Эуклидес Пейшоту позвонил Шри за несколько часов до того, как она должна была предстать перед Сенатской комиссией по разведке. Вместе с Альдером, группой ассистентов, юристов и консультантов Шри завтракала и репетировала свои свидетельские показания. Женщина вышла на террасу, и Эуклидес сообщил ей, что встреча с предателем подполковником Мануэлем Монтанем состоится сегодня в три часа пополудни.

— Сегодня?

— Не беспокойтесь, профессор–доктор. У вас предостаточно времени, — сказал Эуклидес.

Он поведал ей план: Шри предстояло отправиться на прогулку по центральному бульвару возле озера Параноа — предатель будет ждать ее в дальнем конце аллеи.

— И что потом?

— Всё как мы условились. У Монтаня нет причин подозревать вас. Мои люди будут наблюдать за вами и тут же вмешаются, если что–то пойдет не так. Хотя это маловероятно. Как бы то ни было, я уверен — вы сделаете всё возможное, чтобы никаких неприятностей не возникло, правда?

— Прекратите злорадствовать. Вы дискредитируете нас обоих.

— Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам. Когда получите иглу данных, встретитесь с одним из моих помощников — он даст вам взамен иглу с фальсифицированной информацией, которую вы доставите дяде.

— Больше от меня ничего не требуется? — уточнила Шри, хотя знала, это далеко не всё: кое–какие планы имелись у нее самой.

— Ничего. Вы приняли правильное решение, профессор- доктор, и не пожалеете, что помогаете нам.

На заседании Сенатской комиссии по разведке Шри зачитала ответы на заранее предоставленные ей вопросы. После короткого перекрестного допроса председатель поблагодарил женщину и отпустил. Пришел черед Альдера давать показания под присягой. Шри, сидящая рядом, гордилась тем, как ее сын предстал перед четверкой сенаторов и их советниками — ни капли страха, лишь спокойный ровный тон при ответе на вопросы.

Когда все закончилось, телохранители доставили Альдера домой, а Ямиль Чо повез Шри на встречу с полковником Монтанем. Они двигались по забитой транспортом улице: туда и обратно сновали велосипеды с нагруженными доверху прицепами и без них, армейские и гражданские грузовики, большие и маленькие автобусы, куда набилось столько людей, что создавалось впечатление, будто полчища муравьев налетели на крохотный кусочек съестного. Они проехали мимо монолитных суперквадр, закрывающих большую часть неба, отчего засаженные деревьями проспекты оказывались в вечной тени. На широких террасах нижних этажей теснились квартиры и магазины, вверх поднимались ярусы сельскохозяйственных платформ, оснащенных рядами солнечных батарей, а на крышах располагались ветряные генераторы, чьи гигантские лопасти отражали солнечный свет, подобно посылающему сигнал гелиографу.

Шри терпеть не могла Бразилиа с его бруталистской архитектурой, жарой, невероятно сухим воздухом и пылью, которую ветер приносил с плоскогорья, превращая небо в кроваво–красное полотно. Но больше всего она ненавидела толкотню на улицах, работяг в дешевых безвкусных одежках, с телами и лицами, не модифицированными генной инженерией, — сокрушительное количество людей, которых сюда привели необходимость и идеология. Земля принадлежала Гее, а людям доставались города — тенденция, зародившаяся с началом сельского хозяйства, достигла своего апогея. Сегодня практически каждый человек жил в городе. Мегаполисы больше не высасывали жизнь из окружающей сельской местности, не выкачивали водные, продовольственные и минеральные ресурсы в радиусе сотен и тысяч километров — отныне города обеспечивали себя всем: вода и отходы перерабатывались, еду выращивали в башнях–фермах, на крышах зданий и поднятых платформах. Словно чумные зоны, урбанистические островки теперь были изолированы от окружающей их возрожденной и восстановленной дикой природы.

Вонь с улицы просочилась в систему вентиляции лимузина. Пот, дешевый парфюм, аромат благовоний с алтарей и из храмов, дым готовящейся на огне пищи, резкий сладковатый запах газохола — все это превращалось в гремучую смесь, которая липла к коже Шри. Акустические системы, украшающие автомобили, громкоговорители над магазинами и ларьки вдоль тротуаров оглушали какофонией самой разнообразной музыки. Жизни людей разворачивались у всех на виду, словно то были не люди, а животные. Прямо на улице их стригли, им лечили зубы, накалывали татуировки, сканировали. Под сенью деревьев, выстроившихся по сторонам широкого проспекта, они ели, смотрели кукольные шоу, представления акробатов и танцоров, слушали бродячих проповедников, которые разглагольствовали на перекрестках, возле придорожных храмов с целым зоопарком тотемов. Для рабочего люда Гея была не научным концептом, не совокупностью связанных между собой биомов планеты, но древней богиней, мощной и все же такой ранимой. Они выбирали духов животных и с их помощью молили ее о заступничестве, просили о прощении за те жуткие раны, что человечество ей нанесло. Они молились о возрождении. В этих вульгарных храмах Гею изображали Афродитой, что, нагая, поднимается из морских глубин на раковине, или многорукой танцовщицей, раздувшейся фигурой беременной женщины и даже хохочущим ребенком, который танцует в залитом солнечным светом лесу.

Какое чудовищное невежество, и заполнить эту пропасть нет никаких шансов, думала Шри, глядя через затемненное стекло бронированного лимузина на карнавальные улицы. Иногда она мечтала о том, чтобы человечество покосила чума, сократив население до безопасного уровня. Она мечтала о девственной зеленой планете, по равнинам и лесам, морям и океанам которой будут ходить, ездить или плавать всего десять миллионов человек. Это были бы высокие сильные умные особи, которые трепетно относились бы к земле. Они создали бы единую планетарную сеть и несли бы с собой цивилизацию. Утопия, в которой все люди походили на нее саму. Климатические изменения, войны за воду и сельскохозяйственные угодья унесли миллиарды жизней, еще столько же погибло во время Переворота, но этих смертей оказалось недостаточно.

В мыслях Шри пронеслись безжизненные пустые ландшафты спутников Сатурна, сады в их городах и оазисах, зеленые соборы, свидетельствующие о триумфе разума.

Женщина вдруг заметила, что движение замедлилось, образовалась пробка. По улице пронеслась раскатистая песня автомобильных клаксонов, крики недовольных водителей. С площади с диким ревом высыпала на улицу толпа. Ямиль Чо связался с кем–то по гарнитуре, а затем сообщил Шри, что возникла небольшая проблема, но ничего неразрешимого.

— Там что, митинг?

— Полагаю, мэм, это мятеж. Из–за войны.

— Мятеж?

— Людей пичкают пропагандой. Логично, что их возмущение и гнев находят выход. Они жгут чучела, распевают лозунги. Как правило, ничего серьезного. Телевидение освещает эти события так же, как и матчи по мини–футболу.

— Я не смотрю новостные каналы.

Шри вспомнила, что давным–давно сказал ей Оскар, когда однажды она пожаловалась на то, сколько людей не приносят никакой пользы миру, а просто существуют — сосуды из плоти, подчиняющиеся слепому репродуктивному зову своих генов. Ее наставник считал, что психология толпы развилась после того, как человек стал жить в больших многонаселенных городах. Хотя сборища уродливы и жестоки, они несут в себе смысл: толпа собирается вокруг раны в народной психике, подобно лейкоцитам у очага инфекции. Это своего рода предохранительные клапаны, которые дают выход разочарованию и неудовлетворенности. Таким образом люди объединяются против реального или выдуманного врага. Сборища были всегда, сказал тогда Оскар. Какую бы форму ни принимало государство, сборища оставались константой цивилизации. Властители верили, будто они всё контролируют, будто вознеслись над толпой и правят по общему согласию или божественному праву, а иной раз управляют силой, но на самом деле они становились всего–навсего слугами толпы.

Ямиль Чо снова связался с кем–то по гарнитуре и затем обратился к Шри:

— Полиция уверяет, что мы в относительной безопасности, пока остаемся в машине. Я постараюсь вывезти нас отсюда как можно скорее, но лучше действовать незаметно.

— Мы в лимузине, мистер Чо. Едва ли мы можем оставаться неприметными. Кроме того, мы не можем пропустить встречу. Поэтому давайте выбираться прямо сейчас.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Ямиль и стал потихоньку выводить лимузин.

Толпа собралась вокруг гигантского людского дерева в центре площади. Людские деревья были наследием Авернус: она создала их, прежде чем покинула Землю и отправилась на Луну, еще до Переворота. Такие сажали в каждом городе. Из их сладкого сока делали сироп, вино, пиво; размяв семянки, можно было получить биотопливо, а в сочленениях ветвей топорщились богатые белками наросты; кору использовали для производства специй и антибиотиков, а еще ее варили и изготавливали особый вид бумажной ткани; питательные листья ели сырыми. В таком дереве можно было прожить всю жизнь, ни в чем не нуждаясь. Многие праведные мужчины и женщины так и поступали — редко когда встречалось людское дерево, в котором не обитал бы нищенствующий монах или какая–нибудь ясновидящая.

С одной из нижних широких ветвей дерева на площади что–то свисало. Пока лимузин объезжал толпу по краю, Шри заметила, что это труп мужчины–альбиноса: его голова неестественно свешивалась на сторону, шея была сломана, одежда порвана. К груди ему прикрепили плакат с двумя словами, написанными, судя по всему, кровью: «Против природы». Люди колошматили ноги трупа палками, как пиньяту, швыряли в него камни и фрукты, даже ботинки. Они стаскивали с себя обувь и бросали в подвешенную фигуру.

Неужели они приняли его за дальнего? Или просто вымещали на нем зачатки своего гнева по отношению к постлюдям? Шри вдруг поняла, что все это не важно. Значение имела лишь ярость толпы.

Стайка полицейских беспилотников и одноместных вертолетов зависла на разной высоте над многоярусными террасами и проходами между суперквадрами, окружающими площадь с трех сторон. Обычно служители закона не вмешиваются напрямую в подобные ситуации, пояснил Ямиль Чо: это может лишь разжечь гнев толпы.

— Они распылят феромоны, пытаясь успокоить бунтовщиков.

— Не похоже, чтобы от их действий была польза, — заметила Шри.

Все больше и больше людей собиралось на площади — так сбегаются муравьи, манимые кусочком сахара. Люди заглядывали в тонированные стекла автомобиля — мимо проплывал парад ухмыляющихся, смущенных, разгневанных, заплаканных лиц. Кулаки барабанили по кузову и крыше машины. А лимузин трясся на жесткой подвеске, словно лодчонка в бушующем море. В дальнем конце стали разгораться драки — толпа обратила ярость против самой себя. В нескольких сантиметрах от лица Шри что–то ударило в окно — по стеклу сползали кусочки фрукта, оставляя липкий след. И тут на машину обрушился град камней и фруктов. Какой–то мужчина принялся лупить по лобовому стеклу палкой, вырванной из придорожного ларька. Ямиль Чо навел на него гамма–лазер, и мужчина тут же выронил деревяшку, упал на колени и закричал в агонии: луч воздействовал на болевые рецепторы. Толпа нахлынула и принялась раскачивать лимузин из стороны в сторону, но тут же подалась назад, когда по корпусу автомобиля пропустили пятьдесят тысяч вольт.

Ямиль Чо посоветовал Шри пристегнуться. Как только щелкнул ремень безопасности, лимузин дернулся вперед, объехал грузовик, разукрашенный благочестивыми лозунгами, и оказался на тротуаре — пешеходы бросились врассыпную. Автомобиль набирал скорость, сбивал попадающиеся на пути ларечки. Секретарь Шри профессионально маневрировал на забитой улице и при этом спокойно разговаривал с полицией. Когда лимузин снова выбрался на дорогу, к ним, мигая сигнальными огнями и включив сирену, спикировал вертолет — путь постепенно расчистился.

Уже через несколько кварталов все пришло в норму — обычное движение, никаких чрезвычайных ситуаций на улицах. Ямиль Чо поблагодарил полицейских, и вертолет, накренившись носом вперед, унесся назад к месту беспорядков.

— И часто происходят эти военные бунты? — поинтересовалась Шри.

— Теперь как минимум один раз в день, мэм. И не только в Бразилиа.

— Это уже не остановишь, — констатировала Шри.

— Как правило, мятежи быстро утихают сами по себе. — не согласился с ней мужчина.

— Я говорила о войне, мистер Чо. Войны не миновать. Люди высказали свое мнение — они жаждут конфронтации.

— Да, мэм.

Ямиль Чо проехал квартал и лишь затем добавил:

— Осмелюсь заметить, вы поступаете правильно. Вовсе не потому, что война неизбежна. Просто так и надлежит действовать.

— Спасибо, мистер Чо. — Откровенность секретаря удивила и тронула Шри: никогда прежде тот не высказывал своего мнения.

Профессор должна была встретиться с подполковником Монтанем в большом парке с зелеными лужайками и группками деревьев, растущими вдоль длинного озера, которое образовалось, когда люди пустили три реки по новым каналам. По воде туда–сюда скользили парусные лодки, гонимые горячим ветром. Они напоминали стайки разноцветных бабочек. Шри направлялась вдоль центральной аллеи мимо ларьков, скамеек и сгрудившихся столиков для пикника. Семейства. Влюбленные, держащиеся за руки. Восхищенные кукольным шоу дети. Все отдыхали.

В дальнем конце аллеи никого не оказалось, и только обрывок бумажки был прикноплен к решетчатому сиденью на самой последней скамейке. На записке значился адрес.

— Меры предосторожности. Неплохо, — заявил Ямиль Чо, когда Шри, изжарившаяся на солнце и в дурном настроении, села в лимузин. — А парень знает, что делает.

— Эти глупые игры ему не помогут.

— Разумеется, нет.

— За нами по–прежнему следят?

— Первый хвост мы сбросили, когда проезжали мимо бунтовщиков, но здесь нас ждала вторая команда. Хотя они тоже могут легко потерять нас по дороге. Только скажите.

Шри покачала головой.

— Нет, пусть следуют за нами. Хочу, чтобы Эуклидес знал: я выполнила всё в точности, как он просил.

Теперь рандеву должно было состояться в самом обыкновенном кафе возле Кладбища надежды. Как и в тысяче других подобных забегаловок, здесь, в тени раскидистых ветвей людского дерева, расположились столы со стульями да ларек, где продавали кофе, фруктовые соки, жареные пончики и пирожки с креветками. Шри присела, а когда подошел официант, заказала стакан мангового сока. Правда, пить этот коктейль из бактерий и грязи она не собиралась. Спустя несколько минут черноволосый мужчина, явно не официант, поставил перед ней бокал, а рядом положил салфетку.

— Я друг подполковника Монтаня, — сказал он. — Знаете ли вы, что за нами следят?

— Я подозревала, — призналась Шри.

— То, что вам нужно, завернуто в салфетку. Мы должны соблюдать осторожность. Надеюсь, вы это понимаете. Всё ради вашей безопасности, не нашей.

На мгновение Шри охватили сомнения — она даже порывалась предупредить незнакомца, что все это спектакль, что Эуклидес Пейшоту собирался сфабриковать данные, да и сам экопроповедник, которого они, вне всяких сомнений, почитали, не нуждается в этой информации — он лишь хотел испытать Шри на преданность. Молодой человек, представший перед Шри, и подполковник Монтань наверняка верили, что их поступок повернет ход истории, только вот на самом деле они оказались вовлеченными в игру, которой не понимали, и теперь были обречены: их перехитрили. Всего несколько слов — и Шри могла их спасти. На миг она поддалась порыву — голова закружилась, мысли спутались, но тут же все прошло. Она вновь себя контролировала.

— Должен признаться, доктор Хон–Оуэн, встреча с вами — необычайное событие, — промолвил молодой мужчина, и лицо его озарила радостная улыбка. — Вы делаете великую и очень важную работу. Позвольте выразить мое восхищение вами: вы пришли сюда, вы появились перед этой комиссией, состоящей сплошь из старых дураков, и рассказали им правду о наших братьях и сестрах.

— Братьях?..

— Все мы дети Геи. И на Земле, и в других мирах. Пожилое поколение жаждет войны, но мы–то с вами знаем, что она навязана. Старики пытаются отрицать эволюцию: они переделали мир под себя, а теперь боятся перемен, потому что знают — тогда они лишатся власти. Я читал ваши труды, доктор Хон–Оуэн. Вы на нашей стороне — осознание этого делает меня куда счастливее, чем я могу выразить словами. Уверен, вы во что бы то ни стало передадите наш маленький подарок нужному человеку. — Друг подполковника Монтаня закончил свою тираду, развернулся и пошел прочь, мимо столов и стульев, а затем слился с потоком людей, движущимся по широкому тротуару.

В воздухе мелькнула вспышка — солнечный свет отразился от крохотного, размером со шмеля, дрона, что выпорхнул из тени дерева и направился следом за мужчиной, рассекая небо над головами людей. Шри аккуратно сложила бумажную салфетку, опустила ее в карман и поспешила обратно к лимузину.

Когда профессор вернулась в свою квартиру, Альдер и Берри играли в подобие водного поло в бассейне, расположенном на внушительных размеров террасе. Остановившись возле балконной двери, женщина наблюдала за тем, как дети плескаются и кричат. Альдер был быстр и хитер, зато в том, как Берри двигался в воде, чувствовались изящество и сила, да и мячом он владел большую часть времени. В отличие от старшего брата, Берри был зачат естественным путем, когда Шри соблазнила Стамаунта Хоума, родню Пейшоту на одну восьмую и заместителя начальника безопасности на тот момент.

Честно говоря, Стамаунт позволил себя соблазнить. Все–таки по интеллекту, хитрости и амбициям он ничуть не уступал Шри. Вместе они могли положить начало могущественному роду, но через пять месяцев после того, как Шри забеременела, Стамаунта убили в ходе операции по ликвидации племени бандитов, устраивавших диверсии на трансандской железной дороге. Шри будет оплакивать его гибель до конца дней. На безымянном пальце левой руки она носила изящное плетеное кольцо, изготовленное из кости, которую профессор вырастила из остеобразующих клеток Стамаунта. Также в память о нем Шри ни разу не производила модификацию генов Берри: мальчик унаследовал от отца красивую наружность, правда, не более того.

Ребенком Берри был добродушным, но только до той поры, пока получал, что хотел, и получал незамедлительно. Выдающимся интеллектом он не отличался, часто ленился, а в последнее время проявлял склонность к бездумной жестокости. После нескольких инцидентов с товарищами по играм — благо все они были детьми слуг — Шри пришла к выводу, что ребенка нельзя оставлять наедине с детьми младше него. Несмотря на характер, Берри всегда сильно и беззаветно любил мать и брата, оставался им бесконечно преданным. Шри души в нем не чаяла и с большим терпением относилась к его выходкам, помня, что сын всегда будет зависеть от нее, нуждаться в том, чтобы мать защитила его от его же глупости и импульсивности. Когда Шри позвала его, Берри вылез из бассейна и покорно потопал к матери, а затем рассказал, как ездил на городскую ферму. Она отвлеклась от проблем и забылась, внимая его радостной болтовне. Она взяла на себя обязательства. Назад пути нет. И нечего страдать по этому поводу.

Однако позже в постели, когда мускулистое тело Ямиля Чо скользило по ней, подобно змее, когда его умелый язык, рот и пальцы заставляли Шри кусать губы, лишь бы не закричать, — тогда в разгоряченной темноте перед глазами промелькнуло лицо обреченного молодого человека, доставившего иглу памяти.