ГЛАВА 2

Хотя Константин запретил Гархаллоксу объявлять траур по убитому Ганелону, пир в честь избавления от зубанов было решено устроить без музыкантов. Это предложил Гархаллокс при молчаливом согласии генерала Гаера, прочих генералов и министров. Первый министр Гавэн предложение это поддержал только тогда, когда стало ясно, что Константин не будет возражать.

Как-то сразу так получилось, что после событий на Площади Плах Константин мгновенно вышел на первый план, дав понять всем, что Гархаллокс и Гаер, которых считали раньше верхушкой заговора, всего лишь его подручные, чья задача была расчистить путь истинному повелителю.

Дарбионский королевский дворец почувствовал: новая власть взошла непоколебимой твердыней, и нет сейчас такой силы, которая могла хотя бы попытаться что-то изменить. Генерал Гаер был одним из четырех генералов, кому подчинялись королевские гвардейцы, и слово Гаера считалось решающим для большинства воинов. Гархаллокс повелевал магами, так как являлся архимагом Сферы Жизни – самой могущественной из Сфер. Вот, пожалуй, архимаги Сфер Бури, Огня и Смерти – единственные во всем Дарбионе, кто мог бы как-то повлиять на ход событий. Но архимаги этих трех Сфер вскорости после осуществления переворота, ошарашенные известием о гибели Ганелона, поодиночке были взяты под стражу лично Гархаллоксом и низложены. Их места заняли маги их же Сфер, о которых ну никак нельзя было подумать, что они рвутся к власти. Да они и не рвались – поняли наиболее прозорливые из придворных. Они представляли собой исполнительных служак, лишенных амбиций. Бывшие архимаги, впрочем, никаким гонениям не подверглись – с них просто сняли большую часть прежних привилегий, оставив при дворе. Тем самым дав понять: причина того, что им пришлось оставить высокие места, – только стремление новой власти полностью контролировать магические Сферы.

Надо сказать, что Королевский Орден Магов воспринял переворот совершенно иначе, нежели министры и придворные рангами пониже. По-другому и быть не могло. Константин был ближе им, чем кому бы то ни было. Видевшие дальше и понимавшие больше обыкновенных людей маги традиционно мирились с тем, что власть принадлежит не им, только потому, что не различали в самом принципе власти человека над человеком ничего для себя притягательного. Маги всегда и везде были особыми. И маги же первыми поняли: восшествие на трон величайшего из людских королевств не есть самоцель Константина. Это всего лишь ступень лестницы, ведущей неизмеримо выше привычных представлений о жизни обыкновенных людей…

Константин не стал занимать покои Ганелона. Он изъявил желание поселиться в башне архимага Сферы Жизни, лишь перейдя из подземелья на верхние уровни. Но за пиршественным столом великий маг уселся на королевском троне. По правую руку от него поместился Гархаллокс, по левую – Гавэн и генерал Гаер. А министрам пришлось подвинуться дальше от трона, чем обычно, уступив место новым архимагам Сфер и их ближайшему окружению. Такую перестановку отметили все, но никто не осмелился на этот счет высказаться. Во дворце устанавливался новый порядок.

Поначалу пир протекал вяло. Из-за отсутствия музыкального фона каждому казалось, что голос его звучит неприлично громко, и очень часто заговоривший обрывал свою речь, бросив испуганный взгляд на Константина, неудобно ссутулившегося на троне. Но скоро вино сделало свое дело – не произносившего ни слова великого мага приноровились не замечать. Потому что почувствовали: он сам безмолвно разрешил им это…

– Посмотри на них, – не наклоняя головы к сидящему ниже его Гархаллоксу, негромко проговорил Константин. – Они пьют и едят как ни в чем не бывало…

– Они напуганы, – чуть помедлил с ответом архимаг, – это просто вино немного расправило их души. То, что ты устроил на Площади Плах… ты просто подавил их демонстрацией своей силы. Ничего подобного они никогда не видели.

Константин усмехнулся:

– Сейчас-то хоть ты не клянешь меня за этот маленький балаган?

– На Площади погибли люди: около двух десятков человек, – сказал Гархаллокс. – Еще больше покалечено.

– Разве это слишком большая цена за то, чтобы двор признал меня?

Они говорили негромко. За общим шумом их никому не было слышно.

– Двор не признал тебя, – возразил архимаг. – Двор тебя боится. Как и весь Дарбион. Они опасаются даже поднять кубок в твою честь. Они еще не представляют, как себя вести.

– Одно и то же мы называем разными словами, – пожал плечами Константин. – А суть от этого не меняется. Я добился, чего хотел, менее чем за сутки.

Как ни крути, а Константин был прав. Ничего Гархаллокс возразить ему не мог.

– Просто… – архимаг покрутил в пальцах клочок бороды, – слишком много людей погибает, если идти кратчайшим путем.

– Не начинай опять… – поморщился Константин. – Кстати, почему на пиру не присутствует принцесса Лития?

– Принцессе нездоровится, – ответил Гархаллокс.

– Неужели среди твоих… среди наших магов не найдется ни одного, кто мог бы исцелить ее недуг? Или причина не в телесном недомогании?

– Да, – сказал архимаг. – Представляешь, каково ей? Она еще не пережила смерть своего отца, которая произошла практически на ее глазах.

– Все же мне хотелось бы познакомиться с ней.

– Я прошу тебя, Константин, погоди хотя бы несколько дней.

Гархаллокс отпил немного вина из кубка и поставил его рядом с блюдом, на котором остывала фаршированная перепелками индюшка. Архимаг едва притронулся к еде – после посещения Площади Плах аппетита у него не было. А Константин ни разу даже не глянул на стол перед собой. Перед тем как сесть за пиршественный стол, он выпил свой отвар из собственного особого кубка, выточенного, как знал Гархаллокс, из рога какого-то чудовища, обитающего в Темном Мире, – последнее время это было единственное, что он употреблял в пищу. Константин «питался» в строго определенное время и точно отмеренными порциями.

– Я должен соблюсти приличия, – высказался Константин. – В конце концов, если ее высочество не желает выйти к гостям, я и сам могу нанести ей визит вежливости. Поверь мне, старый друг, кроме краткого разговора, я ничего не желаю. Завтра, как ты знаешь, я должен покинуть Дарбион, а когда вернусь, начнутся заботы, а потом… их станет еще больше.

– Хорошо, – согласился Гархаллокс. – Я скажу Гавэну, чтобы он послал людей предупредить ее высочество о твоем визите.

Он окликнул Гавэна. Первый министр подбежал к нему с готовностью почти угодливой – как того и следовало ожидать: Гавэн мгновенно разобрался в новой системе субординации. Выслушав распоряжение, он ответил:

– Ее высочество сейчас в королевской обсерватории, она ушла окола часа назад. Я немедленно пошлю туда людей.

– Откуда ты это знаешь? – удивился Гархаллокс. – Ты владеешь какой-то магией или используешь амулеты?

– Я никогда не учился никакой магии, – сказал Гавэн, – она не нужна мне. Знать, что происходит во дворце, в городе, в нашем королевстве и даже в соседствующих королевствах, – это моя обязанность.

* * *

После переворота и убийства Ганелона Кай снова почувствовал, что отношение к нему окружающих изменилось. Когда он только появился во дворце, его попросту не замечали. После того как он помешал эльфам увести Литию из дворца, люди вдруг обнаружили в нем столько разнообразных достоинств, сколько он и сам за собой не знал. К нему подходили знакомиться придворные, которые раньше считали зазорным даже стоять рядом с ним – из-за его одежды и отсутствия, как они все говорили, приличных манер. Прислуга, которая почти боготворила болотника, то и дело рассказывала ему удивительные истории его доблестных приключений в Болотной Крепости, не обладающие ни достоверностью, ни хоть каплей смысла. Кай не опровергал и, уж конечно, не подтверждал эти россказни. Они его просто не касались.

Теперь его начали избегать, будто бы даже бояться. Стражники у дверей, в которые он входил, подбирали брюхо под кирасой, вытягивались и задирали подбородки, как делают обычно при приближении высокого начальства. Прислуга старалась не попадаться на пути болотника, разбегаясь как мыши, когда он шел по дворцовым коридорам, как и прежде сопровождая принцессу Литию. И придворные больше не подходили к нему с намерением пообщаться, как это было до убийства короля. При встрече они бледнели и искали любой возможности оказаться от болотника подальше и как можно скорее, точно Кай был не человек, а какой-то демон. Все эти люди, без труда догадался Кай, считали его одним из участников заговора, причем вовсе не рядовым участником, судя по тому, что он лично присутствовал при убийстве его величества и пленении одного из своих братьев-рыцарей.

А принцесса…

Принцесса возненавидела его, в чем не стеснялась признаваться при каждом удобном случае. Когда ее взгляд падал на болотника, щеки ее вспыхивали и глаза сверкали непримиримой злобой.

Это задевало рыцаря. Ведь он был полностью уверен, что ни в чем не отступил от своих правил, правил рыцарей Болотной Крепости, – правил, которые и определяют его жизнь.

Почему принцесса Лития ненавидит его больше, чем убийц ее отца? Он стоял на страже жизни и безопасности принцессы, никто не смог бы причинить ей ни малейшего вреда. Он спас жизнь Оттару. Теперь, когда кровопролитие во дворце завершено, жизни северянина и горного рыцаря вне опасности. Он ни в чем не отступил от того, что называл своим долгом. То, как относится к нему Лития, просто нелогично.

Когда-то, во времена своего детства, Кай, возможно, нашел бы поведение ее высочества разумным, но с тех пор многое изменилось в нем. Годы, проведенные им в Крепости Болотного Порога, навсегда воспитали в нем особый взгляд на жизнь, совершенно отличный от взглядов других людей.

И Кай отлично помнил, как будто это было только вчера, слова Магистра Ордена Болотных Рыцарей Порога Скара, которыми тот напутствовал его, отпуская в большой мир.

«Твари встречаются не только близ Порога, сэр Кай. Твой долг защищать людей и сражаться с Тварями… Даже если люди не способны оценить твой подвиг и воздать ему должное. Иди и будь наготове…»

Защищать людей от Тварей – вот каков его Долг. Защищать людей от Тварей и беречь жизнь принцессы – вот каков его Долг здесь, в Дарбионском дворце.

Если бы Ганелон не отнял у него права сражаться во имя его чести и жизни, Кай безусловно встал бы на его защиту. Но после исключения из рыцарей двора болотник уже не мог воспринимать короля как объект защиты. Ганелон стал для него обыкновенным человеком – одним из тех, вмешиваться в дела которых запрещал болотнику кодекс его правил.

Почему же тогда принцесса выражает свою ненависть не настоящим убийцам, а ему, рыцарю Болотной Крепости Каю?

В этот вечер, устав скрываться от всех в своей опочивальне, ее высочество собралась выйти в сад. Но во дворце и в дворцовом дворе царила напряженная суета пиршества. И Лития сообщила своим фрейлинам, что они идут на верхний ярус одной из самых высоких башен дворца – в королевскую обсерваторию.

Обсерватория представляла собой округлое помещение внутри купола, посредине которого располагался удивительный прибор, состоящий из металлических обручей и спиц, удерживающих сложную систему крупных кристаллов. Окна в помещении были громадные, от пола до куполообразного потолка, разделенные лишь подпирающими купол колоннами, так что с чистой совестью можно было сказать, что стены в обсерватории отсутствовали вовсе. Ветер свистел здесь, а в трещинах напольных плит трепетали птичьи перья и пух, истлевшие останки древесных листьев и прочий занесенный сюда ветром мусор. Вокруг прибора, позвякивая какими-то железками, копошился дряхлый старик, заросший седыми волосами и бородой, точно болотный дух, и в невероятно истрепанной одежде. Когда-то давным-давно, охотясь в Корабельном лесу, молодой еще король Ганелон увидел на вершине высоченной сосны странного человека, оборудовавшего себе нечто вроде гигантского гнезда. Человек этот отрекомендовался адептом древнейшей науки астрологии и пообещал королю, что будет рад каждое утро предсказывать ему вероятные события грядущего дня – если только его величество выделит ему соответствующее помещение и небольшое количество золота, необходимое для конструирования прибора, с помощью которого можно наблюдать за звездами. Мастеров чтения по звездам среди придворных магов было предостаточно, но давно было доказано, что сколько-нибудь точный прогноз просто невозможен, так как будущее – штука крайне капризная; на него влияют даже мельчайшие, порой неосознанные поступки, слова и мысли, совершенные в настоящем, а лесной астролог обещал прогнозы именно подробные и точнейшие. Ради забавы Ганелон согласился и взял странного человека с собой во дворец. Обсерваторию устроили довольно быстро, а вот процесс создания прибора затянулся на несколько лет, по прошествии которых Ганелон напрочь забыл о том, что у него есть собственный придворный астролог. А тот, обеспечиваемый по давнему приказу короля всем необходимым, также забыл о данном когда-то обещании. Дни и ночи астролог проводил у своего прибора, бормоча себе под нос и не обращая ни малейшего внимания на окружающих; он стал чем-то вроде достопримечательности Дарбионского королевского дворца.

И сейчас, когда в обсерваторию вошла Лития с двумя ближайшими фрейлинами, Изаидой и Аннандиной, астролог, имя которого никто не помнил, не удостоил их даже взглядом. Кай, как обычно, следовал за принцессой в отдалении.

Лития медленно прошла к одному из окон и остановилась, глядя на начинающий темнеть небосвод. Порыв ветра рванул подол ее платья, принцесса поежилась, и Аннандина тотчас закутала ее плечи меховой накидкой. Кай с интересом разглядывал диковинный прибор астролога.

– В детстве я часто приходила сюда, – голосом, едва слышным за воем ветра, проговорила Лития, – этот старик уже тогда был старым. Он словно не видел и не слышал меня и не протестовал, когда я подходила к его… сооружению.

– Он сумасшедший, – шепотом сообщила ей Аннандина, – говорят, эта штука, которую он сделал, способна ловить человеческие сны. И постоянное наблюдение ночных кошмаров свело его с ума…

– Нет, эту штуку он сделал, уже будучи безумным, – авторитетно возразила Изаида. – И она не ловит сны, а напускает их – мне маменька рассказывала, когда была маленькой… То есть я была маленькой, а не маменька. Она говорила, что, если замучили ночные кошмары, нужно принести старику какой-нибудь подарок. Тогда он подарит тебе счастливый радостный сон… Например, про то, как золотоголовый принц из далекой страны поет под твоим окном о своей любви…

– Какие глупости! – повела плечами Лития. – Он, несомненно, не в своем уме, но он вовсе не злой. Просто… живет в своем мире, не замечая нас, людей… А эта конструкция предназначена для того, чтобы смотреть на звезды. Кристаллы увеличивают самые крохотные звезды во много-много раз. Это я обнаружила, придя сюда как-то поздним вечером.

– Здесь жутковато… – пожаловалась Изаида. – И холодно.

– Здесь очень спокойно, – сказала Лития. – И днем видно далеко-далеко вокруг…

На темном небе одна за другой начали зажигаться звезды. И на земле, словно отражение небес, тут и там вспыхивали теплые желтые точки – это горожане зажигали факелы и светильники в домах.

Принцесса, словно пытаясь разглядеть что-то, подвинулась ближе к краю, за которым начиналась ночь. Она ступила на один из больших четырехугольных камней, коими понизу было выложено окно обсерватории, положила руку на колонну и сделала движение, чтобы подойти к краю еще ближе.

– Остановитесь, ваше высочество! – раздался голос позади нее.

Принцесса, не оборачиваясь, состроила гримасу.

– Я говорю вам, ваше высочество, не двигайтесь! – повторил Кай.

Фрейлины презрительно зашипели, переговариваясь между собой; подражая своей госпоже, они тоже не удостоили болотника взглядом.

– Пожалуйста, сойдите с камня, ваше высочество, – попросил Кай. – Если вы этого не сделаете, я буду вынужден стащить вас оттуда.

Лития обернулась.

– Только попробуйте дотронуться до меня! – воскликнула она. – Мерзкий предатель и убийца! Я сама способна позаботиться о себе! Я вовсе не слабоумная дурочка, чтобы в здравом уме сверзиться с башни. На этом камне поместятся еще и две моих фрейлины…

Изаида и Аннандина с готовностью подтвердили это, не спеша, правда, доказать истинность слов принцессы на деле.

– Камень расшатан, – серьезно проговорил Кай. – Я слышал скрип, когда только вы наступили на него.

– Мне все равно, что вы слышали. Я не слышала ничего!

– Вы ничего не слышали, потому что вы не слушали, ваше высочество…

– Мне надоели ваши дурацкие поучения, Кай! – выкрикнула Лития. – Кай! Я не говорю вам «сэр», потому что больше не считаю рыцарем! Вы и не можете называться рыцарем, так как папенька отлучил вас от своего двора незадолго до того, как… как вы… Более того, я не считаю вас больше мужчиной! Настоящий мужчина защищал бы ту, которая доверяла ему до последней капли крови, а не стоял бы сложа руки! Вы мерзкий трусливый предатель! Ведь вы заодно с теми, кто устроил переворот. Так?

– Это не так. Я не причастен к заговорщикам.

– Я не верю вам. Я вам не верю! Вы – предатель и лгун! Как у вас хватает совести смотреть на меня так спокойно! Вы – предатель! Слышите меня?

– Слышу, ваше высочество, – мягко проговорил болотник. – Пожалуйста, посмотрите себе под ноги. Это, кажется, не трудно…

Принцесса не удержалась – опустила глаза. Только на мгновение, но этого мгновения хватило Каю, чтобы подскочить к ней и схватить за обе руки. Вскрикнув от неожиданности и испуга, Лития дернулась, пытаясь освободиться. А камень с громким скрежетом накренился и сдвинулся с места. В тот момент, когда болотник втащил принцессу в комнату, он сорвался и полетел вниз, с тугим гудением рассекая темный воздух.

Обе фрейлины завизжали, заметались вокруг болотника и Литии, не осмеливаясь дотронуться ни до того, ни до другой. Только безразличный ко всему безумный астролог, опустившись на колени, так что длинные его волосы и борода стелились по каменному полу, что-то прилаживал к своему прибору.

– Отпустите меня немедленно! – закричала принцесса. – Отпустите, я вам сказала! Мужлан! Грязный кабацкий халдей! Подлый предатель!

Кай отпустил принцессу и отступил на шаг. Но Лития все не успокаивалась. Фрейлины с испуганным удивлением смотрели на нее.

– Отстанете вы от меня наконец?! – кричала Лития, сжимая маленькие белые кулачки. – Почему вы за мной везде таскаетесь?! Я не могу… Понимаете, я не могу видеть вашей равнодушной физиономии! Я вас ненавижу! Ни разу в жизни я не испытывала такой ненависти ни к одному человеку… А ведь до знакомства с вами я даже не знала этого чувства! Подите прочь от меня! Я, наконец, приказываю вам, как ваша госпожа – подите вон! Предатель!

– Я не могу уйти, ваше высочество, – чуть поклонился болотник. – Я здесь по повелению Магистра моего Ордена, и только он может заставить меня уйти, отдав мне новый приказ.

– Тогда я попрошу сэра Эрла вступиться за мою честь! Он изрубит вас на куски, как только придет в себя после ран, полученных в честном бою за жизнь своего господина!

– Рыцари Порога не сражаются друг с другом, ваше высочество.

– А вы до сих пор осмеливаетесь грязным своим языком называть себя рыцарем? – Простая прическа принцессы растрепалась, глаза ее горели, а на скулах расцвели алые пятна. – Вашим идиотским правилам подчиняетесь только вы, а сэр Эрл настоящий рыцарь! Он бы не оставил своих друзей в беде! Настоящий рыцарь всегда сражается за своих друзей! Вы не вмешиваетесь в дела людей, потому что это запрещает вам кодекс рыцарей Болотного Ордена, поэтому вы попустили предательское убийство папеньки, а когда-то болотники спасли вам жизнь, вырвав из рук палачей. Это разве не вмешательство? Пытаясь оправдать себя, вы противоречите сами себе! Я повторяю вам снова и снова – вы лгун! Я вам не верю. Вы с самого начала знали о готовящихся убийствах!

– Я был один против всех тогда… – заговорил Кай как всегда уверенно, но заметно замедлившаяся его речь выдавала некие раздумья. – У меня не было шансов спастись. А вступившись за его величество, я принял бы участие в политической игре. Это недопустимо.

– Ваши лживые слова еще больше убеждают меня, что вы – участник переворота! Весь дворец говорит об этом! – презрительно процедила Лития сквозь зубы и отвернулась.

В обсерваторию шагнул лакей в одеждах таких пышных, что они делали его похожим на разноцветный тряпичный шар. Лакей порядочно запыхался, поднимаясь сюда по длинной винтовой лестнице, но приготовленную фразу выпалил без запинки:

– Ваше высочество, первый королевский министр граф Гавэн и господин Константин! – после чего судорожно глотнул воздух и, склонив голову, отошел в сторону.

Из темного лестничного пролета выступил Гавэн.

– Ваше высочество, – почтительно сказал он и поклонился.

Принцесса приветствовала первого министра холодным кивком. Фрейлины донесли до нее: первый министр не был впутан в заговор, но то, что заговорщики сохранили ему жизнь, было для Литии неприятно. Она так привыкла всегда видеть Гавэна рядом с отцом, что совсем не представляла его самостоятельной личностью. И вот – Ганелон убит, а его тень уже пришилась к кому-то другому…

Следом за Гавэном вошел невысокий, очень сутулый человек с лицом темным, словно покрытым свинцовой пылью, в простой черной хламиде мага с широкими рукавами, в которые он прятал сложенные на груди руки. Как только Лития увидела его, словно ледяной кулак сжался в ее животе. Этот маг с первого взгляда внушил ей тяжелый страх, и она вдруг подумала о том, что этот человек, должно быть, распространяет вокруг себя страх, как иные животные – характерный только для них запах. Его лицо… оно было вроде бы обыкновенным, но каждая его черточка почему-то казалась искаженной, и эта неправильность вкупе со странной, нечеловеческой смуглостью пугала. Маг походил на древнее изваяние, поставленное у входа в гробницу какого-нибудь царя с забытым именем, чтобы отпугивать грабителей, – на ожившее изваяние. Фрейлины невольно прижались друг к другу и попятились, явно намереваясь спрятаться за аппарат безумного астролога. Они, конечно, узнали этого мага.

– Приветствую вас, ваше высочество, – голосом негромким, с хрипотцой, будто в горле у него что-то застряло, сказал вошедший. – Мне говорили, что вы прекрасны, но, увидев вас наяву, я изумился тому, как бедны слова, насколько они бессильны передать истинную красоту.

Никаких, впрочем, эмоций на лице мага не отразилось.

Принцессе пришлось заставить себя говорить и двигаться. Сделав неловкий книксен, она сказала:

– Благодарю вас за восхитительные слова, – и тут же перевела взгляд на Гавэна. Первый министр должен был представить ей этого мага, как менее знатную особу, прежде чем тот начнет говорить, но почему-то не сделал этого. Откуда ей было знать, что Гавэн заколебался, выбирая, кого представлять первым. Или искусно разыграл замешательство.

– Ваше высочество, – заговорил наконец первый министр, – позвольте представить вам великого мага, сегодня в одночасье избавившего королевство от мерзких зубанов. Его имя Константин. Константин, позвольте представить вам ее высочество принцессу Гаэлона Литию.

– Так это вы? – проговорила принцесса. – Константин? Просто Константин? У вас только одно имя?

– Да, ваше высочество.

– Несомненно, вы величайший из всех магов, ибо вы оказались единственным, кто смог справиться с этой напастью.

Константин молча поклонился.

– Константин, – спохватился Гавэн, – вы еще незнакомы с сэром Каем, рыцарем Порога.

Великий маг с интересом оглядел болотника.

– О вас много говорят при дворе, – сказал он. – И, что более всего примечательно, совершенно разные вещи. Кто-то величает вас героем, а кто-то… не такого высокого мнения о вас.

– Люди всегда говорят, – ответил Кай, глядя на мага с не меньшим интересом.

– Что до меня, – продолжал Константин, – так человек, решившийся заступить дорогу эльфам, да еще и одержавший победу, – настоящий герой.

– Вы мне льстите, – сказал Кай. – Я не мог одержать победу, так как боя не было. Высокий Народ ушел из дворца, лишь только началась схватка.

– Вы так же скромны, как и умны, рыцарь.

– А вы чересчур любезны для того мага, образ которого сложился в моем сознании.

Константин в ответ приподнял брови.

– И вы еще довольно дерзки, – сказал он, впрочем, улыбнувшись. – Сэр Кай, возможно, я неприятен вам, но ссориться с вами не хочу. Напротив, я от всей души надеюсь подружиться с вами. Я буду говорить прямо, сэр Кай. Я – могущественен. Вы даже не представляете насколько. Вы можете попросить у меня что угодно, и я клянусь выполнить любое ваше желание.

– А что вы попросите взамен? – спросил Кай.

– Вашу дружбу.

– У меня складывается впечатление, что вы предлагаете мне не дружбу, а службу, – проговорил болотник.

Константин, в глазах которого вспыхнуло удивление, на мгновение повернулся к Гавэну. Первый министр в ответ на вопросительный взгляд мага едва заметно пожал плечами – дав понять, что он не несет ответственность за этого рыцаря, что болотник не зависит от него.

– Я не буду мешать вашей беседе, – сказал наконец Константин, обращаясь одновременно к Каю и Литии, – я просто взял на себя смелость попросить господина Гавэна представить меня принцессе и пришел сюда, чтобы выразить свое восхищение вашей красотой, ваше высочество. И вашей доблестью, сэр Кай. Когда принцесса с вами, за ее безопасность можно быть спокойным. Да… и еще, сэр Кай!

– Да, Константин?

– С вашего позволения, мы еще вернемся к нашему разговору.

– Как вам будет угодно, Константин, – поклонился болотник.

– Ваше высочество… – обратился маг к принцессе.

Константин шагнул к Литии, выпростав из рукава правую руку. Принцесса едва удержалась, чтобы не отшатнуться. Но маг пошевелил длинными пальцами, оканчивающимися черными острыми когтями, и на узкой его ладони вдруг выросла голубая лилия, слегка светящаяся в поблескивающей звездами темноте.

Принцесса Лития, как завороженная, протянула руку к цветку. Но от легчайшего прикосновения ее пальцев лилия вдруг стала голубым дымным сгустком, только лишь имеющим форму цветка, и моментально была развеяна ветром.

Принцесса невольно вздрогнула.

– Прошу прощения, ваше высочество, – почти незаметно усмехнулся тонкими губами Константин. И протянул к принцессе левую руку, в которой держал точно такую же лилию, но, кажется, вполне живую. Момент, когда цветок появился в руке мага, Лития пропустила.

Она приняла цветок, но тут же чуть не выронила его – цветок оказался неожиданно тяжелым. Он только выглядел как живой, а на ощупь был холодным, как камень. Лития взяла цветок обеими руками.

– Что это? – выговорила она.

– Живое растение быстро завянет, – ответил Константин, – потому что живое умирает. А это будет радовать ваш глаз столько, сколько вы того пожелаете.

– Оно… очень тяжелое…

Как ни старалась, принцесса не смогла выговорить слова благодарности. Она положила каменную лилию на пол. Константин усмехнулся, еще раз поклонился и повернулся к выходу. Испрашивать разрешения покинуть принцессу пришлось Гавэну.

Когда они в сопровождении лакея покинули обсерваторию, фрейлины подбежали к принцессе.

– Уберите это… – произнесла Лития, указывая подбородком на каменный цветок. – Не могу этого видеть. Этот… маг – страшный, страшный… – Она вся дрожала, и было похоже, что принцесса вот-вот разрыдается. – Почему он?.. – прерывающимся голосом спрашивала она у растерянных фрейлин, которые, успокаивая, гладили ее по рукам. – Почему он пришел сюда, ко мне?.. Что ему от меня надо? Кто он такой?.. У него когти, как у зверя! Черные когти! Он… А его лицо! Вы видели его лицо?..

Ни Изаида, ни Аннандина ничего толкового сказать Литии не могли. Только всезнающая Изаида выдвинула версию, что странный цвет лица мага, видимо, результат того, что он длительное время не видел солнечного света, будучи запертым в башне.

– Он не похож на человека, проведшего много времени в заточении, – проговорил Кай, и все обернулись к нему. – И цвет его лица обусловлен вовсе не долгим пребыванием в темноте.

– А чем же? – спросила Изаида, любопытство которой пересилило заданную принцессой неприязнь к болотнику.

– Я не могу ответить.

– В таком случае и нечего было встревать! – гневно всхлипнула в его сторону Лития. – Снова со своими глупыми объяснениями! Вы ничего не знаете!

– Вы правы, ваше высочество, я многого не знаю, – ответил Кай. – Я лишь могу предполагать.

Поскольку никто не задавал ему дальнейших вопросов, болотник замолчал. Наконец Лития не выдержала:

– И что вы предположили, Ка… сэр Кай?

– Скорее всего, маг Константин – тот, кто задумал убийство его величества и захват власти. Это заметно по отношению к нему Гавэна, это можно вывести также из разговоров, которые я слышал при дворе.

Принцесса и фрейлины испуганно молчали, слушая.

– Он приходил к вам неспроста, – продолжал Кай, – такой человек ничего не делает просто так, каждый шаг его обдуман и рассчитан. Он хочет жениться на вас, ваше высочество.

Фрейлины ахнули в один голос.

– Это дурная шутка! – подняв мокрое от слез лицо, надменно объявила Лития. – Это еще одно оскорбление, за которое вы непременно поплатитесь, когда придет время.

– Я вовсе не хотел оскорбить вас, ваше высочество. Вы спросили меня, значит, взяли на себя обязательство выслушать ответ.

– Ах да! Одно из правил рыцарей-болотников!

– Он уже немолод. Утвердившись во власти, он должен подумать о том, кому передать престол. Он маг и очень сильный маг, а значит, у него нет семьи и, следовательно, нет детей. Те, кто отдает свою жизнь изучению магии, берегут каждую крупицу энергии; ни один по-настоящему могущественный маг никогда не знал женщины, об этом говорил мой учитель, обучавший меня на Туманных Болотах азам магии. В ваших венах, венах принцессы Гаэлона, течет самая благородная кровь из всей знати королевства, и это вам, ваше высочество, уготована роль родоначальницы, основательницы новой королевской династии.

Принцесса молчала. И фрейлины не говорили ни слова.

– Впрочем, как я уже сказал, – закончил Кай, – это всего лишь предположение. Простите, если мои слова обидели вас, ваше высочество. Я этого не хотел.

– Этого не может быть, ваше высочество, – зашептали принцессе Изаида и Аннандина с обеих сторон, – никто этого не допустит!.. Двор верен вам!.. Весь Гаэлон встанет на вашу защиту, а сэр Эрл…

– Подите прочь, сэр Кай! – закричала Лития так пронзительно, что фрейлины отпрыгнули от нее. – Уходите, я не желаю вас больше видеть!..

Этот крик лишил ее последних сил. Она зашаталась, Изаида и Аннандина подхватили ее под руки.

– Уведите меня отсюда… – прошептала принцесса, и слезы вновь полились из ее глаз, – уведите, мне нужно лечь… Мне очень дурно… Не позволяйте ему прикасаться ко мне…

Фрейлины вывели принцессу из обсерватории. Следом за ними вышел Кай. А сумасшедший астролог, закончив копошиться с железками, принялся собственной бородой тщательно протирать кристаллы в удивительном своем приборе.

* * *

Поглощенная пища, отличавшаяся от обычного тюремного рациона так же сильно, как юная графиня, только что вернувшаяся из купальни, отличается от безногой нищенки, проведшей морозную ночь в навозной куче, вдохнула в рыцаря Северной Крепости Оттара такой заряд энтузиазма, что он не спал всю ночь, яростно расшатывая крючья, которыми крепились к стене его цепи. Один только раз ненадолго прервался Оттар – когда уже под утро поволокли по коридору кого-то, истошно орущего сорванным голосом. Северянин услышал, как крикуна несколько раз с размаху ударили плашмя клинком меча и швырнули в камеру в начале коридора. Переждав переполох, северный рыцарь продолжил свою работу.

И его усилия принесли свои плоды. Крюк с левой стороны расшатался основательно. Оттар чувствовал: достаточно рвануть цепь, чтобы освободить руку. А когда левая рука будет свободна, ничего не стоит выдрать и второй крюк, удерживающий правую руку.

Оттар немного отдохнул, прежде чем сделать последний шаг. И… вдруг передумал его делать.

А что, если все пойдет не так? Если этот Мон своими действиями вызвал подозрение и его раскрыли? В том, что из Мона вытянут признание, северянин не сомневался – слуга производил впечатление человека, из которого можно вить веревки, что Оттар с успехом и проделал. И в этом-то случае, если замысел северянина действительно провалился, крайне необдуманно будет вырывать крюки – ведь сюда наверняка явятся тюремщики и стража, чтобы убедиться, что узник по-прежнему на своем месте и закован так же надежно, как и раньше.

Мысли Оттара снова вернулись к болотнику.

Он не верил, что Кай стоит на стороне предателей. Он просто не могв это поверить. Это было почти то же, что и поверить, будто боевой корабль, выточенный из скального камня, мог свободно держаться на воде. И поэтому, начиная размышлять о странном поведении болотного рыцаря в королевских покоях, разум северянина словно попадал в липкую паутину, выхода из которой никак не находил.

Но это разум. Сердце же северянина не знало сомнений.

Оттар часто ловил себя на том, что подспудно ждет, когда в тюремном коридоре раздадутся вопли боли и страха, зазвенит сталь – и дверь его камеры распахнется, а на пороге с обнаженным мечом в руках, еще взолнованно подрагивающим от недавнего боя, появится брат-рыцарь. Или братья-рыцари.

Сэру Эрлу ведь тоже пальца в рот не клади. Долго удерживать его своей поганой магией предатели не смогут. А Кай… В то, что болотника сумели пленить, Оттару тоже не верилось. Значит, скоро болотник явится сюда, в подземелье, освободив сначала горного рыцаря. Или в первую очередь вытащит из этой сырой ямы его, Оттара, а потом уже они вместе нагрянут в покои, где заперт сэр Эрл. Это уже неважно. Главное, так оно и будет.

А как же иначе?

Ведь они, все трое, – рыцари Порога, все они братья. Вот сэр Эрл – он-то уж воистину лучший из лучших, благороднейший из благороднейших. Прямо идеал! Сам-то Оттар знал за собой, что до общепризнанного в Гаэлоне рыцарского идеала ему далековато. Разве ж сэр Эрл стал бы громить харчевни и кабаки просто потому, что ему охота повеселиться после кружки-другой-третьей крепкого пива? Да сэр Эрл даже не во всякий кабак-то и зайдет, предпочтя послать туда слугу, чтобы тот вынес ему кружку вина – если прежде хозяин кабака не спохватится и не выбежит навстречу с угощением. А уж драться с простолюдинами… И думать об этом смешно. Но среди сородичей Оттара, которых в Северной Крепости было больше половины населения, бытовало стойкое мнение о том, что главное для рыцаря Порога – вовсе не умение изящно гарцевать на коне или слагать стишки. Главное: искусство боя и мастерство выживания там, где никто другой, кроме рыцаря Порога, выжить не сможет. Да и вовсе не важны для северянина были эти стишки! Важно, что на сэра Эрла вполне можно положиться. Он скорее погибнет, чем оставит своего брата-рыцаря в беде. Как и Кай: и болотник – рыцарь Порога, а значит, тоже не может по-другому. Правда, эти его странные правила… Со стороны посмотреть: прямо какой-то недоумок, но почему-то всегда эти непонятные поступки впоследствии легко и доступно объясняются. И получается так, что болотник, когда совершал их, видел и слышал больше, чем все остальные, – оттого-то и делал все не так, как другие… Можно подумать, Болотный Орден – совсем уж особенный, ни на какие другие рыцарские Ордена не похожий. Ну, так ведь в каждом Ордене какие-то особенности есть, но главное… Главное – это то, без чего ни в одной Крепости Порога не выжить. Готовность прикрыть друга в бою, отдать свою жизнь за его жизнь… Значит, и тому, что болотник находился тогда среди врагов в совершенном спокойствии, есть свое объяснение.

И это, несомненно, разъяснится потом… когда все встанет на свои места, когда все станет как прежде хорошо…

В коридоре послышались шаги. Оттар затаил дыхание, прислушиваясь. Мышцы его под воздействием мощного выплеска адреналина напряглись, как паруса под ударом шквалистого ветра. Неужели Мон? Неужели ему удалось? Неужели уже через какую-то четверть часа рыцарь будет свободен? О, с каким наслаждением он будет крушить черепа стражников, прорываясь из подземелья. Пусть они хоть демонов призывают, никто и ничто не остановит Оттара.

Но спустя мгновение северянин расслабился, недовольно поморщился и сплюнул. В коридоре раздавались шаги не одного человека. По меньшей мере трое шли по коридору, и шаги их звучали уверенно и твердо.

Тут Оттар снова напрягся. Шаги неотвратимо приближались – идущие явно имели определенную цель, и Оттар уже почти не сомневался, что это за цель. Его камера.

Сквозь зарешеченное оконце заблистало факельное пламя. Северянин резко выдохнул и подобрал под себя ноги. Что бы сейчас ни произошло, он дорого продаст свою жизнь.

В дверном оконце мелькнула физиономия, довольно поганая: рябая и безносая – нос когда-то очень давно был размозжен прямым ударом палицы. Оттар узнал обладателя этой мерзкой рожи. Главный смотритель дворцовой тюрьмы. Сквозь магический дурман заклинания, сковавшего его тело и разум, северянин запомнил тычки и пинки, которыми одаривал его главный смотритель. Чем-то северянин ему очень не понравился, и безносый вымещал на нем свою злобу, пользуясь тем, что рыцарь не сможет ему ответить и к тому же вряд ли это припомнит.

– Вот он, голубчик! – осклабился смотритель. – Я ж говорю, куда ему деться… Отпирай дверь!

Оттар возблагодарил Андара Громобоя за ниспосланную ему предусмотрительность.

Прогромыхали ключи, и дверь, скрипнув, отворилась. Оттар увидел тучную фигуру смотрителя, облаченную в грязную кожаную куртку, едва не лопающуюся на выпирающем животе, и широкие штаны, донельзя замасленные. За спиной главного смотрителя стояли еще четверо. У двоих Оттар заметил арбалеты с вложенными болтами.

– Хитры же вы, сэр! – хихикнул смотритель. – Только дружок ваш оказался не таким хитрым. Попался, когда хотел стянуть меч у хмельного гвардейца. Поначалу его просто собирались плетьми отчесать, а он разнылся и, чтоб плетей-то избежать, выложил всю правду. Думал, за такое признание его помилуют. Ему, конечно, помилование-то обещали, а как услышали, в какое дело он ввязался… В общем, левую руку ему отрубили сегодня, а правую – завтра на дворцовом дворе, прилюдно, чтобы все видели и запомнили… Я слышал, и вас подобная участь ждет…

Сердце Оттара больно запульсировало. Но усилием воли рыцарь подавил всколыхнувшееся отчаянье. «Их всего пятеро, – подумал он, – и дверь камеры открыта. Значит, не все еще потеряно…»

Главный смотритель отступил в сторону и кивнул тем, кто стоял за ним:

– Ну-ка… стреножьте нашего важного гостя. Господин Гархаллокс, когда ему доложили об этом происшествии, оченно разволновался. Нельзя, говорит, чтобы заточенные сбегли, никак нельзя. Надо, говорит, особые меры принять… Хотя… погодите-ка немного…

Смотритель вдруг оглянулся на тех, кто пришел с ним… и облизнулся какой-то своей мысли. Он шагнул в камеру и прикрыл за собой дверь.

– Страшно, благородный сэр? – осведомился он, воровато забегав глазами. – Страшно… Всем вам… благородные сэры, как только вы здесь оказываетесь, становится страшно… А я оченно радуюсь, когда таким, как вы, страшно…

Он сладострастно оскалился и пнул Оттара сапогом в лодыжку. Оттар успел поджать ногу, и удар смотрителя не достиг своей цели.

– Верткий, – скрипнул зубами безносый. – Ух, как я вас всех… благородных… Ненавижу вас… Страшно? А раньше небось на такого, как я, и слов не тратили. Плетью таких, как я, вытягивали… и невест… невест… – гримаса ярости исказила и без того не блещущее красотой лицо смотрителя, – невест спробовать перед первой мужней лаской не гнушались… Это там, наверху, вы лучше меня. А здесь, в подземелье, я – ваш господин! Здесь я благородный.

Оттар уже был абсолютно спокоен. Он просчитал дальнейшее поведение противника и решил, как будет действовать.

– Я свой рыцарский титул заслужил мечом, – сказал северянин, – в боях против таких чудовищ, что, приснись они тебе, ты мог бы и не проснуться. И ежели бы кто-то нанес мне обиду, подобную той, которую, видимо, когда-то нанесли тебе, я бы не таил трусливо злость, а убил бы обидчика на месте. Или погиб бы сам. Вот какая разница между благородным рыцарем и таким паскудным шелудивым псом, как ты!

Из-за приступа злобы смотритель не сумел даже закричать. Выхватив из-за пояса плеть, он размахнулся… но ударить не успел. Оттар из удобного положения, которое принял, когда смотритель попытался его пнуть, нанес ногой, обутой в сапог с шипованной подошвой, сильнейший удар безносому пониже брюха.

Главный смотритель королевской тюрьмы едва не вышиб грузным своим телом тяжелую бревенчатую дверь. Вылетев в коридор, он рухнул на пол и скорчился от страшной боли, будучи не в состоянии даже стонать. Сопровождающие его на некоторое время опешили – на это-то и рассчитывал Оттар.

Изо всех сил выбросив вперед левую руку, он со скрежетом вытащил из стены один из крюков. И, действуя уже обеими руками, отчаянным рывком вырвал второй крюк.

И вскочил, только-только успев хлестнуть цепями по бросившимся на него стражникам. Один из них с воплем покатился по полу, выронив меч и обеими руками закрывая разбитое в кровь лицо, а второй, отразив мечом удар, тут же снова перешел в нападение.

Очертя голову бросаться на рыцаря Порога – не лучшее решение. За долю секунды северянин сломал ему руку, отнял меч и уже упавшему на колени мощным ударом ноги размозжил височную кость.

Еще нанося удар, краем глаза Оттар приметил, что двое с арбалетами вскинули свое оружие. Поэтому, убив врага, северянин крутнулся в сторону, прижавшись к сырой стене своей камеры. Тяжелый арбалетный болт свистнул сквозь душный воздух подземелья и, угодив в щель меж камнями, там и застрял.

Второго выстрела не последовало.

Не видя арбалетчика, Оттар, пригнувшись, скользнул в проем двери, рубанув перед собой мечом наотмашь. Но клинок не встретил сопротивления – арбалетчик предусмотрительно отступил дальше по коридору, держа распахнутую дверь камеры на прицеле.

– Ни с места… – пропыхтел, с трудом поднимаясь на ноги, главный смотритель, – на острие болта – яд. Одно движение, и вы подохнете в муках…

Оттар выпрямился, поигрывая мечом.

Стражник с арбалетом следил за каждым его движением. Арбалетчик, выстреливший первым, заряжал еще один болт, то и дело оглядываясь на рыцаря и пронзительными криками подзывая подмогу. Стражник, которому северянин угодил тяжелой цепью в лицо, тихо стонал у стены.

– Болт отравлен, – хрипло пыхтя и держась за ушибленную часть тела, повторил смотритель, – бросьте меч. Яд дал мне сам архимаг господин Гархаллокс. Бросьте меч, сэр, а не то сдохнете прямо здесь и сейчас!

– А тебя четвертуют за то, что из-за тебя погиб важный заключенный, – ответил Оттар. – Ты, жалкий пес, не знаешь и не можешь знать, какие планы насчет меня у тех, кто отдавал тебе приказы.

– А вот тут вы ошибаетесь, благородный сэр, – прохрипел главный смотритель, – у меня приказ убить вас, ежели не будет возможности удержать… В самом крайнем случае… А сейчас как раз такой случай… Бросьте меч…

– Господин! – выкрикнул второй арбалетчик, уже зарядивший свое оружие. – Сюда идет отряд с верхнего яруса! Слышите, как они грохочут по лестнице? Сейчас тут будет два десятка ратников!

– Бросьте меч! – гаркнул смотритель. – Почему вы не бросаете меч?! У вас нет шансов! Думаете, мы пришли сюда только лишь впятером? Целый отряд ждал нашего сигнала ярусом выше… Думаете, мы струсим убить вас?

Оттар мрачно усмехнулся. Этот безносый ублюдок не понимал, что для настоящего воина умереть в битве есть славное и желанное завершение пути. Оттар не подумал сейчас о своей ответственности за жизнь принцессы. С младых ногтей впитанная аксиома пересилила все.

Коридор стал наполняться стражниками. Один за другим, с обнаженным оружием они сбегали с лестницы и выстраивались в боевую шеренгу в два ряда.

Рыцарь Северной Крепости Порога метнулся в сторону, потом, изменив направление, рванулся к арбалетчику – Оттар не жаждал смерти, он сражался, стремясь сразить врага. Но шансы добраться до стражника, прежде чем тот нажмет крючок, были ничтожно малы. Хотя, если бы он смог достать арбалетчика, ему предстояла бы славная битва…

Удар болта, вонзившегося в верхнюю часть груди, был так силен, что Оттар споткнулся. Он снова вскочил, но ноги его моментально ослабли. Рыцарь рухнул на колени. Зрение его помутилось, а тело отказалось слушаться. Северянин упал ничком, и судороги скрутили его тело в неестественную позу.

Главный смотритель с трудом поднялся, придерживаясь за стену. Он смотрел, как рыцарь корчится на полу, как судорожные движения становятся все короче и слабее. Когда Оттар затих, смотритель презрительно сплюнул на обмякшее тело:

– Сдох.

* * *

Безносый смотритель был прав. Архимаг Гархаллокс пришел в большое волнение, когда узнал, что один из рыцарей Порога, взятый под стражу, предпринял попытку сбежать. Дворцовая тюрьма считалась местом, покинуть которое без разрешения было невозможно. План же северного рыцаря сэра Оттара поразил архимага своей простотой. И самое удивительное было то, что, если бы глупый слуга Мон не допустил досадного промаха, вполне вероятно, что побег северянина удался бы.

А допустить, чтобы рыцарь Порога, присутствовавший при убийстве его величества Ганелона, оказался на свободе, Гархаллокс не мог. Северянин открыл бы правду и, возможно, стал бы источником проблем, которые вовсе не нужны новой власти. Рыцари Порога в королевстве пользовались уважением, и слово Оттара имело бы вес. А представляя то, что произошло бы, если на свободе оказался бы сэр Эрл, всенародно любимый рыцарь Горной Крепости, Гархаллокс и вовсе содрогался. Он отдавал себе отчет в том, что вассалы убитого Ганелона, подавляющее их большинство, таят в груди ненависть к тем, кто предал смерти их сюзерена. Объявись тот, кто возьмет на себя гибельное бремя вести за собой, перед Гаэлоном встанет реальная угроза междоусобной войны. И оппозицию не остановит даже страх перед великим магом Константином, о могуществе которого уже шепчутся в каждом доме…

Наиболее простым выходом было бы умертвить и сэра Оттара, и сэра Эрла. Но, исключая все другие причины оставить рыцарей в живых, отдать приказ Гархаллоксу мешало воспоминание о том славном дне, когда Высокий Народ отступил перед человеком. Рыцарь Болотной Крепости Порога – в одиночку – заставил трех эльфов бесславно бежать. Значит, есть что-то такое в этих Крепостях, что делает людей способными противостоять таким могущественным существам, как эльфы. И поэтому было бы величайшей глупостью потерять хотя бы одного из рыцарей Порога, учитывая еще и то, что их всего-то не более полутора тысяч на все королевства людей.

Когда-то Гархаллокс отдал много сил и времени тому, чтобы отыскать мифическую Цитадель Надежды: последнюю крепость, в которой укрылись остатки защитников рода человеческого в год Великой Войны. Он считал, что в этой Цитадели из людского отчаянья и надежды родилась особая магия, которая и помогла защитникам Цитадели выжить – не просто выжить, а обратить вспять армии Высокого Народа. Как еще можно было объяснить то, что жалкая горстка защитников Цитадели одержала победу над отрядами могущественных воинов-эльфов? Цитадели Гархаллокс не нашел – слишком много времени прошло после Великой Войны. Но совсем недавно архимагу пришла в голову мысль. Возможно, Крепости Порога, где люди держат оборону против ужасных тварей, приходящих из нечеловеческих миров, играют такую же роль, что сыграла в свое время Цитадель Надежды? Возможно, там, где люди привыкают биться, все больше и больше превосходя собственные возможности с каждой новой битвой; там, где твердо уверены в том, что рано или поздно погибнут жуткой смертью в страшных боях с Тварями, выполняя свой Долг: защищать человечество от чудовищ, – там и рождается эта магия, способная обратить в бегство тех, перед кем тысячелетиями привыкли трепетать и благоговеть.

Безусловно, архимаг понимал, что сдержать рыцарей Порога обычным воинам практически не под силу. Даже используя магию, нельзя быть уверенным в том, что рыцари не смогут противостоять ей. Поэтому согласованный с Константином приказ Гархаллокса, встревоженного известием о том, что сэр Оттар пытался бежать, звучал так: всеми силами удерживать рыцарей Порога во дворце. Но если опасность бегства станет слишком велика – убить.

Генералу Гаеру было велено утроить охрану покоев сэра Эрла, а на охрану дворцового подземелья выделить целый отряд. И укрепить караулы стражников гвардейскими караулами у всех выходов из дворца. Болотного рыцаря Кая Гархаллокс решил не принимать во внимание. У архимага было время изучить поведение болотника, и он счел, что рыцаря не следует опасаться.