Глава 37

Сама виновата. Не умела постоять за себя, за свое счастье. И теперь боли и стыда никакими водами не отмыть. Не поворотить вспять времени, не вернуть ту наивную девчонку, чистую, доверчивую.

Позволила отцу выбирать себе судьбу — и вот что получила.

Эльжбета глянула на сильно округлившийся живот и тотчас отвела взгляд. Оглядела добровольную свою тюрьму. За зиму устала она от матери, от Надзеи, от девок-помощниц хуже некуда. Ханну, мужнюю доносчицу, ненавидела всем сердцем. Даже больше супруга. С ненавистью вспоминала каждый день отца, надеясь, что не приняла его Землица в свои чертоги и что носит князя Казимежа ветер над вершинами сосен и треплет в грозу неприкаянную его душу Небо молоньями за все его грехи. А особенно за то, что сломал жизнь дочери.

Всегда она старалась послушной быть. Думала, за послушание позаботятся родители о ее счастье. Позволят стать женой Тадека, хорошее приданое дадут.

Но вместо этого взвалил отец на дочкины плечи судьбу всего Бялого. Сам сбежал на тот свет, а ей оставил расхлебывать.

Всего-то меньше года прошло, а уже казалось Эльжбете, что прошлая жизнь ее, незамужняя, далеко-далеко. Не дотянуться ни рукой, ни памятью. Смазалось, стираться начало лицо Тадеуша. Осталось лишь светлое пятнышко, словно солнышко сквозь облака. Хоть и пасмурно кругом, а все равно тепло.

Цеплялась Элька за воспоминания, доставала при всяком случае, словно картинки из сундука, из своей памяти. И картинки стирались, тускнели. Вспоминались какие-то обрывки: то рука любимого, широкая теплая ладонь, то белый платочек в ней, то русый локон, упавший на бровь.

И так горько становилось, так жалко себя, что Элька, с усилием поднявшись с постели, принималась метаться по комнате, бранила служанок: то требовала открыть окно, дышала жадно, то вновь приказывала закрыть — бил княгиню озноб.

— Наследник приказывает, — говорила всем строго Надзея, мгновенно появляясь рядом, словно дежурила все время за дверью. — Наследника Черны надо слушаться.

Служанки не роптали, выполняли все прихоти. А лучше княгине не становилось. Не наследник беспокоил ее, а прошлое: ненасытное, как пиявка, неутоленное, как жажда.

Звал из былого обманутый Тадеуш, просил быть его женой.

— Не могу я больше тут взаперти. Уйдите все. Ненавижу вас!

Эльжбета, обессилев, снова опустилась на постель.

— Одни и те же рожи ваши видеть не могу! Надоели хуже смерти!

В ярости Эльжбета вскинула кольцо, бросились жадно к изумруду белые искорки силы: «Дай, дай, хозяйка, воли, погуляем». Служанки кинулись прочь, Надзея закрылась рукавом.

— Ну-ка не смей! — раздался от двери властный голос Агаты. — Совсем сдурела. А ну как отповедью тебя ранит? Что делать будешь?

— Да хоть бы и убило вовсе, — крикнула Элька в отчаянии. — Не могу я так больше! Не по мне такая ноша. Сил нет носить! Терпеть сил нет! За что вы с отцом так меня ненавидели, что отдали Чернцу? Что я вам такого сделала?

— Надзея, выйди! — рыкнула Агата.

— Останься, Надзея! — не уступила Эльжбета, но ворожея, видно, почуяла, кого нынче лучше слушаться, и выскочила прочь. А может, побоялась получить сгоряча от одной из золотниц боевое заклятье.

— Ах ты тварь неблагодарная, — прошипела Агата. — Я-то тебя ненавидела? Любила, лелеяла. Говорила: беги, дочка, укрою. Потащилась за тобой в чужой удел, сына бросила одного, бессильного, на княжение! Все для Эленьки. А она вот как!

— Сына бросила! Зачем ты сюда притащилась за мной? Смотреть, как гибну? Как красота моя тает? Как судьба моя поломанная кончается?

Не сдержала Агата чувств, ударила с размаху дочку по щеке. И показалось ли то Эльжбете или и вправду было — улыбнулась едва приметно. Словно приятно ей было.

— Ненавижу тебя! — крикнула в сердцах Элька.

— Ненавидишь? Ну что ж. Твое право.

— Приедет за мной Тадек и увезет!

Эльжбета ожидала всякого, но не того, что запрокинет мать голову и расхохочется: зло, холодно.

— Приезжал уже.

Наболело, видно, у бяломястовской госпожи в чужом-то доме. Не скрывала, что хотела больно уколоть дочь. И уколола. Крепко.

— Покрутился у ворот и поехал прочь. Сама с ним говорила. Жидковат оказался твой Тадек. Думала, приедет он и правда за тобой. Уговорит князей защитить нас, спихнуть с Чернского престола проклятого Владислава. Но нет. Как жили, так и живем. Уж дороги растаяли, а все ни письма, ни весточки.

— Придет он! — отчаянно вскрикнула Элька.

— Что ж не пришел еще? — уперла руки в бока Агата.

— Случилось что-то, — не успев понять, отчего так решила, выпалила Элька. Обмякла вся, от страха словно косточки все растаяли, перестали держать ноги. — Случилось что-то с моим Тадеком…

Агата словно опомнилась, подскочила, обняла, зашептала:

— Не дури. Все с ним хорошо. Ездит по дворам, дружину собирает. Может, и правда получится у него, приведет соседей к стенам Черны.

Что-то еще говорила мать, торопливо, сбивчиво, горячо. Да только не слушало ее Элькино сердце, одно твердило: «Что-то случилось».