Вот уже сотни лет поселения во Внешней системе жили своим замкнутым миром. Сперва они сосредоточились на том, чтобы выжить в спартанских условиях, затем — на создании прочной и надежной экосистемы, а заодно экономических и социальных механизмов. Но теперь дальние балансировали на краю социальной и культурной революции. Желание молодого поколения порвать со старым реакционным режимом в городах–государствах на спутниках Юпитера и Сатурна ознаменовало стадию перехода в духе теорий Пригожина. Юные дальние жаждали осваивать новые территории. Спутники Урана и Нептуна. Плутон, Эрис, сотни карликовых планет в поясе Койпера. Были те, кто хотел терраформировать Марс: они предлагали разрушить одну из небольших лун Юпитера и использовать материалы для создания солнечных зеркал и производства тысяч тонн галоуглеводородов, которые создадут парниковый эффект и значительно повысят температуру планеты, в результате чего углекислый газ и водяной пар высвободятся из замерзшего реголита и еще больше увеличат атмосферное давление, возросшее после того, как китайцы сбросили на марсианские колонии комету.

Колонизаторский дух процветал и в сочетании с радикальными идеями постчеловеческого утопизма порождал социальные и политические волнения. Экономика Внешней системы строилась на бартере и системе социальных рангов: статус определялся выполняемой волонтерской работой и участием в обмене научными, культурными и технологическими идеями и информацией. Однако сегодня самые лучшие и яркие представители нового поколения посвящали себя тому, что планировали создание новых группировок, намеренно противопоставляющих себя основной массе. Молодые люди покидали города и переезжали в оазисы, убежища и другие крохотные обители, создаваемые бригадами неутомимых роботов. А еще молодежь участвовала в яростных дебатах, раскалывавших на фракции коллективы и семейные тресты, которые владели большинством космических кораблей во Внешней системе.

Последние поколения дальних хотели использовать звездолеты для исследования космоса и транспортировки волонтеров, готовых основать новые колонии в дальних уголках Солнечной системы. Однако их родители, бабушки, дедушки, прадеды превосходили их числом и постоянно одерживали победы на голосованиях. Во Внешней системе каждый мог получить медицинское обслуживание — в результате средняя продолжительность жизни достигала чуть больше ста пятидесяти лет, поэтому демократии в городах и поселениях, коллективы и тресты на самом деле оказывались геронтократиями — осторожничающими, реакционными. Они вели бесконечные дебаты, вместо того чтобы принимать решения, предпочитали спорить, а не действовать. Старшее поколение обладало контрольным пакетом не только в сфере космического транспорта, но и в инфраструктуре поселений Внешней системы. Старшие утверждали, будто корабли необходимы для торговли внутри систем Юпитера и Сатурна и между ними, а строительство новых аппаратов не санкционировали из соображений экономии. Оазисы и убежища возводили роботы — они остались от строительства городов, и дешевле было их использовать, чем списать. Однако для космических кораблей подобные роботизированные заводы отсутствовали: звездолеты в основном производили вручную. Корпуса и системы жизнеобеспечения можно было изготовить из алмазных и фуллереновых композитных материалов, для производства которых использовали залежи углеродных соединений, легко добываемых из ледяного реголита на большинстве спутников. Однако для термоядерных двигателей и систем управления требовались дорогие и редкие материалы, включая металлы.

Будущие колонисты пытались энергично решить проблему. Они придумывали планы по созданию роботизированных заводов на подходящем астероиде, где можно будет добывать и обрабатывать металлы, а затем при помощи отстроенных на месте рельсовых пушек отправлять сырье на Юпитер и Сатурн. Они спроектировали корабли, оборудованные световыми парусами и приводимые в движение зафиксированными лазерами или сложными химическими двигателями, изготовленными из керамики и фуллереновых композитных материалов. Этим нескоростным судам потребуются десятилетия и даже больше, чтобы добраться до места назначения, но ведь все это время пассажиры будут находиться в гибернации. Молодое поколение решительно стремилось преодолеть нехватку финансовой и политической силы за счет энергичности, изобретательности и упорства. Несмотря на антивозрастные процедуры и продвинутые методы терапии, люди оставались смертными, а это означало, что рано или поздно подрастающее поколение получит контроль над семейными трастами и коллективами. Однако к этому моменту они достигнут возраста своих дедушек и бабушек — им же не терпелось получить всё сейчас. Практически любая общественно–политическая модель предвещала раскол в течение десяти лет. Если землянам не удастся укрепить связи с городами–государствами на Юпитере и Сатурне и помочь им усилить консервативные режимы, сообщество дальних изменится невероятно быстро и будет развиваться в непредсказуемом направлении. Найти с ними точки соприкосновения станет делом нереальным — и тогда война неизбежна.

Все же молодое поколение не полностью порвало с прошлым. Они с восхищением и почти религиозным благоговением относились к работе Авернус и других ученых, которую те проделали в первые годы существования Внешней системы, — созданным ими новым видам вакуумных организмов и замкнутых экосистем, которые позволили построить поселения на спутниках Юпитера и Сатурна. Для них Авернус была экопроповедником, их Дарвином, их Эйнштейном, загадочным гением, окутанным легендами и слухами, главным источником вдохновения для их собственных радикальных идей, амбиций и устремлений, которые они сами еще толком не сформули–ровали. Шри заинтриговало, что новые друзья Альдера не рассказали старшему поколению о своей находке, о гроте. Однако то, что они посвятили в тайну ее сына, воодушевляло. Если когда–нибудь ей удастся увидеться с Авернус, их встреча непременно пройдет в рамках дипломатического протокола со всеми церемониями и вежливыми формальностями. На откровенную беседу между учеными рассчитывать не приходилось. Но если Альдеру удастся сблизиться с участниками знаменитой команды Авернус, как он сблизился с молодыми учеными здесь, то могут открыться неофициальные каналы, которые позволят в дальнейшем поддерживать связь и быть в курсе дел Авернус, даже когда Шри покинет Каллисто.

Однако даже сейчас, за несколько дней до церемонии открытия биома, ни одна душа в бразильском посольстве или команде клана Пейшоту не сумела получить подтверждение от жителей города, что Авернус посетит Радужный Мост. Люди на корабле «Луиш Инасьо да Сильва» перехватывали сообщения диспетчеров Юпитера, но и это не принесло плодов. На общественном транспорте много говорили о гении генетики, только все это была пустая болтовня. Альдер привез образцы хемотрофных вакуумных организмов — в минералах с бороздками и канавками. Эти виды более восьмидесяти лет произрастали в уединенном месте. Однако новостей об их создателе Альдеру раздобыть не удалось.

В конце концов Шри отбросила свою гордость и осторожность и снова пригласила Лока Ифрахима в свой номер. Он скормил ей обрывочные факты, доказывающие вину Спеллера Твена, и повторно предложил помощь в «решении этой проблемы», но насчет присутствия Авернус на церемонии открытия он тоже ничего не слышал. Выходило, никто ничего не знает. Отсутствие достоверных фактов заставляло Шри нервничать и проявлять нетерпение — часто у нее внезапно портилось настроение, из–за чего Альдер и Ямиль Чо были как на иголках. И вот наконец–то на официальном приеме за день до церемонии открытия Эуклидес Пейшоту подошел к Шри и заявил: «Она здесь».

— Кто здесь?

— Авернус, кто же еще. На вашем месте я бы нашел себе новые источники информации, — рассуждал Эуклидес Пейшоту. — Поскольку ваши явно уступают моим, а ведь я даже не пытался подобраться к сумасшедшей старой ведьме.

Все происходило в центральном внутреннем дворе посольства Великой Бразилии. Тент над ним изготовили из шелковых полотен пастельных оттенков; стены были увиты цветами и папоротниками, а пол покрывал ковер из засушенных лепестков роз, которые источали тяжелый мускусный аромат, когда великие и добродетельные граждане Радужного Моста, бразильские дипломаты и торговые делегаты, представители Миноса, Европы и других городов и поселений в системе Юпитера наступали на них. Строительная бригада, возводившая биом, собралась в одном углу: среди пышного убранства и ритуальных формул вежливости они чувствовали себя неловко, а их форменные комбинезоны выглядели невзрачными на общем фоне, хуже, чем одежда официантов, разносящих коктейли и канапе, и оркестрантов, играющих Гайдна и Моцарта. Народу во дворе собралось столько, что если кто–то один двигался, то всё вокруг приходило в движение вместе с ним. Таким образом, присутствующие медленно вращались, подобно шестеренкам в древних часах со сложным механизмом. Шри стояла вплотную к Эуклидесу Пейшоту, утопая в аромате его одеколона.

— Ни минуты не сомневалась, что Авернус приедет, — спокойно заявила она. — Биом был ее идеей. Она профинансировала строительство. Несомненно, она захочет присутствовать при запуске проекта.

Улыбка на лице Эуклидеса Пейшоту стала еще шире, обнажив большую часть невероятно белых и ровных зубов. На нем была нелепая униформа, которую Шри сочла собственным его изобретением: серые пиджак и брюки с розовым кантом, на груди связка медальных ленточек. И — серая кепка с полированным черным визором, надвинутым на маленькие, близко посаженные глазки, из–за которых он всегда напоминал Шри какого–нибудь хорька или горностая — пронырливого мелкого хищника, шныряющего в подлеске в поисках хорошей добычи.

— Не бывает никаких «несомненно», — отрезал Эуклидес. — Ах да, знаю, вам, ученым, приходится принимать что–то за правду, пока вы не докажете, так это или нет. Мне известно, что вы оптимист до мозга костей. Но здесь не наука, а политика. А как говаривал мой отец, никогда ничего не предполагай в политике, поскольку тогда и ты, и я окажемся в глупом положении. Да, Авернус оплатила строительство биома, но не проявила и толики интереса к его разработке, словом не обмолвилась ни с одним участником проекта. С нами или нашими хозяевами в этом городе. Мы даже не знаем, по душе ли ей работа, которую мы выполняем от ее имени. Спроси вы меня вчера, появится ли она на церемонии открытия, я бы мог ответить: «Не ставьте на это больших денег». Но чего бы я точно не сказал, так это слова «несомненно».

— Вы, должно быть, разочарованы, что оказались не правы.

— Не надейтесь слишком на встречу с ней. Пусть Авернус на Каллисто, но она даже не в городе. И я не знаю, посетит ли она церемонию открытия. Я даже не в курсе, где она остановилась. Но вот как я поступлю. — В глазах Эуклидеса Пейшоту, спрятанных за визором, блеснула злобная насмешка. — Если она все же приедет, мне, возможно, придется говорить с ней о биоме, даже если ей неинтересно то, что мы делаем. Мне совсем не сложно упомянуть ваше имя. Если она не слышала о вас.

— Спасибо. Но в этом нет необходимости.

— Предложение искреннее. В детстве я любил сажать в банку разные виды муравьев и смотреть, кто из них победит. Признаюсь, мне любопытно, что может произойти, если столкнуть двух гениев.

— Дело не в том, кто выиграет или проиграет или чьи идеи масштабнее и лучше. Вопрос в том, чтобы вступить в диалог, Ради блага семьи.

— Что ж, не забудьте сообщить мне, как продвигаются ваши дела с Авернус, — сказал Эуклидес Пейшоту. — Если вам не удастся с ней связаться, если ваши люди не справятся со своей задачей, я готов замолвить словечко. Пусть вы не являетесь кровным родственником, мне нравится считать, что вы преданы дядюшке. А теперь мне пора жать руки и вести светские беседы да пропустить пару бокальчиков, пока не пришла пора толкать речь.

Шри проверила шпионскую программу, которую запустила в городскую сеть, чтобы следить за происходящим, но отчет выдал лишь стандартные мегабиты пустых предположений. Профессор позвонила своему секретарю и дала задание выяснить все, что он сможет. Затем она набрала номер Альдера, затерявшегося где–то в плотной толпе, — тот ответил, что ничего не слышал, но расспросит своих новых друзей. В конце концов она связалась с полицейским Ди Фуджитой, но и та сказала, что о прибытии Авернус на Каллисто ей ничего не известно. Арестовать и удерживать Спеллера Твена и Лока Ифрахима до окончания церемонии открытия офицер сочла не лучшей идеей. Не только потому, что Лок Ифрахим обладает дипломатическим иммунитетом, но и оттого, что веских доказательств заговора нет.

— Мы не можем привлечь его просто по подозрению, — сказала Ди Фуджита. — Мы даже своих граждан не имеем права арестовать на таких основаниях, а уж тем более вашего.

— Подозрению? Он уже убил по меньшей мере одного человека.

— Пока у вас нет убедительных доказательств того, что Спеллер Твен или Лок Ифрахим планируют навредить Авернус, мы не вправе их тронуть. Вам остается лишь обратиться в Сенат и убедить их, что дело касается городской безопасности. Возможно, удастся получить официальное разрешение и сместить его с должности.

— Вы можете гарантировать результат?

— Сперва Сенат должен согласиться провести голосование по данному вопросу. А затем нужно набрать большинство голосов.

— И тогда об этом узнает весь город.

— Все никак не привыкну к тому, как вы относитесь к работе нашего правительства, — сказала Ди Фуджита.

— А я никак не привыкну к тому, что вы проводите общественные опросы на популярность при принятии решений, от которых зависит безопасность города. — Шри кипела от негодования, готовая вот–вот взорваться.

Она закрыла глаза, представила холодное белое небо Арктики над испещренным льдинами океаном и сказала:

— Если я сниму его с должности, это будет все равно что объявить войну мистеру Пейшоту. Я должна быть уверена, что вы меня поддержите.

— Я продолжу следить за Спеллером Твеном и Локом Ифрахимом — вот как я вам помогу. Сообщите, если узнаете что–нибудь, — попросила Ди Фуджита и отсоединилась.

Шри не могла покинуть прием, пока не закончатся речи. Ей пришлось вести светскую беседу с незнакомыми людьми, до которых ей не было дела. Все это время она думала о последствиях того, что ей рассказал Пейшоту, и о том, каким образом лучше установить контакт с Авернус в то короткое время, что оставалось до церемонии запуска проекта. Наконец сложный механизм движения толпы свел ее лицом к лицу с Локом Ифрахимом.

Он едва заметно кивнул и спросил, не изменила ли Шри своего решения касательно дела, которое они обсуждали в ходе последней встречи.

— Вы меня подвели, — заметила Шри. — Авернус здесь, а я узнаю об этом от Эуклидеса Пейшоту.

Удивление, отразившееся на лице Лока Ифрахима, казалось подлинным.

— Если это не очередной слух, а правда, то об этом не известно никому из моих знакомых. Мистер Пейшоту случайно не поделился с вами, как он узнал о ее приезде?

— Я не спрашивала его об этом. Но в вас, мистер Ифрахим, я разочарована. Очень разочарована. Либо вы общаетесь не с теми людьми, либо они вам лгут. Авернус здесь. Где–то на Каллисто. Может быть, в городе, может быть, где–то еще — например, на ферме вакуумных организмов, где она раньше работала. Я хочу знать, где она, откуда прилетела, кого привезла с собой. Но больше всего я хочу знать, как с ней связаться. Если вам удастся раздобыть полезные сведения, я прощу вашу неудачу и прослежу, чтобы вас щедро наградили. Если Лок Ифрахим владел информацией, которую скрывал от нее, Шри собиралась заставить его говорить — взяткой или угрозами. Даже если он не в курсе, стоит использовать его и тем самым держать под наблюдением.

Молодой дипломат немного подумал и сказал:

— В порту у меня есть контактное лицо. Я поговорю с ней сразу после вечеринки.

— Вы не станете ждать окончания празднества, потому что информация мне нужна как можно скорее.

— Может потребоваться время.

— Жду вас у меня в номере в три часа, — ответила Шри, повернулась к нему спиной и позволила толпе увлечь себя.

С речью выступили бразильский посол и мэр Радужного Моста, далее Эуклидес Пейшоту произнес несколько слов, хоть и не сообщил ничего нового. Правда, выступил он хорошо: четко расставил акценты на ключевых фразах, заработал бурные аплодисменты, которые принимал с хитрой улыбкой, затаившейся в уголках губ, будто вспомнил удачную шутку. Наконец Шри удалось улизнуть и при этом не вызвать дипломатического скандала. Когда она добралась до апартаментов, секретарь сообщил, что Лок Ифрахим уже прибыл. Он ждал ее в темном пузыре для наблюдений — его силуэт, отливающий черным и серебром в неярком свете люстры, взирал на протянувшееся внизу озеро. Стоило профессору переступить порог, дипломат обернулся и заявил, что есть новости.

— Я связался со своим контактом в порту, — пояснил он. — Она поговорила с пилотами всех кораблей, что приземлились за прошедшую неделю. Судя по всему, Авернус прилетела шесть часов назад на межорбитальном транспортном корабле, везущем груз лекарств и продуктов класса премиум с Европы. Судно принадлежит семье пилота Влада Идзуми. Ему двадцать восемь, не женат, детей нет, гражданин Миноса, Европа…

— Она приехала одна? Без своей команды?

— Был еще один пассажир. Молодая девушка, скорее всего, ее дочь.

— Юли. Ее зовут Юли. Где они сейчас? В городе?

— Они сели на роллигон, следующий в северном направлении. Дайте мне еще немного времени, и. возможно, я сумею выяснить, куда они отправились.

— Сведения необходимы мне как можно быстрее. И почему мистер Пейшоту узнал об этом раньше меня? Как вообще получилось, что о ее прилете в город никому не известно?

— Посольство, конечно, следило за кораблями, и за прибывающими, и за покидающими порт Радужного Моста. На это способен каждый. Информация находится в открытом доступе в сети. Просто пилот транспортника, Влад Идзуми, не числится среди друзей Авернус, Кроме того, Авернус с дочерью не были зарегистрированы как пассажиры. Скорее всего, они попросили их подвезти. Такое встречается сплошь и рядом. Никакого погранконтроля, никакой таможни. Полагаю, никто не опознал их в космопорте, телефоном и сетью они не пользовались. Просто покинули здание. Что касается мистера Идзуми, то он уже направляется обратно на Европу, хотя с радостью рассказал про своих пассажиров. Похоже, мое контактное лицо не первым расспрашивало о них. Спеллер Твен опередил нас.

— Я думала, вы с мистером Твеном — хорошие друзья.

— Я никогда не говорил, что он мой друг, — возразил Лок Ифрахим. — Нужны ли вам еще какие–нибудь сведения? Как видите, я горю желанием посодействовать вам.

Его улыбка, едва заметная в слабом свете люстры, победная и двуличная, казалась предметом искусства.

— Есть еще кое–что, — сказала Шри.

Фраза была условным сигналом для ее секретаря, прослушивающего разговор. Когда Ямиль Чо, опрятный, в черном джемпере и леггинсах, с кошачьей грацией вошел в пузырь, выражение лица дипломата не изменилось, но тревогу в голосе скрыть ему не удалось.

— Я пришел помочь вам, мэм. И все еще в состоянии оказать вам поддержку. Например, в том деле, о котором мы говорили раньше.

— Вы о том, чтобы убить Спеллера Твена?

— Убить? — Лок Ифрахим изобразил шок. — Боюсь, вы превратно поняли мои слова, когда я сказал, что могу помочь ликвидировать ущерб, нанесенный проекту.

— А когда вы утверждали, будто мистер Твен убил Урсулу Фрей, я тоже неправильно вас истолковала?

Ямиль Чо двинулся к Локу Ифрахиму, и дипломат попятился, пока не уперся в прозрачную стену пузыря.

— Он именно так сказал, — заявил секретарь. — Мистеру Пейшоту он поведал то же самое.

— Только не упомянули о своей беседе с мистером Пейшоту в нашем разговоре. А так как меня беспокоит, что еще вы забыли мне рассказать, мне придется подержать вас здесь какое–то время. Хотя бы до окончания церемонии запуска проекта.

Взгляд Лока Ифрахима метался от Шри к Ямилю Чо.

— Мой дипломатический статус…

— Мы будем утверждать, что вы согласились посодействовать мне в поисках. Или же я покажу записи наших разговоров послу — он сам все поймет. Возможно, мне не удастся доказать, что вы предложили убить Спеллера Твена, но ваши намеки прозрачны.

— Отлично, — сказал Лок Ифрахим. — Я останусь здесь и подыграю в этой вашей глупой схеме. Но уже сейчас могу сказать, добром это не кончится.

— Это угроза, мистер Ифрахим?

— Боюсь, это факт, мэм, — возразил молодой человек.

Он взял себя в руки — лицо его превратилось в маску, не выражающую никаких эмоций. Впервые Шри осознала, как велики его амбиции и решимость. Этим стоило восхищаться, и в то же время этого стоило страшиться.