— Джентльмены!

Я открыл глаза от звука мужского голоса. Перед скамьей, обращаясь к нам, стоял мужчина.

— Боюсь, вам придется уйти, — сказал он. — Это частная территория.

Я уставился на него. Частный сад в Стране вечного лета? Я заговорил, но Альберт меня перебил.

— Простите, — сказал он. — Мы не знали.

— Все в порядке, — откликнулся мужчина. Он был средних лет, одет изысканно и тщательно. — Если уйдете сразу же, — добавил он, — говорить больше ничего не придется.

— Прямо сейчас, — согласился Альберт, поднимаясь со скамейки.

Я с удивлением смотрел на него. Непохоже было на Альберта, чтобы он покорно позволил прогнать нас. Я встал и снова заговорил, но Альберт, взяв меня за руку, прошептал:

— Не обращай внимания.

Пока мы шли к воротам, человек смотрел на нас вежливо, но отстраненно.

— В чем дело? — спросил я.

— Спорить с ним бесполезно, — объяснил Альберт. — Он бы не понял. Эти люди находятся здесь в странном положении. При жизни они фактически не причинили никому вреда и здесь тоже безвредны — отсюда относительная комфортность их существования.

С другой стороны, пробить броню их претенциозности невозможно. Их существование ограничено определенными рамками, но они считают его весьма подходящим для своего класса.

Понимаешь, они полагают, что находятся в «фешенебельном» месте, предназначенном только для людей с их социальным положением. Они не имеют представления о том, что в Стране вечного лета не существует партий и группировок. Они живут с иллюзией собственного превосходства, которую словами не разрушить.

Когда мы выходили из сада, я покачал головой.

— Абсурд.

— Это ничто по сравнению с тем, что ты увидишь, если мы пойдем дальше.

Некоторое время мы шли молча. Но я почему-то чувствовал, что мы не двигаемся к краю Страны вечного лета, а кружим на месте. Похоже, Альберт давал мне передышку, чтобы я принял решение.

Наконец я его принял.

— Поскольку есть риск для меня, а не для Энн, — сказал я, — я намерен идти дальше. Ей можно и нужно помочь.

— Не считая того, — напомнил он мне, — что, если ты станешь пленником эфирного мира, ваше воссоединение может быть отложено на…

Он замолчал, и я понял, что он собирался сказать мне, на какой срок может быть отложена наша встреча. Сто лет? Тысяча? Меня снова охватил страх. Не совершаю ли я глупость? Может быть, двадцать четыре года ожидания предпочтительнее, чем…

Я принял решение в тот момент, когда представил себе, что Энн почти на четверть века останется одна в Бог знает каком ужасном месте. Я не мог этого допустить, не попытавшись помочь.

Не мог и не хотел.

— Хорошо, — молвил Альберт, сразу же догадавшись о моем решении. — Тогда отправляемся. Я восхищаюсь твоей преданностью, Крис. Вряд ли ты понимаешь это до конца, но то, что ты собираешься сделать, требует большого мужества.

Я не ответил, но, пока мы шли, догадался, что мы незаметно изменили направление и снова движемся к краю Страны вечного лета.

Впереди я увидел небольшую церковь. Как и парк, она не была лишена привлекательности, но ей недоставало того совершенства, каким было отмечено все, виденное мною здесь до сих пор. Кирпичные стены грязно-коричневого цвета, выщербленные и поблекшие. По мере того как мы подходили, я начал различать пение прихожан. «Изнуренный земным путем и страдающий от грехов, смотрю на небеса и жажду там оказаться».

Я в изумлении посмотрел на Альберта.

— Но они и так здесь, — сказал я.

— Они этого не знают, — ответил он. — Поэтому проводят время, распевая тоскливые гимны и слушая нудные проповеди.

Я почувствовал, как меня опять наполняет тревога. Если такое возможно в самой Стране вечного лета, чего же следует ожидать, когда мы окончательно покинем эту сферу?

Альберт остановился.

Мы оказались перед полоской кремнистой почвы с клочками сухой и чахлой травы.

— Теперь нам лучше переодеться, — сказал он. — И надеть ботинки.

Я собирался спросить его зачем, потом понял, что он не предложил бы, не будь в этом необходимости. Тогда я сосредоточился на переодевании. Казалось, здесь чувствительность моей кожи ослабла, так что процесс прошел практически незаметно. Оглядев себя, я вздрогнул, увидев, что снова одет так, как в ночь дорожной аварии.

Я обратил взор на Альберта. На нем были синие рубашка и брюки, а также бежевый пиджак.

— Одежда, которая была на мне, когда меня отвезли в больницу, — пояснил он.

Лицо мое скривилось.

— А дальше будет все в том же духе? — с тревогой спросил я.

Даже воздух здесь был какой-то странный, он неприятно щекотал горло.

— Нам придется начинать приспосабливаться к изменениям в окружающей среде, — предупредил Альберт. — Представь себя в таком виде, в каком сможешь существовать здесь, не испытывая дискомфорта.

Я попробовал, и у меня появилось ощущение, что я начинаю толстеть. Ощущение было едва уловимым, но отчетливым. Текстура моего тела приобрела определенную плотность, и теперь воздух можно было вдыхать. Но, в отличие от прежнего, кристально чистого и живительного, этот тяжелый воздух лишь поддерживал мое существование, не более того.

Пока мы шли, я осматривал сельскую местность — если можно было так назвать то, что я видел. Вместо плодородных земель — бесплодная почва, чахлая трава, низкорослые деревья, фактически лишенные листвы, никаких признаков воды. И никаких домов, что было неудивительно. Кто стал бы здесь жить по своей воле?

— Ты увидишь тех, кто — добровольно — обитает в таких устрашающих местах, по сравнению с которыми это — просто райский уголок, — молвил Альберт.

Я постарался скрыть смятение.

— Ты пытаешься меня отговорить?

— Подготовить тебя, — поправил меня Альберт. — Не важно, что я скажу — ты вряд ли сможешь вообразить то, что тебе, возможно, придется увидеть.

И снова я собирался задать ему вопрос, и снова решил этого не делать. Он это понял. Лучше было не тратить энергию на оспаривание его слов. Силы нужны для предстоящих испытаний.

А прямо перед нами лежало пустынное пространство, напоминающее прерию. Дерна становилось все меньше, и он делался менее упругим. Скоро я заметил появившиеся в земле трещины с рваными краями. Теперь ветер утих. Воздух был неподвижным и тяжелым, становясь все холоднее по мере нашего продвижения вперед. Или это было продвижение назад?

— Мне опять кажется, что меркнет свет? — спросил я.

— Нет, — тихо ответил Альберт. Мне казалось, голос его меняется, как и вид этой местности, становясь все более тихим и отчужденным. — Правда, меркнет он не для того, чтобы дать тебе отдохнуть. Это происходит потому, что мы уже почти достигли низшего уровня — так называемой темной сферы.

Впереди показался человек. Он стоял, безучастно наблюдая, как мы приближаемся. Я подумал, что он один из тех, кто по какой-то непонятной причине здесь поселился.

Я ошибся.

— Здесь начинается низшая сфера, — сообщил он нам. — Это место не для любопытных.

— Я пришел, чтобы кое-кому помочь, — сказал я. Человек посмотрел на Альберта, а тот кивнул со словами:

— Это правда.

— Значит, вы не просто любопытствующие. — В тоне его звучало непонятное предостережение.

— Да, — подтвердил Альберт. — Мы разыскиваем жену этого мужчины, чтобы попытаться ей помочь.

Человек кивнул и положил ладони на наши плечи.

— Тогда с Богом, — молвил он. — И будьте все время начеку. Действуйте осознанно.

Альберт снова кивнул, и человек снял ладони с наших плеч.

В ту самую секунду, как мы пересекли границу, я ощутил дискомфорт, подавленность; меня переполняло непреодолимое желание повернуться и умчаться назад в безопасное место. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться панике.

— Скажи мне, если захочешь вернуться, — промолвил Альберт.

Уловил ли он мою мысль, или просто было очевидно, о чем я думал в тот момент?

— Хорошо, — сказал я.

— Не важно, когда это почувствуешь, — добавил он.

Тогда я понял, что он больше не имеет доступа к моему сознанию.

— Теперь нам придется говорить вслух, верно? — спросил я.

— Да, — подтвердил он.

Меня сбивало с толку то, что я видел, как его губы снова шевелятся. Почему-то эта вещь больше, чем что-либо другое из увиденного, убедила меня в том, что мы находимся в низшей сфере.

Что же я увидел? Почти ничего, Роберт. Мы шли по бесцветному пространству, в котором тусклое небо смешивалось с землей, и уже начинало казаться, что мы с трудом тащимся по серому континууму.

— Здесь совсем нет ландшафта? — спросил я.

— Ничего постоянного, — ответил Альберт. — Что бы ты ни увидел — дерево, куст, скалу, — это лишь мысленная форма, созданная кем-то из обитателей этого уровня. Ландшафт в целом представляет собой составной ментальный образ его обитателей.

— Это и есть их составной ментальный образ? — спросил я.

Беззвучный, бесцветный, безжизненный.

— Да, — ответил он.

— И ты здесь работаешь?

Меня поразило то, что человек, имеющий право выбора, согласился работать в этом непривлекательном месте.

— Ничего страшного, — вот все, что он сказал.

Я не ошибся в своих наблюдениях. Голос Альберта звучал тише, чем в Стране вечного лета. Безжизненность этого места явно влияла даже на речь. Мне стало интересно, как звучит мой голос.

— Холодает, — заметил я.

— Представь, что тебя окружает тепло, — посоветовал Альберт.

Я попробовал и почувствовал, что постепенно становится теплее.

— Ну как, лучше? — спросил Альберт. Я с ним согласился.

— Но помни, — сказал он мне, — по мере нашего продвижения вперед с твоей стороны потребуется более глубокая концентрация для приспособления к воздействиям окружающей среды. Концентрация, которой тебе будет все сложнее достигать.

Я осмотрелся по сторонам, заметив новое неудобство.

— А теперь темнеет.

— Представь вокруг себя свет, — снова посоветовал Альберт.

«Представить свет?» Я удивился, но попробовал, хотя не понимал, как это поможет.

Тем не менее помогло. Потихоньку окружающие нас тени начали светлеть.

— Как это действует? — спросил я.

— Свет здесь получается исключительно при воздействии мысли на атмосферу, — объяснил Альберт. — «Да будет свет» — более чем просто фраза. Те, кто прибывает в эту сферу в неразвитом состоянии, буквально оказываются «в темноте», поскольку их рассудок недостаточно силен, чтобы дать свет, который позволил бы им прозреть.

— Именно поэтому они не могут подняться выше? — спросил я, с тревогой думая об Энн. — Потому что они, по сути дела, не различают пути?

— Это лишь часть проблемы, — заметил он. — Но даже если они видят глазами, их организмы в целом не смогут выжить в высших сферах. К примеру, воздух был бы для них настолько разреженным, что сделал бы дыхание болезненным, если вообще возможным.

Я оглядел бесконечную промозглую местность.

— Ее можно было бы назвать Страной вечной зимы, — сказал я, удрученный этой картиной.

— Пожалуй, — согласился мой провожатый. — Правда, на Земле ассоциации с зимой часто бывают приятными. Здесь же ничто не радует.

— Твоя работа здесь… приносит плоды? — спросил я.

Он вздохнул, и, взглянув на него при вечернем освещении, я увидел на его лице выражение меланхолии, чего раньше никогда не замечал.

— Ты из личного опыта знаешь, как трудно заставить людей на Земле поверить в жизнь после смерти, — сказал он. — Здесь это гораздо труднее. Я обычно встречаю такой же прием, как наивный церковнослужитель в самом отвратительном гетто, — мои слова вызывают язвительный смех, грубые шутки, всевозможные оскорбления. Несложно понять, почему многие из обитателей этой сферы проводят здесь века.

Я посмотрел на Альберта с таким смятением, что на его лице отразилось удивление, потом, когда он осознал сказанное им, удивление сменилось раскаянием. Даже он утратил здесь проницательность.

— Извини, Крис, — сказал он. — Я не имел в виду, что Энн пробудет здесь так долго. Я же сказал тебе, сколько времени.

Он снова вздохнул.

— Теперь понимаешь, что я подразумевал, говоря, что здешняя атмосфера влияет на мышление человека. Несмотря на свою веру, я все же не уберег свои убеждения от ее влияния. Главная истина все-таки в том, что каждая душа в конечном счете воспарит. Ни разу не слыхал, чтобы какой-то дух остался здесь навсегда, каким бы дурным он ни был. А твоя Энн далека от всего дурного. Все, что я хотел сказать, — это то, что существуют заблудшие души, пребывающие в этой сфере такое время, которое — по крайней мере, для них — равнозначно бесконечности.

Он замолчал, а я не стал продолжать тему. Мне не хотелось думать о том, что Энн задержится здесь надолго или что я сам могу стать пленником низшей сферы.