А теперь я задаюсь вопросом, не назвал ли английский дом умалишенных Бедламом человек, обладавший от рождения экстрасенсорными способностями и совершивший в состоянии сверхчувствительности путешествие в это место.

«Моровое поветрие». Эти слова пришли мне на ум, когда мы достигли дна кратера.

В воздухе звучали самые ужасные звуки, которые только может издать человек.

Вопли и завывания. Выкрикиваемые проклятия. Все разновидности безумного смеха. Рычание и шипение. Звериный рык. Невообразимые стоны агонии. Пронзительные крики боли. Дикий рев и жалобные стенания. Визг, мычание, завывания, шумные протесты и ропот. Нестройная разноголосица бесчисленных душ, агонизирующих в муках умопомешательства.

Ко мне низко наклонился Альберт и прокричал мне в ухо:

— Держись за меня!

Повторять ему не пришлось. Я вцепился в его руку, как дитя, запуганное всякими возможными и невозможными ужасами, и мы пошли по дну кратера, пробираясь между распростертыми повсюду фигурами. Некоторые из них судорожно двигались, другие конвульсивно подергивались, третьи ползали, буквально как змеи, а иные были неподвижны, как трупы.

И все они были похожи на мертвецов.

То, что я смог различить при слабом свете, который мы излучали, вызвало леденящий ужас в моей душе.

Над землей с разбросанными по ней камнями висело облако испарений, которое нас удушило бы, если бы снова — в который по счету раз? — мы не настроили наши организмы, чтобы его побороть.

Под испарениями виднелись фигуры. Висевшая грязными клочьями одежда, в прорехах которой показывалась серая или фиолетовая плоть. Горящие на безжизненных лицах глаза неотрывно глядели на нас.

И тут я услышал какое-то гудение.

Люди сидели на валунах, наклонив друг к другу головы, словно о чем-то сговариваясь. Другие с визгом и смехом совокуплялись на земле и скалах. Третьи дрались, душили и избивали друг друга камнями, мучили друг друга. Все это сопровождалось криками, рычанием и проклятьями. Дно кратера заполняло множество ползающих, извивающихся, дергающихся, шатающихся и сталкивающихся, судорожно движущихся существ.

А я все слышал странное гудение.

Теперь, когда зрение приспособилось к дымному сумраку, я различил стаи обезьяноподобных существ, бродивших тесными группами, переговаривающихся гортанными голосами, с желанием совершить — я мог лишь догадываться — какое-нибудь грубое насилие, какое-нибудь зло.

А гудение продолжалось — непрекращающееся жужжание из источника, который невозможно было обнаружить.

Теперь я заметил, что на местности, которую мы пересекали, разбросаны лужи с темной, грязной жидкостью; не осмелюсь назвать ее водой. Из этих луж поднималось отвратительное зловоние, хуже которого я не встречал. Я с ужасом заметил там движение, как будто несчастные скрылись под поверхностью и не могли выбраться.

А гудение все продолжалось, становясь громче и громче, выделяясь из какофонии человеческих и нечеловеческих голосов.

Вдруг на меня налетел неистовый вихрь злобных мыслей!

«Мы не можем читать чужие мысли», — вспомнил я. Но почувствовал, как меня одолевают дикие видения. Я мог лишь предположить, что подобные мысли при их концентрации настолько сокрушительны, что для поглощения их вибраций телепатия не нужна. Что такие мысли, по сути дела, являются скорее волнами физического потрясения, нежели совокупностью нематериальных идей.

Ощутив обжигающее и тошнотворное воздействие этой волны, я огляделся и увидел ярдах в десяти от нас группу людей, освещенную зловещим оранжевым свечением. У некоторых на лицах были гнусные ухмылки, лица других выражали дикую ненависть. Это волна их мыслей…

Внезапно я закричал от неожиданности своего открытия, но мой крик потонул в сумасшедшем гуле.

Гудение, которое я слышал, издавали мухи.

Миллионы мух.

Каждого из этих людей покрывали слипшиеся движущиеся комки мух. Их лица шевелились от мух, которые сидели в углах глаз, черной массой вползали во рты и выползали оттуда.

В памяти всплыло жуткое видение. Морда Кит изранена колючей проволокой, на которой держится сплошной комок мух, словно кусок ожившего угля.

Те, что внизу, раздувшись, жадно сосут ее кровь. Эти твари не пошевелились, даже когда я замахал на них руками, крича от отвращения.

Но это ничто по сравнению с тошнотворным ужасом, испытанным мною в тот момент. Вцепившись в руку Альберта, я закрыл глаза, не в силах видеть это зрелище.

От этого стало еще хуже.

В тот же миг, как я закрыл глаза, в моем сознании начали проноситься другие видения. Бледные призраки, пожирающие разлагающуюся плоть. Ухмыляющиеся вампиры, упивающиеся потоками темной крови, исторгаемой из глоток визжащих детей. Мужчины и женщины…

Вздрогнув, я открыл глаза. Несмотря на всю мерзость творящегося тут, я предпочел видеть окружавшие меня картины, нежели те, что предстали перед моим мысленным взором.

— Противься их мыслям! — закричал Альберт. — Не позволяй им себя ослабить!

Я взглянул на него с бессловесным ужасом. Он уже догадался?

Я пытался сопротивляться. Роберт, как я старался! Пытался избежать зловещих картин и звуков, постоянно насылаемых на меня этими людьми, а также запахов, вкуса и ощущений этого места. «Энн здесь быть не может», — говорил я себе.

Я не собирался позволить себе в это поверить.

И вдруг, словно существовала какая-то связь с моей мыслью об Энн, мое сознание начало заполняться безграничным отчаянием и болью.

Могу лишь сказать, что в моей жизни не было ничего подобного. Ибо материальный мозг не способен одновременно манипулировать множеством мыслей, в то время как духовное сознание может впитывать многочисленные впечатления. Даже мой рассудок, находившийся в тот момент в состоянии упадка, должен был обладать этим свойством.

Эти впечатления были подобны брызгам кислоты, выжигающим мой рассудок. За существование в моем сознании боролись полная безнадежность и скорбь. Подо мной, подобно бездонной пропасти, разверзлась глубокая меланхолия. «Энн здесь нет». Эта мысль стала моим единственным утешением.

Только не среди этих.

Я вскрикнул от ужаса, когда к нам, пошатываясь, подошел мужчина, одетый в остатки, скорее всего, тоги, почерневшие лохмотья которой свисали с его тела. Его конечности были совсем бесплотными, почти как у скелета. Протянутые к нам руки напоминали когтистые лапы хищной птицы, а ногти — черные когти. Искаженное уродливое лицо едва ли можно было назвать таковым. Маленькие красные глазки сверкали, в омерзительном раззявленном рту виднелись зубы, напоминающие желтые клыки.

Почти все его лицо разложилось, из-под гниющей плоти проглядывали серые кости. Когда он схватил меня за руку, я закричал от ужаса, и от его прикосновения во мне поднялась волна сильной тошноты.

— Там! — вскричал он, указывая куда-то когтистой рукой.

Я невольно посмотрел по направлению его руки и увидел мужчину, тащившего какую-то женщину к одному из зловещих прудов с вязкой жидкостью. Она визжала, не помня себя от ужаса, и эти вопли резанули меня, как бритвой.

Узнав ее, я вновь закричал:

— Энн!

— Крис, не надо! — предупредил Альберт. Слишком поздно. Я уже оттолкнул его руку, освободился от его отчаянной хватки.

— Иду! — закричал я, устремившись к Энн.

«Весь ад сорвался с цепи».

До тех пор я не знал истинного значения этой фразы.

В тот миг, когда я вырвался от Альберта, его защита пропала и ко мне бросилась толпа существ, вопя в приступе демонического ликования…

Они быстро приближались, и я с содроганием понял, что тот человек сыграл со мной злую шутку. Знал ли он, что я разыскиваю жену? Неужели он был настолько коварен?

Как бы то ни было, он лишь заставил меня поверить, что это Энн. Но я уже понял, что это не она. В тот же миг, как я вырвался от Альберта, лицо женщины прибрело столь же отталкивающий вид, что и у остальных.

Резко остановившись, я тщетно пытался повернуть назад, в дикой панике кидаясь во все стороны.

Бесполезно. Едва я начал отступать, как они с визгом набросились на меня со всех сторон, пытаясь схватить.

Я споткнулся и потерял равновесие, попробовал удержаться, но не смог. Со всех сторон раздались вопли дикого ликования. В ужасе закричав, я рухнул на каменистую почву, а чудовища навалились на меня сверху, раздирая мне лицо и тело когтистыми лапами, разрывая одежду и плоть.

Перед глазами неясно маячили лица — некоторые обуглившиеся, другие багрово-красные, все обезображенные шрамами, ожогами или язвами. У некоторых и вовсе не было лиц, а на их месте — мешанина из волос и костей.

Я пронзительно выкрикнул имя Альберта, потом с отвращением почувствовал, как в мой открытый рот, в уши и глаза залетает рой мух. Этих тварей, похоже, возбуждала моя беспомощность. Я пытался их выплюнуть. Я бешено колотил по глазам и ушам руками.

Я снова попытался позвать Альберта, но смог издать лишь какой-то булькающий, захлебывающийся звук, поскольку целый рой мух начал забивать мою глотку. Тогда я попробовал надавить себе на желудок, чтобы вызвать рвоту, но орущие и визжащие монстры не дали мне этого сделать. Они возили меня по земле на спине, дергали за руки и ноги, пинали, хриплым визгом выражая свой сумасшедший восторг по поводу моего бессилия.

Свет, который я нес, теперь фактически погас. Вокруг себя я видел лишь мечущиеся силуэты и тени. А слышал только вопли безумной радости, когда меня волочили по земле, разрывая одежду и раня кожу об острые как бритва камни. И еще жужжание мух.

«Альберт! — в муках мысленно призывал я. — Умоляю, помоги мне!»

Теперь полная темнота. В ушах оглушающее жужжание мух, ощущение такое, словно они сотнями заползают в рот и глотку, под вытаращенные глазные яблоки.

И вдруг я почувствовал, что меня погружают в ледяную жидкость, толкают вниз.

Меня сразу переполнило чудовищное ощущение — сочетание всех мыслимых отвратительных оттенков вкуса и запаха.

Я почувствовал, как когтистые руки толкают меня глубже в эту жидкость. Я пришел в еще больший ужас, когда — как это было возможно? — под поверхностью жидкости меня начали хватать другие руки.

Я попытался закричать, но лишь издал придушенный булькающий звук, а меня все продолжали тянуть вниз, передавая из одних невидимых рук в другие, погружая глубже и глубже в гибельные глубины.

Теперь ко мне начали липнуть тела, почти скелеты, с лоскутами гниющей плоти. Глаза у меня были плотно закрыты, но я тем не менее видел их лица. Лица живых мертвецов, глядящие на меня горящими, полными ликования глазами, пока я опускался ниже и ниже.

«Энн! — подумал я. Сознание мое начало угасать. — Я обманул твои ожидания!»

Я сел, выпрямившись, и вскрикнул от изумления.

Рука Альберта покоилась на моем плече, а я не мигая глядел на него.

Наконец я осмотрелся по сторонам.

Мы сидели на бесплодной серой равнине, под синевато-серым тусклым небом. Над ее бесконечным застывшим простором завывал холодный ветер.

И все-таки, Роберт, скажу тебе, эта равнина казалась раем по сравнению с тем местом, где я побывал.

— Как тебе удалось меня спасти? — спросил я. То, что я находился рядом с ним, было выше моего понимания.

— Ты был в их лапах всего несколько мгновений, — объяснил он.

— Несколько мгновений? — От удивления я разинул рот. — Но они повалили меня на землю, потащили к пруду и бросили под воду, где…

Он с мрачной улыбкой покачал головой.

— Ты все время находился у меня перед глазами, не более чем в нескольких футах. Они прикасались к тебе только мысленно.

— Господи! — Я невольно вздрогнул. — Это, наверное, и есть ад. Точно.

— Один из них, — откликнулся Альберт.

— Один? — Я уставился на него в смятении.

— Крис, — сказал он, — есть преисподние внутри ада.