Кто сказал, что ночь – не лучшее время для вторжения в чужое жилище? Самое оно. Ночь скрывает все следы, заглушает все. Конечно, если вы можете двигаться бесшумно и практически не касаясь предметов вокруг. У Фила это получалось отлично, а вот у меня – не очень.

На участке я дважды умудрился наступить на сухую ветку, создав такой треск, который легко можно перепутать с грохотом на лесоповале. А еще я чихнул в самый неподходящий момент – как в лучших американских триллерах. Мне было страшно, я готов был наложить в штаны в любую минуту. И сухие ветки хорошенько меня испытывали, черт возьми.

– Может быть, еще споете? – спросил Фил шепотом после моего чиха.

– Я сам знаю, что налажал, извини, – прошептал я в ответ.

Мы обошли дом, в котором жил Амерханов, и обнаружили, что дом имеет еще один вход – через подвал. На двери висел амбарный замок, но Фил расправился с ним легко и просто – попшикал на него какое-то средство и оторвал, практически без шума.

Дверцы распахивались наверх, предательски скрипнули. Первым в темноту полез Фил, за ним – я. Мою спину немного отпустило, но все равно чувствовалось, что она нездорова. То и дело возникали прострелы, то там тянуло, то здесь; я выпил успокоительное, чтобы не перегружать сердце, но тахикардия была – я слышал тикающее, как большие часы, сердце. Все же такие нагрузки не для меня, надо было послушать Диму и отправить Фила одного.

Лестница была невысокой, и скоро мы оказались на земляном полу. Фил закрыл дверцы в подвал, включил фонарик и пошарил по стенам. Мне казалось, что вот-вот луч выловит из темноты перекошенное от злости лицо Амерханова, но нет. Небольшое помещение было пустым, только деревянные стены, две двери и мягкий пол под ногами – землю ничем не покрыли, оставили как есть. Пахло свежей древесиной и сыростью.

Одна дверь явно вела в дом – та, что слева; а куда вела дверь справа? Я осторожно потрогал ручку. Конечно, она была заперта.

– Фил, – осторожно позвал я напарника.

Но он не отвечал.

– Фил, – повторил я громче.

И вдруг понял, что в подвале я один. Я не увидел это, скорее почувствовал. А потом и услышал – когда задержал дыхание. Я дышал один.

Я вытянул вперед руки скорее инстинктивно, чем для пользы дела. Руки у меня были слабые, как и все тело. Едва ли я смогу защитить себя от этого громилы. И чего я сюда поперся?!

– Его нет дома, – услышал я где-то рядом и заорал от ужаса.

Это был Фил. Он включил фонарик и показал на себя в проеме той самой двери, которая вела в дом. Оказывается, пока я дергал ручку – каких пять-семь секунд, – он уже успел не просто уйти, но и обследовать дом.

Или мне только казалось, что прошло так мало времени?

– Ты чего орешь?

– Я тебя потерял!

– Пошли, покажу кое-что интересное.

Он повел меня в дом. Сердце колотилось как бешеное и немного побаливало. Спина от испуга перестала болеть, но скоро опомнится и снова заноет. Кажется, самое время дать заднюю.

– А ты хорошо осмотрел дом? Почему ты уверен, что его там нет?

– Он собрал свои вещи и куда-то уехал. Видимо, ты его все же напугал.

Мы поднялись на второй этаж, и Фил проводил меня в спальню. Свет фонарика вырвал из темноты небрежно заброшенную одеялом кровать с несвежими простынями, вывороченный шкаф, валяющиеся на полу джинсы вперемешку со свитерами и свитшотами. В углу доверху набитая бельем корзина, от которой исходил запах застарелого пота. Комод с выдвинутыми ящиками, самый нижний выволочен на середину комнаты, абсолютно пустой. На дне ящика – масляные капли.

– Оружейная смазка, – сказал Фил, указывая на ящик. – Наш злодей при оружии. И он сбежал.

– Как ты думаешь, где он?

– Я не знаю, но времени у нас немного, скорее всего, он понял, что мы придем этой ночью, и сделал какую-то подставу. Так что осторожнее, ищи что-нибудь, что может нам помочь.

Сказал – и растворился в темноте.

Я постоял немного в темной комнате, потрогал комод. Что я могу тут найти, господи боже? Я ведь не сыщик, я поэт! В соседней комнате что-то загремело, я двинулся туда, практически на ощупь. Темень – хоть глаз выколи! А фонарик я взять не догадался.

– Может быть, мы включим свет? Все равно дома никого нет…

Плящущий свет фонарика сначала ввел меня в ступор, а потом я понял: что-то не так. Грохот повторился, и фонарик обрушился на пол с таким грохотом, с каким может упасть лишь большое человеческое тело.

Я заорал.

Из темноты вылетела большая, плотная птица и спикировала мне прямо в нос. Я пошатнулся назад, схватился за нос и рухнул навзничь. Перед глазами запорхали маленькие птички, без крылышек и клювиков, но очень яркие, пестрые, разноцветные.

Сознание отключилось буквально на несколько секунд, приглушив все звуки, а потом вернулось вновь невероятным ревом.

– Я вас всех убью!

– Мама! – нелепо заорал я, перекатился на бок, встал на четвереньки и пополз в сторону лестницы в надежде избежать новых ударов. Но Амерханов – или кто это был? – настиг меня очень быстро. Схватив за плечи, он опрокинул меня на спину и заорал прямо в лицо:

– Я говорил тебе убираться отсюда?! Теперь ты умрешь!

– Аааа! – орал я ему в лицо, закрывая ладонью его рот, потому что из него капала слюна! Мне на лицо! – Отпусти меня!

И – вот удивительно – он меня отпустил и лег рядом. Я вскочил на ноги, и спина и сердце сразу дали о себе знать. Спина начала стрелять, заставляя меня переминаться с ноги на ногу, сердце заныло, как побитая собака. Срочно, просто срочно нужно выпить валидол! А таблетки остались в номере.

Вспыхнул свет.

С огромным порезом на лице надо мной стоял Фил. Амерханов, это был точно он, лежал рядом на полу, без сознания. Значит, он не просто отпустил меня, Фил его вырубил. Ну что же, вполне объяснимо. Было бы необъяснимо, если бы Амерханов просто отпустил меня и лег рядом.

– Давай связывай его, чего стоишь? – спросил я Фила и, снова увидев рану, сказал: – Плохо выглядит, надо перевязать, наверное?

– Найди бинт где-нибудь, – попросил Фил. – Я пока его обездвижу.

Я хотел сказать Филу, что сам свяжу нашего пленного, а он пусть идет ищет бинт, но понял, что с этим боровом точно не справлюсь, и отправился на поиски аптечки. Если вам кажется, что американские фильмы четко дают инструкции по поводу места нахождения аптечки (в ванной за зеркальной дверцей над раковиной) – то вы ошибаетесь. В ванной у Амерханова была только зубная щетка и сама ванна с грязной донельзя занавеской. Даже если бы я обделался, то в такой грязище не стал бы мыться!

Аптечку я нашел в кухне, но никакого антисептика там не имелось, только бинт – огромная полоса марлевой повязки в стерильном пакете. Тут же нашлась бутылка дешевой водки, отпитая наполовину. Я понюхал пойло – спиртом воняло, значит, подойдет.

Фил обнаружился в комнате, которая, судя по всему, служила Амерханову гостиной. Бабушкин стиль – огромный выцветший ковер, стенка с сервизом за стеклом, протертая софа с накинутой на нее тряпицей. Посреди комнаты стоял стул, на котором дремал связанный Амерханов, весь залитый кровью. Фил стоял рядом, приложив к ране рукав. Я вскрыл пакет с марлей, полил на нее водки, не жалея, и протянул ему.

– Он еще не очухался, – сказал я. – Пойди помой рану и приложи повязку. Иначе будет заражение, где только твой рукав не побывал.

Фил кивнул и скрылся в ванной. Я включил телефон, примостил его на полку так, чтобы в кадр попадал весь Амерханов. Из заднего кармана достал свой специально приготовленный нож и стал ждать Фила. Он шипел в ванной.

Амерханов стал приходить в себя. Сначала зашевелились губы, прекратив поток слюней, потом он начал шевелить пальцами, руками, вращать связанными кистями, поднял голову и запрокинул ее назад. И очнулся. Сфокусировал взгляд на мне и на огромном ноже у меня в руках.

– Ты че? – пробормотал он и дернулся.

Но веревки держали крепко.

– Боишься? – спросил я тихо.

– Ты че? – тупо повторил Амерханов.

– У тебя есть три минуты до того, как я всажу этот нож в твой живот и проверну до щелчка, наматывая на него твои кишки, – сказал я так же тихо и сам себе удивился – вот где я такую фразу подцепил? Да я даже всадить-то, наверное, не смогу. Но сказать надо было.

А Амерханов испугался. Видимо, человек с такой внешностью, как у меня, действительно может сделать то, чего от него даже услышать неожиданно.

Из ванной вышел Фил, придерживая рукой марлю на щеке, оценил обстановку и кинулся «защищать» связанного.

– Эй-эй, не кипятись! Мы же просто поговорить с ним хотели!

– Я сам с ним проговорю, – процедил я. – Отойди.

– Дай мне пару минут, я попробую так с ним поговорить, – сказал Фил и подмигнул мне. Типа, подыграй.

Я кивнул, сосредоточенно глядя в переносицу Амерханову. Если бы я посмотрел ему в глаза, то он бы сразу понял, что я просто одуванчик и никогда не всажу в живого человека нож! Даже в ногу! Да даже мертвому не всажу в ногу! Но взгляд в переносицу всегда обманчив, кажется, что человек смотрит тебе в глаза не мигая.

Спектакль одного актера! И, увы, актер этот я. Хотя если вспомнить некоторые боевики, там тоже были хладнокровные, но щуплые убийцы.

– Парни, вы че? – снова спросил Амерханов, пытаясь взять в фокус сразу обоих, видимо, получалось с трудом. Он сухо сглотнул и сказал: – Дайте попить.

Фил, все так же держа марлю на щеке, сходил в ванную, набрал воды в стакан (надеюсь, из унитаза) и, вернувшись, выплеснул стакан прямо в лицо нашему пленнику. Я дернулся от неожиданности, пришлось как-то это замаскировать, поэтому я засмеялся. Господи боже, нас всех посадят!

Амерханов обиженно замычал, но все-таки проговорил:

– Ладно, понял, нормально разговаривать не будете. Говорите, что конкретно надо от меня.

– Некоторое время назад в Жуковском жила девушка, скорее всего, ее имя ты не знаешь. Ты должен рассказать мне, какие у вас с ней были отношения, иначе мой друг и вправду всадит в тебя нож, – сказал Фил.

– Да какая девушка, е-мое?! – взревел Амерханов.

– Та самая, которую ты до смерти напугал! – заорал я.

Амерханов сощурился сильно-сильно, вперив взгляд в меня. Потом посмотрел на Фила и захохотал. Он смеялся долго, а мы не мешали ему. Я переминался с ноги на ногу – сердце, если честно, ныло очень сильно. Мне бы прилечь, но тут такая игра.

Наконец, Амерханов перестал ржать и… заплакал.

Тут я сильно удивился, даже нож опустил.

Фил ударил его по лицу, но тот продолжал реветь белугой.

– Вы говорите про Лизу? Про Лизу, да? Она умерла, скажите? Она мертва? Да? Она мертва! Ну говорите, что вы молчите?! – кричал он, а мы недоумевали.

Что, черт возьми, происходит?..