Любишь кататься? Люби и с санками… заниматься!

А как у вас обстоят дела с ловкостью рук? Ну, не в том смысле, можете ли вы украсть часы или незаметно вытащить бумажник. А в том, умеете ли вы что-нибудь делать руками? Что-нибудь этакое. Я ужас как уважаю рукастых людей, вообще любых. Строгаешь красивые табуретки, чинишь автомобили, жонглируешь булавами с огнём или рисуешь картину – велкам ко мне в список уважаемых личностей! Сам-то я не то чтобы жопорукий: стандартный набор – забить гвоздь-отремонтировать кран-переустановить виндоус – освоен мной на 146 и даже больше процентов. Но что-нибудь особенное – это не ко мне.

А Борисыч вот мог. Несмотря на свое интеллигентное происхождение из Питера – рукастый был воин. Хотя, думаю, что-то он скрывал про свои корни. Ну разве может у питерского интеллигента потеряться на три года ящик сгущёнки на антресолях? А у Борисыча и такой случай был. А тут приспичило ему пойти на охоту.

Времена тогда тяжёлые были, и за мясо у нас считались американские куриные окорочка. И то, в основном, по праздникам. И водился в экипаже один заядлый охотник – комсомолец по имени Олег. Сам он был из местных, то есть родился и вырос в Западной Лице, оттуда поступил в училище и туда же вернулся служить. А чем ещё вот вы бы занимались в «городе» с населением десять тысяч человек и одним ДОФом в радиусе ста километров? Не, ну понятно, что водку бы пили. Ну, а в остальное время? Вот поэтому у нас много было рыбаков, охотников и прочих собирателей золотого корня.

Олег как раз купил себе новый карабин, не то «Сайгу», не то «Тигра», точно уже не помню, и собирался выходить на полевые его испытания. Ну и Борисыч напросился пойти с ним, помогать там чистить ружьё, подавать боеприпасы и за это войти в долю на убитую добычу. «Конечно, – сказал Олег, – вдвоём-то веселее животных убивать!»

Как и любое благое начинание, это происходило зимой. Мы стояли на рубке, курили и смотрели на белые клубы тумана, которые стелились по воде залива. Братишка Гольфстрим, он же, как и подводники, не любил зиму и всячески с нею боролся. Залив, например, никогда у нас не замерзал, а когда морозы были особенно крепки, он дымился. Доходило до того, что иногда, стоя на рубке, можно было на секунду отключить мозг и представить, что стоишь ты не на атомной подводной лодке, а на огромном дирижабле, который своим чёрным пузом плывёт по белой плотной шапке облаков и везёт тебя куда-нибудь в место, где все твои мечты наконец-то обретут форму, цвет, вкус и запах. Но это если не смотреть в сторону берега. Гольфстрим, конечно, старался и посылал свою туманную армию и на берег, но всё, что ему удавалось, это на несколько метров от берега делать из плотной снежной шапки ноздреватую пемзу.

– Слушай, – возбуждённо спрашивал Борисыч Олега, – а сколько патронов у нас? Хватит?

– Да штук пять у меня есть, хватит, конечно.

– А чего так мало-то? А вдруг там добычи будет – во!

– Они же денег стоят, Борисыч. Хватит нам и пяти, я тебе говорю!

– Не, не, не. Пять – это вообще ни о чём! Штук десять-пятнадцать точно надо брать, чувствую!

– Зачем, Борисыч?

– Да ты ничего не понимаешь своим мозгом замполитским! Вот смотри: пару рябчиков, олень и гусь какой-нибудь! Вот тебе и все патроны! А если ещё олень?

– Здесь не водятся рябчики, Борисыч.

– Хорошо, три оленя!

Олег захихикал:

– Эдик, успокой его!

– Как? Нашёл тут фенозепам себе! Это же Борисыч, его и паровым катком не остановишь!

– Борисыч, ну смотри, – нашёл аргумент Олег, – если мы столько наубиваем всех, то мы это даже как тащить-то будем? Нам же не одну сотню километров шпилить!

– Да, блядь, что за детский сад, Олег! Надо же иметь специальные санки для этого! Как ты вообще таким неподготовленным к процессу подходишь! Никакого системного подхода и планирования!

– Да всю жизнь так подхожу! Нет у меня санок, отстань!

Борисыч на секунду задумался.

– Будут у нас санки, Олег. Будут. Звери сами в них прыгать будут! – орал он, уже спускаясь в рубочный люк.

– Как на дирижабле, да? – сказал Олег мне и показал в сторону залива.

– Ну. Как раз пять минут назад об этом подумал.

У нас обычно помощником дежурного по кораблю стоял кто-то из старшин команд. Практически все они были у нас старшими мичманами, не одну пятилетку отсидевшими «на железе», и доверием пользовались в достаточном количестве, чтобы поручать им охрану ПЛ с двух до шести ночи. Но в исключительных случаях помощниками ставили и офицеров.

– Завтра помощником со мной заступаешь! – довёл до меня Борисыч.

– А что за на?

– Важное дело! Я со старпомом договорился!

«О-о-о-о, – думаю я себе, – хоть высплюсь от души».

– Но стоять будешь ты все сутки! У меня важное дело! – обломал Борисыч мою сладкую мечту на взлёте.

– Борисыч, да что за на?

– Годковщина, брат, не взыщи уж!

Заступили. Сел я, унылый, в центральном посту, и тут началось. Матросы-трюмные потащили наверх… всё. Я с удивлением смотрел, как трое этих муравьишек прут доски, пластик, железо, тряпки, кувалды, зубила, пилы и ещё всякое по мелочи. Потом в центральный ввалился упакованный в водолазное бельё, ватник, шапку и перчатки Борисыч.

– Если что, я на пирсе! Служи по уставу, завоюешь честь и славу! Меня не беспокоить!

– А если атомная война?

– Похуй! Сам воюй, взрослый уже!

На пирсе Борисыч начал Творить. Он пилил, строгал, забивал, гнул, сверлил, закручивал, подгонял, вставлял, отрезал, наращивал, развальцовывал и даже резал. Потом он смотрел, что у него получилось, спихивал это в залив и начинал заново. Залюбуешься просто, доложу я вам! Огонь, вода и чужая работа: ну вы меня понимаете.

– Эди-и-ик, – жалобно пропищал Борисыч в «Лиственницу» через пару часов. – Вынеси чаю-то хоть!

На улице уже начало смеркаться. На пирсах и вдоль приливной черты берега включили прожектора, и плотный белый туман стал ещё загадочнее: мало того, что он клубился и как будто жил, он ещё начал блестеть. «Мать моя женщина, красота-то какая!» – подумал я, поднявшись на рубку с горячим чаем в кружке типа «привет губам». Ну, точно сейчас приплывём куда-нибудь, если чудовища не сожрут, потому как в таком тумане ну явно они должны водиться!

– Эбля! – заорал Борисыч с пирса. – Чо ты там, как хуй на свадьбе?! Неси чай, пока не остыл!

Если вы не видели, как выглядят суровые подводники, когда вокруг мороз и влажность, то вы не поймёте того умильного выражения лица, которое было на мне, когда я подавал Борисычу чай. Так-то он выглядел сурово, я уже писал: борец, с гориллообразной фигурой, сломаными ушами и отсутствием волос на затылке и боках головы, а ещё у него была фикса железная. Но тут белый пушистый иней на бровях, в носу и на щетине делал из него такого няшечку (хотя слово такое нам тогда было неизвестно).

– Чо ты лыбишься? Кружки нормальной не было? – спросила меня няшечка.

– Нормальная кружка! Должен же я тебе отомстить как-то!

– Плюнул туда ещё, небось?

– А как же!

– Ну. Как тебе?

Борисыч спрашивал про санки, модель номер четыре которых стояла у его ног. Санки были, конечно, что надо санки! Не то что олень, я и сам бы лёг на них умирать! К загнутым носам широких алюминиевых полозьев шла хитрая система ремней и стяжек на грудь и плечи, само тело санок крепилось на полозья металлическими стоечками и было собрано из плотно подогнанных досок и обшито пластиком (чтоб кровь легче отмывать, сказал Борисыч). А ещё имелся низенький бортик с системой крепления туши.

– Да ты опасен, чёрт! – только и смог я выдавить из себя. – Я теперь опасаюсь, что живу с тобой в соседнем подъезде! А чо они такого размера-то? Слона завалить планируешь?

– А какого размера олени?

– Ну, вот такого, – развёл я руки в стороны.

– Не, ты чё! Они же здоровые, как лоси!

– Борисыч! Это лоси здоровые, как лоси! А олени, они размером с оленей!

– Ты ничего не понимаешь! Двух положим или трёх влёгкую! Тебе тоже, может, кусок оленятины подгоню, если будешь себя хорошо вести и слушаться старших!

– Всегда же так делаю!

– Ну, тогда считай, что мясо в кармане у тебя!

Ушли они на охоту на три дня и вернулись с тем же количеством патронов, что и уходили.

– Блядь, одного паука встретили за все эти тыщщу километров! – горевал потом Борисыч. – Похихикал он с нас, стрельнул сигаретку и убежал!

– Он-то вас и сдал оленям, бля буду! – резюмировал Антоныч. – Надо было валить! Хоть бы санки зря не таскали с собой!

– Ай, ну вас! – отмахивался Борисыч. – Вам лишь бы поржать!

Но зато Олег сказал, что Борисыч вёл себя на охоте достойно: не ныл, не просился домой и не пил сверх нормы. Не то что старпом по БУ, который через пару-тройку сотен километров сел на снег и попросил: «Олег, пожалуйста, только давай не будем никого убивать!».

А на санках потом матросы с сопок катались и Борисыча благодарили: хоть какое-то развлечение в короткую воcьмимесячную зиму без солнца, женщин и перспектив. Ну, конечно, самые достойные из них, которым саночки выдавались в качестве поощрения за какой-нибудь локальный повод. И не иначе.