Глава 51

Не память, терновая ветка. Тянется, царапает, ранит. Захочешь в прошлое глянуть, идешь по памяти, как босой по битым глиняным черепкам. Больно.

Да только как не идти, не припоминать, если единое там, в прошлом, светлое пятнышко.

Агнешка. Ягинка. Лисичка золотая, лесная травница.

За каждым углом мерещилась она Иларию, в каждом окне.

Вот и сейчас, едва подошел он к черному крыльцу, как мелькнуло что-то: черное одеяние да коса вольная, рыжеватая. И шаг легкий, быстрый, ее шаг почудился.

— Пришел? — выдохнула Агата радостно. Словно за ней он шел от самого Бялого, а не за той, что вернула к жизни, руки вылечила. Захотелось ответить бабе глупой, хоть и княгине: «Пришел, раз стою. Или сама не видишь?!»

А сказал:

— Здравствуй, матушка-княгиня.

— Агатой зови. Другие здесь князья.

Иларий поклонился.

— Вот. Возьми.

Агата протянула ему кошелек.

— Письмо боюсь писать. Ну, как перехватят. А на словах скажи Якубу, чтоб не удумал глупости какие чинить. Помер Тадеуш-баламут, не на того зверя попер со своей книжкой. Пусть Якуб поостережется. Скоро Эльке родить. Будет у Черны наследник. А там кто знает, что может приключиться… с его батюшкой?

Поняла, что лишнего сказала. Мелькнул в широко распахнувшихся глазах страх.

Иларий поклонился: понял, мол.

И снова померещилось в окне знакомое лицо. Он дернулся рассмотреть, да не успел — исчезло.

— Да что ты все выглядываешь, Илажи? Не видит нас никто.

— Девка там. В черном вся, коса рыжеватая, — проговорил Иларий, посматривая на окно. — Ну как она скажет, что чужой маг приходил?

— Эта не скажет. Ханна это, повитуха при Эльжбете, — махнула рукой Агата. — Себе на уме баба, смолчит. А если и скажет, мало ли, полюбовника я себе завела. Рано мне в старухах ходить. Я ведь вдовая.

«Ханна… — Не слышал уже Иларий, что болтала княгиня, только стучало в голове молотом: — Ханна. Говорил бородач, что собака пришла с какой-то Ханной».

— Останусь я еще на денек, матушка-княгиня. Не могу вот так уехать, тебя одну здесь оставить.

Щеки Агаты зарумянились, глаза заблестели в темноте.

— Спасибо, Илажи. Опасно тебе…

— Не опаснее, чем в поле весной. Что тут, что там волки, да только я княжий манус, мне не с руки волков страшиться. Завтра, как стемнеет, оставь мне вот этот ставень незапертым. Девкам-мертвячкам я всегда заклятьем глаза отведу.

Склонился, поцеловал край подола. Агата опустила руку на склоненную голову мануса, запустила пальцы в черные кудри.