ГЛАВА 2
Едва заметная в траве охотничья тропка вывела путников на опушку леса. Болотник, шедший впереди, остановился, скинул с плеч к ногам тюк, в котором лязгнули его доспехи и оружие. Поджидая товарищей, он окинул взглядом открывшуюся перед ним ширь возделанных полей, окружавших небольшой городок, до которого ходу было — как сразу прикинул Кай — около трех часов. С опушки к полям вел пологий склон, поросший невысоким кустарником; у границы полей проходила широкая дорога, которая вела, конечно, в городок.
Позади болотника затрещали невидимые в траве сухие сучья.
— Ух ты, — проговорил Оттар, появляясь из-за деревьев. — Чего я вижу-то!
Северянин нес на руках, прижимая к груди, как ребенка, принцессу, закутанную в пропахший дымом плащ. Капюшон сполз с головы Литии, золотые волосы растрепались и потемнели и свисали почти до колен Оттара неопрятными прядями. Измученная принцесса спала. И спала уже довольно давно — все два часа, пока Оттар нес ее на руках. Путники переночевали в лесу, и наутро золотоволосая вдруг почувствовала, что просто не сможет продолжать путь — накопившаяся усталость и тревоги недавнего происшествия истощили ее силы. Она просила болотника о дне отдыха в лесном лагере, даже пыталась ему приказывать, но Кай оказался неумолим. Он и слышать не хотел ни о какой задержке в пути. Спор разрешил верзила-северянин, предложивший принцессе себя в качестве транспорта. Удивительно, но, прошагав два часа по лесу, Оттар даже не слишком запыхался, хотя, помимо Литии, тащил на себе еще и свой топор, укрепленный за спиной петлями из конских уздечек.
Услышав голос северянина, принцесса открыла глаза.
— Что случилось? — хрипловатым спросонья голосом спросила она. — Что вы видите, сэр Оттар?
— Я-то? — жмурясь на яркое полуденное солнце, переспросил Оттар. — Я вижу, ваше высочество, здоровенные куски свинины, подрумянивающиеся на решетке очага. Вижу печеные яблоки, вареную кукурузу, горячие — только из печи — лепешки и холодное пиво в запотевшем кувшине… Нет!.. Лучше — в запотевших кувшинах. Или того лучше — в погребной бочке в два обхвата шириной.
— У тебя отличное зрение, брат Оттар, — меланхолично заметил болотник. — Я вижу только захолустный городок, жителям которого не хватило денег, сил и желания на возведение городской стены. А вот чего не вижу, так это пары золотых гаэлонов, которые можно обменять на все то, о чем ты так сладко вздыхаешь.
Оттар только хмыкнул.
— Подумаешь! — сказал он. — Главное, чтобы в этой дыре обнаружился более-менее приличный трактир. А уж об остальном я позабочусь. Ну что? Двинулись дальше?
— Вы можете отпустить меня, сэр Оттар, — протирая глаза, предложила Лития. — Я, кажется, смогу дальше идти сама.
Уверенности в ее голосе, однако, было маловато. Поэтому северянин поспешил уверить принцессу, что нисколько не устал и сможет пронести ее высочество до самого городка.
Путники спустились к дороге и зашагали по ее мягкой пыли. Лития уже не спала. Удобно устроив голову на широченном плече северянина, она рассеянно поглядывала по сторонам. Изредка взгляд ее останавливался на тонкой фигуре болотника, идущего впереди с большим тюком на спине. С того момента, как Кай расправился с чернолицыми, прошло уже больше суток, и Лития заметила, что юноша все это время был неразговорчив… кажется, погружен в раздумья. Принцесса догадывалась, с чем связано такое настроение болотника. И сейчас, когда усталость почти отпустила ее, она решила заговорить с рыцарем.
— Сэр Кай! — позвала принцесса.
— Да, ваше высочество, — немедленно откликнулся Кай, остановившись на один удар сердца, чтобы северянин с Литией смогли догнать его.
— Сэр Кай… Я чувствую, вы чем-то встревожены.
— Я не встревожен, — не обдумывая свой ответ, сразу сказал Кай. — Я… размышляю. Я думаю над тем, не ступил ли я на неверный путь, предав смерти чернолицых; не нарушил ли я Кодекс болотных рыцарей?
— Нашел о чем страдать, — встрял Оттар. — Зарубил Тварей — туда им и дорога.
— Я согласна с сэром Оттаром, — сказала принцесса, вглядываясь в напряженное лицо болотника. — Вы ведь согласились с тем, что и люди могут становиться Тварями. Вы ведь, сэр Кай, сами рассказывали о том случае с семейством оборотней.
— Да, — ответил юноша. — Но в случае с оборотнями не может быть никаких сомнений. Природа таких явлений давно изучена и общеизвестна. Человек, зараженный отравленной слюной оборотня, утрачивает право считаться человеком. Он может думать, сострадать, любить, ненавидеть — испытывать все чувства, доступные людям, но, когда полная луна позовет его убивать, он будет убивать.
— Чернолицые — еще более Твари, чем оборотни, — задумавшись на минуту, заявила принцесса. — Им-то человеческие чувства неведомы. И убивают они не в какое-то определенное время, а всегда, всю свою жизнь. Они живут чужими смертями.
— В том-то и дело, — проговорил Кай, не успела Лития замолчать. Видимо, над тем, о чем она говорила, он уже размышлял. — В том-то и дело, что получается, в ком-то Твари больше, а в ком-то меньше. Это неправильно. Тварь — она и есть Тварь. У нас не существует мерила, по которому можно определить: дотягивает то или иное создание до Твари или нет…
На это принцесса не знала, что сказать. Она глубоко задумалась, закусив нижнюю губу.
— Вот развели канитель, — искренне удивился Оттар. — Ты чего, брат Кай? Больше, меньше… Надо как-то… это… попроще. А то и до беды недалеко… Вот был у меня дядя, отцов то есть брат. Ханасом Красноруким его звали. Славный был воин! Лет в двадцать уже имел свою шнеку. Правда, он ее не строил, а отбил в бою у Тиллета Толстобрюхого, но это уже другой разговор… Так вот, тот Ханас тоже постоянно обо всем задумывался и прикидывал: так или не так, эдак или не эдак. Эта привычка у дяди появилась, когда ему в одном прибрежном поселке, где он с дружиной высадился, чтобы немного провианту и баб подзапасти, голову шестопером проломили. Вот и думал-думал он, никогда ни в чем уверен не был, каждый раз, прежде чем что-то предпринять, обмозговывал дело с разных сторон. А однажды вошел на шнеке в незнакомый фьорд, и случилась навстречу скала из-под воды. Дядя Ханас принялся прикидывать, слева скалу обойти или справа, — думал, пока в эту скалу не врезался. Шнека дала течь. Гребцы и воины в воду попрыгали. До берега-то все благополучно доплыли, да только их там ждали уже… родичи Тиллета Толстобрюхого. Ну а дальше понятно… Воинов на прибрежных камнях порубали, гребцов из воды баграми выловили, как белуг, — и в цепи. А Ханас с Тиллетом сошелся в поединке. И Толстобрюхий ему разумную его головушку топором-то надвое раскроил. Вот так-то бывает, брат Кай…
— Я тут вот о чем подумала, сэр Кай, — медленно заговорила принцесса Лития. — Мы знаем, что такое Тварь. Правильно?
— Твари — нелюди, несущие вред людям, — сформулировал болотник. — Верно, ваше высочество. Я внимательно слушаю вас.
— Мы знаем, что такое Тварь, — закончила Лития, — но знаем ли мы, что такое человек?
— Ну вы даете! — расхохотался Оттар. — Договорились! Что такое человек?! Да это же и ребенку несмышленому понятно!
— Если для вас это так просто, сэр Оттар, — сказала принцесса, все еще сидящая на руках у северянина, — тогда потрудитесь дать ответ.
Северный рыцарь хмыкнул.
— Человек, — бодро начал он, — это… — Тут верзила осекся, нахмурился и зашлепал губами: — Это… Который… Ну…
Лития звонко рассмеялась. Через силу улыбнулся и Кай.
— Да что вы сбиваете-то! — осердился Оттар. — То есть, ваше высочество, я не про вас, я про брата Кая. Человек — это… А то вы не знаете, что такое человек? Башка, два уха, ноги-руки, пузо… и другое всякое — вот вам и человек.
— Ты не человека описываешь, — заметил болотник, — а разделанную тушу в лавке мясника.
— Как это?.. Какую тушу?! Ну то есть… Руки-ноги и все остальное… Живой, говорить может, — добросовестно принялся перечислять Оттар, — ходить, прыгать…
— Несколько лет назад, — сказала принцесса, — в королевском дворце я наблюдала, как маги Сферы Жизни забавлялись тем, что из глины создавали големов. Големы имели вид человека и разговаривали, как люди, а некоторые даже умели смеяться и плакать.
Северянин непонимающе наморщился.
— Думать! — выкрикнул он мысль, неожиданно пришедшую в голову. — Человек умеет думать! А голем — нет! И еще: человек может это… ну… простите, ваше высочество, но я все-таки скажу… Человек может родить другого человека. Не всякий, конечно, человек, а баба, но и мужчина тоже в этом деле не последнюю роль играет.
— Мастерски сработанный голем, в которого вложены необходимые заклинания, способен создать другого голема, — парировала Лития.
— А думать големы все же не могут! — восторжествовал Оттар.
— Огры и гномы вполне способны размышлять, — сказал Кай, — они разумны, но они — не люди.
— Тьфу ты!.. — окончательно запутался верзила-северянин. — Я, честно говоря, всегда считал, что история про Ханаса Краснорукого всего лишь байка и его шнека налетела на скалу по вине задремавшего рулевого. Но сейчас вижу, что это — чистая правда. На самом простом можно так заморочиться, что…
Позади путников послышался какой-то шум. Рыцари остановились. Оттар, подчинившись требованию принцессы, осторожно поставил ее на землю. Путников нагоняла большая громоздкая карета, похожая на гигантский сундук, поставленный на колеса. Карету влекли два здоровенных битюга. Возница, подпрыгивавший на козлах, — пузатый детина в рваной рубахе, только немного уступавший комплекцией своим битюгам, — отчаянно засвистел и взмахнул кнутом, требуя уступить дорогу.
— Ах ты… — немедленно разгневался Оттар, но все же вынужден был отскочить в сторону, чтобы не погибнуть под конскими копытами. Литию болотник увлек на обочину парой мгновений раньше.
Карета пролетела мимо путников, обдав пылью. Двое мужчин на подножках экипажа, вооруженные короткими мечами, болтающимися на поясах, довольно расхохотались.
— Эй, чумазые! — крикнул один. — Глотните-ка пылюки!
Оттар, зарычав, вытащил из-за спины топор и бросился вслед карете. Впрочем, пробежав несколько шагов, остановился и вернулся обратно — состязаться с каретой в скорости не имело смысла.
— Клянусь Громобоем! — свирепо проговорил северный рыцарь. — Я с этими невежами еще посчитаюсь! Они у меня собственными зубами плеваться будут! Уши из носа выковыривать! Печенкой своей гадить!.. — тут он замолчал, очевидно вспомнив, что рядом с ним находится королевская дочь.
Но Лития не обратила внимания на его брань.
— Великие боги! — простонала принцесса, разглядывая свою одежду. — Неужели я так грязна и отрепана, что меня можно принять за нищенку?!
— Это не так плохо, ваше высочество, — высказался болотник. — Нищие меньше привлекают внимания. Люди, как правило, стараются их не замечать.
Ничего не ответив на это, принцесса плотнее завернулась в плащ, спрятав спутанные волосы под капюшоном.
Около часа шли молча. Принцесса на ходу то и дело отряхивала свой плащ. Оттар, снова укрепивший топор за спиной, ворчал что-то злобное. А болотник размеренно шагал и глядел прямо перед собой, точно ничего вокруг не замечая. И губы его шевелились, будто он беззвучно все еще спорил с кем-то…
Когда на дороге показалась та самая карета, но уже неподвижно стоявшая на краю дороги, опасно наклонившись, северный рыцарь сэр Оттар возблагодарил Андара Громобоя за посланную ему удачу и потащил из-за спины топор.
— Остановись, — велел ему Кай.
— Они ж нас с пылюкой смешали! — захрипел, притоптывая ногами от нетерпения, Оттар. — Они ее высочество оскорбили! Да за такое им — смерть неминучая полагается, это тебе любой скажет.
— Сэр Оттар, я прошу вас успокоиться и убрать оружие, — проговорила из-под низко надвинутого капюшона принцесса. — Такова уж чернь: чтобы почувствовать себя лучше, им необходимо найти кого-то ниже себя.
— Да как же!..
— Остановись, брат Оттар, — веско проговорил Кай. — Нет нужды убивать людей, если они не угрожают тебе смертью.
— Да я могу и не до смерти! — все еще надеялся Оттар. — Только кости им переломаю и все! Ваше высочество, я же за честь вашу вступился, как мой рыцарский долг велит.
— Долг… — повторил болотник, и голос его изменился. — Долг следует выполнять.
— Так и я про то же! — возликовал северянин.
Очень несладко пришлось бы недавним обидчикам, растерянно бродившим сейчас у кареты, если бы не принцесса.
— Я запрещаю вам, сэр Оттар, вступать в бой с этими мужиками, — твердо проговорила Лития. — Я достаточно насмотрелась на драки и кровопролития… в Дарбионском королевском дворце.
Оттар прорычал что-то, как голодный пес, из-под носа которого более ловкий зверь уволок кусок мяса, и замолчал.
Здоровенный возница и двое мужчин с мечами на поясах сгрудились над лежащим в дорожной пыли колесом, обод которого был безнадежно разбит. Рядом с ними появился еще один человек — толстяк в фиолетовом камзоле дорогой ткани выкатился из кареты. Возбужденно потряхивая пятью подбородками, толстяк размахивал коротенькими ручками и орал на возницу и мечников — должно быть, его охранников — так громко и непристойно, что принцесса за сотню шагов начала брезгливо морщиться.
— Ну ладно, — примирительно заговорил Оттар. — Если уж этим гадам и бока пощупать нельзя, разрешите тогда, ваше высочество, помочь им карету починить.
— Что с вами, сэр Оттар? — удивилась Лития. — Вот уж не думала, что воины Утурку, Королевства Ледяных Островов склонны прощать тех, кто нанес им оскорбление…
— Да не… — отмахнулся, пряча ухмылку, северный рыцарь. — Я, ваше высочество, не поэтому. Я к тому, что неплохо было бы пару монет заработать. Чтобы было чем в трактире расплатиться. Раз уж выгляжу я как нищий, то чего уж работой на мужиков гнушаться…
Кай усмехнулся, на один удар сердца вынырнув из пучины своих мыслей. Улыбнулась и принцесса.
— Что ж, — сказала она. — Это и вправду было бы неплохо…
— Тогда вы идите вперед, а я догоню вас, — обрадованно проговорил сэр Оттар.
Скоро путники поравнялись с каретой. Толстяк глянул на них подозрительно и враждебно, а возница и охранники нешуточно напряглись, положив ладони на рукояти мечей. На принцессу, укрытую плащом, и невысокого худощавого болотника они не обратили особого внимания, а вот великан-северянин со своим топором в запачканной и закопченной куртке выглядел довольно внушительно — если не сказать устрашающе.
Лития и Кай прошли мимо кареты и ее пассажиров. Оттар развязно подошел к вознице, который за минуту до этого пытался починить оторвавшееся колесо тем, что со злобой пинал его сапогом.
— На камень наскочили, да? — добродушно осведомился северянин.
— Да Харан его знает, — осторожно ответил возница, угрюмо оглядывая Оттара. — Вот… хрусть — и пополам.
— А ты бы шел своей дорогой, прохожий, — визгливо посоветовал толстяк и пошевелил пальцами, унизанными перстнями, точно отгонял муху. — Мы и сами управимся. А ежели ты чего худого задумал… Смотри! Ребята враз из твоей здоровенной башки всю дурь выбьют! Орясина дубовая…
— Полегче! — едва не потеряв благодушную маску, рыкнул Оттар. — Тебя пока никто не трогает, ты и не пищи.
— Ты, видать, не местный, — зловеще сощурился толстяк. — И кто я такой, не знаешь. Я — Фир Золотой Мешок! Самый богатый торговец во всем Лиане — вишь, город прямо по дороге?.. Ты у меня смотри! Меня и моих ребят сам городской голова боится! А ну, ребята!..
— Да не шебурши, Мешок, — сбавил тон Оттар. — Чего нам ссориться? Я ж помочь могу… Ну, не за так, а монетку-другую ты мне подкинешь?..
Лиан оказался самым обычным маленьким поселением, в котором можно было найти приметы одновременно и города и деревни, — одним из тех городков, где тростниковые хижины стоят вперемежку с деревянными и каменными домами, где никогда ничего не происходит и ничего не меняется, куда вести из большого мира доходят с опозданием на целый год, где жители с детства знают друг друга в лицо, а на чужаков смотрят с неизменным тревожным любопытством.
У самого города Кая и Литию нагнал запыхавшийся Оттар. Северянин выглядел радостно-возбужденным, будто только что хватил большую кружку доброго пива. За пояс его, кроме кухонного ножа, позаимствованного у старосты Укама из оставшейся далеко позади безвестной деревеньки, были заткнуты два коротких меча, а на мизинце поблескивал золотой перстень.
— Пассажиры кареты оценили вашу помощь, сэр Оттар? — осведомилась у него принцесса.
— Нет, — неумело притворяясь разочарованным, ответил рыцарь. — Эти невежи доброго обращения ну никак не хотят понимать. Пришлось поучить их хорошим манерам, а такая наука нынче дорогого стоит.
— Никогда не думала, — вздохнула золотоволосая принцесса Лития, — что буду невольным участником дорожного грабежа…
— Какого грабежа? — усмехнулся северный рыцарь. — Я просто взял, что нам причитается по праву, — и все. Каждый житель королевства обязан хоть шкуру с себя спустить, если она окажется нужной его принцессе.
— Это-то и ужасно: грабить своих подданных, вместо того чтобы даровать им честь отдать нам все, что мы пожелаем, — сказала Лития. — Если бы нам не нужно было скрывать свои имена…
— А я вот не пойму, зачем их скрывать? — произнес Оттар. — Все равно Константину не составит труда понять, где мы находимся. Он вычислил нас один раз, вычислит и снова.
— Константин захватил власть в королевстве, — пояснил болотник, — и вынужден объяснять подданным, куда и каким образом пропала из дворца принцесса. Не думаю, что он сознается в том, что ее высочество совершила побег. Скорее всего, он обвинит нас с тобой, брат Оттар, в похищении ее высочества. Как ты полагаешь, сколько найдется высокородных болванов, которые, желая выслужиться перед новым государем, соберут сотню-другую воинов, чтобы пойти по нашим следам и отбить принцессу и вернуть ее страдающему в разлуке узурпатору?
— Наверное, много, — предположил северянин. — Так, а что нам сотня-другая ратников? Подумаешь!.. Я, признаться, соскучился по хорошей драке. Насовать по физиономиям парочке мужланов — это совсем не то.
— Битва с сотней воинов, даже с полусотней, — сказал болотник, — это большая битва, брат Оттар. И ты это знаешь. Не один человек погибнет в этой битве. В королевском дворце я тоже не собирался никого убивать, но из-за того, что противников было слишком много, они в кровавой неразберихе калечили и убивали друг друга. Так было. А ведь болотники не сражаются с людьми. Не убивают людей.
— Болотники не убивают, — уточнил северянин, — а правила моего Ордена этого не запрещают.
— Вот именно. Я не хочу, чтобы по нашей вине гибли люди. Хватит с меня кровавого сражения в Дарбионском дворце. И еще… По мне — можно было б переночевать и в лесу, — посетовал Кай. — Там найдется все необходимое. Там гораздо безопаснее, чем среди людей.
Путники вошли в город и оказались в лабиринте узких улочек, где пахло густой пылью и застоявшейся зеленой водой из канавы. А еще — из распахнутых окон низеньких домишек неслись ароматы нехитрых яств, приготовленных к ужину. В этот предвечерний час прохожих на улицах совсем не было. Наверное, почтенные ремесленники и трудолюбивые земледельцы, завершив дневные труды, восседали сейчас в уютных комнатах на скамьях, раскуривая трубочки и наслаждаясь шкворчанием из кухонь, где суетились их хозяйки.
Кай снова очнулся от своих раздумий, с удовольствием оглядываясь вокруг. Городок Лиан как две капли воды похож был на городок Мари — место, где Кай родился, где провел первую — счастливую — половину своего детства. Мог ли он тогда, внук простого гончара, мальчишка в заплатанных портках, с цыпками от уличной пыли на босых ногах, думать о том, что пройдет несколько лет, и от его решений будет зависеть судьба королевства?..
Свернув в одну из бесчисленных улочек, путники увидели открытую кузницу, где рядом с наковальней вытирал запачканные руки только что закончивший работу коренастый кузнец-гном. После Великой Войны гномы чуждались человека, редко покидали свои подземные города, и только где-нибудь в глухомани можно было встретить представителя Маленького Народа, почему-то решившего обосноваться среди людей. И принцесса Лития, и Оттар, воин из Утурку, Королевства Ледяных Островов, впервые повстречали гнома. Лития остановилась, с любопытством разглядывая бородатого коротышку-кузнеца, а северянин неприлично заржал — ростом гном едва доходил верзиле до колена.
Впрочем, гном счел лишним обращать внимание на северного рыцаря. Тем более что болотник, заслонив собою веселящегося верзилу, почтительно поинтересовался у кузнеца, как пройти к какому-нибудь, не самому плохому, трактиру.
Коротышка, шмыгнув носом, деловито объяснил, что «Разбитая Кружка» — единственный и, следовательно, самый лучший трактир в Лиане, а найти его проще простого. Нужно идти прямо и прямо, пока не покажется дом с красной трубой — там живет вдовушка Гелла, та самая, что в прошлом году откусила нос рыжеволосой Сильвии, потому что Гелла и Сильвия не поделили сапожника Асиса, мужика неплохого, работящего, но раз в месяц страдающего трехнедельными запоями. Пройдя дом вдовы, надо повернуть направо, обогнуть городской пруд, в котором в прошлом месяце потонул слабоумный Пухут, а уж за прудом будет трактир «Разбитая Кружка». Его легко узнать по вывеске, на которой сразу под надписью изображена вовсе не кружка, как того следовало бы ожидать, а поросенок с жареным карасем в улыбающейся пасти. Это Раж постарался, местный живописец, мастер хороший, но не умеющий ни читать, ни писать. Трактир стоит на краю городской площади, где по праздникам горожане устраивают гуляния. В такие дни трактирщик гребет столько деньжищ, что даже подумать страшно. Площадь потому так и называется — Веселая. Вот месяц назад какой-то староста из близлежащей деревни, подгуляв, начал биться об заклад, что перепьет любого горожанина, который в тот момент на Веселой площади находился, и так разошелся, что хозяин «Разбитой Кружки» под это дело сбагрил не только бочонок скисшего пива, но полбочонка винного уксуса и четыре кувшина прогорклого постного масла…
Руководствуясь указаниями словоохотливого коротышки, путники довольно быстро отыскали трактир. Хозяин «Разбитой Кружки» оказался долговязым малым с выступающими вперед верхними зубами и жесткими, как щетка, черными, торчащими в разные стороны волосами. Поначалу он с большим подозрением отнесся к постояльцам в запыленной и перепачканной одежде. И без того узкие глаза его еще больше сузились, а верхние зубы нацелились из-под губы, будто маленькие ножи. Но серебряная монета, которую Оттар небрежным щелчком швырнул на стойку, шагнув от порога лишь трижды, враз его успокоила. Трактирщик поймал монетку, как цапля прыгнувшую мимо нее лягушку, ловко спрятал зубы под губу и радушно пригласил отужинать.
В трапезной трактира не было ни одного посетителя. Как объяснил трактирщик, для вечерней выпивки время еще не наступило. Горожане по своим домам только готовятся ужинать, а поужинав, начнут собираться в «Разбитой Кружке», чтобы выпить спокойно и степенно, не слыша ворчания жен и хныканья ребятишек…
Оттар, прервав речь хозяина, потребовал «всего, что есть, самого лучшего и побольше». Трактирщик, поймав еще одну монетку, прокричал на кухню соответствующие распоряжения и по скрипучей лестнице повел гостей показывать комнаты для ночлега, располагающиеся, по обычаю, на втором этаже. Надо сказать, что выбор комнат оказался небогатым. Второй этаж был поделен тонкими деревянными перегородками на четыре равные части; комнат то бишь было четыре — две проходных, имеющих по одному окну каждая, и две дальних, смежных с проходными, окон не имеющих вовсе. В каждой комнате из мебели наличествовали только кровати, сколоченные грубо, но прочно, с набитыми соломой матрацами и покрывалами из козьих шкур. Путники выбрали две комнаты — одну дальнюю и смежную с ней проходную.
— Ужин будет подан через час, — сообщил трактирщик с почтительностью, подкрепленной еще одной серебряной монеткой.
— В таком случае велите подать сию минуту горячей воды в мою комнату, — велела принцесса.
— Воды? — удивился трактирщик. — У меня, госпожа, есть холодное пиво и крепкая водка. И, ежели желаете, могу порадовать вас сладким вином.
— Воды, — устало повторила принцесса. — И погорячее.
Она скрылась в комнате, а трактирщик скатился вниз по лестнице и очень быстро вернулся с большой кружкой, от которой поднимался пар. Свою ошибку он понял после того, как Оттар, пожалев монетку, решил применить иной метод воздействия — несильно треснул ему по уху… Пока на кухне грели воду и сливали ее в большое корыто, болотник выяснил у хозяина, где можно найти хорошего портного или торговца готовым платьем. Трактирщик, потирая вспухшее ухо, уверил, что немедленно пошлет за Гугом-портным, который к тому же продает готовую одежду и обувь — и ношеную, и только что сработанную.
— И еще лошади! — гаркнул вслед кинувшемуся выполнять поручение Кая трактирщику Оттар. — Приведи к нам торговца лошадьми! Да вели подать нам в трапезную пару кувшинов пива, покуда ужин готовится.
— Приятно вновь почувствовать себя человеком, — поделился северянин с болотником, когда они уже сидели в трапезной за столом, на котором красовались высокие запотевшие глиняные кувшины и блюдо с кровяными колбасками.
— Что ты имеешь в виду? — напрягся Кай.
— А то, что человек — это тот, у кого деньги есть! — расхохотался Оттар.
Прошло более часа, и трапезная мало-помалу стала наполняться народом. Степенные горожане рассаживались за столами по двое-трое, дымили трубками, негромко беседовали, попивая пиво и вино из высоких толстостенных кружек. Северный рыцарь, в ожидании ужина опорожнявший уже четвертый кувшин, скучающе постукивал пальцами по столу. Дважды к столику рыцарей подходил трактирщик и справлялся: не пора ли подавать ужин? Дважды Оттар приказывал ему погодить. Принцесса еще не спустилась, а начинать трапезу без нее рыцарям не позволяли приличия.
— Ну и болото здесь, — сказал северянин Каю, сидевшему напротив, — прямо с души воротит. Хоть бы кто-то песню загорланил, хоть бы кто-то подрался, что ли?..
Кай никак не отреагировал на эти слова.
— Жрать охота, — сообщил Оттар.
Кай и на это промолчал.
За соседним столом степенно беседовали трое горожан, удивительно похожие друг на друга — все пузатые, с чисто бритыми подбородками и ухоженными усами.
— А в следующем годе-то, — вещал один из пузатых, — наш Лиан под стеклянным колпаком будет. Так что ни снег, ни дождь — ничего… Это мне, слышь, Каррат говорил, у которого брат в ратниках у нашего барона служит. Он, слышь, на коронацию-то Константина Великого ездил вместе с его сиятельством бароном — то есть не Каррат, конечно, а брат его. Говорит, его величество Константин владения всех господ, которые ему раньше других присягнули, под особое покровительство возьмет!..
— А я другое слыхал, — отвечал ему его собеседник. — Вроде теперь все вокруг магией будет управляться. Ну все, что ни возьми, — магией. Это потому что его величество Константин Великий сам наимогущественный маг и громадной силой обладает. Говорят, телеги сами будут ездить, без лошадей; мельницы крутиться сами будут, безо всякого там ветра или воды… А еще говорят, что те злодеи-рыцари, которые возлюбленную его величества, ее высочество принцессу Литию умыкнули, вовсе не люди, а демоны!
— Дураки вы оба! — безапелляционно заявил третий пузан. — Чему верите? Телеги без лошадей, мельницы без ветра… Рази ж такое возможно? А вот мне кое-кто рассказывал, что… — пузан понизил голос и подозрительно оглянулся на двух незнакомцев, — что этот Константин — сам демон, а не человек! А принцессу никто не это… не украдывал. Она сама сбежала — потому за демона замуж выходить ни одна нормальная баба не согласится!
— Про то, что у ее высочества и его величества любовь случилась, сам его сиятельство говорил! — возмутился первый пузан. — И городской голова господин Иака то самое говорил. Да все про это говорят! Что, его сиятельство и господин Иака врать будут, что ли?..
— Вот обалдуи! — хмыкнул «незнакомец» Оттар. — Послушать, уши вянут! Сами не знают, чего несут. Однако… и на самом деле так и вышло, как ты предполагал: это мы ее высочество похитили, демоны этакие…
Кай кивнул. Он явно был занят своими мыслями.
— А сама ее высочество-то… — понизил голос Оттар. — Я, честно говоря, думал, что с ней хлопот не оберешься в пути. Во дворце-то жизнь у нее получше была. А она вона как. Быстро привыкла. Как тебя врачевала, отравленного! Все-таки королевская кровь много значит. Все-таки особы королевского рода — они не такие, как все. Они… получше и покрепче, чем другие. Вот представь, какую-нибудь фрейлину с собой — упаси боги! — захватили бы? Да она нас поедом бы ела, требуя каждую минуту всяких там вин и сластей и масел для умащивания ляжек. Да я б ее на второй день в луже утопил! А ее высочество… только что сейчас возится больно долго. Но тут и ты, брат Кай, виноват. Зачем ей портного послал на ночь глядя? Кто ж так делает?! Да ее высочество теперь до утра наряды примерять будет. А мы здесь сиди — слюнки глотай.
— Ее высочество спустится в трапезную очень скоро, — уверенно сказал болотник.
— Нет уж, — так же твердо возразил Оттар. — Раньше полуночи и не жди. Ты, брат Кай, конечно, великий воин. Ты можешь слышатьи видеть.Ты знаешь столько всего, сколько у меня в голове и не вместится. Но вот женщин ты точно не понимаешь. Да им только дай в тряпках покопаться… Какая б дева ни была разумная, наряды — платья всякие и подвязочки с юбками — все равно ей голову замутят!..
К столу рыцарей подбежал трактирщик. Заискивающе глядя на Оттара, скармливающего ему монетки, он спросил, не пришло ли еще время для ужина.
— Нет, — уныло ответил северянин, — подожди пока. Да подогревать не забывай. Да еще кувшин пива принеси.
— Неси ужин, — обратился к трактирщику Кай. — Наша спутница сейчас придет.
Трактирщик вопросительно посмотрел на Оттара. Тот пожал плечами.
— Ну… Валяй неси. И про пиво не забудь. С чего ты взял, что ее высочество вот-вот спустится? — спросил северянин у Кая, когда трактирщик убрался на кухню. — Увидишь: нам ее еще ждать и ждать. А ужин тем временем совсем остынет. Не знаешь ты женщин, брат Кай…
— Комната ее высочества прямо над нашими головами, — сказал болотник. — Я не просто так выбрал именно этот стол, а чтобы можно было следить за происходящим в комнате. Скажи мне, брат Оттар, какая обувь у принцессы?
Северянину пришлось напрячься, чтобы ответить на этот вопрос.
— Туфли из мягкой кожи… — неуверенно он. — Да — туфли! Она морщилась от боли, когда наступала на корень в лесу или на камень на степной дороге. Это я помню.
— Два десятка ударов сердца тому назад принцесса переодела обувь. Теперь на ней не туфли, а крепкие сапоги.
Оттар скривился от напряжения, пытаясь услышать над головой стук каблуков.
— Человек надевает обувь в последнюю очередь, — продолжал Кай. — Когда уже полностью одет. Значит, нам следует ждать ее высочество с минуты на минуту.
Оттар рассмеялся:
— А вот тут твоя наука слушатьне сработала! И все потому, что, как я уже говорил, женщин ты не знаешь! Да она может сотню пар обуви перемерить, прежде чем выбрать подходящие…
— У Гуга-портного я не заметил сотни пар обуви, когда он поднимался по лестнице. Его подмастерье нес довольно большой тюк с одеждой, это правда, но там вряд ли помещалось больше двух пар обуви.
— Пф-ф! — фыркнул северянин. — Да этот подмастерье десять раз бегал из трактира и в трактир с тряпками и баулами! Он мог…
Оттар не договорил, вдруг обернувшись к лестнице и разинув рот. Даже у болотника дрогнули губы, когда он обратил взор на принцессу Литию, спускавшуюся по ступеням в трапезную. Такой рыцари свою принцессу еще не видели. Такой принцессу, должно быть, не видел никто.
Лития была одета в короткую кожаную куртку, кожаные же штаны, туго обтягивающие бедра, и высокие сапоги. Тонкий стан охватывал широкий пояс, на котором висела довольно большая, но весьма удобная сумка с одной стороны и пустые ножны — с другой. Отмытые и расчесанные волосы сияли прежним золотом. Принцесса скрутила их шнурком на затылке.
— Великий Громобой… — прошептал Оттар. — Да она еще красивее, чем прежде!..
— Это верно, — так же шепотом согласился Кай.
Принцесса, не обращая внимания на восхищенные взгляды толстопузых горожан, присела за стол рыцарей, на скамью рядом с болотником.
— Ваше высочество, вы… вы… — начал Оттар, но так и не смог подобрать слов.
— Обворожительны, — подсказал болотник.
— Благодарю вас, сэр Кай, — улыбнулась Лития. — И вас благодарю, сэр Оттар, — спохватилась она.
— Отличный костюм для путешествия! — откликнулся тот. — Еще бы вот… пустые ножны заполнить — было бы просто великолепно! Какой путешественник без оружия? Кстати, один из моих мечей отлично подошел бы к этим ножнам.
— Чтобы носить при себе оружие, нужно уметь с ним обращаться, — заметил болотник.
— Так за чем же дело стало? — Оттару показалось, что, произнеся это, Лития подвинулась чуть ближе к Каю. — Научите меня, сэр Кай.
— Если таково ваше желание…
— О-о-о! — протянул северянин. — Одумайтесь, ваше высочество! Ведь брат Кай вас щадить не будет. Он вас колошматить будет с утра до вечера — и на привалах отдыха не давать!
— Ничего не дается без труда, — парировала принцесса.
Оттар вздохнул, вынул из-за пояса один из коротких мечей и положил его на стол перед Литией.
За дверью, в комнате без окон ровно дышала во сне золотоволосая принцесса. Рыцарь Болотной Крепости Порога сэр Кай сидел у ее двери. Сомнения, терзавшие рыцаря все время после расправы над чернолицыми, не оставляли его.
Кого он убил? Людей или Тварей? Преступил ли он клятву, обязующую его защищать людей, или выполнил свой Долг? Кто он теперь: все еще рыцарь Братства Порога или клятвопреступник?
Столько вопросов и ни одного ответа.
Как не хватало Каю сейчас его учителей из Болотной Крепости! Он часто вспоминал братьев-болотников, а чаще других — старика Герба и юного Трури. Трури погиб еще в то время, когда Кая не посвятили в рыцари, когда он еще обучался в Укрывищах при Крепости. Погиб, ринувшись в битву, исход которой он отлично представлял. Погиб, защищая людей, прикрывая их от одной из самых опасных Болотных Тварей — Хозяина Тумана, не предполагая победить и не думая выжить. Стремясь продержаться как можно дольше, прежде чем подоспеет подкрепление. Просто выполняя свой Долг. Сейчас Кай совершенно искренне завидовал Трури. А Герб… Жив ли теперь старый рыцарь? Или сложил свою голову где-нибудь вблизи Порога — в Лесу Тысячи Клинков, в Гнилой Топи, в Змеиных Порослях или у Черных Протоков? Герб, окажись он сейчас рядом, конечно, помог бы. У него-то точно нашелся бы ответ на мучающие Кая вопросы.
Но Герба рядом не было. Рядом с Каем, на единственной в комнате кровати, укрывшись покрывалом из козьей шкуры, сопел Оттар, рыцарь Северной Крепости Порога. Он спал, но Кай знал: достаточно малейшего шороха — и северянин проснется, схватит топор, лежащий у кровати…
Болотник неслышно усмехнулся в темноте. «Не проснется и не схватит», — подумал он. И, без звука поднявшись на ноги, сделал то, что решил сделать еще по дороге в Лиан. Кай скользнул к кровати, завел указательный палец Оттару под подбородок с левой стороны и, мгновенно нащупав нужную ему точку, сильно нажал.
Громадное тело северного рыцаря вздрогнуло от короткой судороги… и тут же расслабилось. Оттар задышал глубоко и шумно.
Кай вернулся на свое место и, снова глубоко задумавшись, стиснул подбородок в кулаке.
Тварь — нелюдь, несущий гибель людям. Это болотник крепко уяснил давно. Люди могут становиться Тварями — тоже факт, который нельзя оспорить. Но где та тонкая грань, позволяющая различить в человеке Тварь? Выходит, человек, убивающий другого человека, — тоже Тварь? Но люди постоянно убивают друг друга. По самым разным причинам. Из страсти к наживе, из страсти к власти… из любви или ненависти… из-за множества других страстей… Люди одержимы страстями — в этом их суть. Обуреваемые страстями, они ведут свои игры, вмешиваться в которые рыцарям-болотникам нельзя.
Внизу, в трапезной скрипнула входная дверь. Явно не загулявший горожанин, жаждущий подкрепиться перед сном стаканчиком чего-нибудь горячительного, вошел в трактир. И не кто-то из прислуживающих на кухне вернулся с прогулки к уборной во дворе. Этот ночной гость старался не создавать лишнего шума. Кай прислушался и услышал,что вошедший был среднего роста и среднего возраста, худощав, носил сапоги на подошве из толстой мягкой кожи, привычки к тяжкому физическому труду не имел и передвигался на лошади гораздо чаще, нежели пешком. Да и крался он довольно умело, а в голенищах его сапог прятались два длинных ножа…
Другой человек появился в трапезной, но он вошел не со двора. Он выскользнул из комнаты, которая располагалась за стеной трапезной, рядом с кухней. Кай без труда услышал,что этот второй — долговязый хозяин трактира. Какое-то время двое шептались — очень тихо и осторожно. Затем дверь скрипнула еще дважды.
«Среди людей есть те, кто убивает себе подобных по воле долга, — продолжал размышлять болотник, поднимаясь на ноги, — это воины, выполняющие приказы командиров. Случается, что воины нападают и на мирных жителей, режут и насилуют женщин, убивают малых детей… Но даже самые жестокие из них способны пощадить раненого врага или отдать последний кусок хлеба голодному ребенку из вражеской деревни. Разбойники и наемники, убивающие ради денег, — они избрали для себя такой путь из-за отвращения к честному труду, но и они живут, руководствуясь чувствами, среди которых нередко присутствуют жалость и любовь. Тварь же не знает пощады и убивает не по причине ненависти…»
За открытым окном комнаты послышались крадущиеся шаги и приглушенные голоса. Не подходя к окну, Кай услышалдвоих во дворе: один был очень толст и страдал одышкой — голос его, хоть и приглушенный, все равно выдавал в нем человека, привыкшего приказывать. Кай сразу узнал этого человека, незачем было слушатьдальше. Тот, кто явился с толстяком, был кряжистым и низкорослым, обладал недюжинной силой, но изрядной поворотливостью похвастаться не мог; к его поясу был пристегнут короткий меч, он нес с собой какой-то довольно тяжелый предмет и хромал на правую ногу, поврежденную, судя по всему, довольно давно.
Кай неслышно подошел к двери, приоткрыл ее и ступил в темень лестницы. Внизу, в трапезной мелькнул и погас свет — это троица ночных гостей потушила светильник. И двинулась вверх по лестнице, гуськом. Они крались в кромешной темноте очень старательно, они даже дышать пытались потише, но по характеру скрипа старых деревянных ступеней болотник абсолютно точно мог определить каждое их движение. Вот идущий первым — тот, кто шептался с трактирщиком, на мгновение остановился, чтобы вынуть из-за голенища сапога длинный нож. Дальше он шел, занеся руку с ножом над головой. До того места, где стоял болотник, ему осталось пройти пять ступеней. Четыре. Три…
«Охотник, вынужденный кормить себя и свою семью, без сожаления всадит стрелу в оленя, но пощадит олениху с детенышами, — размышлял Кай, ожидая крадущихся во тьме. — И не только из-за выгоды, имея мысль о том, что, повзрослев, детеныши принесут ему больше мяса. А еще и из-за того, что он уподобляет других существ себе. Охотник видит в оленихе с оленятами свою жену и своих детей или свою мать и себя самого… Захватчик, вторгшийся в чужой город, зарубит горожанина, вышедшего против него с плотницким топором, но не тронет его сынишку, потому что вспомнит о собственном сыне…»
Две ступени, одна…
Кай, прижавшись к стене, пропустил мимо себя первого из идущих. Когда второй поравнялся с болотником, Кай двумя резкими и точными ударами вышиб сознание из обоих. Бесчувственные тела ночных гостей осели на ступени лестницы. Третий, услышав впереди шум, замер и затаил дыхание. Но этот прием не спас его от сильного удара в шею, прилетевшего откуда-то из темноты. Еще одно тело обмякло, опустившись вдоль стены на ступени. Негромко звякнул выпавший из разжатой руки нож.
Болотник вернулся в комнату. По стене снаружи, прямо под окном, явственно скрежетнуло что-то. Кай шагнул к окну, в котором тотчас появилась зверская физиономия с ножом в зубах. Юноша ударил обладателя физиономии в левый висок и ловко подхватил полетевший на пол комнаты нож. В то же мгновение со двора послышался глухой удар тяжелого тела о землю и изумленное восклицание.
«И наоборот… Человек не может убить человека просто так, — неслись в голове Кая мысли, — таким его создали боги. Это все равно что убить самого себя. Чтобы решиться на убийство, человеку нужно уподобить свою жертву какому-нибудь образу из собственного сознания — образу ненавистного врага. Человек не убивает человека, он убивает вора, насильника, чужестранца, смутителя чужих жен, толстопузого торговца-лихоимца, мерзкого обманщика-попрошайку…»
Болотник, проигнорировав приставленную к окну лестницу, нырнул в окно, как в воду, и мягко приземлился на ноги. Тот, чей нож Кай держал в руке, лежал на земле, широко раскинув конечности. Он даже не заметил удара, потому что тот сверкнул сбоку, за пределами поля его зрения; он лишился чувств еще в полете — болотник нанес удар, рассчитав силу и место ее приложения таким образом, чтоб мозг противника сотрясся, ударившись изнутри о стенки черепа.
«Но человек, не раздумывая, способен уничтожить существо, хоть и безобидное, но настолько чуждое, что для него трудно или невозможно подобрать близкий к пониманию образ: раздавить попавшееся на дороге невиданное доселе насекомое, дочиста соскрести со стены своего дома невесть откуда появившийся мох… Это, чужое,человек убивает сразу, инстинктивно — потому что чужоевсегда несет в себе опасность. Так и Твари. Человек для них — иной, чуждый и непонятный, а значит — опасный. А значит — подлежит немедленному уничтожению…»
Толстяк по имени Фир Золотой Мешок, разинув рот, смотрел на болотника. Тот протянул ему нож рукоятью вперед.
— Возьми, — сказал Кай. — И верни тому, кому это принадлежит, когда он очнется. Но прежде позови своего человека, который на соседней улице стережет коней. Вместе вы быстрее заберете тела с лестницы.
В горле Фира что-то заклокотало. Он вдруг затрясся с головы до ног от запоздавшего приступа страха.
— Господин… — пролепетал Золотой Мешок, заколыхав всеми подбородками, — мы ж не хотели ничего такого… Мы ж только припугнуть хотели… А то ж… Деньги забрал… Оружие у ребят отнял… их самих поколотил… А я-то человек здесь известный и уважаемый…
— Деньги твои пошли на благое дело, — наставительно молвил болотник. — Я надеюсь, это успокоит тебя и убережет от новых попыток причинить мне и моим друзьям беспокойство.
Фир замотал головой. Он хотел поклясться всеми богами, имена которых знал, что больше никогда не подумает и близко подойти к «Разбитой Кружке» и впредь каждому встреченному на дороге чужестранцу будет добровольно отдавать всю наличность… Но вместо осмысленных слов у него получилось только хрюкнуть.
«Вот она — суть противостояния людей и Тварей, — наконец приблизился к завершению долгих размышлений болотник. — Существ из разных миров. Люди и Твари — создания такие чужие друг другу, что в абсолюте могут являться противоположностями. Как лед и пламя. В каждом из них изначально заложено стремление взаимного уничтожения. Более непохожий, более чужой — неизменно значит более опасный…»
— Пощадите, господин… — с натугой проскулил Фир.
— Пожалуй, я помогу вам, — решил Кай. — Я не хочу, чтобы вы разбудили мою спутницу. Завтра нам снова чуть свет предстоит отправиться в путь.
«Чернолицые не ведают страстей, — идя вслед за трясущимся торговцем, думал болотник. — Они — бездушные убийцы. Они идут по следу указанной им жертвы и без жалости убивают ее, будь жертва безоружной или вооруженной. Они убивают за золото. Но это золото они не тратят на удовлетворение своих потребностей. Потому что никаких потребностей у них нет. Кроме одной — служить и угождать своему Отцу, Великому Чернолицему… Они впустили в себя его волю — волю темного полубога, волю Твари. А тот, кто поддался Твари, уже не может считаться человеком. Он — Тварь. Если два создания, человек и Тварь, могут находиться в непосредственной близости и не испытывать друг к другу жажды убийства, значит, кто-то более слабый поддался более сильному. Тварь не может стать человеком. Следовательно — это человек стал Тварью…»
Вернувшись в свою комнату, Кай почувствовал, что неспокойные мысли оставили его. Мучивший вопрос истаял. Исчез.
