– Мы об этом уже поговорили.

– Джонни, прошу вас. – Летти медленно поднялась и сделала несколько шагов, вытянув распростертые руки. – Вам не кажется, что у вас в голове сейчас туман? Что все чувства всмятку, и вы…

Фитч направил револьвер ей в лицо и большим пальцем взвел курок.

– Это слишком близко.

Летти оказалась под дулом пистолета не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Но привыкнуть к этой зияющей черной дыре так и не смогла. Та словно завораживала. Если Фитч вздумает нажать на спусковой крючок сейчас, это будет последнее, что она видит в этой жизни.

– Вы уничтожили тысячи жизней, – сказала Летти, – но вы не убийца, Джонни.

– Вы правы. Пока нет. У вас осталось четыре минуты.

12

Летти кинулась вниз по спиральной лестнице.

С затуманенной алкоголем головой.

Охваченная ужасом.

Она все пыталась вникнуть в то, что же произошло.

Вывод один: Хавьер ее подставил.

Сдал за большие деньги.

Она промчалась мимо второго этажа и по оставшимся ступеням вбежала в гостиную. На полке из кусков сплавного леса лежал беспроводной телефон. Летти схватила трубку с базы и нажала клавишу «разговор».

Но на другом конце линии уже был Фитч:

– Боюсь, Летти, с этим ничего не выйдет. Три минуты тридцать секунд. Двадцать девять, двадцать восемь…

Нужно какое-то оружие.

Она бросила трубку и свернула за угол в кухню. Метнулась к ящикам и стала их яростно дергать.

Открывая третий, увидела то, что искала: рядом с горкой луковой и чесночной кожуры лежал кухонный нож – ручка из нержавеющей стали, лезвие сантиметров двадцать.

Секунд десять Летти стояла среди отходов кулинарного производства Энджи, пытаясь сообразить, что делать дальше. Страх пульсировал в ней с такой силой, что ее почти парализовало.

Кругом посуда.

На гранитной поверхности около печи остывает кусок пирога.

Из крана капает вода.

Фитч ждет, что она пустится в бега, и будет охотиться за ней по всему острову. Может, надо просто остаться в доме? Спрятаться в спальне на втором этаже, а он пусть себе впустую рыщет на природе?

Надо что-то решать. Стоять тут и мяться нельзя.

Летти схватила нож и кинулась в вестибюль. Распахнула парадную дверь. Захлопнула ее за собой. Пробежала по ступеням – куда дальше? К берегу? Едва ли это хорошая идея. Она побежала в глубь острова, но не по тропинке, а сквозь кустарник. Искривленные ветви хватали ее за руки, драли ее дорогостоящее платьице. Босые ноги топтали листву, вминались в какие-то кучки грязи. Она пробежала метров пятьдесят – и тут подошву ее правой ноги пронзила ослепительная боль.

С ножом в руке Летти присела, обхватила ногу.

При лунном свете, струившемся сквозь деревья, она вгляделась в рану. На внутренней части стопы пристроилось с десяток колючек. Она начала аккуратно вытаскивать их, по одной. Поморщилась. Сколько у нее еще форы? Меньше двух минут? Меньше одной?

Ответом на ее вопрос стал скрип проржавевших и просоленных петель – это открывалась парадная дверь.

Летти подняла голову.

Увидела торс Фитча – тот стоял на настиле возле дома. Он сделал движение, чтобы закрыть дверь, и оказалось, что на нем какая-то странная шляпа. Фитч шагнул вниз и скрылся из вида; под тяжестью его веса заохали ступеньки.

Летти вытащила из ноги последние колючки.

Он явно приближался.

Она слышала шаги, тяжелое дыхание.

Сидела, не шелохнувшись.

Фитч наверняка идет по дорожке. Никакой кустарник он не топчет.

Летти прижалась к стволу дуба, чтобы стать в его тени еще незаметнее. Уткнула подбородок в колени, вся подобралась.

Фитч прошел мимо, шагах в десяти от нее.

Она сидела, скрючившись, поджидая, когда стихнет звук его шагов.

Затем выползла из-под дуба и поднялась.

Тишина была абсолютной.

На небе сияли звезды.

Луна забиралась все выше.

Благодаря прогулке перед закатом Летти знала, что представляет собой берег возле пристани. Узкая полоска песка, какая-то мелкая зелень. Спрятаться там негде.

Она медленно пошла сквозь дубовую рощу, следя за тем, чтобы плечами не задевать ветви. Вот и верхняя точка острова, перевал. Дальше остров полого спускался к противоположному берегу. Эта часть острова была более первозданной. Никакой полосы пляжа. Вплоть до самой воды – мангровые заросли.

Летти осторожно пробиралась между изящных стволов. Ближе к берегу мангры росли еще гуще, плотнее. Пришлось ползти на четвереньках. Листва над головой такая густая, что неба вообще не видно, на землю пробивались лишь сполохи лунного света.

Летти ползла, пока стволы деревьев не сомкнулись перед ней.

Как в тюремной камере.

Извиваясь всем телом, она как-то улеглась между манграми – и наконец вздохнула протяжно и глубоко.

Температура была за двадцать градусов, но ее колотил озноб, она обливалась потом. Прогулка сквозь чащу не прошла даром и для платья – оно был изодрано донельзя, с плеч свисали клочья.

Место Летти выбрала правильно. В темноте заметить ее практически невозможно. Фитч ее обыщется. Этот старик выше ее как минимум на двадцать пять сантиметров – как он проберется сквозь эту стену? Какая, он сказал, территория острова? Четырнадцать акров? При лучшем раскладе она вполне может провести в этом логове всю ночь. А наутро Фитча ждут в тюрьме. Если до утра она продержится…

Летти глянула на часы. Кончики часовой и минутной стрелок поблескивали в темноте.

8:15.

Она должна была встретиться с Хавьером у восточной оконечности острова и передать ему пятнадцать миллионов долларов в пластиковой трубке. Могла бы огрести столько, что жизнь ее поменялась бы самым кардинальным образом. А что вместо этого? На нее охотятся, как на загнанного зверя. Потому что она сделала ставку на психопата. Опять ошиблась в оценке ситуации…

Но что-то не давало ей покоя.

Кажется, она упустила из виду одну мелочь… Мелочь ли?

Где-то рядом с ней прошуршал грызун.

Над ухом зазвенел москит.

Так что же?

Фонарь!

Его не было, вот в чем дело!

Фитч шел без фонаря! Когда он спускался по ступенькам, она ждала, что увидит свет фонаря. А этого света не было. Он просто пошел по темной дорожке, будто…

Дыхание замерло в груди.

…будто все видел.

Летти села.

На нем была вовсе не шляпа странного вида. А очки ночного видения!

В тридцати или сорока метрах – точно не знаешь – донесся шорох ветвей.

Что-то большое шло в ее сторону прямо через кусты.

Немедленно отсюда!

Летти начала выбираться из мангрового лабиринта. Когда наконец вылезла из чащи, платьице держалось на ниточке.

Ветка дуба рядом с ее лицом треснула и отскочила.

Спустя микросекунду раздался звук выстрела.

Словно раскат грома.

И она побежала.

Руки ее дергались.

Она судорожно хватала ртом воздух.

Ведомая животным инстинктом.

Нырнула, чтобы не врезаться в свисавшую ветку, но тут же другая хлестнула ее по лбу.

По лицу потекла кровь.

Она не остановилась.

Вдалеке замаячили огни.

Дом.

Она сменила курс. По крайней мере в доме Фитч будет видеть так же, как она, а здесь у него преимущество.

Летти выбралась из дубовой рощи и оказалась на тропке, что вела к середине острова. Секунды на три застыла – перевести дух. Таких физических нагрузок у нее не было давно. Легкие кричали о помощи. Она слышала, как Фитч приближается.

Летти снова включила скорость и на всех парах понеслась к дому.

Вот и ступеньки. Она схватилась за перила. Преодолела три ступеньки – и замерла. Может быть, предчувствие. Или просто интуиция. Но она словно услышала чей-то шепот:

Войдешь в дом – живой из него не выйдешь.

Летти попятилась, посмотрела в темноту под ступеньками.

Где он ни в коем случае не будет искать человека, который не умеет плавать?

Глаза ее упали на комплект для подводного плавания, что висел на всаженном в бетон крюке.

Схватив трубку и маску, Летти опрометью кинулась к восточной оконечности острова – единственной, которую она еще не видела.

Снова вбежала в дубовую рощу. Оглянулась через плечо – Фитч входил в полосу света от установленных на пристани прожекторов. Он стащил очки, мешавшие на свету. Очки в одной руке, громадный револьвер – в другой. По лицу растеклась кривая довольная ухмылка, как у мальчишки, игравшего в ковбоев и индейцев.

Еще пятьдесят метров через рощу – и Летти оказалась на берегу. Весь ее наряд ужался до лифчика без бретелек и трусиков. Платье от «Шанель» погибло смертью храбрых.

Вода отдавала нефтяной чернотой.

Она слышала шаги Фитча.

Сколько у нее есть времени?

И что делать – ведь океан вброд не перейдешь!

13

Летти бросила нож на берег, натянула маску и шагнула в воду. Ноги ощутили прохладу, не более двадцати четырех градусов, и она пошла по мелководью. Ступала в неизвестность, не зная, что принесет следующий шаг, – вдруг ее накроет с головой или вопьется в ногу коралл.

Метров через десять вода поднялась ей до колен. Через пятнадцать – до пояса. Она остановилась, не могла заставить себя сделать следующий шаг. Ее страшило то, что ее окружало, смыкалось вокруг нее. И по-разному напоминало о смерти.

Из дубовой рощи неровной походкой на берег вышел Фитч. Его профиль четко вырисовывался на фоне лунного света. Он стал оглядываться по сторонам, и Летти, запихнув трубку в рот, медленно погрузилась в море. Главное, чтобы ни звука, ни всплеска.

Вода достигла груди.

Вот она уже у шеи.

Поднялась к щекам.

Папочка, пожалуйста.

Летти могла дышать, но ей все равно казалось, что она тонет. Под водой была абсолютная тишина, если не считать звуков ее учащенного дыхания – она яростно тянула через трубку кислород.

Колени коснулись песчаного дна океана.

Клаустрофобия была нестерпимой.

Даже с широко открытыми глазами Летти не видела ровным счетом ничего.

Она подняла правую руку и нащупала верхушку трубки. Та торчала над водой сантиметров на пять. Оттолкнувшись коленями, она медленно поднялась, и половина маски оказалась на поверхности воды.

Фитч все еще стоял на берегу и смотрел в ее сторону.

Летти нырнула глубже.

Это было нестерпимо.

Ей девять лет.

Над ней сомкнулась прохладная тьма.

Вечер. Она одна в их автоприцепе, где и живет с отцом. Он приходит домой, проведя вечер в барах. Пьяный, злой, одинокий. Когда напьется, любит принять горячую ванну. Но на сей раз Летти его опередила. И он видит, как она отмокает в ванне. Указатель нагревательной колонки показывает, что воды осталось на одно деление, – значит, чтобы нагреть воду для другой ванны, понадобится два часа. В ярости он вдребезги разбивает лампу дневного света над раковиной и запирает Летти снаружи. И говорит ей через дверь: «Вылезешь из ванны прежде, чем я разрешу – в этой самой ванне тебя и утоплю».

Стоит зима. Через четыре часа в воде уже очень холодно, а температура воздуха в ванной комнате и того ниже. Летти сидит, прижав колени к груди, ее всю трясет. Она плачет, просит отца, чтобы тот ее выпустил. Умоляет, чтобы он ее простил.

Ближе к рассвету отец пинком открывает дверь. По запаху ясно, что он набрался еще больше.

Она говорит: «Папочка, пожалуйста».

Дальше все происходит очень быстро. Летти даже пропускает его движение. Еще секунду назад она дрожала и смотрела на него. А в следующую он сует ее голову под холодную воду ванной и говорит, какая она плохая девочка, что заставляет отца так злиться. Он бил ее и раньше. Гонялся за ней с разбитой бутылкой пива. С ремнем. С кулаками. Еще невесть с чем. Но она никогда не думала, что может умереть.

А тут все вышло так неожиданно, что Летти не успевает как следует глотнуть воздуха. И вот уже за глазницами растут яркие пятна, она вырывается, бьется. Расходует драгоценный кислород. Но каблуком ботинка отец крепко давит ей на спину. Вминает ее в днище из стекловолокна. Держит ее голову двумя руками. Даже пьяный, он силен, как буйвол. Кряжистый автомеханик. Куда ей с ним справиться… Секунды медленно утекают. Ее охватывает паника. Она думает: «Сейчас он меня убьет. Вот так возьмет и убьет».

От отчаяния страх и ужас сливаются воедино. Дышать. Дышать. Дышать. У нее больше нет сил. Устоять перед жгучим желанием, зовом природы невозможно. Летти в отчаянии хватает ртом воздух, – это отец выдернул ее за волосы из воды. «Ну, что, теперь запомнишь?» – рычит он.

Летти с извинениями кивает, истерично выкидывая из себя единственное чувство, которое всегда вызывал у нее отец, – страх.

Этот вечер не единственный. Случались и похуже. Плавать она не научится никогда. Холодная тьма воды всегда будет нагонять на нее страх. И она никогда не сможет понять, несмотря на тысячу бессонных ночей, за что родной отец ее так ненавидит.

Как и той девятилетней девочке, ей сейчас казалось, что отчасти во всем виновата она сама. В багаже ее чувств есть какой-то дефект. И что бы ты ни делала, сколько бы ни старалась мыслить логически, сколько бы ни наслаждалась чьей-то любовью, ничего с этим дефектом поделать было нельзя.

Летти вдруг поднялась из океана.

Если Фитч увидит ее и застрелит, так тому и быть. Но следующую секунду под водой она просто не выдержит.

Его не было.

Летти выплюнула изо рта трубку. Сделала несколько осторожных шагов к берегу – и вот вода уже опустилась до уровня бедер. Она посмотрела в северном направлении, в южном – слишком темно, ничего не видно.

Летти чуть попятилась, снова опустилась в воду, оставив над поверхностью лишь голову.

И стала ждать.

Прошло пять минут.

Двадцать.

Потусторонняя тишина.

Над островом по дуге плыла луна.

Очень хотелось пить, от алкоголя звенело в голове.

Прошло какое-то время, и Летти услышала, как под шагами хрустит песок.

Она зашла в воду поглубже и снова присела, оставив над поверхностью только глаза.

Фитч топал с северной стороны острова и вскоре приблизился к его оконечности. Затем остановился и стал вслушиваться.

Усилием воли Летти заставила себя уйти под воду.

Через минуту высунулась – Фитч уже уходил в южном направлении.

Ему завтра в тюрьму. Если я продержусь до утра…

Летти начала обдумывать мысль, которая уже пришла ей в мангровых зарослях и которая так успокаивала: если она продержится до завтра, Фитч уедет, и тогда она спасена.

Или я опять ошибаюсь, и эта надежда ложная?

А служба охраны? Что именно им известно, она не знает, но хорошего от них ждать нечего. Активной жизни Фитча завтра крышка, но они-то будут жить дальше. Допустим, старик не доведет до конца свое последнее дело – и что, шайка этих наемников из бывших военных оставит эту ниточку висеть?

Ее снова окатила волна страха.

Летти вдруг ясно поняла: даже если она проведет Фитча, этого может оказаться недостаточно и жизнь ее все равно будет под угрозой.

14

Летти поднялась и вышла из воды; язык пощипывало от соли. На берегу она стащила маску и бросила ее вместе с трубкой на песок. Взяла нож. Быстрым шагом пошла в южную сторону. Страх исчез, уступив местом гневу.

Вдалеке маячила фигура Фитча – на фоне лунного света его белая рубашка выделялась ярким пятном. Он шел метрах в шестидесяти от нее, и Летти стала догонять его, держась ближе к деревьям, что росли вдоль берега, – вдруг обернется? Она ступала по белому мягкому песку без малейшего звука. Потом прибавила шаг, почти побежала. На ветру ее кожа быстро высохла. Чем быстрее она бежала, тем яростнее становилась – и тем бесстрашнее.

Фитч почти дошел до пристани, до него оставалось метров двадцать. Ноги с непривычки отозвались на ее бег болью. Легкие рвались наружу. Из уголков глаз текли слезы.

Летти точно знала, что подтолкнуло ее к этим действиям.

Сиденье под холодной декабрьской водой.

Не удивительно, что она вспомнила о папочке. На том свете вот уже двадцать лет, а все ее не отпускает… Он с ней всегда. Где-то Летти слышала: каждый человек, когда достигнет определенного возраста, хоть и стареет дальше физически, но этого старения уже не чувствует. Во многом она так и осталась девятилетней девочкой, дрожавшей от холода в ванне.

В тюрьме ей не раз приходилось сидеть на встречах общества анонимных алкоголиков и наркоманов – она знала, как это работает.

Сначала порция пропаганды.

Ты признаешь, что не в силах управлять собой.

Соглашаешься на помощь свыше.

Вносишь в свою жизнь поправки.

Получаешь прощение.

Все это прекрасно и замечательно. Но в конечном счете девятилетней девочке, оказавшейся в плену у женского тела, на эти двенадцать шагов к исцелению просто плевать. Мир ее был исковеркан самым поганым образом – в отцы ей досталось чудовище. И доживи она хоть до ста лет, от этого ей не отделаться никогда.

Впереди Фитч шагнул на пристань.

Летти чуть сбавила шаг, стараясь унять прерывистое дыхание.

Прыгнула через надраенные до блеска доски.

Последние шаги она сделала с максимальной осторожностью.

Фитч держал револьвер в правой руке. Ступал он тяжело, как и положено старику.

Сжав рукоятку ножа, Летти приставила острие к его спине.

Фитч вздрогнул и остановился.

– Я проткну вас насквозь, – сказала она, – клянусь богом. Бросьте пушку.

Он не отпускал револьвер. Летти с силой нажала на лезвие, оно начало входить в кожу – и револьвер упал на песок.

Она сделала стремительный выпад вниз и, бросив нож, подхватила револьвер.

Попятилась от Фитча.

Револьвер оказался тяжелой громадиной. Сколько же он весит? Пару килограмм, а то и больше. Никелированный, длиной сантиметров тридцать, под барабаном выгравировано «Бешеный бык».

Летти не без труда подняла его на уровень груди Фитча.

– Стойте и не двигайтесь, – велела она, отходя еще на полметра.

В барабане оставалось четыре патрона.

– Ваше чудесное платьице приказало долго жить, – сказал Фитч.

– На колени!

Фитч осторожно опустился на песок.

– Большая игрушка для маленькой девочки. Может сделать очень больно.

Чтобы поднять курок, ей понадобилось два пальца.

– Ничего личного, – сказал Фитч, и голос его взлетел на несколько ступеней. – Надеюсь, вы это понимаете. Вы – девчонка что надо. Умеете за себя постоять. В другой жизни я взял бы вас к себе на работу.

– Всякий раз, когда кто-то зажимает мне хвост, я слышу именно это. Интересно почему?.. Ничего личного уже не осталось. А все эти люди, которых вы ободрали как липку? Тоже ничего личного? Просто бизнес, да?

– Летти…

– Не надо, вы уже все прекрасно объяснили. Ваши люди в открытом море на катерах?

– Да.

– У вас мобильник с собой?

– Нет.

– Идемте в дом.

– Зачем?

– Вставайте. Вперед.

– Звать сюда полицию – это очень неразумно, Летти.

– Встал. Пошел.

Фитч медленно поднялся.

– Пройдите по причалу, – сказала она. – Медленно, с поднятыми руками.

Но Фитч не шевельнулся. Он просто стоял и смотрел на нее.

– Думаете, буду повторять? – спросила Летти.

– Я знал. Знал с самого начала. Как только вас увидел, понял: это будет еще та ночка, Летиция. Редко бывает, когда чувствуешь – встретил себе ровню.

Он с натугой выдохнул воздух.

Словно добрался до какой-то крайней точки.

И кинулся на Летти.

Такого громкого выстрела она в жизни не слышала, а отдача была, будто пальнуло ружье.

Фитч осел на песок, челюсть у него отвалилась. Раздалось какое-то шипение, будто он хотел втянуть воздух. Прямо в центре его груди зияла жуткая дыра. Летти затрясло. Фитч упал на спину и уставился на звезды. Кровищи было столько, что она поняла: он умрет.

Где-то на воде взревел мотор.

Летти обернулась. Взглянула на пристань, потом на океан.

Навстречу ей несся одинокий светлячок, шум мотора нарастал. Вскоре появился и катер. Еще несколько секунд – и он причалит у пристани.

15

Летти помчалась в глубь острова. За спиной уже слышались мужские голоса. Они выкрикивали ее имя – настоящее имя, – веля ей остановиться; ноги уже громыхали по доскам.

Она взлетела по ступенькам на настил, плечом толкнула парадную дверь. После нескольких часов в темноте свет полоснул по глазам с такой силой, что те заслезились.

Летти ворвалась в гостиную и кинулась к беспроводному телефону. Тот так и лежал на полу, где она его выронила. Подхватив телефон и нажав нужную клавишу, Летти прижала его к уху.

Бип-бип-бип-бип-бип-бип-бип-бип…

Она помчалась по коридору в спальню Фитча. Захлопнула за собой дверь, заперла ее, щелкнула по выключателю.

Слава богу.

Вот он.

Лежит на столе.

Летти схватила мобильник Фитча – только б не был разряжен!

Снаружи кто-то уже топал по ступенькам.

Мужчины выкрикивали ее имя.

Они ворвались в дом.

Прячься!

По дощатому полу Летти подбежала к балконной двери.

Кто-то шел по коридору.

Она повернула ручку.

Заперто.

Зато ручка на другой двери затряслась – кто-то пытался попасть в комнату.

Время вышло.

Остается одно – биться не на жизнь, а на смерть.

Три пули на трех или четырех головорезов.

А если это конец? Ты к нему готова?

Дверь затрещала, мужчина на той стороне пнул ее ногой.

Летти направила на дверь револьвер.

Еще два удара – и дверь распахнулась. Проем заполнило пружинистое тело Джеймса. Щеки его раскраснелись от бега. Одной рукой Летти навела «Бешеного быка» прямо на центр его могучего корпуса. Другой схватила мобильник.

Большим пальцем набрала «911».

У Джеймса за поясом торчал черный пистолет. У него хватило ума оставить пистолет на месте.

Кто-то на втором этаже выкрикнул его имя.

– Я здесь! – прокричал он в ответ.

– Нашел ее?

– Вроде того.

Большой палец Летти лег на кнопку «Вызов».

По коридору бежали люди.

– Кому вы звоните? – спросил Джеймс.

– В «девять-один-один».

– Может, сначала поговорим?

В мышцах правой руки возникли спазмы – тяжелый «Бешеный бык» давал о себе знать.

Остальные уже были рядом. Джеймс заорал через плечо:

– Все назад!

– О чем нам говорить? – спросила Летти.

– О том, что, если наберете этот номер, вы покойница.

– А не наберу – все равно покойница.

– Неправда. Но если вмешается служба шерифа округа Монро, неприятности будут у всех нас. Уберите оружие. Я тоже уберу пистолет. И мы поговорим.

– Ничего я убирать не буду. Ваши люди хотели меня убить.

– А если я гарантирую вам безопасность?

– Держите карман шире, так я и поверила.

– Вы убираете револьвер. Я приношу вам одежду. А через час доставлю вас в Ки-Уэст.

– За дурочку меня держите?

– Нет, уважаемая. – Джеймс покачал головой. – Сделаем так, что внакладе не останется никто. Но, конечно, вам придется кое-что для меня сделать.

– Например?

– Никогда и никому не говорить о том, что здесь произошло. Никогда и никому.

– А как насчет знаменитого трупа на берегу? Кажется, завтра его кто-то ждет?

– Устранение ущерба, который вы причинили господину Фитчу, мы берем на себя.

– Это я причинила ущерб? Замечательно…

– Я хочу вас обезопасить.

За плечом Джеймса возник мужчина.

– Ваш кореш сейчас застрелит вас, Джеймс.

– Все в гостиную! – заорал тот. – Сядьте там и сидите!

– Джеймс…

– Сейчас же, Скотт!

Она услышала, как они отступили.

Джеймс взглянул на нее.

– Так лучше?

– Почему-то мне кажется, что эта здоровенная «дура», что смотрит вам в грудь, – единственная причина, по которой вам так охота со мной поговорить.

– Это не так. Положите ее – и сами увидите.

– Не выйдет. Расскажите лучше, как вы собираетесь «устранить ущерб», который я причинила вашему боссу.

– Если все пройдет хорошо, – сказал Джемс, – и мы с вами друг друга не перестреляем… Завтра в утренних газетах появится сообщение. Что-то в таком роде… Приговоренный к тюремному заключению директор компании «Пауэртек» найден мертвым на своем частном острове. Он свел счеты с жизнью в ночь перед тем, как ему было назначено явиться в тюрьму. Будет даже предсмертная записка.

– Вот как? Вы и почерк его подделаете?

– Нет, он ее уже написал.

Летти не хотела этого делать, но силы явно ее оставляли. Она положила мобильник себе под ноги и вцепилась в револьвер двумя руками.

– Задаете себе вопрос, зачем он это сделал? – спросил Джеймс. – Что бы вы о нем ни думали, Фитч – прекрасный человек. Он предвидел, что сегодняшний вечер может завершиться подобным образом. И не хотел, чтобы кому-то пришлось за это отвечать. Ни мне, ни другим ребятам. Даже вам – женщине, которая его убила.

– Какое благородство…

Джеймс постучал себя по нагрудному карману.

– Записка здесь.

– Чудесная сказочка, – сказала Летти. – А вы – бандюга мирового класса.

– А вы докажите, что я вру. Отложите револьвер и посмотрите сами. До восхода солнца мне много чего предстоит сделать.

– Я вот что думаю. Я кладу револьвер – и тогда возможны два исхода. Первый: вы убиваете меня в следующую секунду и закапываете на этом острове. Второй: вывозите меня в океан и выбрасываете за борт.

– Я понимаю, что вы ждете худшего. С учетом всех обстоятельств.

– И вы вправду думаете, что я положу револьвер, пока вы живой и невредимый?

– Да, так и думаю, потому что, если разобраться, других вариантов у вас нет. Допустим, я вру. У вас в вашем «Магнуме» осталось три патрона. Меня вы убьете, тут сомнений нет. Если сильно повезет, убьете еще одного из моих людей. А третий? А четвертый? Они вас пристрелят. И вы это знаете. Дело в том, что если вы в меня выстрелите, то никогда не узнаете, вру я или говорю правду. Потому что вы будете на том свете. Сейчас я прошу вас – не волнуйтесь. Не делайте резких движений. Но у вас за спиной, на настиле стоит мой человек. Сквозь стеклянную панель он держит вас на мушке. И мог бы выстрелить уже минуту назад.

Летти протяжно, с посвистом выдохнула воздух.

Никаких шагов по ту сторону стеклянной двери она не слышала.

Что ж, это Джеймс ловко придумал. Заставил ее повернуть голову, отвлечься – ему хватит секунды, чтобы выхватить пистолет и выстрелить.

Джеймс смотрел на нее с улыбкой.

У Летти вспотели ладони, да так сильно, что капли капали с револьвера.

– Что скажете, Летти? Вам ведь охота узнать, в самом ли деле я такой выдающийся врун?

– Не особенно.

Она оттянула курок.

Когда ее палец лег на спусковой крючок, у нее за спиной разбилось стекло и затрещало дерево.

Кто-то врезался ей в спину с сокрушительной силой – и револьвер выстрелил.

Летти больно стукнулась об пол – на нее навалился мужчина, от которого пахло фуа-гра. В коридоре послышался топот ног, и в спальню хлынули остальные.

Летти яростно вырывалась, но что толку? Ее припечатали к полу, до револьвера было не дотянуться.

Сидевший на ней верхом спросил:

– Джеймс, ты ранен?

– Зацепило плечо. Еще чуть-чуть, и было бы худо.

У Летти едва глаза не выкатились из орбит, когда охранник схватил ее за кисти, завел за спину и прихватил кабельной стяжкой.

– Хватит со мной воевать, милая, – шепнул он Летти прямо в ухо. – Все кончено. Ты проиграла.

16

Шум двигателей мощного катера оглушал.

Волосы хлестали Летти по лицу, но она не могла их откинуть – руки все еще были стянуты за спиной. Джеймс стоял у руля, а она сидела на ковшеобразном сиденье у него за спиной, рядом с тем, кто припечатал ее к полу. В службе безопасности Фитча этот мужчина был самый возрастной – сорок пять или пятьдесят; волосы цвета посудных помоев – до плеч.

Солнце еще не взошло, но первые лучики рассвета уже окрашивали небо на востоке.

Бешеный ветер трепал белье Летти.

Ее колотила дрожь.

Хоть бы эти моторы скорее замолчали. Их рев – настоящая мука.

С учетом ее прошлого, из всех возможных вариантов смертей Летти больше всего боялась утопления. Что они с ней сделают? Повесят на шею что-то тяжелое? Или просто выбросят за борт?

Когда наступит эта минута, она взмолится: просто застрелите!

А если они не пойдут ей навстречу?

Должны пойти. Она все для этого сделает. Чтобы ее живой выбросили за борт – нельзя этого допустить. Чтобы она последние три минуты своей жизни погружалась в холодный темный океан? Бороться со страшной нехваткой кислорода, чувствовать, что легкие вот-вот разорвутся? И умереть той смертью, которой она чуть не умерла от рук отца…

Паника в ней нарастала.

Кажется, сейчас она расползется по всем швам.

И вдруг…

Вдалеке показались огни.

* * *

Джеймс сбросил скорость – они подплывали к бухте.

Он направил катер к свободному причалу и заглушил мотор.

И повернулся к Летти.

– Вставайте.

Она поднялась.

Тот, что сидел рядом, достал складной нож и перерезал путы на ее кистях.

Джеймс поднял сиденье второго пилота, вытащил оттуда пакет с одеждой и передал Летти.

– Вы меня отпускаете? – спросила она.

Джеймс кивнул.

– Но я так поняла, что вы собираетесь меня…

– Вы пытались меня убить, мисс Добеш. Плечо саднит до сих пор. Чем быстрее вы оденетесь и уберетесь вон с моего катера, тем будет лучше.

* * *

Летти шла через лобби гостиницы «Ла Конча». Вид у нее, надо полагать, был изрядно потрепанный, но консьерж все равно ободряюще кивнул ей, когда она проковыляла мимо его стойки.

Летти совершенно протрезвела. Просто изнеможение было такое, что все вокруг казалось нереальным. Пальмы в горшках, люстры. Леденящая душу тишина, какая бывает в пять утра. И даже ее собственное отражение в зеркале лифта, когда она поднималась в свой номер.

Летти проволоклась по коридору, как какая-то бродяжка. Потертые шлепки. Длинные шорты. Футболка с кантри-идолом Джимми Баффеттом на груди из гардероба Фитча, полинявшая до крайней степени. О последних десяти часах она даже не могла думать. Разве такое можно переварить?

Утро уже вступало в свои права.

Денег у нее не было, и, как попасть на материк, она не представляла.

Но одна мысль не давала ей покоя.

Хавьер.

Самое странное, его предательство ее не просто разозлило. Оно ранило ее в самое сердце. Дело не в том, другом он был ей или нет. Какой там друг! Да у него и чувств таких нет, чтобы быть кому-то другом.

Тем не менее… ранило в сердце.

До этого они работали вместе дважды. Оба раза успешно. Почему же сейчас он так с ней обошелся?

Только с четвертого раза Летти верно сунула карточку в прорезь, и лампочка на двери замигала зеленым глазком.

Потому что он психопат. У него возникла потребность. Ты ее удовлетворила. Вот и вся история.

Она скинула шлепки и побрела к кровати.

Учуяла запах его экзотических духов – и тут же увидела самого Хавьера; он сидел за столиком у окна.

Рука ее метнулась ко рту.

Дверь за ней с шелестом закрылась.

Все ужасы, выпавшие на долю Летти в эту ночь – охота, стрельба – померкли перед этим леденящим душу ужасом: в ее гостиничном номере зловещим демоном сидел Хавьер Эстрада.

Она замерла, пытаясь сообразить, успеет ли выскочить из номера, прежде чем он ее перехватит.

– Ничего не выйдет, – сказал Хавьер. – Прошу тебя. – Он показал на кровать. – Ты же смертельно устала.

Летти уселась на край матраса и обхватила лицо руками.

– О господи, – только и сказала она.

Сколько раз за эту ночь она ждала смерти, а смерть не приходила…

И вот теперь это.

После всех мучений.

Это уже перебор.

– О чем ты хочешь меня спросить? – услышала Летти.

Она не ответила.

– Ни о чем? Может… «ты удивлен, что я жива?»

– Сукин сын.

Летти пробормотала это сквозь зубы.

– Спроси, – повторил Хавьер.

Она сверкнула глазами.

– Ты удивлен, что я жива?

– Нет, – ответил он.

– Я за тебя рада. – Глаза ее наполнились слезами. – Я. За тебя. Рада. Почему ты не позволил людям Фитча меня убить? Решил уничтожить последний неудобный след сам?

– Ты мне нравишься, Летти.

– Тебе никогда не говорили, что ты двинутый?

Хавьер открыл ноутбук, стоявший на столике рядом с полуавтоматическим пистолетом «Глок Слимлайн».

– Ты, конечно, можешь считать, что я тебя предал, – сказал он. – Я вижу это иначе.

– Да что ты!..

Хавьер начал что-то печатать, наблюдая за ней краешком глаза.

– Были причины, по которым я не мог рассказать тебе, в чем именно заключается работа. Отчасти потому, что это было требование клиента, господина Фитча. Но была и другая причина – я просто в тебя верил. – Он внимательно посмотрел на нее. – До этого мы работали вместе два раза. Я видел тебя в деле. Если говорить в двух словах, ты – последний герой. И я был уверен, что и сегодня ты останешься в живых.

– Какое ты имел право…

– Получается, имел. Слушай дальше. В нашем соглашении с господином Фитчем был такой пункт: если ты останешься в живых, – если ты убьешь его, – его люди не тронут тебя и пальцем. Я даже поклялся ему, что, если к тебе прикоснется кто-то, кроме него, я убью всех его людей, а заодно и его сыновей. Тебя кто-нибудь тронул?

– Видимо, нельзя было просто ввести меня в курс дела?

– Ты могла отказаться. Иди сюда. Хочу тебе что-то показать.

Летти уперлась руками в колени и встала.

Ноги как ходули.

В трех шагах от него она остановилась.

– Что?

Хавьер указал на ноутбук:

– Видишь?

Чуть скосив глаза на экран, Летти глянула ему через плечо.

Это был счет на сайте Первого национального банка Нассау, столицы Багамских островов.

– И что это такое? – спросила Летти.

– Счет, который я открыл на твое имя. Не видишь?

Хавьер указал на цифру.

1 000 000 миллион долларов.

– Это…

– Да. Твоя доля. Помнишь, о чем я спросил тебя в Атланте, когда мы только познакомились?

– Ты спросил, готова ли я рискнуть жизнью ради того, чтобы за один день заработать миллион долларов.

– Помнишь, что ты…

– Я сказала «да».

– Ты сказала «да». Знаю, мы говорили о четырех миллионах, но столько мне за эту работу не заплатили. Я отдаю тебе пятьдесят процентов. Ты честно их заработала.

Хавьер поднялся. Он стоял и смотрел на нее своими потусторонними голубыми глазами.

– Что об этой истории с Фичтем никому ни слова, тебе и самой понятно.

Летти кивнула.

Он взял «Глок» и засунул за пояс сзади. Поднял свою кожаную куртку, аккуратно вдел руки в рукава.

– Почему ты отдаешь мне деньги? – спросила Летти.

– Кто знает? Может, еще доведется поработать вместе…

– Ты же все равно меня продал.

– Переживешь. Или нет.

Хавьер вышел.

Летти села за столик и долго смотрела на экран компьютера. Она не могла оторвать глаз от этой цифры. Небо между тем наполнялось светом. Фонари вдоль Дюваль-стрит отправлялись спать. А у нее ни в одном глазу.

Летти выпотрошила мини-бар, набила содержимым сумочку и направилась к выходу в одежде Джона Фитча.

На крыше гостиницы пусто.

Бар закрыт.

Она опустилась в один из шезлонгов, развернутых к востоку.

Глотнула дешевого шампанского.

И стала смотреть, как из моря выползает солнце.

В голове барабанной дробью звучали слова Хавьера. Представляешь, сколько кокаина можно купить? Хватит на то, чтобы тысячу раз загнуться. А ей уже хотелось принять дозу. Организм требовал. И что, это и есть ее перспектива? Пройдет три месяца, и она снова будет ютиться в мотеле? Доза за дозой гробить свою жизнь? С такими деньгами она может вообще не работать, и что же – будет крутить косяки, пока не расплавятся зубы и не превратятся в кашицу мозги?

Пока не разорвется сердце?

Нет, этого не случится, сказала себе Летти, она будет держать себя в руках. Но что-то ей самой в это не верилось…

Солнце лезло в гору.

Скоро на крыше стали появляться люди, в воздухе запахло коктейлями «Мимоза» и «Кровавая Мэри».

Летти заказала себе завтрак.

Пока утро разогревалось, она думала о сыне.

В лучшие времена – в основном, под кайфом – она представляла, как возвращается в жизнь Джейкоба. Вот они гуляют в парке. Она ходит на родительские собрания. Вечером, почитав ему на ночь и подоткнув одеяло, желает ему приятного сна.

Но сейчас фантазировать на эту тему ей не хотелось.

Она не готова.

Что она может ему предложить?

Все не шел из головы гостиничный консьерж. Ведь наверняка достанет ей раскурку и трубочку…

Три раза Летти уже собиралась в лобби.

И три раза останавливала себя.

Ее удерживало воспоминание о мотеле в Атланте. Она видела свое исхудавшее отражение в зеркале с трещинами. Неужели кто-то когда-то расскажет ее сыну, до какой степени она обдолбалась наркотиками, когда ему было шесть лет?

После полудня Летти перебралась на другую сторону крыши. Она лежала в полудреме, и солнце уже начало садиться. Когда просыпалась, давала себе три обещания, примеряла их на себя.

Я открою доверительный фонд на имя Джейкоба и положу на счет половину суммы с условием, что сама я взять эти деньги не могу.

Запишусь в лучшую программу по реабилитации, какую найду.

Если год продержусь без наркотиков, тогда и только тогда я поеду к сыну.

Когда Летти проснулась в следующий раз, кругом было полно людей, а солнце уже наполовину скрылось в океане. Она села, медленно поднялась. Прошла к краю крыши.

Люди вокруг поднимали тосты за закат, друг за друга. Рядом какая-то женщина сказала, что слышала в новостях о смерти Джонни Фитча. Ее собеседники засмеялись, кто-то сказал: струсил, вот и лишил себя жизни.

Летти крепко вцепилась в перила.

Наверное, это не случайно, что она провела здесь целый день. Что видела восход солнца, его путешествие по небу и уход обратно в океан. Она давно не чувствовала себя такой отдохнувшей, и ее обещания все больше походили на правду.

Эти обещания – ее собственность.

Она их сохранит.

Возможно, именно ради них будет жить.

Может быть, это ощущение уйдет.

Может быть, она снова оступится.

Но в эту минуту Летти чувствовала – выше ее на этом острове нет никого.

Назад: Послесловие Блейка Крауча к «Чужой боли»

Дальше: Послесловие Блейка Крауча к «Рифу заката»