Глава 10

После трагической гибели Мэннинга в его клане тут же вспыхнул мятеж: старые мафиози, возмущенные разрушением клановых традиций, выступили против наследника Питера Мэннинга, который полагал, что должен продолжить реформы отца. Ни одна из сторон не сумела удержать контроля над ситуацией: через двое суток после того, как Питер был провозглашен благородным доном, его застрелил наемный убийца, а еще через четыре дня в подстроенной автомобильной катастрофе погиб его самокоронованный противник Дик Лопата. На территории Мэннингов заполыхала свирепая гражданская война, пожирая лучшие силы клана. Совет старых семейств сначала пытался выступать в роли посредника между сторонами, а потом, поняв, что ничем хорошим это не кончится и что на обескровленные территории бывшего союзника могут прийти совсем посторонние персонажи, махнул рукой на миротворчество и с плохо скрываемым восторгом приступил к дележу оставшегося без мощной охраны куска финансового пирога.

Впрочем, сам мафиозный союз ненадолго пережил клан Мэннинга. На очередном экстренном совете случился безобразный скандал. Старик Берковиц заявил, что в последнее время члены союза погибают непозволительно часто. Каперони поинтересовался, на что это он намекает. Дон Исайя уточнил, что кое-кому из совета все эти смерти очень даже на руку и он не желает быть следующим, а потому выходит из союза заранее, не дожидаясь, пока его выведет из состава благородных семейств наемный убийца. Дон Гвидо сорвался и наговорил Берковицу ненужностей. Тот хладнокровно порекомендовал оппоненту сдерживать свой южный темперамент, дабы не уписаться. Встреча закончилась поваленными креслами и полной денонсацией гангстерского союза. С этого момента каждый был сам за себя и все против всех, что старина Берковиц тут же подтвердил делом, серьезно потревожив зону влияния Каперони. Под шумок Бенуцци начал осуществлять ползучую аннексию территорий Вагнера. События сорвались с привязи и понеслись вскачь, как обезумевшие лошади. Мафиозная война начала переходить в совершенно неуправляемую стадию.

Рысь очнулась рывком, словно кто-то резко выплеснул ей в лицо стакан ледяной воды. Дернулась с рычанием, продолжая сражаться с людьми в черных масках, но не сумела даже пошевелиться. Висевшая под потолком одинокая мутная лампочка почти не освещала помещения, не позволяя как следует оглядеться, однако в ее тусклом желтом мерцании Рысь все же сумела разобрать, что плотно примотана к массивному деревянному стулу толстым полимерным шнуром. Ее заведенные назад, за спинку стула, руки были дополнительно стянуты узким ремешком пластиковых наручников, больно врезавшихся в кожу.

Зато рот был свободен, так что ей удалось досадливо, со свистом втянуть сквозь стиснутые зубы немного затхлого подвального воздуха.

Она слишком вжилась в образ Джулии, волевой и порой способной на неожиданный поступок, но капризной и глупенькой невесты босса. Однако у нее не было другого выхода. Никто из Горностаев не был профессионалом в области глубокого внедрения, хотя, будучи группой с городской специализацией, все они проходили курс агентурной подготовки. Но на тех навыках, что были выработаны у них за время этого краткого курса, продержаться долго было невозможно. Поэтому Светлане пришлось воспользоваться одной из психотехник, которую они освоили для других целей, и не просто вжиться в образ, а на самом деле стать этой самой Джулией. Рысь, зорко продолжавшая наблюдать за этой взрывной, порывистой и взбалмошной девчонкой из глубины собственного сознания и бравшая инициативу в свои руки только в особо ответственных ситуациях, порой просто диву давалась, какие коленца выкидывает подруга Саггети. Например, Джулия вполне могла терпеть всякие лишения, но отказаться от регулярного шопинга было не в ее натуре. И долго скучать без выездов в ресторан или ночной клуб она тоже не могла. Но если вначале Рысь жутко раздражала необходимость проводить время подобным образом, то сейчас она время от времени начала ловить себя на мысли, что такой досуг не так уж ей и отвратителен. Что ей действительно стало любопытно перебирать и мерить все эти цветастые тряпки и белье, посещать спа-салоны, выбирать подходящую косметику.

И, как она с трудом, но все же призналась самой себе, одной из главных причин этой перемены был Глам.

Этот мальчик сумел затронуть какую-то струнку в ее душе. Вначале она относилась к нему как к не очень удобному инструменту для выполнения боевой задачи или надоедливому, но полезному животному – ну, вроде той собачки, которую Лось задействовал в операции по уничтожению Мэннинга. Впрочем, спецназовцу не привыкать пользоваться в боевой обстановке подручными средствами, даже самыми неудобными и неприятными, так что тут все было терпимо. Но потом Глам понемногу начал меняться. И так же постепенно начало меняться отношение к нему Светланы Рыси.

Она сейчас даже не смогла бы точно сказать, когда это началось. Может быть, тогда, когда они торчали в «Крыльях черепахи» в Тунтауне, ожидая нападения врага. Может, тогда, когда они атаковали фабрику бромикана Колхейнов и Глам ошалело полез под огонь, решив, что Джулию убили. А может, чуть позже. Во всяком случае, это произошло, несмышленыш, пытавшийся изображать стойкого оловянного солдатика, занял в ее жизни неожиданно большое и весьма значимое место. И, к великому удивлению Рыси, ей понравилось быть Джулией. Ее на самом деле начали радовать моменты, когда она, получив от Глама очередную совершенно ненужную для нее (и теперь уже не слишком важную даже для Джулии) золотую или бриллиантовую безделушку, флакончик жутко дорогих духов или еще какой-нибудь сюрприз, радостно бросалась ему на шею и чувствовала сквозь тонкую рубашку, как возбужденно бьется его сердце, ощущала, как нежно он гладит ее плечи…

Да и в постели он был выше всяких похвал. А самое главное – он всегда готов был выпрыгнуть из постели и сломя голову броситься на выручку своим людям, если им угрожала опасность. И потому у Светы стали появляться довольно несвоевременные мысли. Например, о том, не стоит ли остаться Джулией чуть дольше, чем потребует задание… А что? Это ее личное дело, и ребята наверняка поймут, она была уверена.

Впрочем, в последнее время она начала задумываться и о другом. Ведь если Глам охотно терпел ужасную и временами абсолютно нестерпимую Джулию, то он наверняка сумел бы найти общий язык и со Светланой Рысью. Будь он подданным Российской Империи, она не сомневалась бы в том, что этот человек послан ей судьбой, чтобы связать с ним дальнейшую жизнь. Глам был очень привлекательным мужчиной, дружелюбным и простым в общении. А самое главное, когда он оставался наедине с ней, с него осыпались его напускная важность и озабоченность. Он словно забывал, что ему надо быть крутым боссом, забывал обо всех своих проблемах и становился самим собой – милым пареньком, к которому Рысь испытывала какую-то странную нежность, какой не ощущала уже многие годы. Вопреки рассудку и долгу ей хотелось наряжаться для него, ей хотелось быть желанной и любимой. А эти балбесы Песец с Лосем только одобрительно кивали: молодец, подруга, отлично вжилась в образ…

А может быть, и эти мысли тоже были мыслями порывистой и нелогичной Джулии, а не расчетливой и холодной Рыси. Света, похоже, слишком увлеклась перевоплощением. В результате такое артистическое «вживание в образ» закончилось предельно плохо…

Итак, в разгар боевых действий с враждебными кланами крошке Джулии приспичило совершить шопинг по самым дорогим магазинам столицы. Глам заметил, что это крайне рискованно, и предложил ей выбрать новые блузки по каталогу. Джулия психанула: он что, с ума сошел?! Как же она может купить вещь, не повертев ее в руках, не пощупав, не померив, не проверив качество? Он хочет, чтобы она выглядела как пугало? Глам пообещал, что купит абсолютно все, что ей понравится в каталоге, а если потом что-то ей не подойдет, то он просто отдаст эту вещь в приют для бездомных. Рысь была с ним согласна, но Джулия вопреки воле Светы внезапно закатила истерику. Неужели он не понимает, что ей совершенно необходимо проветриться? Она плесневеет в клановом убежище, ей невыносимо, она хочет выбираться в город не только по делам его рейнджеров. Вольный шопинг необходим ей как воздух, как очередная доза для наркомана. Мысли Глама были заняты сложной ситуацией, возникшей в Саус-парке, поэтому он отмахнулся: хорошо, дорогая, отправляйся, только ненадолго, в сопровождении мощного эскорта и, ради всего святого, будь осторожна. Едва ли противники осмелились бы напасть на нее и устроить бойню на центральных улицах города. Это мигом перевело бы войну рейнджеров с мафией на тот уровень, после которого полиция уже не смогла бы оставаться в стороне при всем желании.

«Идиотка», – одновременно подумали, впрочем, Глам и Рысь.

Пожалуй, риск все же был слишком велик. И подтверждение этому Светлана получила уже во втором посещенном бутике – «Мартеле» на Второй авеню, столь шикарном и дорогом, что покупателей в торговый зал допускали по одному и только по предварительной записи, не делая исключений ни для миллиардеров, ни для кинозвезд, ни для королевских особ. Пары покупателей в день, приобретших флакон эксклюзивных духов за пятнадцать тысяч кредитов или платье за тридцать две тысячи, вполне хватало владельцу заведения, известному кутюрье, чтобы содержать магазин и вести безбедную жизнь. Рыси следовало бы обратить внимание, что администратор бутика, которому полагалось стелиться перед богатой клиенткой, слишком рассеян и невнимателен, словно чего-то напряженно ждет. Причину этого она поняла, когда через несколько минут в примерочную, где она вертелась перед зеркалом в новом шикарном платье, ворвались пятеро в черных костюмах полицейского спецназа и глухих масках с прорезями для глаз. Рысь отбивалась, как настоящая дикая кошка, но места было слишком мало, а спецназовцы оказались более чем подготовленными. Что касается сопровождавших ее телохранителей, среди которых был один бывший русский военспец, то их, видимо, нейтрализовали, воспользовавшись эффектом неожиданности, едва она зашла в примерочную, а эскорт из двух боевых катеров, способный на равных схватиться с армейским звеном флота Соединенных Миров, разумеется, остался на улице и ничем помочь ей не мог.

В конце концов яростно сражавшуюся Рысь сумели обрызгать фиксирующей пеной, мгновенно застывающей на воздухе и превращающейся в непробиваемый панцирь. Лишившись возможности действовать руками, она пустила в ход ноги и, похоже, таки что-то сломала одному из нападавших, невзирая на прикрывавший его пуленепробиваемый жилет и защитные щитки на руках и ногах. Однако ей в лицо пшикнули какой-то гадостью, и она почти мгновенно вырубилась.

И пришла в себя уже в этом затхлом подвале, намертво прикрученная к стулу, причем абсолютно голая. Света прекрасно знала принцип действия применяемой полицией фиксирующей пены и была в курсе, что частички ее вещества глубоко проникают в волокна ткани и намертво сцепляются с ними, так что освободить задержанного из панциря можно только вместе с верхней одеждой. Впрочем, уж белье-то ей могли бы оставить; однако это, по-видимому, в планы похитителей не входило. Это, а также едва освещенный подвал, заставленный пожелтевшими компьютерными мониторами и поломанной офисной мебелью, убивало надежду на то, что ее действительно арестовала полиция. А то, что рот у нее не был заткнут, могло означать только одно: можешь орать сколько угодно, красавица, все равно никто тебя не услышит и не придет на помощь. Однако к такому умозаключению способна была прийти Рысь, но едва ли – капризная невеста мафиозного босса Джулия. Даже в такой невыгодной ситуации не имело смысла с ходу раскрывать карты: скорее всего, ее захватили именно как Джулию, а не как русского диверсанта. Поэтому Светлане следовало вести себя как Джулия. Например, следующим образом:

– Помогите! Меня похитили бандиты! Эй, кто-нибудь слышит меня? На помощь!..

Голосить пришлось почти четверть часа, прежде чем скрипнула дверь подвала. Рысь тут же замолчала и настороженно уставилась на вошедших.

В сопровождении четверых громил в подвал спустился мистер Исайя Берковиц собственной персоной. Пока его подручные деловито раскладывали на столе посреди подвала острые железяки самого угрожающего вида и устанавливали на штативе компакт-камеру, он стоял в дверях и невозмутимо разглядывал пленницу.

Рысь поняла, что ее песенка спета. Сейчас ее будут пытать и записывать весь процесс на камеру, а потом пошлют файл дону Гламу – скорее всего, с какой-нибудь частью возлюбленной, аккуратно отрезанной от тела. Ни один из вошедших не скрывал лица – значит, отпускать ее живой они не собираются.

Быстро сосредоточившись, Светлана погрузилась в неглубокий транс, понемногу вытаскивая из глубин мозга Ид – низший, животный слой подсознания, отвечающий за инстинкты и низменные желания, испорченного ребенка, сопровождающего каждого человека всю жизнь. Только большинство взрослых умеют подчинять себе и контролировать эту темную часть своего разума, и лишь маньяки и наркоманы совершенно не способны противиться капризам собственного сумеречного «я»… В учебном центре Горностаев учили использовать капризное Ид в утилитарных целях. Животное подсознание путем длительных и мучительных пси-тренировок приучали испытывать мазохистское сексуальное наслаждение от физической боли. В критической ситуации десантнику следовало выпустить Ид на передний план сознания – и тогда даже самые страшные пытки не могли заставить Горностая заговорить. Ид до определенных пределов могло сопротивляться даже «сывороткам правды». Впрочем, достаточно сильное спецсредство пробивало его защиту на раз, однако в полевых условиях такие средства имелись у противника далеко не всегда. Обычно захваченного языка допрашивали прямо на передовой при помощи старых добрых дедовских способов.

Через четверть минуты на суетящихся вокруг людей уже настороженно поглядывало привязанное к стулу Ид. Рассудок Рыси слабо мерцал на периферии подсознания, продолжая краем глаза наблюдать за обстановкой, а маска-Джулия в панике забилась в самый дальний уголок мозга, беззвучно проклиная все на свете.

– Мистер Берковиц! – развязно проговорило Ид с кривой гримаской, которая представлялась испорченному ребенку подсознания весьма эротичной. – Что это вы себе позволяете? Развяжите меня немедленно, старый бесстыдник!

Физиономия дона Исайи, как обычно, была непроницаемой, однако в глубине души он наслаждался моментом, разглядывая кривящееся личико девчонки, с которого исчезли обычные наглость и высокомерие. Он сумел обмануть всех. Ему удалось. Не имея возможности дотянуться до дона Глама, он похитил самого дорогого ему человека и теперь мог диктовать условия. Операция встала ему в круглую сумму, участвовавшие в ней офицеры полицейского спецназа запросили за свои услуги фантастические гонорары, однако он их вполне понимал: обратно им дороги уже не было. Как только станет известно, что они под видом масштабной спецоперации по задержанию международного наркоторговца выкрали невесту команданте Глама, которая после этого попала в руки одного из его основных конкурентов, их всех непременно ждала бы камера и внутреннее дознание, если бы они по окончании операции тут же не покинули Талгол.

Офицеры обошлись дону Исайе страшно дорого, тем более что он так и не сумел вернуть хотя бы часть потраченных средств – спецназовцы оказались тертыми калачами и, понимая, что просто так их с планеты живыми не отпустят, подстраховались при помощи некоторых весьма любопытных секретных полицейских досье, имевших отношение к деятельности компании Берковица, доступ к которым они имели по службе. Однако результат проделанной ими работы, надо признать, все же стоил потраченных денег. Свою работу они знали хорошо. Дон Исайя ни за что бы не догадался, что девку нужно ловить в модном бутике. Хотя, казалось бы, очевидный вывод. В первом магазине они ее уже не застали: пока заранее предупрежденный офицерами владелец с ними связался, пока они сумели выдвинуться на исходную, крошка уже ускакала. Однако они накрыли ее во втором магазине, тем более что далеко ехать не пришлось – всего лишь перейти улицу.

Нет, они стоили потраченных на них денег, и дон Исайя совершенно не жалел о расходах. Эти деньги окупятся сторицей. При помощи девки он сможет манипулировать мистером Саггети. Манипулировать самостоятельно и единолично пожинать сладкие плоды. Ведь на конфликт с Каперони он пошел совершенно сознательно. Если бы он до сих пор состоял в союзе благородных семейств, то блага и активы, которые он получит в результате этой операции с Джулией, пришлось бы делить на всех. Теперь же он получит все. Когда команданте Саггети додавит остальные кланы, обескровленные жестокой войной, он непременно поделится властью и территориями с Берковицем. Никак не сможет не поделиться, если не захочет получать свою любимую крошку курьерской доставкой каждый день в течение пары месяцев.

Дон Исайя приподнял седые брови, бесцеремонно разглядывая обнаженную пленницу и по-прежнему не произнося ни слова. Нет-нет, на самом деле он не собирался пытать обольстительную малышку. Что за варварство, право?! В крайнем случае – отрезать половину мизинца на левой руке и приложить к письму, чтобы жених малышки был посговорчивее, а если команданте Глам начнет артачиться – то и другую половину. Пыточные инструменты были необходимы только для того, чтобы привести Джулию в соответствующее расположение духа перед записью видеопослания для Саггети. Она должна быть напугана, подавлена и сломлена, она должна быть близка к панике. Ее ужас и отчаяние должны в полной мере передаться Гламу.

Но прежде чем они приступят к мизинцу и посланию, необходимо сделать еще одну запись. Берковиц щелкнул пальцами, и один из его бодигардов решительно направился к привязанной к стулу обнаженной девушке.

– Эй, что это вы собираетесь со мной делать? – Она возбужденно заерзала, и Берковиц готов был бы поклясться, что на самом деле в ее глазах горит животное предвкушение. – Не приближайся ко мне! Слышишь, ты, тварь?! Убери лапы, урод! Глам! Глам!..

Дон Исайя невозмутимо наблюдал, как его телохранитель, спустив штаны, пытается пристроиться к дергающейся в путах Джулии, как раздвигает ей ноги коленом. Другой охранник включил камеру и приник к видоискателю. Это дополнительно собьет спесь со стервы, а главное – эта запись, которая останется у Берковица, поможет держать мальчишку на коротком поводке. Вряд ли Глам захочет, чтобы она была обнародована. Впрочем, мистер Саггети уже доказал, что вековые мафиозные законы для него – пустой звук. Однако даже у революционных команданте имеются свои понятия о чести. А если таких понятий у него нет, они наверняка окажутся у тех, кого возглавляет беспринципный командир.

Между тем Рысь, почувствовав возможность , быстро перехватила у Ид рычаги управления сознанием. Оно весьма неплохо играло роль Джулии – фактически та и была воплощенным Ид, просто несколько более цивилизованным и менее злобным, – но в складывающейся ситуации было необходимо, чтобы воинские рефлексы организма контролировал более опытный боец.

Девушка внезапно замолчала, с плохо скрываемой страстью глядя на безуспешно пыхтящего самца, который из-за неудобства позы никак не мог войти в нее. А затем капризно проговорила, кривя красивый ротик:

– Может быть, тогда уж развяжете меня? Нам всем будет гораздо удобнее.

Мистер Берковиц покачал головой.

– Детка, – сказал он, – ты здесь не для того, чтобы получать удовольствие. Твое удобство интересует меня в последнюю очередь.

– Босс! – подал голос насильник, подняв голову. – У меня правда ничего не получается! Я же не акробат. Я не могу согнуть поясницу назад…

Дон Исайя нахмурился.

– Ну, хорошо, – проговорил он. – Развяжите ее.

Слабая голая девка не сможет ничего поделать против четверых здоровенных вооруженных мужиков, решил он. А так запись получится куда более пикантной и взрывоопасной, чем он полагал вначале: невесту Саггети не просто насилуют, она сама, по собственной воле отдается другому, получая от этого откровенное удовольствие. О таких восхитительных кадрах мистер Берковиц не мог даже и мечтать.

Двое охранников размотали с тела Джулии синтетический шнур. Один из них снял с нее наручники, и она встала со стула навстречу насильнику, с шипением разминая затекшие запястья:

– Ну, вот теперь мы развлечемся по-настоящему!..

Через несколько мгновений мужчины, находившиеся в подвале, узнали много нового. Они узнали, например, что хирургические ножницы – невероятно эффективное оружие в руках профессионала. Они узнали, что золотая паркеровская ручка, выдернутая из кармана босса, и металлический футляр от сигары вполне могут служить смертоносными метательными снарядами. Они узнали, что правильно примененная трость босса ломает человеческую кость с одного удара. Они узнали, что пластиковые наручники, затянутые не на запястьях, а на горле, превращаются в очень коварную удавку, которую невозможно ни снять, ни разорвать. Одним словом, они узнали массу неожиданных вещей – всего лишь за несколько мгновений до того, как оказаться вычеркнутыми из списка живущих.

Ужасное известие застало Эдгара Лоу, помощника начальника службы безопасности корпорации «Берковиц коммуникейшн», в лифте, когда он направлялся в корпоративную столовую обедать. Обалдело вывалившись из кабинки на первом этаже, он пальцем плотнее вдавил клипсу-коммуникатор в ухо.

– Все пятеро? Что, и босс?.. – Он никак не мог поверить собственным ушам. – Нет, никакого прорыва охраняемого периметра не зафиксировано… – Краем глаза он вдруг поймал фигуру уборщицы, которая в лифтовой рекреации старательно вытряхивала высокую корпоративную пепельницу в пластиковое мусорное ведро, и закруглил разговор: – Да, немедленно буду. Я уже на первом.

Он вернулся в лифт, который все еще стоял на этаже, и нажал на кнопку подвального помещения. Похоже, пообедать ему сегодня было не суждено.

Едва створки лифта за ним захлопнулись, Рысь оставила в покое пепельницу, подхватила ведро со шваброй и юркнула в коридор, выходивший к столовой. На ней была синяя с желтым униформа одной из самых крупных фирм Тахомы по уборке офисных помещений, у которой был долгосрочный контракт с «Берковиц коммуникейшн». Вышколенные уборщицы с раннего утра до позднего вечера безмолвными тенями шмыгали по зданию, непрерывно протирая полы, стены и подоконники. Рысь прекрасно помнила из курса бихевиористики, который им читали в учебном центре: если ты находишься в корпоративном здании, то лучший способ не привлекать к себе внимания – это разгуливать в форме ремонтника, подсобного работника или уборщицы. В бизнес-коридорах это люди-невидимки: офисный планктон просто не замечает их, считая это ниже своего достоинства. Люди, целый день подтирающие следы грязной обуви на полу и отпечатки пальцев на зеркалах в лифте, представляются работникам офисов чем-то вроде вспомогательных механизмов или предметов интерьера. Когда на корпоративных психологических тренингах просят посчитать количество людей в помещении, сотрудники чаще всего забывают упомянуть уборщицу, трущую подоконник в дальнем углу, или монтера на стремянке, меняющего лампочку.

Униформу Рысь одолжила у пожилой уборщицы, которую встретила в коридоре, выбравшись из подвала. Сама уборщица, крепко связанная и с кляпом во рту, отдыхала сейчас в кладовой первого этажа, заставленной рулонами туалетной бумаги и баллончиками с дезодорантом. В виде компенсации за доставленные неудобства Света показала ей двести кредитов, извлеченные из кармана покойного мистера Берковица, а затем засунула их под один из рулонов.

Форма была ей маловата, руки торчали из манжет сантиметров на пять, однако никто на первом этаже не обратил на это внимания, не удостоив человека, стоящего на нижней ступени социальной лестницы, даже беглым взглядом. Кому-нибудь, впрочем, могла бы броситься в глаза фотомодельная внешность Светы, но эту проблему она уже решила в ближайшем туалете, смыв всю косметику, расчесав ногтями скулы, чтобы на них выступили неровные пятна нездорового румянца, собрав волосы в неопрятный кривой пучок на затылке и слегка мазнув себя пыльным пальцем по щеке. Постаравшись придать лицу как можно менее осмысленное выражение, она посмотрела в зеркало – и из зеркала на нее глянула зачуханная, уставшая от жизни неряшливая женщина средних лет. Удовлетворенная увиденным, Рысь вернулась в коридор.

Теперь следовало как-то выбраться наружу. Безусловно, уборщица в униформе, покидающая здание в разгар рабочего дня, выглядит подозрительно. Ее непременно задержат – как минимум для того, чтобы узнать, что случилось и куда это она направляется. Значит, уходить надо другим способом. И уходить немедленно, поскольку тело Берковица уже обнаружено, а настоящую уборщицу, раздетую и связанную, могут обнаружить с минуты на минуту.

Одна из стеклянных дверей коридора, ведущего в столовую, выходила на улицу, во внутренний дворик корпоративного здания. Бросив взгляд в окно, Рысь увидела, как по тротуару вдоль стены медленно ползет оранжевый мусоровоз. Машина остановилась возле служебного хода столовой, у которого был сооружен помойный сарайчик из красного кирпича с металлическими воротами и гофрированной крышей. Двое подсобных рабочих в оранжевых комбинезонах, соскочив с машины, принялись деловито выкатывать из сарайчика контейнеры с мусором.

Светлана взялась за ручку двери – открыто. Неторопливо вышла на улицу, целеустремленно двинулась к машине, всем своим видом показывая, что девушка она занятая и на чепуху у нее времени нет. Подойдя к мусоровозу сзади, опрокинула свое ведро в накопительный бункер, постучала по дну, одновременно с сомнением наблюдая, как огромная стальная плита на поршне впрессовывает в чрево машины мусор из очередного опустошенного мусорного контейнера. Нет, плохая была идея. В этой давилке выжить невозможно…

– Последняя мусорка, что ль? – внезапно услышала она голос одного из грузчиков, откатывавшего пустой бачок, когда огромный поршень пресса замер с пневматическим шипением.

– Ага, – отозвался водитель из кабины. – Теперь с ветерком до свалки, и до вечерней смены можно на боковую…

Больше Рысь не колебалась ни мгновения.

Когда мусорщики, доставив опустошенные контейнеры обратно в сарайчик, вернулись к машине, уборщицы возле нее уже не было. Рыжая стрекоза куда-то ускакала, бросив посреди дороги штатные ведро и швабру. Один из рабочих поднял швабру и спрятал ее за сарайчиком: пускай побегает, дура, поищет. Будет наука, как разбазаривать казенный инвентарь.

– Смотри, опять планка отходит, – второй указал на пресс мусорной машины.

Действительно, верхняя предохранительная планка пресса была отогнута наружу, открывая неширокое, сантиметров сорок, отверстие в бункер с мусором.

– А вот сейчас опорожним бункер и загоним телегу на техобслуживание, – здраво рассудил первый. Он наступил на нижний край рамы мусорного пресса, дотянулся до верхней планки и, повиснув на ней всем весом, вернул ее на место. Спрыгнув с рамы, вскарабкался сбоку на короткую лестницу, прикрепленную к борту мусоровоза, вцепился в железную скобу и, дождавшись, пока его напарник займет место с противоположной стороны, заорал: – Джонни, трогай!

Описав дугу по внутреннему дворику, машина направилась к воротам, за которыми бурлила оживленная столичная авеню.

На выезде из здания неожиданно случилась заминка. Распластанная между кучами зловонного мусора в чреве бункера, Рысь затаила дыхание. Похоже, тревога уже объявлена и служба безопасности корпорации перекрыла все выходы. Теперь вопрос был только в том, станут ли они досматривать спрессованный мусор в мусоровозе или удовлетворятся тем, что внутри едва ли может находиться живой человек. Светлана втиснулась в бункер с огромным трудом и теперь сама не могла себе поверить, что ей это удалось. Пожалуй, имелись неплохие шансы, что бункер досматривать не станут. Однако готовиться следовало к худшему.

Мусоровоз снова двинулся, только почему-то очень медленно. Метров через пятьдесят он остановился. Загрохотало железо, загалдели рабочие. Рысь напряженно вслушивалась в то, что происходит снаружи.

Внезапно стальная плита, удерживавшая мусор, поползла назад. Верхняя рама пресса скользнула вверх, и в образовавшееся отверстие вдруг хлынула новая порция мусора из очередного перевернутого помойного бака.

– Вечно забываешь про эту мусорку возле курьерской службы, Джонни, – донесся снаружи недовольный голос одного из рабочих.

– Можно подумать, ты про нее вспомнил, – резонно отозвался водитель. – Если бы охранник нас не завернул, так бы и уехали. А шеф нам потом головы пооткручивал бы…

Внушительный металлический поршень снова подал железную плиту вперед, прессуя мусор, только что высыпанный в бункер-накопитель. Упершись лопатками, Рысь изо всех сил попыталась коленями затормозить продвижение плиты, но это было все равно что руками останавливать локомотив. Механизм был слишком мощным. Заскрипели, сплющиваясь, пластмассовые ящики и жестяные банки из-под колы. Стальной пресс начал медленно вдавливать Свету спиной в слой мусора, уже спрессованный до твердости грунта. Несколько мгновений она еще боролась с неодолимой силой пресса, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик боли, но в конце концов не выдержала.

Приглушенного женского вскрика за ревом мотора никто не расслышал.

– Нет, ты понял? П-понял?.. Этот с-сопляк!.. – Возмущенный до глубины души Оззи Пастор энергично жестикулировал, захлебываясь словами, едва ворочая непослушным языком. – Все порушил, все! Все, до чего смог дотянуться! Весь вековой уклад, весь… – Он с трудом подавил рвотный позыв. – Всю ифр… инфрс… инф-ра-стру-кту-ру! – по слогам выговорил он. – Дон Глам, гнида! Говорит: вы теперь р… реджеры, мать его! – Пастор резко качнулся к собутыльнику, грудью навалившись на стол, едва не опрокинув бокалы и наполовину пустую бутылку огненной бластерии; собеседник брезгливо отстранился. – Понял, да?! Мне уже письма приходят на электронный адрес: «Привет, коп!» Благородные мафиози, становись в строй, на первый-второй рассчитайсь!..

Джанфранко Пануччи смотрел на него с плохо сдерживаемым отвращением, но пристально и изучающе. Ни один из членов внутреннего круга семейства Саггети, за исключением Оззи Пастора, не клюнул на осторожно заброшенные референтом мистера Каперони крючки. Зато Оззи мгновенно вцепился в наживку руками и ногами. Пануччи провел с ним несколько расплывчатых бесед по коммуникатору, ограничиваясь ни к чему не обязывающими намеками и обещаниями, и наконец решился встретиться лично, уже почти уверенный, что коварный Пастор ведет с ним двойную игру – уж слишком охотно он реагировал на все предложения потенциального противника. На всякий случай Джанфранко напоил его, тайком бросив ему в бокал несколько кристаллов некоего химического вещества, развязывающего языки самым скрытным молчунам и заставляющего их говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Из Оззи хлынул словесный понос, и Пануччи с удивлением убедился, что он совершенно искренен, действительно ненавидит босса и готов всячески содействовать его свержению.

Глядя на Пастора и уже почти не слушая, что тот говорит – Оззи начал изливать свои жалобы по третьему кругу, – Пануччи размышлял, как ему поступить дальше. Разумеется, Пастора могли вести втемную, но это был бы уже перебор. Для чего такие сложности? Чтобы заставить Каперони впустую потратить ресурсы на агентурную операцию? Что ж, тоже вариант, но больше похоже на бред сумасшедшего. Тем более раз Оззи рискнул прийти на встречу с потенциальным работодателем, где ему вполне могли скормить «сыворотку правды», значит, он абсолютно уверен в отсутствии слежки или какого-либо контроля.

Джанфранко качнул головой. Он бы, конечно, предпочел работать с Кенни Бампером, а не с этим клоуном. Он вообще предпочел бы не работать референтом мафиозного босса, а сниматься в высокобюджетных голофильмах, получать по сто тысяч кредитов за съемочный день и ни в чем себе не отказывать. Но, поскольку галактические студии пока не заваливали его предложениями и вряд ли когда-нибудь завалят, приходилось зарабатывать деньги на безбедную старость доступными средствами.

Сейчас общаться с Оззи Пастором на интересующую клан Каперони тему было бессмысленно. Но завтра, когда этот клоун проспится, Джанфранко Пануччи назначит ему еще одну встречу и на сей раз уже будет предельно конкретен.

Подперев голову рукой, референт мистера Каперони с тоской смотрел на вдрызг пьяного, мелющего чепуху Оззи Пастора.

Черный глидер Кенни Бампера стремительно летел над крышами, сопровождаемый двумя катерами охраны. В роскошном пассажирском отделении Песец держал на коленях голову Рыси. Девушка лежала на спине на широком кожаном диванчике сиденья, лицо у нее было белым как мел, в углах рта запеклась кровавая пена. Лось сидел напротив и с тревогой смотрел на нее.

– Вот и все, – хрипло проговорила она. – Так нелепо попалась! Главное, сама залезла в ловушку. Сплющило меня как сардину в банке… Хорошо, что пробок не было. Ехали недолго, а то еще немного, и отдала бы концы от болевого шока… Несколько ребер точно сломала… – Она вдруг тяжело, с подвываниями закашлялась, во все стороны полетели кровавые брызги.

– Э, Рысь! – испугался Казимир. – Если тебе больно разговаривать, ты лучше молчи!

– Засохни, самец, – отозвалась Рысь. – Надо доложить обстановку. В общем, вывалили меня вместе с мусором на свалке. Думала, теперь уж точно конец. Насыпалось сверху чуть не полтонны… – Она с трудом перевела дух. – Зато не заметили. Короче, выползла кое-как. Бомжи местные привели в чувство. Дали какой-то отравы, оклемалась немного…

– Да уж, – подал голос Песец. – Благоухаешь как самогонный аппарат.

– У одного был коммуникатор, – задыхаясь, продолжала Рысь. От боли и невозможности вдохнуть полной грудью она говорила короткими рублеными фразами. – Древняя модель, таких уже давно не делают… Связалась с Лосем. А потом вы. Вот и все. Бедолагам надо было денег оставить… Они меня так выручили…

– Я им сунул сколько-то, – сказал Витковский. – Думаю, столько денег они за всю свою жизнь в руках не держали.

– Пропьют, – безнадежно махнул рукой Пестрецов.

Света снова закашлялась, разбрызгивая кровь. Родим неодобрительно нахмурился: похоже, несколькими сломанными ребрами не обойдется. Осколок ребра, видимо, проткнул легкое, и хорошо если нет других повреждений внутренних органов.

– Надо было сразу реанимобиль за ней гнать, – проговорил он, пряча за нарочитой холодностью свою жуткую тревогу.

– Кто ж знал?! – встал на дыбы Лось. В отличие от командира, он переживал очень бурно. – Эта валькирия храбрилась по коммуникатору, даже шутить пыталась. Откуда ж я знал, что у нее грудная клетка всмятку? – Он достал из кармана платок и осторожно промокнул Рыси окровавленные уголки губ.

– Ладно, ничего страшного, подруга. Держись, мы уже почти приехали. Через неделю снова запросто будешь обратное сальто крутить… – Песец помолчал. – Плохо только, что факт похищения скрыть не удастся. Ребята ранены…

– Сережка? – прохрипела Рысь.

– Нормально все с Зубром. Просто получил по голове, но у него там – сплошная кость. А вот остальных похитители искалечили… – Пестрецов поморщился. – Берковица сюда нельзя замешивать ни в коем случае. Глам сразу поймет, что дона Исайю завалил тот же, кто освободил Джулию. Едва ли он догадается, что это была сама Джулия, но простор для фантазии у него возникнет, а это недопустимо.

– Каперони, – сказала Рысь. Отдышалась и продолжила: – Одновременно уничтожил Берковица и выкрал Джулию. Чтобы наказать предателя и преподать урок команданте Гламу. Дуплет. Его люди жестоко избили меня и вышвырнули из глидера на свалке…

– Нет. – Песец покачал головой. – Взбешенный Глам тут же свяжется с Каперони и попытается уточнить, что именно он имел в виду. А тот ни сном ни духом. Если он специально провел публичную акцию устрашения, для чего ему потом отпираться? Это глупо.

– Не говорить открытым текстом, – предложил Казимир. – Кто направил похитителей, Джулии неизвестно. Но невзначай дать пару намеков на Каперони. Похитители проговорились, то-сё. Глам давно точит на него зуб и сразу за это ухватится.

– Годится, – сказал Родим. – Тогда быстренько мозговой штурм: что это будут за намеки.

Проблему решили быстро. Вскоре внизу показалась крыша элитного госпиталя, в котором обычно лечились высокопоставленные члены клана Саггети.

– Я же насквозь провоняла отходами из корпоративной столовой, – пожаловалась Рысь. – Как я буду врачам в глаза смотреть?

Казимир пожал плечами.

– Ну, раз тебя беспокоят такие глупости, жить точно будешь, – резюмировал он. – Подруга, им такие деньги платят, что они не станут особо принюхиваться.

– Надо же, выходит, дон Исайя, земля ему пухом и осиновый кол в гроб, сделал за нас часть нашей работы, – вдруг проговорил Песец, который тем временем думал о другом. – Мотыльки летят на огонь. Благородные доны в панике уже сами суют головы в петлю. Славную кашу мы заварили…

– Вообще-то большую часть этой работы сделала я! – оскорбилась Рысь и даже закашлялась от возмущения. – Когда сидела голая в пыточном подвале Берковица.

– Конечно, ты, – заверил Родим. – Никто не отнимает у тебя лавров. Просто гора в этот раз сама пришла к Магомету. Интересно, две остальные не собираются сами явиться с повинной?..

– Только в этот раз пусть они… приходят с повинной к тебе, – болезненно фыркнула Света. – Или к Казимиру. Я вообще-то выжила чудом, если ты не заметил. Знали бы они, на что я способна… небось не стали бы меня развязывать. Так и порезали бы на куски прикрученную к стулу. А вы бы потом получили по электронной почте… экстремальный порнофильм с моим участием…

Пестрецов ничего не ответил, лишь отвернулся к окну. Рысь явно была немного раздражена тем, насколько спокойно он отнесся к ее ранению. Непрошибаемый Казимир, и тот разволновался больше, чем он. Конечно, между ними давно все было кончено, и все-таки Родим мог проявить чуть больше человеческого сочувствия, отнестись к ней не как командир, прикидывающий допустимые потери среди личного состава.

Песец снова посмотрел на Свету, и их взгляды встретились. Если бы только она знала, как тяжело даются ему этот спокойный вид и рассудительный голос. Когда он вновь увидел ее после семи лет разлуки, сразу понял, что его чувство к ней никуда не делось – просто оно было погребено слишком глубоко в его душе. Однако он больше не имел права любить ее. Все, время упущено, страница перевернута. У Рыси теперь другой мужчина. Даже если она сама об этом еще не догадывается… А он, черт возьми, командир и должен делать то, что должен, а не то, что хочется.

Родим отвернулся.

Глидер стремительно пошел на посадку.