Книга: Избранники Смерти
Назад: Глава 63
Дальше: Глава 65

Глава 64

…поднялся по высоким каменным ступеням, на которых в свете факелов плясали и корчились жуткие, похожие на небовых демонов тени.
Мирослав спал, накормленный впопыхах невесткой Гжеся, дородной книжницей, у которой, по словам старого советника, было с избытком молока. Кормилицу княжичу уже приглядели, да она как назло подалась с утра к родне на самую границу удела.
Ночь, еще глухая и холодная, как все ночи ранней весны, вступала в свои права, заливала темной водой низины, коптила тьмой углы, и факелы горели в ней, как зловещие звериные глаза. На площади пылали костры, вокруг них плясали, радуясь за своего князя, люди. О том, что княгиня умерла, им скажут завтра. Сегодня день Мирослава, наследника Черны. И ни от кого не хотел видеть князь ни единой слезы. Агата, зареванная, закутанная до самых глаз в теплую шаль, шла за ним по пятам, с тревогой глядя на внука: не застудил бы отец во время посвящения.
Владислав заставлял себя идти медленно и степенно. Долгие годы все, кто видел, будут рассказывать тем, кто пропустил, как князь Черны наследника посвящал. Да только занята голова была у Владислава не Мирославом, его бабкой или мертвой матерью, лежащей на покрытой инеем постели. Он думал о Ханне и Мирогневе. Если узнает кто, что есть второй княжич, не миновать беды. Одного прикосновения к сыну хватило князю, чтобы понять — нет в нем магии. Знать, не по крови наследуется сила, а как-то иначе, а может, ушла сила из Эльжбеты и из младенца вместе с материнской схлынула. Что гадать? Родился младший сын бессильным, мертворожденным от мертвой матери. Дала ему жизнь, вытолкнув из материнского чрева, Бяла-Ханна, может, и Гнешек будет… Бялый? Как Огнян Закрайский?
От этой мысли уколол страх сердце князя. Нельзя допустить, чтоб о Мирогневе узнал кто-то. Всегда найдутся те, кто захочет одного брата вперед другого на княжение посадить. Обменять на чернском престоле высшего мага на бессильного, чтоб угрозами вертеть им, как куклой тряпичной. А уж если Бялый он да о том дознаются…
И все же много больше того, что узнают о младшем сыне, боялся Влад, что не выживут в холодной, занесенной колдовским снегом комнате Ханна и Мирогнев. Зря он запер их, зря велел никому не тревожить мертвую княгиню…
Кончились ступени. Жрец отворил перед князем резные ворота, и Владислав вступил в жарко натопленный храм, где пахло вином, яблоками и сеном. Вязанная из снопов, перевитых лентами семи цветов, крупная фигура Землицы восседала на резном престоле. Лицо без носа, рта и глаз склонилось над князем, когда он подошел к каменному алтарю, и Владислав, положив сына на подушку, наполненную сухими цветами и ягодами, опустился на одно колено и поцеловал колосья Землицыной руки. То же сделала и Агата, когда он уступил ей место. За тещей потянулись, неторопливые и важные, главы боярских родов и старейшины верхнего и нижнего города. Скоро все заняли свои места, оставив Владиславу для обряда лишь небольшое пространство перед алтарем. Вдалеке у входа увидел Владислав Конрада, взглядом приказал приблизиться, встать рядом. Книжник, не слушая гневных шепотков, протолкался ближе к алтарю.
Жрец затянул звучным густым басом Землицыно благословение на младенца Мирослава. Мирек проснулся, зашелся писком.
— Землица-матушка, мирская заступница, благослови нас силой твоей… — затянул хор. И возникло у Владислава смутное чувство, будто вот-вот поймет он что-то важное. Что-то скрытое в этих словах, то, что так долго не давало ему покоя. Ему хотелось поскорее закончить обряд, отдать Мирослава на руки бабке, спрятать Мирогнева и Ханну… нет, Агнешку… и, наконец, оставшись одному, понять, о чем так настойчиво напоминает ему молитва.
Жрец коснулся губ младенца платком с завернутой в него горстью земли. Владислав распеленал сына, сам коснулся крошечного пальчика острием костяного кинжала, что протянул ему Землицын служитель. Пришлось надавить, чтобы выступила кровь. Мирослав захлебывался плачем, сучил ножками, сбивая пеленки. Капля крови повисела еще мгновение на кончике пальца, сорвалась и разбилась о край алтаря. Все замерли затаив дыхание. Камень ожил, слабо засветился, признавая за Миреком право наследовать Чернский удел.
Мирек резко умолк, словно почувствовал, что свершилось что-то важное, от чего зависела едва начавшаяся его жизнь. Бояре загомонили, поздравляя князя; бабы, расчувствовавшись, заплакали.
Владислав обернулся к толпе, наполнившей храм, почувствовал, как тихим жжением напоминает о себе символ высшей его силы — алый рубин на лбу, и запустил руку в суму, полную медяков, а как та опустела — в кошель с серебром, который тоже начал стремительно пустеть. Деньги разлетались, отыскивая себе новых хозяев — тех, кто искренне радовался появлению у Черны здорового наследника. Слышно стало, как зашептались в толпе, раздались радостные крики от костров.
Владислав проверил, пуст ли кошель, нащупал на дне волосяное колечко, что дал ему утром клейменый манус. Свернутая в незамысловатый оберег прядка скользнула на палец, и князь не стал снимать, погладил пальцами рыжеватый локон.
— Благослови сына, Владислав Радомирович, — широко улыбаясь, священник взял на руки княжича, подал отцу.

 

Владислав наклонился, чтобы поцеловать Землицын знак на груди сына, но кто-то схватил его за руку. Теща. Агата выглядела испуганной и напряженной.
— Что? — спросил князь, глядя на ее тонкие пальцы, сомкнувшиеся на его запястье.
Теще смутилась, опустила глаза.
— Нет, ничего. Почудилось…
Владислав склонился к сыну, благословил, осенив священным знаком красное сморщенное личико, прикоснулся губами к золотому амулету на груди младенца…
Свет факелов в глазах померк. Придвинулась громадная фигура Землицы, приблизила связанное из снопов слепое лицо к лицу князя, и вдруг, прожигая солому, открылись на этом лице два радужных глаза.
Синева, глубокая, бездонная синева вечернего неба обрушилась на Владислава, выбила дух. Ощерились из небесной глубины тысячи жадных пастей со змеящимися алыми языками. Небовы твари ждали обещанную жертву.
— Земли… — захрипел Влад, но не слушались губы, онемели. Крепкое заклятье спрятала в священный знак ведьма-отступница. И силы высшего мага не достало, чтоб его переломить.
Владислав рухнул на пол. Пополз туда, где стоял Конрад, но тот уж подскочил, нагнулся, запутался в сумке, вытаскивая бесполезную книгу.
— Ханна, — выдохнул Владислав.
— Что? — Конрад нагнулся к самым губам, но Владислав уж не чувствовал ни губ, ни языка.
Владислав потянулся рукой к руке верного товарища и слуги, Конрад схватил и сжал протянутую руку. И в следующий миг рука эта истаяла, растворилась клочком тумана, оставив в руке Коньо лишь колечко из рыжеватых волос.
Закричала женщина. Закричала…
Назад: Глава 63
Дальше: Глава 65