Короли говна и пара

Вот скажите, тот вид деятельности, которым вы сейчас занимаетесь, вы как выбирали? Целенаправленно шли к нему, готовились и вздыхали о нём по ночам в ожидании совершеннолетия или он – череда нелепых случайностей и непредвиденных обстоятельств? Или и то, и другое с некоторым вкраплением «а вот если бы»?

И то, и другое, и третье, я думаю. А иногда даже всё это в равных пропорциях. Вот так же я могу ответить и на вопрос «а как становятся трюмными на подводных лодках?» Ну, или спецтрюмными, или турбинистами. Например, когда я вышел из кабинета НЭМС, в коридоре штаба дивизии стояли ещё два лейтенанта: Андрей и Артём, которые окончили кораблестроительный факультет училища им. Дзержинского. Кораблестроительный! Понимаете, о чём, они думали, когда поступали на него? Наверняка же о судоверфях, закатанных рукавах, рубанках, топорах и солёном морском бризе Балтики, да?

– Откуда, дровишки? – ласково спросил их огромный бородатый капитан первого ранга.

– Из Дзержинки, – хором пропищали они. А, нет, не хором, дуэтом же.

– Ну… – протянул НЭМС, – ничего, наверное, бывает и хуже. А кто такие по специальности?

– Корабелы! – гордо ответили они, выпятив свои юные грудные клетки.

– А-а-а-а-а-а-а!!! – обрадовался НЭМС. – Трю-ю-ю-у-у-умные-е-е-е!!! Заходите!!!

И вот. Закатанных рукавов тебе сколько хочешь, а с бризами и свежестью, мягко говоря, некоторые проблемы. Трюмных на подводных лодках называют «короли говна и пара». Да и всех механиков, в общем, называют так. Если вам кажется, что название это оскорбительное, то спешу вас несколько разочаровать. Это – почётное название и несут его с гордостью ровно такой же, как флаг. Никто из механиков на него не обижается, а вот бойцов из «люксовых» боевых частей механики называют «пассажиры». Это, конечно, уже немного обидно, но люксы тоже не обижаются, они же понимают, что да, они тоже работают, но механикам кроме этого приходится ещё и «хуярить», а иногда даже и «въёбывать». Механики поэтому на подводных лодках злые, хмурые, нелюдимые и признаки уважения проявляют только за профессиональные качества, чураясь элементарной вежливости согласно военному табелю о рангах. Да и вообще, для меня лично абсолютно нереальной кажется ситуация, в которой один подводник будет презирать другого. Ну, вот представьте, например, всех своих коллег с БДР и БДРМ проектов (которые тоже крейсера, между прочим и, вы не поверите, тоже стратегического назначения) мы называли «мелкописечными», при этом полностью понимая, что их труд, в общем-то, возможно, и тяжелее нашего. То есть в этом слове «мелкописечный» была просто констатация факта, не более того. Ну не могут они убить одним залпом, например, пятьдесят миллионов человек – ну что это за размах такой, согласитесь? К нам как-то пришёл «на постоять» РТМ из Лопатки, и прибежал на борт электрик Игорь (мы с ним учились вместе). Вахтенный привёл его ко мне в каюту, мы пообнимались с ним, и он спрашивает:

– Эдик, а Макс же с тобой служит? Где он?

– Да у себя в пятнадцатом, – говорю, – пошли, я тебя отведу.

И с удивлением наблюдаю, как Игорь надевает шапку.

– Игорь, – говорю, – мы не будем выходить наверх, мы прямо по отсекам пройдём.

– Я знаю!

– А на кой хрен ты шапку напялил?

– Ну как? В корму же идём, чтоб головой не биться!

– А мы в волейбол там планируем играть?

– Прости, друх, забыл, что на водовозе!

Вот прозвище «водовоз», по-вашему, обидное? Как по-моему – так нет. А ещё к нам «Барракуда» один раз приходила, так её вообще из-за пирса не было видно. Мы многоцелевые лодки называли «мухобойками», а их экипажи соответственно «мухобоями». Вот скажите вслух слово «мухобой». А теперь повторите ещё раз, но на два тона ниже: вот так мы их называли, с уважением и всем должным пиететом.

И вот стоим мы с электриком Серёгой (два метра пятнадцать сантиметров в холке) и смотрим с пирса вниз на эту, уж простите, мухобойку, а оттуда черти вылазят, естественно, немного навеселе – они же пришвартовались уже, тем более в чужой базе.

– О-о-о! Акулисты!!! – орут эти черти. – Айда к нам на экскурсию!!!

– Да как-то хуй его знает, – отвечает им Серёга, – я сгибаться начинаю, когда просто на неё смотрю!

– А зато! Мы! Через свою! Подводную лодку! Бутылку с пивом можем перекинуть за борт! А вы? Можете через свою? Не ссыте, пошли!

Ну, пошли мы, конечно. Серёга так ни разу, по-моему, и не разогнулся, а в некоторых местах так и вообще в пояс согнутый ходил. Вот как их можно не уважать, если им там даже в полный рост разогнуться не везде можно и надо надевать шапку, чтобы сходить в корму? Подводная лодка, она, знаете ли, железная, и биться об неё головой малоприятное удовольствие. А им приходится. Так же и внутри экипажей все, в общем-то равны, даже минёры, что бы вы там себе ни подумали. Понятно, что «люксы» ходят в корму не более двух-трёх раз за всю свою службу – в основном, когда сдают зачёты по устройству корабля или когда в пьяном виде спорят с другими «люксами», что смогут сходить в корму, не заблудиться там и не быть съеденными крокодилами. Это у них крайнее проявление их люксовой доблести в мирное время. Но все они – товарищи. Над ними можно смеяться, подтрунивать, а над минёрами даже издеваться, но презирать их или проявлять неуважение не придёт в голову ни одному нормальному подводнику. Это касается также и корабельных прослоек с буквами «Х» и «М» – химиков и медиков. Прослойка они потому, что не «люксы», но и не механики, но, знаете ли, кислород и вырванный больной зуб в море очень дорогого стоит! Не касается это только одного типа подводников на корабле – замполитов. Мне, я повторюсь, с ними везло: мой первый замполит Станислав Анатольевич, с которым я и прослужил большинство своей службы, был просто отличным человеком и душой компании. На какие только ухищрения он ни шёл, чтоб оградить экипаж от всей этой замполитской чуши, мегатоннами спускаемой сверху нам на головы! Но это, пожалуй, исключение, которое лишь подчёркивает правило, что замполиты – это молча презираемая среди боевых офицеров флота каста. У нас-то было всё, как в песне поётся: командир – папа, замполит – мама, а старпом просто всех ебал. Не потому, что у него был скверный характер или несварение желудка, а потому что такая у него была должность на корабле – всех ебать, от чего у него и становился скверный характер и несварение желудка. И вот, значит, на выходе в море, например, турбинисты отвечают за то, чтобы крутились турбины, спецтрюмные за то, чтобы делились ядра урана, штурмана за то, чтобы мы не заблудились, акустики за то, чтобы мы никуда не въебались в подводном положении, трюмные за то, чтобы была вода, технический воздух, гидравлика, холод в провизионных камерах, управлялись рули и удалялись отработанные среды, командир вообще за всё, а замполит – за боевые листки. Вот, блядь, хоть атомная война, хоть ручное управление турбинами, пофиг, главное, чтоб все рисовали боевые листки для поднятия своего же боевого духа. Ну, блядь, ну вы меня понимаете? Подводники – понимают.