Книга: Каков есть мужчина
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Солнце ярко освещает комнату. Рядом сидит Джоанна.
– Привет, Тони, – говорит она.
– Привет, – откликается он.
– Ты не знаешь, где находишься? – догадывается она.
Она выглядит уставшей, думает он. И говорит:
– Нет. Где я?
– Ты в больнице, в Равенне.
– Разве ты не должна быть в Нью-Йорке? – спрашивает он.
– Да, должна.
Она сидит на стуле у кровати.
– И мне придется уехать через пару дней, – говорит она.
– Ясно, – произносит он, ощущая слабость, и, собравшись с силами, спрашивает: – Как я сюда попал?
– Ты ничего не помнишь?
Он пытается вспомнить.
– Я был в аббатстве в Помпозе. Так ведь?
– Произошла авария, – говорит она. – «Пассат» вдребезги.
– Какая авария?
– Кажется, они считают, – говорит она, – что ты выезжал с боковой дороги и пытался повернуть налево, а там ехал грузовик, кто-то обгонял его, и ты не видел их, пока не стало слишком поздно.
Повисает долгая пауза.
– Я ничего такого не помню, – признается он.
– Ну, тебя выбросило в поле, видимо. И если бы не подушки безопасности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. У тебя сотрясение мозга, так сказал врач.
– Сотрясение?
– Да. Думаю, тебе хотят завтра сделать томографию, чтобы быть уверенными, что больше там ничего нет.
Он чувствует легкую дурноту. И снова опускает голову на подушку – до этого он полусидел, разговаривая с ней.
– Машина на мое имя, – говорит она. – Так меня и нашли.
Он смотрит на лампочку на потолке. Его взгляд следует за проводом, тянущимся по потолку к стене над дверью, а дальше по верху стены к отверстию в одной из других стен. Чувствует он себя странно.
– Я принесла тебе кое-чего, – говорит она. – Пижаму и так далее.
– Хорошо. Как ты? – спрашивает он рассеянно.
Вопрос звучит странно. Она отвечает не сразу.
– Отлично. – А потом добавляет, как бы почувствовав, что одного слова недостаточно: – Ты же знаешь, как я себя чувствую в это время года.
Он пытается припомнить, какое сейчас время года.
Джоанну как будто что-то нервирует, и она поворачивает голову, хотя в этой комнате, в этой блеклой маленькой больничной палате, не на что смотреть.
Ситуация какая-то неловкая. За все двадцать лет, если не больше, совместной жизни с ними еще не случалось чего-то подобного. Все это время каждый из них был занят, по большому счету, собственной персоной. И они редко обращались друг к другу за помощью, а если и обращались, это было чисто деловое сотрудничество – точно партнеры по бизнесу, связанные общим делом – долгами, профессиональными услугами. Совсем не так, как сейчас.
Тони кажется беспомощным и вялым от лекарств, когда лежит в постели, в больничной толстовке с номером, вышитым на рукаве.
– Я вылетела вчера вечером, – говорит она, снова переводя взгляд на него с неправдоподобно низкой раковины. – Рейсом «Райанэйр». Из Станстеда.
Он слушает без особого интереса.
– Да?
– Ну, знаешь – рейсом, который вылетает около полуночи.
Он знает этот рейс. Он сам прилетел им сюда, всего несколько дней назад. На такси из аэропорта в Болонье до дома, полчаса в зимних сумерках. И дом, пустовавший несколько месяцев, холодный точно холодильник, оливковое масло, мутное и вязкое. Мышиные какашки на полу. Следы влаги на стене у подножья лестницы. Все это – сущие пустяки – почему-то ошеломило его. Мышиные какашки, расползающееся влажное пятно. Не снимая пальто, он уселся на диванчик в холле, пар от его дыхания клубился в воздухе…
– Ты хочешь, чтобы я осталась? – слышит он голос Джоанны.
Она стоит у окна, глядя на улицу. А он даже не знает, что там, за окном. Не дождавшись его ответа, она продолжает:
– Врач сказал, на данном этапе тебе просто нужен отдых. Ты должен постараться поспать, так он сказал.
– Хорошо.
– Ты хочешь, чтобы я осталась? – спрашивает она снова, чуть выделяя слово «осталась».
Она опять присаживается на стул – низкий стул с потрепанной зеленой обивкой – и ждет, что он ответит.
– Нет, все нормально, – говорит он.
– Ты должен постараться поспать, – советует она.
– Да.
Она на секунду берет его за руку. В этом тоже есть что-то нелепое, в том, как она держит его сухую руку. Она даже не знает, зачем сделала это. И теперь, когда она чувствует его руку в своей, интимность этого движения кажется ей чрезмерной. Ей ясно: она совершенно не представляет, что нужно делать в такой ситуации. Столько лет они жили как хорошие друзья. А в такой ситуации она просто не знает, как вести себя. Раньше с ней такого не случалось. Операция на сердце, когда он так долго пробыл в больнице, была заранее спланирована и подготовлена, и больница находилась в хорошо знакомом им западном Лондоне. Ей не нужно было лететь ночью через всю Европу, чтобы неожиданно оказаться рядом с его постелью и увидеть его удивление. Ей не нужно было объяснять ему, где он находится и что с ним случилось. Никогда прежде он не выглядел таким беспомощным. Пока летела в самолете, она думала, должна ли она заниматься этим, ее ли это дело. Но если этого не сделает она, то кто? Она все еще держит его руку. Она стискивает ее – из чувства неловкости по большей части – и выпускает.
– Я загляну завтра утром, – обещает она.
– Хорошо. – Он думает, какое сейчас время дня.
Она надевает пальто. Это длится целую вечность.
– Я загляну завтра.
Она уже открыла дверь, впустив шум из коридора, когда он говорит:
– Джоанна…
Она останавливается в дверном проеме и впервые чувствует, как сильно ей хочется уйти.
– Спасибо.
Она не знает, что ответить.
– Не за что, – говорит она наконец и уходит.

 

Через час или два – за окном уже темно, свет включен – приходит врач. Очень молодой. Больше тридцати на вид не дашь. Приятной внешности. Спрашивает Тони, как он себя чувствует.
– Хорошо, – отвечает Тони.
– Подташнивает?
– Иногда. Немножко.
– Головные боли?
– Слегка так. Не то чтобы.
Врач говорит, что утром Тони сделают томографию. Если все в порядке – если нет внутреннего кровоизлияния, – он сможет уехать домой завтра, ну или на следующий день.
– Вам очень повезло, – добавляет врач, улыбаясь.

 

Утром он чувствует себя вполне нормально. И в отличие от вчерашнего утра сразу осознает происходящее. Он в больнице. Теперь он это прекрасно осознает. За этот год он провел в больницах не одну неделю. Он уже пробыл в больнице больше времени за этот год, думает он, чем за всю свою жизнь. И вот он снова в больнице. Он сидит на краю высокой кровати и смотрит на вытертый серый пол. И ведь впереди всего этого будет только больше, разве нет? Больниц. Врачей. Похоже, в жизни у него теперь единственная цель – сопротивляться физическому распаду и смерти, пока хватит сил. Собственно, его жизнь, в положительном значении, как будто уже кончилась. Эта мысль очень давит на него. Amemus eterna et non peritura. Эти слова проплывают через его сознание. Преодолевая боль, он поднимается с кровати, становится на пол бледными ступнями. Два нетвердых шага до раковины. Над раковиной зеркало. Лицо в зеркале ужасает его. Ему никто ничего не сказал.
– Гребаный отстой, – говорит он со злобой.
Он стоит так несколько секунд, держась за раковину, пока не проходит головокружение. Кран какой-то странный – горизонтальный рычаг длиной сантиметров пятнадцать. Он вертит его, пока не начинает течь вода. Наполняет пластиковый стаканчик и подносит к своим рассеченным, перекошенным губам.
Он продолжает смотреть на себя в зеркале. На свое чудовищно расползшееся лицо, частично обритую голову. Весь его карикатурный облик внушает жалость.
И снова эти слова.
Amemus eterna et non peritura.
Помпоза.
Воспоминания о том часе, что он провел там, возникают в его сознании. Этот внезапный наплыв воспоминаний вызывает в нем замешательство. Он шагает по строгим пространствам аббатства. Текст, выбитый на паперти: «Amemus eterna et non peritura». И мысли, которые пришли к нему, пока он ждал своего супа, minestra di fagioli, глядя в окно на тихий зимний день, на голые деревья в зимнем свете.
Так что же вечно?
Ничто, в этом вся проблема. Ничто земное. Сама Земля не вечна. И Солнце не вечно. И звезды в ночном небе тоже не вечны.
Все имеет свой конец.
Абсолютно все.
Теперь мы это знаем.
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6