Сокровенный порог

ГЛАВА 1

— Давным-давно — еще до Великой Войны, — когда человеческие маги были столь могущественны, что повелевали стихиями природы, будто боги, на землях людей процветало королевство Серебряных Братьев, названное так в честь своих основателей, родных братьев Ангора и Тамаза. Никогда еще не рождались два близнеца, столь схожих друг с другом лицом и телом, как Ангор и Тамаз, — и столь непохожих на других людей. Говорят, кожа обоих близнецов была цвета сумрачного зимнего неба, а волосы отливали серебряным блеском — таким ярким, что дольше нескольких мгновений никто не мог смотреть на Ангора и Тамаза. Воистину это были люди, отмеченные знаком богов… Но сходство братьев друг с другом было лишь внешним. Ангор родился могучим воином, свирепым, безжалостным и властолюбивым, а Тамаз с самого детства постигал искусство магии, предпочитая меч и булаву свиткам и книгам, и характер имел мягкий и незлобивый. Всю жизнь братья были неразлучны. Ангор не отпускал от себя Тамаза, ибо боялся, что кто-нибудь причинит ему вред, а мудрый Тамаз помогал Ангору избежать смертельной опасности, которой тот только и искал. Достигнув того возраста, когда юноши начинают смотреть на дев не так, как на подобных себе, Ангор уже имел под своим началом сотню ратников, готовых принять за своего вожака самую мучительную смерть. Ангор жаждал войны. А Тамаз мечтал о спокойствии и мире. Время шло. Войско Ангора росло, росла и страсть Ангора властвовать и подчинять себе все новые и новые народы, сжигая селения, дробя в порошок каменные твердыни городов. А Тамаз на обагренной кровью, почерневшей от огня земле воздвигал новые города — другие, неописуемо прекрасные, жить в которых, как говорят, не гнушались даже эльфы. Так возникло королевство Серебряных Братьев. Ангор и Тамаз избрали себе достойных жен, дали жизнь нескольким сыновьям и дочерям — и спокойно ушли к небесной ладье Светоносного Вайара, оставив, впрочем, потомству завет: хранить и оберегать созданное ими королевство. Несколько веков правили королевством Серебряных Братьев сразу две венценосных семьи. Потомки Ангора из уважения к своему предку выбирали путь воинов. Потомки Тамаза изучали магию, пытаясь разгадать тайны мироздания. Но всему в этом мире когда-нибудь приходит конец. Огненная кровь Серебряных Братьев слабела с каждым поколением. И однажды пришло время, когда члены рода Ангора решили, что не будут более делить трон королевства с потомками Тамаза. Ибо власти достоин лишь сильный, но не мудрый. И собрал род Ангора бесчисленное войско. А что мог противопоставить тьме свирепых воинов род Тамаза? Тогда потомки великого мага бросились искать спасения в мудрости своего предка. И нашли свиток, где описан был безымянный ритуал, проведение которого давало власть сразу над всеми четырьмя стихиями. Сам Тамаз отнял у Вселенной тайну этого ритуала, но устрашился его мощи и не стал посвящать в эту тайну брата, зная жестокий его нрав. А уничтожить свои записи не позволила Тамазу натура создателя. И дали его потомки ритуалу имя — Каратель Вероломных. И в день, на который была назначена битва, собрались юные отпрыски рода Тамаза числом тридцать три, каждому из которых было не менее и не более тринадцати лет. И стали проводить ритуал, стремясь обрушить на войско родичей сплоченную силу Воды, Огня, Камня и Ветра. Глава рода Тамаза не стал утаивать от юных магов то, что проведение ритуала иссушит их силу, превратит их в древних стариков. Ко дворцу, выстроенному для своей семьи еще самим Тамазом, грохоча сталью и оглушая небо воинственными кличами, катились полчища воинов. Но стояли на пути железного потока тридцать три юных мага, и каждый читал ту часть древнего заклинания, которая выпала на его долю. И вздыбилась земля, и помутнело небо, и воздух стал горяч и неспокоен, как пустынный вихрь. И чувствовали юноши, как с каждым произнесенным ими словом уходят из них силы. И обуял их ужас. И стали они пропускать слова, надеясь удержать проносящиеся за мгновения годы жизней — их собственных жизней. И глава рода Тамаза проговорил замыкающие слова. Но лишь дождь пролился с небес. Лишь слабо колыхнулась земная твердь. Вспыхнули и погасли всполохи огня над их головами. И в следующий миг смяли магов передние ряды наступавших. Так канул в небытие род Тамаза. Но и королевство Серебряных Братьев, переназванное в день битвы Ангорией, просуществовало недолго. Свирепые отпрыски древнего воителя восстали друг на друга и уничтожили сами себя. Ибо не стало тех, кто мудростью своей мог бы удержать их от безрассудных поступков. И с тех пор так и повелось у людей. Сильный обретает власть. Но способен удержать ее — мудрый…

Архимаг Гархаллокс договорил и длинно вздохнул. И посмотрел на королеву. В глазах архимага еще горел огонек торжественности — древняя легенда воспламенила старика.

Лития, сидящая в кресле напротив него, торжественности явно не разделяла. Во взгляде ее были растерянность и недоверие.

— Это всего лишь легенда, — сказала она.

— Ваше величество! — воскликнул Гархаллокс. — Да, это всего лишь легенда. Но описание ритуала Каратель Вероломных существует. Я нашел его! И уверяю вас: это очень подробное и дельное описание!

Досада все больше и больше охватывала Литию.

— Светоносный Вайар, — пробормотала она, прикрывая глаза ладонью. — Я так рассчитывала на вас, господин Гархаллокс… А выяснилось: все, что вы можете предложить, чтобы защитить Дарбион, — пыльный свиток, на котором записана старая сказка.

«Глупый старик, — подумала она. — Глупый, выживший из ума старик… Подумать только… И Эрл поверил ему…»

Должно быть, архимаг ненароком прочитал ее мысли. Изменившись в лице, он без разрешения поднялся с кресла и повернулся к двери, словно хотел тотчас же покинуть королевские покои. Но, не сделав и шага, остановился. И снова опустился в кресло.

— Скажите, ваше величество, — проговорил он. — Я что-нибудь смыслю в магии?

— Вы сами прекрасно знаете ответ на этот вопрос, — несколько раздраженно отозвалась королева.

— В таком случае, — с достоинством произнес Гархаллокс, — я не понимаю причины вашего недоверия.

Лития убрала ладонь от лица и внимательно посмотрела на архимага. Старик говорил искренне. Впрочем, это еще ничего не значило. Гархаллокс мог сам верить в то, чего на самом деле быть не могло.

— Магия, ваше величество, — начал он, явно стараясь выглядеть убедительным, — не терпит неточностей. Обнаружив описание ритуала, я несколько недель просидел взаперти, проверя и перепроверяя — обладают ли силой заклинания Карателя Вероломных. То, что я все-таки принял решение начать работу по воссозданию и подготовке ритуала, говорит о том, что мои сомнения развеялись.

— Но… — заговорила было Лития и замолчала. Теперь в ее голосе слышалась надежда.

— Я целиком и полностью уверен в том, что Каратель Вероломных поможет нам отстоять Дарбион, — твердо сказал Гархаллокс.

— Так… Вы хотите сказать, господин Гархаллокс, что тысячи и тысячи лет свиток с легендой и описанием ритуала ходил по рукам магов и торговцев древностями, но никто и никогда не пытался провести этот ритуал? — Казалось, королева подвергала сомнению вовсе не слова архимага. Она будто хотела отговорить себя верить в то, что спасение Дарбиона возможно. — Да за такое время даже сталь превращается в прах.

Гархаллокс фыркнул. Но сразу взял себя в руки.

— Прошу прощения, ваше величество, — спокойно сказал он. — Вы, верно, запамятовали, что магические свитки совершенно не подвержены тлению. Это — раз. Два — может быть, вам неизвестно, что в Архив Ордена Королевских Магов десятилетиями свозилось все, что имеет хоть какое-то отношение к магии. Свитков, книг, амулетов и прочего… в Архиве столько, что до сих пор лично я не ознакомился и с малой частью этого… Ну а теперь — три, — закончил Гархаллокс тоном, свойственным старикам, доказывающим что-либо, для них совершенно очевидное, несведущим юнцам. — Понять, что написано в свитке, могут далеко не все опытные маги. Пожалуй… во всех Шести Королевствах отыщется не более десятка тех, кто на это способен… Я убедил вас, ваше величество?

Королева долго молчала.

— По-вашему, господин Гархаллокс, получается, — заговорила она с непринужденностью, под которой потрескивали разряды явного напряжения, — все работы по укреплению городских стен, которые велись последние недели, — напрасны? И силы, что ушли на сборы ополчения, я потратила зря? И войска, которые я по крупицам собирала по немногим оставшимся верным трону вассалам?.. — Она прервалась на полуфразе, вперив в архимага жадный взгляд. И, погасив этот взгляд, начала заново: — Стоит только вам провести ритуал, и многотысячного войска Марборна — как не бывало? Так, да?

Архимаг подобрался в кресле, подался вперед.

— Нет, не так, — четко проговорил он, явно сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вспылить, — мощь Карателя Вероломных ограниченна, ее можно просчитать… И я просчитал ее. Каратель не сможет уничтожить все войско Орленка. Не сможет уничтожить даже и половины. Но, проведя ритуал, мы нанесем сокрушительнейший удар, который может переломить ход битвы. Погодите, я сейчас изложу все подробно. Я все просчитал. Один только Безмолвный Саф знает, чего мне это стоило… Но я вынужден был тратить время на то, чтобы убеждать вас, ваше величество, в том, что мои слова — не пустая слюнявая болтовня выжившего из ума старика! — не сдержавшись все-таки, почти прокричал Гархаллокс.

Громадное спокойствие опустилось вдруг на королеву. Она облегченно вздохнула.

— Вам следовало начинать как раз с ваших расчетов, — сказала она. — А вовсе не со слащавых сказочных распевов…

— Его величество сэр Эрл повел себя точно так же, как и вы, — ворчливо заметил успокоившийся архимаг, — когда я пришел к нему со своей идеей. Но… именно с легенды и нужно было начать. Понимаете, ваше величество, магия — это… удивительное сочетание филигранной точности вычислений и вдохновенного полета мысли…

Лития подождала немного, пока Гархаллокс не взял паузу, чтобы глотнуть воздуха. И мягко прервала его:

— У меня мало времени, архимаг. Враг подходит к Дарбиону. Дорога каждая минута, и поэтому начнем говорить по существу…

Гархаллокс несколько мгновений остывал от своей речи. Потом серьезно кивнул:

— Да, ваше величество, вы правы… Итак, для проведения ритуала нужна ровная, открытая со всех сторон площадка…

Королева и архимаг совещались еще довольно долго. Когда старый маг встал, чтобы откланяться, Лития спросила его:

— Я вот что подумала, господин Гархаллокс… Ведь — судя по тексту легенды — ритуал так и не удалось провести… А что, если и ваши подопечные поступят так же, как и потомки великого Тамаза?

— О, я не допущу этой ошибки, — ответил архимаг. — Я не стал говорить им, что участие в ритуале убьет их. И я дам им зелье, употребив которое они не почувствуют, что силы покидают их…

— Убьет? — удивилась и нахмурилась королева. — Но в легенде говорится, что они только состарятся…

— Я же вам сказал, ваше величество, — проговорил архимаг, — я все просчитал. Проведение ритуала потребует напряжения сил, какого ни один человек не выдержит.

Этого Лития не ожидала.

— Тридцать три юноши… — проговорила она, — тринадцати лет. Да какие там юноши — дети… Это похоже на жертвоприношение, господин Гархаллокс.

— Это плата за жизни многих ваших подданных, — вздохнув, развел руками архимаг. — К сожалению, таков наш мир. Жертвы необходимы, чтобы чего-то достичь. Если вы думаете, что я не испытываю сожаления по поводу судьбы этих несчастных, вы ошибаетесь, ваше величество…

— Вы должны были сказать им.

— И они согласились бы принести себя в жертву? Возможно, кто-то из них и согласился бы. Но не все. У нас было слишком мало времени на подготовку ритуала.

— Тот эльф-полукровка… — произнесла задумчиво королева. — Мы ведь сейчас поступаем, как он. Губим жизни невинных людей, чтобы выжить самим. Это… неправильно. Несправедливо.

— Но необходимо, — сказал Гархаллокс. — Вам ли не знать, что в жизни нет справедливости. Это сугубо человеческое понятие, и каждый сам решает, что считать справедливым, а что — нет. Мир несправедлив. Мы — делаем его справедливым.

После того как архимаг покинул королевские покои, Лития долго стояла у окна, бездумно глядя вниз, на Грязный двор, где на тренировочных площадках, расположенных между башнями-казармами, привычно кипела работа.

И мысли ее снова вернулись к Каю.

Она не виделась с болотником с той самой ночи в лесу. Ей ничего не надо было придумывать для этого — заботы по укреплению обороны Дарбиона поглотили все ее время. И она не появлялась в Училище. А всего несколько дней назад королева с удивлением поняла, что обида, терзавшая ее, куда-то исчезла. Но не исчезли мысли о болотнике. Она вдруг увидела, что не может не думать о нем. Не может не вспоминать о коротких моментах несостоявшейся близости, тревожные картины постоянно вспыхивали в ее голове в самое неподходящее время. И отзывались сладкой дрожью внизу живота.

Она поняла, что Кай дорог ей именно таким, какой он есть.

Это было странное чувство. Сколько времени они находились рядом друг с другом, но мысли Литии никогда не поднимались до любви. Почему? Как это объяснить? Все эти годы Лития словно бы внутренне росла до осознания — какой человек ей нужен. И вот наконец…

Теперь она знала, что Кай был прав тогда, в ночном промозглом лесу. Она любит его. И Долг здесь совсем ни при чем. Судьба Гаэлона и нужда королевства в наследнике — это лишь оправдания ее чувствам. Ее страсти.

Рано или поздно они все равно будут вместе.

Рухнут стены Дарбиона, испустит последний вздох растерзанный Гаэлон, но она, Лития, не погибнет. Потому что ее жизнь и честь в руках рыцаря Болотной Крепости Порога Кая и его друзей…

Двери королевских покоев приоткрылись.

— Капитан Бати, ваше величество, — сообщил стражник. — Только вернулся в Дарбион.

— Впусти, — приказала королева.

Вошел невысокий худой человек в плаще из медвежьей шкуры поверх кольчуги. На плечах его белел начавший уже подтаивать снег.

— Какие вести ты привез, капитан? — спросила Лития, по лицу вошедшего увидевшая уже, что вести радостными не будут.

— Войска Орленка подошли к Арлему, — коротко сообщил капитан скрипучим простуженным голосом.

Лития кивнула. Сообщение это означало, что у Дарбиона воины Марборна будут самое меньшее через четыре дня. А то и еще раньше — ведь по землям Гаэлона Орленок двигался свободно, не встречая никакого сопротивления.

— И еще, ваше величество, — кашлянув, проговорил Бати. — Слухи ходят, что это… что его величество вовсе не погиб. Что он в плену у Орленка, значит… И что, дескать… — Капитан замялся.

— Говори, — подалась вперед Лития.

— Болтают, что его величество… он… как бы и не совсем в плену… Он… Разное болтают, ваше величество…

— Мне нужны не слухи, Бати, а достоверные сведения.

— Да откуда ж достоверные-то? — пожал плечами капитан. — И то — все понимают, что марборнийцы-то горазды напраслину возводить на его величество, чтобы, значит, на свою сторону вассалов Дарбиона склонять. Но слухи-то ходят… Люди говорят. Всем рты не позатыкаешь. Теперь время такое пошло, ваше величество, что и не знаешь, чему верить, а чему — нет…

— Оставим это, — прервала его Лития. — Докладывай, что еще удалось узнать.

Капитану Бати пришлось дважды повторять свой доклад. Королева, захваченная своими мыслями, плохо слушала его…

Эта рощица, кажется, единственная уцелела на поле, где его величество король Марборна Ганас Осагский по прозвищу Орленок в последний раз разбил перед Дарбионом лагерь для своего войска. Впрочем, завтра и этой рощицы не станет — вырубят ее марборнийцы на топливо для утренних костров и, позавтракав, начнут снимать лагерь…

Эрл сидел на пне, на самой опушке приговоренной рощицы, сидел спиной к лагерю и задумчиво постукивал ореховой тростью по сапогу. Он знал, что одиночество его вовсе не полное. Знал, что под крайним навесом у тлеющих бревнышек костра лежат двое, старательно притворяющиеся спящими. И еще один прячется за ближайшим шатром. Эрл даже слышал время от времени, как ратник пошевеливается и прищелкивает зубами от промозглого ночного холода.

Неважно… Главное — что вокруг тихо. И не пялятся на него со всех сторон ненавистные рожи марборнийцев.

Он повертел в руках трость.

Итак… Нужно собраться с мыслями. Значит, за всем тем, что происходит сейчас в Гаэлоне, стоит Высокий Народ. Теперь Эрл нисколько не сомневался в этом. Эльфы оставили в покое куклу, оборвавшую ниточки, и быстро смастерили себе новую… Но вот кто именно является этой куклой?

Сам Орленок?

Вряд ли. Уж очень искренним выглядело его удивление, которым он ответил на прямой вопрос Эрла. Это во-первых. А во-вторых — эльфы мудры. Допустив ошибку единожды, они не ступят снова на тот самый путь, который, возможно, снова приведет их к провалу. Скорее всего, они не станут действовать напрямую, открыто являясь тому человеку, от которого в большей степени зависит осуществление их планов. Они будут влиять на него исподволь — через других людей.

А в-третьих… Если верить словам болотников (а не верить болотникам Эрл теперь не мог), цель Высокого Народа — сократить численность людей на землях Шести Королевств. Что-то его величество Ганас не очень-то похож на того, кто напрямую стремится именно к выхолащиванию человечества. С его-то великим воинством он давно уже перерезал бы добрую половину подданных Гаэлона, спалил бы большую часть городов и селений королевства… Если бы только захотел.

Значит, эмиссар Высокого Народа не он. А кто-то другой. И скорее кто-то, стоящий близко к нему. И имеющий возможность оказывать на него влияние.

Кто же?

Этого Эрл не мог даже предположить. В принципе подозревать можно было любого из королевской ставки. А вполне возможно, эльфийским эмиссаром был человек, к окружению Орленка не принадлежавший.

Эрл вдруг усмехнулся.

Может статься, боги оставили ему жизнь неслучайно. Он не смог силой одолеть марборнийское воинство. Так, вполне возможно, сумеет повлиять на ход событий и спасти Гаэлон, находясь здесь, в брюхе чудовища, грозящего его королевству? Если он вычислит эмиссара Высокого Народа и уничтожит его?..

Да, но…

Что помешает эльфам найти себе новую куклу? А то и смутить, соблазнить самого Орленка?

Видать, правы были болотники. Только тогда, когда вселюди станут настолько сильны, что уверуют исключительно в свои силы, угроза со стороны Тайных Чертогов пропадет. И падет власть Высокого Народа, падет навсегда.

Да ведь… это невозможно?

«Для болотников нет ничего невозможного», — всплыли в его памяти слова Кая.

Губы Эрла потянулись было снова сложиться в усмешку, но тут он смутно почувствовал: что-то изменилось в холодной и глухой ночи. И лицо Эрла замерло.

Он ощутил… словно легкий ветерок тронул нити его нервов. Это могло означать только одно: где-то недалеко произошел всплеск магической энергии.

Эрл поднял голову, насторожившись.

Ждать ему пришлось недолго.

Он услышал шорох где-то по левую руку от себя. Инстинктивным движением поудобнее перехватил палку, повернул ее в возможном направлении угрозы так, как если бы это была не палка, а меч. Не оборачиваясь, на слух определил, что кто-то крадется к нему между деревьями рощицы. Но звук шагов был странным. Да и распознать именно шаги в этом звуке Эрлу не удалось. То, что приближалось к нему, вряд ли было человеком — тут же понял король.

Спустя мгновение он почуял очень неприятный… какой-то нездешний запах. Так могли пахнуть тронутые разложением драконьи внутренности. Или логово болотных троллей-людоедов.

Он не шевелился. Потому что не знал природы угрозы и не мог определиться, что предпринять.

Но, увидев то, что показалось из-за деревьев, понял — это промедление наверняка будет стоить ему жизни.

Существо, напоминающее бесформенный ком слизи, почти бесшумно ползло к нему. Нет, не ползло. Оно медленно двигалось надземной поверхностью — над землей, в которую вмерзли веточки деревьев, опавшая почерневшая листва — словом, все то, что могло шуршать. Лишь нижние ветви изредка слегка задевали это существо. Только присмотревшись, можно было увидеть, что где-то сбоку тупой передней части тулова тлеют несколько желтых злобных огоньков глаз, а под тем, что можно было назвать брюхом, суетливо копошатся крохотные лапки.

Эрл вскочил на ноги. В Горной Крепости Порога в числе прочих наук изучалась и демонология. Он узнал Камантару, одного из низших демонов Темного мира.

Медлительность чудовища оказалась обманчивой. Оно приподнялось, словно попытавшись встать на дыбы, а потом — выстрелило пучком молниеносно удлинившихся лапок.

Эрл прыгнул. Но не назад, а вперед. Над его головой сухо прожужжали ставшие похожими на стальные струны лапы Камантары — и глубоко вонзились в землю позади него. Вонзились и снова метнулись обратно, стремительно укоротившись. На Эрла посыпались ошметья земли.

Не пытаясь уже подняться, он несколько раз перекатился в сторону.

Демон тоненько засвистел, неуклюже перемещая несуразное тулово для следующей атаки. Которая уже наверняка должна была достигнуть своей цели.

Понимая, что обречен, Эрл тем не менее рванулся изо всех сил. Внутренности его обожгло болью, и сразу же заныл от мгновенного напряжения шрам под глазом. Король очень удивился, когда услышал рядом истошный человеческий вопль. Он и думать забыл об охранниках, приставленных к нему Ганасом Орленком.

Один из марборнийцев мчался прямо на Камантару, непрерывно вопя и размахивая двумя короткими мечами.

Демон развернулся к новой жертве.

Поступок марборнийца, продиктованный то ли приступом бешеной отваги, то ли просто всплеском панического безумного ужаса, спас Эрлу жизнь.

Король Гаэлона ринулся к шатру, из-за которого выскочил марборниец. У самого шатра он мельком обернулся.

Его охранник уже не кричал. Он болтался высоко в воздухе, нанизанный сразу на добрый десяток тускло поблескивающих струн. Воин был еще жив. Он отчаянно пытался перерубить струны обоими клинками. Вряд ли он знал, что против Камантары бессильна сталь. Изгнать демона обратно в Темный мир способен только один металл.

Струны резко разошлись в разные стороны гибельным веером. Марборниец вскрикнул в последний раз — и его разорвало надвое.

Эрл ворвался в шатер.

Наступая на руки, головы и спины сонно мычащих ратников, он метался в душной темноте, ища то, что ему было нужно, на ощупь. Его схватили за ногу, Эрл с силой отмахнулся кулаком. Удар угодил в лицо уцепившемуся за него ратнику — и ратник коротко вякнул, очевидно тут же потеряв сознание.

За стенами шатра нарастала какофония воплей и визгов. Кто-то оглушительно проорал несколько раз:

— К оружию! К оружию!..

Наверное, это был один из охранников, не рискнувших вступить в бой с демоном. А потом шум прорезал тонкий свист — и снова раздался истошный предсмертный вопль.

Из-под ног Эрла вывернулось чье-то тело, — Эрл не упал только потому, что ткнулся спиной в кого-то испуганно охнувшего. Поймав равновесие, он ударил локтем назад. И тут же в нос ему шибануло тяжелой вонью несвежего дыхания. Он сшиб кулаком того, невидимого, который оказался перед ним, безошибочно попав ему в челюсть.

Сухо щелкнуло несколько раз огниво, рассыпая оранжевые искры. И в шатре вспыхнул свет.

На мгновение возня прекратилась. Вырванные из сна ратники шарили обалдевшими взглядами друг по другу. Те, чей взгляд останавливался на Эрле, изумленно замирали.

А Эрл уже увидел то, что искал.

Он прыгнул на костистого разлохмаченного мужика, в руке которого покачивалась на короткой цепочке плошка масляного светильника. И, выхватив светильник, нырнул в проем откинутого полога.

Там, снаружи, демон развернулся вовсю. В темном воздухе летали, свистя, то удлиняющиеся, то укорачивающиеся его лапы, протыкали и рассекали тела ратников, безуспешно пытавшихся поразить чудовище своими жалкими копьями и мечами. Лоскуты кожаных доспехов, куски плоти и струи крови прыскали в разные стороны над головами сражающихся воинов.

Остерегаясь сверкающих струн, Эрл подобрался ближе к демону. И, размахнувшись, швырнул в неровно раздувшееся тулово светильником.

Попасть было нетрудно, и он попал.

Как только бронзовая плошка коснулась тела Камантары, демон съежился, словно посыпанный солью слизняк. Смертоносные лапы чудовища словно растворились.

Раздался легкий хлопок — и демон исчез из мира живых. На том месте, где он только что был, клубилось теперь облачко зеленоватого дыма. Скоро рассеялся и дым.

Эрл, тяжело дыша, опустился на землю. В груди его жгло — точно там перекатывался раскаленный шар. Руки и ноги дрожали. Неимоверная усталость навалилась на короля. Но сквозь эту усталость вспыхивали отчетливые мысли.

«Меня хотели убить, — думал Эрл. — Это меня хотели убить. Просто так, чтобы попугать людей, не призывают из Темного мира демонов… И кого же мне благодарить за это короткое, но очень увлекательное развлечение?»

— Понятно кого, — ответил он сам себе. — Но почему — сейчас? Когда я валялся в беспамятстве едва живой, одного толчка достаточно было бы, чтобы вышибить из меня дух… Но убийцу из Темного мира подослали только сейчас. Что это может значить? Что эмиссар Высокого Народа — не из ставки короля Ганаса и поздно узнал о том, что мне удалось выжить. Или то, что этот эмиссар опасается, как бы я не совершил… чего-нибудь, чего он может от меня ожидать. Или… и первое, и второе одновременно…

И неожиданная мысль осветила его разум, как вспышка просмоленного факела — пещеру. С предельной ясностью Эрл понял, что ему следует сделать, чтобы нанести удар истинному врагу.

И навеки запятнать позором свое имя.

«Если они боятся, что я это сделаю, — подумал он, — значит, это обязательно надо сделать… Но…»

Он застонал сквозь зубы. Но вовсе не от физической боли.

К месту происшествия сбегались и сбегались встревоженные ратники. Гомон нарастал все круче и круче. И ярче вспыхивало пламя костров — чтобы осветить лагерь, марборнийцы подкидывали в огонь еще поленьев и сучьев.

Но туда, где изрытую землю покрывали пятна крови и части растерзанных тел, где сидел, держась рукой за грудь и мучительно кашлял Эрл, долго никто ступать не осмеливался.

ГЛАВА 2

С неба текла хмурая, серая, совсем зимняя ночь, но, достигая горизонта, собиралась темными складками, не в силах погрузить во тьму покрытую снежным плащом землю. Когда совершенно стемнело, горизонт стал медленно дрожать и размываться. Странно и тревожно было наблюдать это, казалось, мнется сама ткань мироздания вопреки собственным законам. Но ее величеству королеве Литии, которая стояла на открытой площадке Башни Ветров в компании с архимагом Гархаллоксом и генералом сэром Айманом, было понятно, что же на самом деле происходит.

Одна за другой зажигались на небе звезды, и у горизонта вспыхивали одно за другим — их отражения.

— Встали лагерем, — тихо проговорил сэр Айман. — Разжигают костры… Светозарный Вайар, сколько их… Никогда не видывал такого громадного войска.

— Когда взойдет солнце, это войско уменьшится вдвое, — заявил Гархаллокс. Ветер трепал его белый балахон, расшитый магическими знаками, но архимаг не дрожал и не ежился. Время, проведенное в скитаниях, закалило его.

Королева Лития молчала, кутаясь в длинный меховой плащ. В полдень в Дарбион прибыли послы от его величества короля Марборна Ганаса Орленка. Лития выслушала традиционную форму предложения сдаться на милость завоевателю и, не думая, проговорила заранее заготовленную фразу:

— Скорее небо рухнет на землю, чем Дарбион сдастся без боя.

После этого один из послов, грузный белобородый старик, молодо посверкивающий узенькими глазками из-под мохнатых бровей, попросил переговорить с королевой с глазу на глаз.

Это взволновало Литию.

Когда все, кроме нее и старика, представившегося сэром Караном, покинули Тронный зал, она не смогла сдержать дрожи в голосе, разрешила:

— Говорите…

— Ваше величество, — поклонившись, начал старик, — до вас, должно быть, дошли слухи…

Лития вздрогнула и опустила глаза.

— …о том, что поход его величества Ганаса протекает… не совсем обычно, — продолжал сэр Каран. — После битвы на Ривенстальской равнине войско его величества не встретило сколько-нибудь серьезного сопротивления. Ваши вассалы предпочитают признать своим повелителем его величество Ганаса, а не погибнуть. Его величество дарует перешедшим на его сторону свое покровительство и крепко держит свое слово. Поймите, ваше величество, Марборн не желает зла Гаэлону…

Лития едва сдержала облегченный вздох. Сэр Каран ничего не сказал об Эрле…

Первые дни, когда она узнала о гибели мужа, ей казалось, что — вместе с мужем — умерла часть ее самой. Так оно на самом деле и было. Последние месяцы супружеской жизни представлялись ей впившимся в нее осколком из прошлого. Оттуда, из того времени, когда был жив ее отец, когда она была совсем юной, когда предстоящая свадьба считалась событием, которое вот-вот должно свершиться и стать окончательной точкой в ее судьбе. Когда она была настолько непохожей на себя нынешнюю, что, если бы свести ее сейчас с той девочкой Литией, им оказалось бы совершенно не о чем говорить. Последние месяцы супружеской жизни она начала понимать, что как бы… переросла своего мужа. Что ушла далеко вперед. Надо было все-таки отпить глоток супружеской жизни с Эрлом, чтобы понять это. И известие о гибели мужа восприняла она как безусловно печальное, но и одновременно… какое-то закономерное. И даже странно ей было вспоминать тот всплеск свежести в их отношениях, который произошел сразу после свершившейся все-таки свадьбы.

И Лития почти не слушала сэра Карана, длинно рассказывавшего ей о новом счастливом мире, вестником которого выступает Орленок. Как только старик произнес слово «Империя», она кивнула сама себе, мысленно проговорив:

— Значит, все-таки эльфы…

То, что Орленок является очередной фишкой, движимой Высоким Народом, нисколько не удивило ее. Она предполагала это. И ей по большему счету было неважно, кто истинный виновник бед, свалившихся на Гаэлон. Главное состояло в том, как противостоять этим бедам. Разве путник, спасающийся от снежной лавины в горах, в первую очередь начинает напряженно размышлять, что вызвало лавину? Неожиданное потепление или сорвавшийся со скалы камень? Какая разница. Важно — как уберечься от самой лавины.

Договорив, сэр Каран пытливо уставился на королеву.

— Дарбион будет сражаться, — проговорила Лития.

Когда послы уже покидали дворец, путь им преградил какой-то странный молодой человек, ни одеждою, ни внешностью никак не похожий на дворцового вельможу. Парень скорее напоминал обычного городского простолюдина, гончара или портного. Если бы он не заступил послу дорогу, Каран бы, конечно, даже внимания на него не обратил. Ну, может быть, зацепился бы взглядом за седые пряди в длинных темных волосах… А может, и не зацепился бы. Мало ли как люди выглядят. Сэр Каран и его свита с удивлением смотрели, как дарбионская стража, сопровождающая их, с готовностью расступилась перед этим человеком, пропуская его к послам.

— Господин первый министр, — заговорил парень, глядя на Карана ясно и твердо, — вы должны передать мои слова его величеству Ганасу Осагскому. Скажите ему, что он обманут Тварями. Развязанная им война ни за что не приведет к созданию Империи, которой он грезит. Эта война станет толчком к кровавой смуте, долженствующей погубить и Марборн, и Гаэлон, и прочие королевства. Пусть его величество со своими войсками возвращается в Уиндром. Воины Марборна не смогут войти в Дарбион. Только напрасно сложат свои головы под стенами города. Мы не хотим этого, господин министр. Мы не хотим, чтобы гибли люди. Потому что когда гибнут люди — радуются Твари. Скажите его величеству, что на землях Шести Королевств будет создана единая Империя — рано или поздно.

— Что это? — едва вымолвил Каран. — Почему ты говоришь мне все это?

— Потому что мой Долг — оберегать людей от Тварей, — сказал парень.

Эти слова ничего в голове первого королевского министра сэра Карана не прояснили. Парень немного подождал ответа… А не дождавшись, поклонился и удалился.

— Кто это такой был? — двинувшись дальше по коридору, спросил министр у одного из стражников.

— Мастер Кай, — ответил стражник.

— Что еще за мастер? Кто ж его пустил во дворец? Ага! — вдруг догадался Каран. — Он сумасшедший, да?

— Он не сумасшедший, — покачал головой стражник. — Ежели мастер Кай что-то говорит, так оно и есть. Он в Училище мастер. А у них заведено, чтобы, значит, не врать никогда. А еще он — рыцарь Братства Порога.

— Рыцарь? — удивился Каран. — Это он-то — рыцарь?

И тут первого министра снова осенило. Он даже похихикал мысленно, про себя.

«Королева-то не так проста, как может показаться, — подумал он. — Напугать решила, туману напустить… Понимает, что прямым угрозам мы не поверим… Хитро! Ох, хитро!..»

Каран скоро забыл про неожиданную встречу. Насущные заботы вытеснили воспоминания о странном парне из его головы.

— Что там? Что там? — встревожился вдруг сэр Айман.

По дороге, ведущей в Дарбион, ползла длинная вереница людей. Лития посмотрела в подзорную трубу.

— Они наступают! — выкрикнул генерал дворцовой стражи. — Они решили напасть ночью, в темноте! Вероломные скоты! Послы объявили время штурма — на рассвете! Нужно немедленно закрыть ворота!

— Не шумите, сэр Айман, — проговорила королева, опуская трубу. — Это не марборнийцы.

— Не марборнийцы? — удивился Айман. — А кто же тогда?

— Это рекруты Училища, — сказала Лития, сама явно удивленная. — Они, видно, возвращаются со своих хуторов.

— Рекруты? Они пришли, чтобы сражаться за Дарбион? Они будут сражаться? Все-таки будут? — далеко не в первый раз задал сэр Айман королеве вопрос.

— Н-нет… — ответила Лития. — Если сэр… мастер Кай сказал, что его рекруты не станут участвовать в битве, значит, так оно и будет.

— Но почему тогда?..

— Долг болотников… мастеров Училища… велит защищать жизнь и честь своей королевы, — ответила Лития.

— Не понимаю, — пожал плечами генерал дворцовой стражи, — они должны защищать вашу жизнь, но не будут сражаться? Как это?

— Я и сама не понимаю, — честно призналась Лития.

Долго они втроем наблюдали за тем, как движутся по дороге стройные отряды рекрутов. Смотрели на великое сонмище ярких точек, горящих на линии горизонта. И снова обращали взгляды на отряды.

Наконец отряды белоголовых скрылись из поля зрения Литии, Гархаллокса и Аймана. С вершины Башни Ветров нельзя было увидеть, что происходит под самыми стенами Дарбиона. Королева ждала, когда зазвучит колокол городских ворот, долженствующий возвещать о том, что кто-то вошел в город. Но ночь была тиха.

— Разве ворота закрыты? — обратилась Лития к Айману. — Я ведь приказывала — ворота должны быть открыты до полуночи, чтобы Дарбион мог принять всех, кто ищет зашиты за его стенами.

— Ваше величество, до полуночи еще далеко, и ворота открыты, — сказал сэр Айман. — Никто не осмелится поступить вопреки вашей воле.

— Почему же тогда не слышно колокола?

— Потому что рекруты не вошли в город, — подал голос Гархаллокс. — Это единственное объяснение.

— Не вошли в город? — нахмурилась Лития. — А это еще что значит?

— Никто, кроме вас, ваше величество, не сможет ответить на этот вопрос, — сказал архимаг. — Вы общаетесь с мастерами Училища ближе, чем кто-либо из нас.

— Последнюю неделю мне было не до Училища.

— Тогда… я не знаю, ваше величество, — ответил Гархаллокс. — Они расположились под стенами города. Но зачем?

Тянуть дольше было невозможно. Отправляя послов в Дарбион, Ганас еще раз попытался поговорить с Эрлом. Прежде чем дать окончательный ответ, тот долго молчал, стараясь не смотреть во вспыхнувшие надеждой глаза Орленка. Но все-таки не смог принять окончательное решение. Вернее, не нашел в себе сил озвучить его.

— Нет, — сказал он Ганасу. — Нет, не могу…

Это противоречило всему его существу. Это противоречило всей его жизни, так хорошо и правильно отлаженной с самого начала. Это перечеркнуло бы всю его судьбу, написанную, как он привык верить, золотой кровью богов задолго до его рождения. Эрл Победитель, потомок Древнего Льва, не мог сдаться без боя.

Все изменилось, когда на последнем привале он, устав бродить по лагерю, исколотый неприязненными взглядами марборнийцев, поднялся на холм, высившийся в небольшом отдалении от крайнего костра.

Ночной Дарбион, искрившийся мигающими огоньками, занимал собою половину неба. Очень долго Эрл смотрел на великий город. Понимание того, что именно от него зависит, будет ли и завтра стоять Дарбион или превратится в чудовищную груду залитых кровью развалин, — постепенно входило в его разум.

И еще Лития… Пока Эрл был в плену, он гнал от себя мысли о ней, потому что эти мысли неизменно ввергали его в тоску… В разлуке как-то сразу забылось все плохое, трещина в их супружеской жизни издалека не была видна. Лития снова стала для него родной и любимой…

Он вздрогнул, услышав позади себя переплетающиеся в разговоре голоса. Сумрачный и хрипловатый — сэра Приора. И мальчишески возбужденный, к концу фразы, как всегда, утончавшийся — его величества Ганаса.

Эрл обернулся.

Вместе с Приором и Орленком был еще и Каран. Трое уже заметили его и теперь поднимались на холм.

— Ваше величество, — отрывисто бухал хриплый бас сэра Приора, — неразумно использовать боевых магов в штурме. Дарбион — древний город, его стены пропитаны защитными заклинаниями. Маги только зря потратят силы.

— Да, вы правы, сэр Приор, — соглашался Ганас, — я бы не хотел разрушать Дарбион. Более величественного города нельзя найти на всех землях Шести Королевств. Дарбион строился многие сотни лет, разрушить его — было бы настоящим преступлением.

— Потроха Харана, о чем вы, ваше величество? Это же — гаэлонский город! Не наш! По мне, пусть все города Гаэлона лягут руинами… Сейчас для нас главное — сокрушить Дарбион! А с нашим войском это не такое уж и трудное дело… Магов, ваше величество, лучше использовать в том случае, если штурм не удастся и придется осадить город. При осаде маги о-очень хорошо могут помочь. Пусть на осажденных день и ночь льется дождь из гнили, посмотрим, как они тогда запоют…

Эрл уже знал, что он скажет Орленку. Только вот… Приор… Лучше бы его не было при этом. Эрл повернулся и молча ждал, пока они поднимутся.

— Сэр Эрл, — приветствовал его Орленок. — Неразумно отдаляться от лагеря. После того, что произошло, — очень неразумно, сэр Эрл. Я, конечно, усилил вашу охрану, но…

— Я согласен, — сразу, без долгих подходов, как бросаются в ледяную воду, выпалил Эрл.

Орленок опешил. Сэр Канар первым догадался, что имел в виду король Гаэлона.

— Ваше величество! — воскликнул, сразу начав задыхаться от радости, старик. — Ваше величество! Штурма не будет!

— Это так? — спросил у Эрла Орленок.

— Это так.

— Тьфу ты… — густо сплюнул себе под ноги Приор. — Эх ты ж…

Эрл не смотрел на него. Не мог заставить себя посмотреть на сэра Приора. Орленок вдруг шагнул к Эрлу и порывисто обнял его. Это произошло так неожиданно, что тот едва сдержался от того, чтобы отстраниться. Приор отреагировал на это еще одним плевком. Каран гневно обернулся к нему, но Приор только презрительно цыкнул:

— Я думал, истории о доблестном рыцаре Братства Порога Эрле имеют хотя бы немного общего с правдой…

Лицо Эрла обожгло. Орленок, вовремя сообразивший, что сейчас может произойти, встал между ним и Приором.

— Прекратите, господа! Сэр Приор, я уже предупреждал вас!.. Пока сэр Эрл является моим гостем, пока он не вполне здоров — я беру на себя его право вызова на поединок! Сразитесь со мной, сэр Приор, если имеете желание…

На этот раз генерал не испугался.

— Если имеете желание… — хрипло рассмеялся он. — Если имеете желание…

Он повернулся и начал спускаться с холма. Было слышно, как уже у подножия он снова рассмеялся.

Эрла мутило от стыда и ненависти. Больше всего ему хотелось сейчас догнать Приора, придушить его… освободить от доспехов… медленно и старательно, как ребенок очищает от скорлупы сладкий орех. А потом сделать так, чтобы в теле рыцаря не осталось ни одной целой косточки. Он мог это. Это было ему по силам. Но он почти был уверен, что, умирая, сэр Приор рассмеется ему в лицо. Что ему с того, что он погибнет?! Смерть воина — участь гораздо более славная, чем жизнь предателя.

Предателя?

Но он ведь не предатель. Он спасает не свою собственную шкуру. А жизни многих и многих своих подданных. Великий город, никогда не подвергавшийся позору чужеземного вторжения. Литию, свою супругу… Своих братьев, рыцарей Порога…

Он просто вынужден поступить так, как поступил. Правда же? Если бы он поступил по-другому, все сложилось бы намного хуже…

Он вдруг вспомнил слышанные им когда-то в детстве слова отца, Магистра Горной Крепости Порога сэра Эрла: «На самом деле человек всегда знает, как ему следует поступить. На самом деле человек уверен в своем выборе, но часто не понимает этого. Понимает потом — когда поступок уже совершен. Если выбор был правильным, совесть человека спокойна. Если же нет — ему суждено до конца своих дней мучиться, объясняя себе и окружающим, почему он когда-то поступил так, а не иначе…»

— Пойдемте, сэр Эрл, — прервал его рассуждения радостный голос Орленка. — Ваше решение нужно отпраздновать. Только что вы совершили нечто, чего никогда не забудут ваши потомки…

«Да, — ответил ему Эрл, но не вслух, а про себя. — Никогда не забудут. Имена великих героев люди помнят так же хорошо, как и имена великих предателей».

Но дело было сделано. И идти сейчас на попятный оказалось бы еще хуже.

Через четверть часа в шатре короля Марборна его величества Ганаса Орленка Эрл с жадностью схватил первый попавшийся кубок. Вино… оно сейчас может помочь ему…

Но Ганас мягко остановил его руку.

— Оставьте эту кислятину, сэр Эрл, — сказал он. — Сейчас принесут вино, которое достойно этого великого часа.

Эрл молча отвел королевскую руку и осушил кубок до дна. Генералы марборнийского войска сидели за столом с помятыми, выражающими недоумение и недовольство лицами. Орленок же — сиял. И сэр Каран, глядя на своего племянника, тоже весь лучился от удовольствия.

— А вот и вино! — объявил Ганас.

Полог шатра распахнулся. Но в шатер вошли не слуги. Это был сэр Приор. Мрачно оглядев присутствующих, он тяжко бухнулся на скамью и схватил кубок, оказавшийся перед ним. Видно, и ему, как и Эрлу, требовалось срочно успокоить разбушевавшиеся чувства.

— Ручаюсь, сэр Эрл, — продолжал говорить Орленок, — вам никогда не приходилось пробовать такого вина. Оно — одно из сокровищ моего рода. Пожалуй, главное сокровище. В нашей семье есть легенда, передающаяся от поколения к поколению. Рассказывают, когда-то очень давно на одного из моих предков, славного рыцаря, напали в лесу разбойники. Он сражался храбро, но врагов было много, очень много. В конце концов они одолели его. Но убивать не стали, рассчитывая получить хороший выкуп. Вечером, сидя у костра, они разбирали седельные сумки и нашли небольшой кувшин с молодым вином. Атаман сразу определил, что это не какое-нибудь трактирное пойло, а благородный напиток. Он решил выпить его сам, не деля с товарищами. И выпил целый кувшин… И как только последняя капля упала ему на язык, он выпучил глаза, высунул язык и — разрыдался. Принялся кататься по земле, рвать на себе волосы и страшно выть, прося прощения у всех богов сразу. Будто вдруг внезапно очнувшаяся в нем совесть обрушила на него невыносимую тяжесть всех совершенных им злодеяний. Заливаясь слезами, разбойник освободил моего предка и отдал ему своего коня. Мой предок успел покинуть лагерь разбойников до того, как остальные душегубы окончательно пришли в себя от того неслыханного, что произошло на их глазах. Как стало известно позже, придя в себя, они набросились на атамана и убили его. Но, лишившись предводителя, разбрелись в разные стороны и были переловлены стражей по одному и повешены. Мой же предок вернулся в свой замок и в первую очередь велел привести виноделов. Но те сказали, что вино в этом году делали точно так же, как и во все остальные годы, и ничего необычного в него не добавляли. Тогда предок призвал к себе виноградарей. Но и разговор с ними ничего не прояснил. Прошло время, и рыцарь отчаялся найти ответ на мучивший его вопрос. Как-то он отправился на охоту и по дороге в лес наткнулся на нищую хижину, одиноко стоявшую на берегу реки. В той хижине жил старик-гончар с малолетним внуком. Предок мой умилился, глядя на то, с какой любовью мальчишка помогал своему дряхлому деду собирать в корзину куски глины с речного берега. Рыцарь подозвал к себе обоих, чтобы наградить их. И старик рассказал ему о том, что случилось с ними незадолго до того дня, когда на рыцаря напали разбойники. Рассказал, что, пойдя, как обычно, на берег за глиной, он оступился и упал в реку, едва не захлебнулся, но мальчик вытащил его из воды уже в беспамятстве — и так спас. «Так, да не так», — сказал вдруг мальчик. И дополнил рассказ старика, поведав о том, что, сидя над бездыханным телом деда, он горько плакал, не зная, что делать дальше, взывая к Нэле Милостивой. И пришла какая-то женщина, одеяния и волосы которой светились, будто солнце, — и заплакала вместе с ним. И пролились слезы той женщины на лицо старика, и он открыл глаза и задышал. И встал, и, ощущая в себе небывалые силы, работал весь тот день, и вылепил и обжег немало кувшинов, которые затем отнес в замок и обменял на хлеб. И понял рыцарь, что женщина, явившаяся внуку гончара, была самой Нэлой. И божественная милость, оживившая старика, передалась кувшинам, которые он сделал в тот день. А от кувшинов — и вину, что в них налили… По знакам, которые оставляет всякий гончар, метящий предметы, произведенные им, рыцарь отобрал кувшины с вином, освященным Нэлой Милостивой, — и поместил их в отдельный подвал, ключ от которого хранил у себя. И наказал своим потомкам хранить это вино и пить его только в особых случаях — но малыми кубками, чтобы разум не затуманился. Ибо милосердие разумное — есть дар богов. А милосердие неразумное и безмерное — смертельно опасно. И для того, кто несет его, и для того, кому оно предназначается… Это всего лишь легенда, доблестные сэры, но, как вы знаете, в любой легенде есть толика истины. И древние традиции следует чтить…

Орленок замолчал. Давно уже у стола его стоял, склонившись, слуга, державший в руках небольшой, темный от времени кувшин с запечатанным окаменевшей смолой горлом. Генералы переглядывались друг с другом. Сэр Приор, опустошивший не один кубок за время, пока Ганас рассказывал семейную легенду, даже не пытался скрыть мрачную ухмылку. Генералы смотрели на него с некоторой боязнью.

— Подайте два кубка, — торжественно велел король Марборна.

Его волю исполнили моментально. Ганас взял из рук слуги кувшин. Он попытался снять печать ножом, но она рассыпалась под его пальцами пылью.

— Время, — сказал он Эрлу, будто оправдываясь. — Время влияет на все…

Священнодействуя, Орленок наклонил кувшин над одним из кубков. Вино полилось тягучее и густое, как мед, а по шатру тут же распространился аромат настолько приятный, что граф Нишон причмокнул толстыми губами и, щуря замаслившиеся глазки, проговорил:

— Готов биться об заклад, что в этой прелести и впрямь растворена благодать Нэлы Милостивой…

— Сопливые сказки, — брякнул Приор. — Дерьмо… Настоящее дерьмо!

Это уже переходило все границы допустимого. Кто-то из генералов охнул. Рука Ганаса дрогнула, когда он наливал древнее вино во второй кубок. Но король смолчал, видно не желая нарушать торжественность момента. Поставив кувшин на стол, один кубок протянул Эрлу.

— Выпьемте, сэр Эрл, — сказал он. — Выпьемте за будущее нашей Империи, которая даст новую жизнь всему человечеству!

Он приложился к кубку. Эрл, чувствуя себя под взглядами генералов совершенным глупцом, ожидая, что вот-вот в шатре грянет раскат издевательского хохота, тоже поднес кубок к губам. Прохладная вязкая жидкость смочила его губы. Он не успел сделать и глотка, когда краем глаза уловил резкое движение. Это сэр Приор вскочил на ноги и перегнулся через стол — к нему, к Эрлу. Эрл не сумел вовремя отпрянуть. Приор вышиб кубок из его руки.

Генералы застыли на своих местах. Приор, уперев руки в бока, стоял напротив Эрла и хохотал, закидывая назад голову.

— Он обезумел… — пролепетал граф Нишон, втягивая голову в жирные плечи.

Ганас, опустив опорожненный кубок, смотрел на Приора в изумлении. Сэр Каран, побагровевший до того, что его борода стала еще белее, медленно потащил из ножен меч.

Эрл не мог больше сдерживаться. Он ударил Приора в лицо. Тот, мгновенно захлебнувшись смехом, кувыркнулся назад. И, оказавшись на земле, засмеялся снова.

— Я убью этого пса прямо сейчас! — взревел, тяжело поднимаясь, Каран.

— Его величество! — вдруг тонко взвизгнул граф Нишон. — Его величество!..

Тут закричали-зашумели и прочие генералы, и крики эти спеклись над их головами сплошной пеленою ужаса.

— Это — ты! — выкрикнул Эрл. — Значит, это — ты!

Он рванулся, чтобы перепрыгнуть стол и настигнуть Приора… Но не смог и шевельнуться.

Король Марборна его величество Ганас стоял, опершись о край стола обеими руками, — его тело едва заметно кренилось набок, все, целиком, словно дерево с подгнившим стволом. Лицо Орленка, страшно потемневшее, с налитыми кровью глазами, было неподвижным, но мелко-мелко дрожало от какого-то внутреннего напряжения. Из приоткрытого рта короля вырвался тихий полусвист-полухрип.

Эрл почувствовал, как мышцы всего его тела начало сводить судорогой. И судорога эта была так сильна, что он сразу понял: он утратил власть над самим собою, и нечего даже и думать о том, чтобы произвести хоть малейшее сознательное движение. Он хотел сесть на скамью, но не смог. Хотел пошевелить пальцами — и не ощутил пальцев. Ему даже не удалось повернуть голову, чтобы иметь возможность видеть, что происходит рядом с ним. Он смог бы двинуться только в том случае, если бы кто-то другой приложил к этому усилие. Но разум его тем не менее работал пока ясно и четко. Услышав глухой деревянный стук справа, он понял, что это упало на земляной пол шатра тело Орленка.

— Ваше величество! — закричал сэр Каран. — Что с вами, ваше величество?!..

Эрлу стало трудно дышать. Грудь его сдавило, легкие с каждым мгновением отвердевали все сильнее и сильнее. В голове глухо застучала кровь. Теперь все силы Эрл отдавал тому, чтобы заставить себя дышать. В глазах его проступила чернота, а уши заложило ревущей кровью. Он не видел и не слышал больше ничего… Он лишь старался дышать.

— А ну, молчать всем! — рявкнул сэр Приор, поднявшись на ноги. — Молчать, я сказал!

Вытирая на ходу кровь с рассеченной брови, он быстро подскочил к пологу, приоткрыл его и негромко отдал несколько коротких распоряжений.

— Молчать! — рявкнул он еще раз, и на этот раз приказ прозвучал настолько внушительно, что в шатре затихли все те, кто еще осмеливался обескураженно бормотать. Только первый министр гаэлонского короля, сидящий над телом своего племянника, все всхлипывал и, раскачиваясь, негромко выл.

Впрочем, не все генералы потеряли присутствие духа. Барон Гиош вовсе не выглядел растерянным. Как только упал Орленок, он ответил на быстрый взгляд Приора и, обнажив меч, поднялся со скамьи. Отступил от стола, сосредоточенно наблюдая за четверкой генералов, оставшихся сидеть на своих местах. Когда один из этих четверых украдкой взялся за рукоять кинжала на своем поясе, Гиош клинком меча слегка ударил его по плечу и предостерегающе покачал головой.

— Слушайте меня, сыны Марборна! — Приор говорил раздельно и внятно, слова его были сильны, как летящие морские волны, но, хлеща по испуганным генералам, они оседали пеной хриплой, давно таимой ярости. — Наконец-то свершилось то, чего мы все так долго ждали… Тихо, я сказал! Да, все мы ждали этого, не вздумайте мне прекословить! Мальчишка был хорош, да. Болтал складно… Да так складно, что любого умел убедить… в чем угодно. Умел сделать так, чтобы его полюбили, чтобы пошли за ним. Но в нем не было главного. В нем не было — духа воина! Кто из вас до конца верил в то, что великую Империю можно построить только силою слов? Признайтесь честно — кто? Власть удержится в руках того, кого боятся! Наверняка каждый из присутствующих здесь хоть раз задавал себе вопрос: почему я, имея под своим началом столько опытных бойцов, предпочел не сражаться с Орленком, а присоединиться к нему? А?

— Я… — первым пискнул толстый граф Нишон, — я всю голову себе сломал, пытаясь понять… как это такой славный и храбрый рыцарь… сэр Приор… вдруг взял и уступил зеленому юнцу… Я вот как полагаю, — заговорил он смелее, — вы, сэр Приор, терпели рядом с собой его вели… Орленка до тех пор, пока он был нужен. Давно пора было избавиться от него! Это же всем ясно, что враг — есть враг. И если с ним сюсюкать, он слабиной-то и воспользуется… Чтобы Империю создать, нам нужен не дипломат. Нам нужен настоящий воин! Такой, как вы, сэр Приор!

Онемение понемногу отпускало тело Эрла. Легкие его, ожив, затрепетали. Он глотал и глотал воздух — как умирающий от жажды глотает воду. Раньше он и помыслить не мог о том, какое же это счастье — просто дышать.

Приор откровенно рассмеялся в лицо Нишону.

— Молодец, — сказал он. — Это ты верно заметил: враг есть враг. Тот, кто этого не понимает, никогда не сможет победить… Кто еще желает высказаться? Только, прежде чем раскрыть рты, подумайте хорошенько… У шатра ждут моего сигнала две сотни ратников. Еще пять тысяч будут сражаться на моей стороне и умрут за меня, если вдруг в лагере начнутся неразбериха и резня. И две тысячи всадников сэра Гиоша тоже не будут колебаться — за кого им надлежит сложить свои головы. А сколько верных людей у вас?.. Думаете, ополченцы и наемники ринутся защищать ваши шкуры, когда здесь станет жарко?..

На этот вопрос Приору никто не ответил.

— Ублюдок, — заговорил с пола сэр Каран. — Ты думаешь, никто не узнает о том, что ты сделал? О том, что это ты — отравил короля Марборна. И сэра Эрла отравил…

— Люди знают то, что им говорят, — сказал Приор. — А ты — дурак, старик. Ты еще глупее своего племянника, которого может извинить его молодость. Борода белая, а умом — несмышленыш несмышленышем. Такой, как ты, — еще вреднее, чем открытый враг.

— Его величество нес миру людей величайшее благо! — выкрикнул Каран. — И я верил в него! Весь Марборн в него верил! Такие люди, как он… Он ведь жил идеей своей Империи! Дышал ею!

— Балаболы, — рыкнул в ответ Приор. — И ты, и твой племянничек. Только языком трепать и умеете. Мечтатели ясноглазые, м-мать вашу… Вы — истинные враги Марборна! Такие вот мечтатели задурят головы глупцам и потащат их на верную смерть… Нехитрое дело сманить легковерных за собою… Чего вы добились бы?! А? Гаэлонская знать нам в лицо кланяется, а за спиною плюется и шипит от злобы. Отряды оставляем в каждом крупном городе! А что с теми отрядами будет, когда войска наши подальше отойдут, когда память о нас поутихнет? Перережут ребят гаэлонцы, по одному перережут, в кроватях. Во сне! — Приор все больше распалялся. Глаза его побелели от ненависти, очевидно давно и с трудом сдерживаемой. — И что тогда? А? Ведь это последним тупоголовым троллем надо быть, чтобы не понимать этого! Боятся не слов! Боятся дел! Пуганому псу только плеть покажи — и зубом не щелкнет!

— А мы не хотели, чтобы нас боялись. — Сэр Каран, напротив, говорил теперь медленно и как бы… безразлично. Видно, он знал, что все кончено. — Мы хотели, чтобы люди нас поняли. Разделили нашу идею и работали бы вместе с нами. Во имя всеобщего счастья. Во имя Империи. Когда человек живет не из страха, а во имя чего-то великого — он на многое способен. Не это ли доказал всем нам сэр Ганас? Ты бы, сэр Приор, сумел достичь всего, чего достиг он? Молчишь?.. Не смог бы. Сам знаешь, что не смог бы. И все тут знают. Те, кому не во что верить, — договорил старик, — становятся орудиями в чужих руках. Те, кому не во что верить, исполняют все, что им прикажут, и никогда не размышляют, насколько справедливы эти приказания. Так ведь, сэр Приор?

Что-то странное мелькнуло в глазах Приора. Будто он в тот момент испугался чего-то. Будто старый министр сказал нечто такое, чего он услышать никак не ожидал. Чего он не хотел слышать.

Сэр Приор кивнул Гиошу. Каран увидел это, вздрогнул, опустил голову и зажмурился. Гиош обошел стол, не выпуская при этом из поля зрения сидящих за столом генералов, остановился позади Карана. Поднял меч и опустил его, одновременно резко выдохнув. Каран без звука рухнул на тело короля. Из разрубленной шеи старика несколько раз ударили тугие струи темной крови.

В этот момент Эрл поднял голову. Сил для того, чтобы встать, у него не было. Тело еще отказывалось подчиняться.

Сэр Приор мельком глянул на Эрла. И сразу перевел взгляд на придавленно-тихо сидящих генералов. Вспышка гнева прошла так же мгновенно, как и возникла. Смерть сэра Карана успокоила его.

— Так что скажете, доблестные сэры? — осведомился он.

Генералы молчали. Даже сэр Нишон не нашелся сразу, что ответить. Только по-собачьи преданно смотрел на Приора.

— Тот, кто отсюда выйдет, должен говорить правду, — продолжал Приор. — Чистую правду. Вот какую. Пленный гаэлонский король изменил своему слову и, коварно воспользовавшись добротой его величества, отравил своего спасителя. Мы все набросились на подлого отравителя и скрутили его, чтобы предать казни перед всем славным войском Марборна. Гаэлонец яростно сопротивлялся, даже сумел убить господина первого министра… А его величество скончался сразу. Единственное, что он успел сделать перед смертью, — это назвать имя своего преемника…

— Сэр Приор! — тут же подхватил догадливый Нишон. — Преемник его величества — сэр Приор! Вы то есть…

— И снова молодец, — усмехнулся в его сторону Приор. — Итак, доблестные сэры?..

— Да будет так, — проговорил один из генералов.

Остальные повторили сказанное им. Сэр Нишон выкрикнул это трижды.

— Хорошо, — вздохнул Приор. Он провел ладонью по лицу и поморщился, заметив на пальцах кровь из рассеченной брови. — Теперь все хорошо. Мы подошли к Дарбиону до наступления суровых холодов и сохранили почти все войско. Дарбион не сможет противостоять нам. Скоро он падет. А падет Дарбион — гибель всего Гаэлона станет всего лишь вопросом времени.

Эрл снова попытался подняться. На этот раз ему удалось вползти грудью на скамью. Но руки его соскользнули, и он опять рухнул на земляной пол шатра. Приор кивнул Нишону. Тот выбежал из шатра. Сэр Приор подошел к Эрлу.

— Тебе снова сохранили жизнь, рыцарь, — сказал он. — Боги свидетели, я не собирался убивать тебя… Я даже… начал видеть тебя своим союзником. Я полагал тебя таким же честным воином, как и я сам. Ты вынес себе приговор, согласившись на позорное соглашение с Орленком. Ты не заслуживаешь уважения, как не заслуживаешь и жизни. Тебя казнят на рассвете — чтобы казнь могли наблюдать все славные ратники великого Марборна. Вид твоей крови должен вселить в них силу гнева.

— Честный воин… — выговорил Эрл еще не вполне послушным языком, — занял бы место короля посредством поединка — у тебя была такая возможность. А ты предпочел трусливо отравить его. Почему?

— Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы задавать вопросы? — помрачнев, проговорил Приор.

— Потому что ты — послушное орудие, — сказал Эрл. — Верно подметил сэр Каран…

И снова в глазах Приора мелькнул испуг — какой мелькает в глазах вора перед разоблачением.

— Свяжите его, — отпрянув, приказал сэр Приор. — И покрепче заткните ему рот. Никому из нас не нужно, чтобы он наболтал лишнего.

ГЛАВА 3

Вряд ли кто-то спал этой ночью в Дарбионе. На улицах трещали костры, пылали факелы и большие смоляные светильники на городских стенах — от этого ночь казалась пятнистой, мерцающей, тревожной. Люди бродили по улицам между домами, подолгу останавливаясь у костров, — все больше женщины и старики, сплошь с серыми лицами. Детей почему-то было мало. Люди переговаривались приглушенными голосами, часто оглядываясь и затихая, словно в душе каждого тлела безумная, иррациональная надежда на то, что, быть может, если вести себя тихо, беда пройдет стороной… словно боялись: повысь кто-то голос или засмейся — и их услышат. И то, чего все со страхом ждали, начнется немедленно, прямо сейчас.

Впрочем, немало было и таких, кто горячечной скороговоркой уверял окружающих (а в большей степени самих себя) в том, что все обойдется. Вон, Орленок-то, говорят, ни одного города не разорил. Наоборот, идет по Гаэлону, одаривая каждого встречного-поперечного. Главное — вовремя склониться перед ним. Признать его своим повелителем.

Этим говорунам и верили, и не верили.

Ночь неохотно клонилась к утру, темнота постепенно растворялась в холодном воздухе, а по небу расползались бледно-красные полосы, точно еще невидимое солнце начало уже нагревать небо. Лития в сопровождении генерала Аймана и архимага господина Гархаллокса выехала из дворца. Впереди и позади королевы и ее спутников следовали два небольших отряда конных дворцовых стражников. Следом за замыкающим отрядом поспевали нестройной стайкой тридцать три мальчишки, обряженные в длинные балахоны, подшитые снизу, но с непомерно широкими рукавами. Коротко остриженные головы мальчишек торчали из толстых складок опущенных капюшонов, как птенцы из гнезда. Мальчишки то и дело затевали возню, прыскали смехом, толкались… Невозможно было поверить, что это боевые маги, что это — надежда Дарбиона. Отставая на несколько шагов от мальчишеской стайки, мерно погромыхивал сапогами по мостовой немалый отряд стражников.

Королева ни разу не обернулась с того момента, как процессия выехала из Дарбионского королевского дворца. Но даже и не видя обреченных на заклание детей, она все же слышала их смех, их беспечные крики. И от этого смеха уныло скребло у нее в груди, под кожей, под плотью, под ребрами, в самой глубине…

Но она уже сделала выбор. И отступать было нельзя. Оставалось только крепиться. И не смотреть назад, не оглядываться.

На Ярмарочной площади перед главными Королевскими воротами города выстроились отряды защитников Дарбиона. Здесь их было немногим более двух тысяч: в основном ополченцы из горожан и мужиков окрестных деревень. Очень немногие имели на себе сколько-нибудь приличные доспехи — нагрудники, панцири или шлемы (все, что нашлось в дворцовом арсенале), большинство было облачено в плотные кожаные куртки с редкими металлическими вставками. Отряды, составляющие в общей сложности такое же количество ратников, расположились близ других двенадцати городских ворот. Эти были снаряжены еще хуже.

Завидев Литию, капитаны отдали приказы, и ратники приветствовали свою королеву — вразнобой и как-то испуганно. Многие из ополченцев впервые держали в руках мечи, копья и щиты. Многие впервые видели королеву. Кто-то из ратников от волнения не удержал в руках щит, и щит неожиданно громко зазвенел, ударившись о мощенную крупным камнем землю.

— Вояки… — качнувшись в седле, пробурчал сэр Айман.

Лития посмотрела на него, но ничего не сказала.

Натужно и пронзительно заскрипел ворот. Отрывистое лязганье громадных цепей напомнило королеве собачий лай. Створки ворот, неохотно скрипя, медленно растворились — и в город, на освещенную кострами многолюдную площадь, хлынула извне стылая, подсиненная холодным ветром темнота.

Колыхнулось пламя костров, зашипели искрами поленья. На мгновение на площади стало светлее, но потом — снова темно. Еще темнее, чем было до этого.

В тот момент Лития ощутила ворвавшуюся в Дарбион темноту вполне физически — словно громадного призрачного зверя. Она вздрогнула и непроизвольно сжала крепче поводья.

Должно быть, то, что почувствовала она, почувствовали и все, кто находился на площади. Стало очень тихо. Даже мальчишки-маги притихли.

Ворота не стали открывать полностью. Гулко бухнул опущенный через ров с замерзшей водой узкий мост.

— Вперед, — скомандовала королева.

И процессия двинулась вперед.

За воротами тоже горели костры. И между кострами проворно сновали легко одетые безоружные люди. Их было на первый взгляд — не более пяти-шести сотен человек. «Старшие рекруты, — поняла королева, — два выпуска Училища. Новичков, не закончивших еще обучение, здесь нет… Они остались на Грязном дворе и на хуторах. Продолжать заниматься тем, чем занимались и раньше, — учиться и работать…»

Услышав смех, Лития удивленно вздернула брови. Королева повернулась туда, откуда он доносился. Она увидела рекрута Бараца, знакомого ей по поискам банды Барака Бочки. И рекрут увидел ее, — широко улыбаясь, он вскинул обе руки. А потом оглушительно свистнул.

Но и без этого сигнала остальные рекруты заметили королеву и ее свиту. Со всех сторон полетели приветственные возгласы. Королева со своим сопровождением въезжала в лагерь Училища, разбитый под стенами Дарбиона, — и все больше в ней укреплялось странное чувство, что она вдруг попала в совершенно другой мир.

Здесь люди не бродили бесцельно и придавленно, но деловито и ловко занимались каждый своим делом. Кто-то налаживал какое-то варево в громадных котлах над кострами, кто-то ломал ковриги хлеба, возвышавшиеся башней на постеленном прямо на снег плаще, и выкладывал из кусков еще одну башню на другом плаще, кто-то тащил вязанки хвороста, кто-то, гогоча, растирал снегом голую грудь. Поодаль от костров большая группа — около двух сотен человек — занималась каким-то не совсем понятным делом. Оглашая холодный воздух дружными громкими выкриками, они поднимали руки и ноги, прыгали, перекатывались по снегу, наносили удары по невидимому противнику — и все это проделывали с удивительной одновременной слаженностью. Группа чуть поменьше — на другой стороне лагеря — была погружена в не менее странное занятие: рекруты возились с какими-то палками. Рядом с ними темнели в расцвеченных предутренних сумерках громоздкие возвышения, которых не было еще вчера.

Здесь словно и костры горели ярче. И люди были совсем другими, чем за городскими стенами: подвижными, румяными, переговаривающимися бодро и весело. Словно нависшая над городом чудовищная угроза их никак не касалась. Словно они не имели и понятия о ней. Чем-то эти люди неуловимо напоминали мальчишек в просторных балахонах магов, идущих следом за ней.

— Что они делают? — прозвучал рядом голос Аймана.

— Продолжайте движение, — приказала королева, — у нас не так много времени. Я сейчас…

Оторвавшись от основной процессии, Лития подъехала ближе к этим… с палками… Темные возвышения оказались аккуратно сложенными подобиями поленниц, где роль поленьев играли очень длинные шесты и кучи молодых деревьев с обрубленными ветвями. Рекруты вытаскивали из вороха сучковатых и тонких древесных стволов по одному — и обстругивали их ножами, превращая в ровные шесты. Затем шесты передавались тем, кто обрабатывал их мерзлым песком, снимая все неровности и шероховатости, после чего шесты укладывались в «поленницы».

Лития поймала себя на том, что внимательно смотрит по сторонам, выискивая среди множества людей одного…

Невесть откуда перед королевой вырос мастер Оттар. Северянин в одной руке держал громадный кусок хлеба, а в другой — кружку, из которой поднималось густое облако пара.

— Рад видеть вас, ваше величество! — поклонившись, жизнерадостно поздоровался он.

— Мастер Оттар, — кивнула ему Лития. — А где?.. Где остальные мастера?

— Мастер Кай отлучился во дворец. Не знаю точно зачем, я не спрашивал, некогда было.

— Во дворец?..

— Ага. Они с братом Гербом говорили что-то о каком-то древнем свитке… А старший мастер Герб проводит утренние упражнения. Желаете, чтобы я нашел их? Или… — Оттар с простоватой хитрецой игранул бровями, — кого-то одного из них?

— Нет, нет, — чуть поспешнее, чем следовало бы, отозвалась Лития. — Достаточно того, что и вы здесь. Мастер Оттар! Разве вы не знаете, что на рассвете войско Марборна пойдет на штурм города?

— Знаем, — охотно подтвердил северянин. — Как не знать. Мы ж не глухие и не слепые… И не дураки.

— Почему же вы здесь? Вы должны укрыться за стенами.

— Укрыться? Зачем это еще?

— Ведь рекруты Училища не будут участвовать в битве…

— Конечно, не будут, — сказал Оттар и даже слегка усмехнулся такому нелепому предположению, — рекруты Училища не сражаются с людьми.

— Тогда почему вы здесь?

— А вы-то, ваше величество!

— Что — я?

— Наш Долг, — принялся разъяснять Оттар, — велит нам защищать нашу королеву. Вас то есть.

Он замолчал, посчитав сказанное достаточным. Королева вздохнула.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — Я вернусь в город до начала штурма, мастер Оттар.

— Ага, — кивнул верзила, — знаю.

— А вы, кажется, не собираетесь последовать моему примеру.

Оттар захлопал глазами. Судя по его виду, теперь он ничего не понимал.

— А чего нам следовать-то?.. — пожимая плечами, проговорил он. — Мы вас от кого должны защищать? От марборнийцев, верно? Так они же не по ту сторону стены. А по эту.

— Не понимаю… — повторила Лития.

— Ваше величество! — услышала она призывный оклик.

К ней подъехал сэр Айман.

— Ваше величество, — сказал он, — господину архимагу требуется поговорить с вами. Пора начинать, ваше величество, время не ждет.

— Да, — встряхнулась королева.

Она кивнула Оттару, тут же почтительно склонившему голову, и ударила каблуками коня.

Лагерь марборнийского войска гудел растревоженным ульем. Весть о том, что пленный король Гаэлона отравил Ганаса Орленка, разлетелась по лагерю в мгновение ока. Если кто-то из простых ратников и был недоволен политикой своего короля по отношению к вражескому государству, то, узнав о случившемся, моментально об этом своем недовольстве забыл. Чужак посягнул на наше — так воспринималось это убийство. И посягнул вероломно, коварно, подло. Как пощаженный на охоте волчонок, взятый в дом и до времени притворявшийся милым щенком, вдруг, выбрав момент, впивается в горло прилегшему отдохнуть охотнику. Об Орленке плакали, искренне и не скрывая слез.

Сэр Приор рассчитал правильно. Трем четвертям марборнийцев, проведших столько времени в военном походе, еще ни разу не представилась возможность напоить свой меч кровью. Одуревшие от скуки ратники, вынужденные только тоскливо пожирать глазами вражеские города и села, вместо того чтобы всласть покуражиться, — наконец-то дали выход давно копившейся злой буйной силе, раньше лишь изредка выплескивавшейся в драках между собой, тайных пьянках и ожесточенной игре в кости.

Связанного по рукам и ногам Эрла отволокли на тот самый холм, где состоялся последний его разговор с Ганасом. Около двух десятков воинов с обнаженными мечами плотным кольцом стянулись вокруг пленника — они не столько стерегли гаэлонского короля, чтобы тот не попытался сбежать, сколько охраняли его от лезущих к нему со всех сторон обезумевших от жажды крови ратников.

— Дайте его нам! — орали марборнийцы. — Дайте, мы сами ему потроха выпустим!

— Надо было его там, на равнине, кончать!

— Его величество отравил, сука драная!..

— Все они, гаэлонцы, паскудные твари! Все они только и ждут, как бы нож в спину всадить!

— Или отраву всыпать в вино!..

— Подлюки, мрази, шлюхины дети!

— Ну, теперь всем им кранты… Всем! Всем! Плакать будут! Кровью булькать!

— И господина министра не пожалел, паскудина!

— Да что пожалел — сэр Каран смерть славную принял, геройскую…

— Эх, его величество-то не уберегли…

— Дайте его нам!!

— Отлезь, дурной! — рявкали псами приставленные к Эрлу стражники. — Не велено пока трогать, не поняли, что ли? А ты чего? Куда прешь, морда? По башке дать? Дам, допросишься…

Если уберечь пленника от немедленного растерзания у стражников худо-бедно получалось, то укрыть его от непрерывно летевших комьев земли, камней и кусков конского и человеческого дерьма они даже не пытались. Волосы Эрла спеклись от крови и подтаявшей грязи, облепили голову так, что не видно было лица. Его пытались поставить на колени, но связанные ноги не позволяли ему стоять. Когда он в третий раз повалился на бок, его так и оставили лежать. В предутренних потемках короля почти не было видно.

Сэр Приор с сэром Гиошем стояли у подножия холма. Остальные генералы скучковались чуть поодаль от этой пары — растерянно переговаривающиеся вполголоса, они напоминали остатки овечьей отары, накануне сильно потрепанной волчьей стаей. Почти все ратники сэра Приора были стянуты в эту часть лагеря, и генералы прекрасно понимали: чуть только они дадут Приору повод усомниться в своей лояльности по отношению к нему, новоявленному преемнику Орленка, — они задержатся на этом свете ровно столько, сколько пожелает Приор.

— Пора кончать с гаэлонцем, — проговорил Гиош. — Скоро рассветет, нужно выводить войска на позиции.

— Погоди… — не отрывая глаз от беснующейся толпы, сказал Приор. — До рассвета еще больше часа, и марши на позиции отработаны достаточно хорошо. Осадные орудия поставлены на колеса, кони запряжены.

Кажется, он наслаждался происходящим. Ему хотелось подольше продлить эти минуты.

— Не в том дело, сэр Приор, — сказал Гиош. — Черни нельзя давать бушевать вволю. Особенно черни, у которой в руках клинки. Важно вовремя направить их гнев в нужное русло.

— Необязательно меня учить, — огрызнулся Приор. — Чернь… Это не чернь, это — воины. С такими, как они, я с детства одним плащом укрывался и из одной миски хлебал.

Гиош помолчал немного и сменил тему разговора.

— Орленка-то… — сказал он, — не скоро еще забудут в Марборне. Мало пожил, много совершил. Не успел дурным себя запятнать. Да и в Гаэлоне, — удивленным голосом озвучил он неожиданно пришедшую в голову мысль, — тоже не скоро забудут. На два королевства героем станет. — Поняв, что его снова понесло не туда, Гиош поспешил заткнуться.

Но Приор уже хмурился, обернувшись в его сторону.

— Если ты считаешь, — веско произнес он, — что ты сильно отличаешься от этих… овец, — он, не церемонясь, указал рукой по направлению к генералам, — ты очень ошибаешься. Я выбрал тебя, потому что ты похож на мужчину немного больше, чем они. Потому что ты хотя бы понимал, что путь, избранный Орленком, в конце концов привел бы Марборн к гибели… — Он чуть помедлил, потом договорил: — Не разочаровывай меня, сэр Гиош. Ты хорошо показал себя там… в шатре. Поэтому я прошутебя — не разочаровывай меня. Не могу же остаться совсем один. Среди размякших от сытной мирной жизни баб, которые почему-то считают себя рыцарями. Докажи мне свою преданность, и я щедро отблагодарю тебя. Ты станешь вторым лицом в моей Империи, если покажешь себя должным образом.

Сэр Гиош очень серьезно ответил:

— Да, сэр Приор.

Протолкавшись через орущую толпу, вниз по холму к ним сбежал один из стражников. Страж был растерян.

— Милорд… — запинаясь, проговорил он. — Гаэлонец, кажись, того… Ему много и не надо было — только-только из Темного мира выкарабкался, а тут…

— Чего — того? — резко спросил Приор.

— Ну… едва дышит. Я кляп вытащил, чтобы ему полегче было, а он… похрипел немного и смолк… Может, и не дышит уже… Не поймешь, орут ведь все…

— Потроха Харана! — выругался Приор. — Я думал, что рыцарь Братства Порога окажется крепче. Ладно, если потребуется, я казню его уже дохлого… Иди обратно!

Приор подозвал к себе ожидавшего неподалеку оруженосца, отдал ему приказ. Через четверть часа подоспевшие ратники очистили холм. На холме остались только скрюченное тело Эрла и пятеро устало отдувающихся стражников. По живому коридору между двумя рядами ратников сэр Приор и сэр Гиош поднялись на холм.

Приблизившись к Эрлу, Приор пнул его ногой. Пленник чуть шевельнулся. Гиош с готовностью склонился над связанным, приложил ухо к его груди.

— Вроде живой, — сказал он, выпрямившись. — Живой, точно…

— Развяжите его, — велел Приор стражникам.

Пока они срезали веревки с безвольного под их руками тела, сэр Приор выступил вперед и поднял вверх руку.

Гудящий лагерь стал понемногу утихать.

— Подданные великого Марборна! — вскричал Приор, когда гомон начал распадаться на отдельные голоса. — Воины великого войска! Слушайте меня, избранного последней волей его величества Ганаса Осагского по прозвищу Орленок!

Тут стало совсем тихо.

— Все вы знаете, что произошло, — продолжал Приор. — Скорбь наша безмерна, воины, но времени, чтобы горевать, нет. Да воины и не горюют. Да! Воины — мстят!

Чудовищный рев, в котором мешались восторг и кровожадный гнев, заглушил его голос. И Приор ненадолго замолчал, поняв, что лучше переждать. Но, чуть только рев пошел на убыль, он завопил снова:

— Его величество был милостив к Гаэлону! Да! Безмерно добр и милостив! И чем же отплатил его величеству Гаэлон?! А? Он убил его! Предал и убил! Да! И что же теперь, спрашиваю я вас? Что теперь?!

Толпа снова всколыхнулась ревом.

— Я отдаю вам Гаэлон, воины! — крикнул Приор. — Гаэлон — ваш! Будет чем справить тризну по нашему королю! Сердце Гаэлона лежит перед вами! Обнаженное сердце! Разорвите его на куски! Сожрите его! И выпейте кровь! Врагов надо уничтожать, воины! Что устоит перед нашим праведным гневом? Мы разнесем Дарбион на куски! Да! Пусть никого не останется в живых! Но сначала…

Повинуясь знаку Приора, стражники подняли развязанного Эрла. Приор взглянул на короля Гаэлона. Окровавленный и грязный, он представлял собою жалкое зрелище. Губы его беззвучно шевелились, а глаза были полузакрыты.

«Да он в бреду, — подумал Приор. — Бредит… Или, может быть, молится…»

Преемник Орленка отступил в сторону и кивнул Гиошу. Тот достал из ножен меч. Звуки, которые издавала толпа, теперь изменились. Ратники войска Марборна, не переставая орать, стали бить оружием по щитам. Мечи, топоры и боевые кирки зазвенели о щиты так, что, казалось, начинавшее светлеть небо вот-вот лопнет. Пойдет извилистыми черными трещинами и обрушится градом осколков на землю.

Эрла поставили на колени, усадили задом на пятки. Отпустили. Он качнулся, но не упал. Король не переставал что-то шептать.

— Отрубишь ему голову, — сказал Приор Гиошу. — Отдашь ее мне.

— Да, — сосредоточенно отозвался тот, поигрывая мечом.

Он примерился, несколько раз пробно размахнулся. Но Эрл вдруг дернулся. И неожиданно легко поднялся на ноги.

Гиош отшатнулся.

— Что за дерьмо?.. — прошипел сквозь зубы Приор.

В эту ночь все шло так хорошо, так складно. Так хорошо, как никогда в его жизни. И это последнее судорожное движение обреченного разозлило его. Он метнулся к Эрлу, схватил его за плечи, стремясь усадить обратно.

Король поднял голову. Губы его еще двигались, шепча, но глаза были открыты. И взгляд короля Гаэлона поразил Приора. Взгляд этот не был задурманен болью, последствием отравления или страхом. Взгляд был тверд и осмыслен.

— Потроха Харана… — пробормотал Приор.

Губы Эрла замерли. Затем до крайности изумленный Приор увидел, как Эрл раскрыл рот. Сноп дымного пламени вырвался изо рта, далеко отшвырнув Приора. Все, кто находился на холме, инстинктивно пригнулись. А спустя мгновение тело Эрла превратилось в огромный факел, и вокруг стало светло, как летним днем. Еще через мгновение от этого факела во все стороны плеснуло ослепительными волнами жидкого пламени. Волны эти хлынули с холма, прокатились по всему лагерю, захлестывая марборнийцев, — и вопящих от ужаса, и тех, кто ничего еще не успел сообразить.

А потом лагерь окутало плотной пеленою непроглядно черного дыма.

— Они не торопятся, — проговорил Гархаллокс, встревоженно глядя на юг, туда, где поблескивали огоньки далеких марборнийских костров. — Странно… Скоро рассветет, а они все еще не выступают… Очень странно.

— Смотрите! Смотрите! — дико вскричал вдруг генерал сэр Айман.

На горизонте полыхнула бесшумная вспышка. Небо осветилось красным, как высокий потолок безразмерно громадного зала. На заснеженное поле, разделяющее Дарбион и лагерь войска Марборна, упало множество необычайно длинных теней.

Вспышка угасла. Тени исчезли, и на поле снова легла серая предутренняя полутьма.

Королева перевела дыхание. Мальчишки, рисовавшие на земле диковинные знаки, сыпя на снег разноцветные порошки, разразились взволнованными криками.

— Тише! Тише! — морщась от этих криков, успокоил их Гархаллокс — совсем как папаша многодетного семейства успокаивает расшалившихся сыновей (именно это неприятное сравнение пришло в голову Литии). — Не прерывайтесь! Продолжайте!

— Что это было? — спросила королева.

— Не знаю, — покачал головой архимаг. — Не могу понять…

Он ненадолго прикрыл глаза, точно прислушиваясь к чему-то. И снова покачал головой.

— Такой эффект… — сказал он, — обычно дает очень мощное заклинание. Чрезвычайно мощное. Но я почти не чувствую всплеска магической энергии — так, совсем немного… Странно. Опять странно. Постойте, ваше величество! Это заклинание явно принадлежит к Сфере Огня. Это похоже на… Да, кажется, я узнал заклинание. Это — Пылающий Хохотун! Не совсем удачно написанное и оттого довольно редко применяемое заклинание. При его произнесении трудно рассчитать силу Огня, поэтому в большинстве случаев сильно страдает сам заклинатель. Хохотун поднимает шторм пламени, мощный, но чересчур скоротечный, чтобы нанести хоть сколько-нибудь серьезный вред. Если кто-то и рискует сгореть, так только тот, кто это заклинание произносит. В древности оно использовалось в арсенале боевой магии, когда нужно было ослепить противника. Но его признали малоэффективным. До недавних пор им баловались бродячие маги-неучи, развлекающие крестьян… Зачем марборнийцам понадобилось произносить Хохотуна? Прямо в лагере? Если таким образом они пытались отвести нам глаза — это у них не вышло. Да и глупо было бы предполагать, что выйдет…

Королева оглянулась — она и сама не поняла, что заставило ее сделать это. От городских стен, под которыми деловито суетились рекруты Училища, к ним шел какой-то человек. Шел быстро, но не спешил. На таком расстоянии в тусклых сумерках совершенно невозможно было разглядеть его лицо… Тем более что, кажется, голову человека прикрывал шлем…

— Быстрее, быстрее! — строго покрикивал Гархаллокс на своих мальчишек. — Торопитесь! И запомните, когда я начну ритуал — боги вас упаси сделать что-нибудь не так! Что бы ни произошло, что бы ни случилось, не сходите с ваших мест и не прекращайте читать заклинания! Пусть земля перевернется! Пусть я… превращусь в рыгающего зеленым дымом гигантского осла… — После этих слов мальчишки дружно засмеялись. — Не сходите с места и не останавливайтесь!

Королева вспомнила слова, которые слышала не так давно: «Людей, с которыми общаешься давно, часто и близко, узнать очень легко… Даже в полной темноте и на любом расстоянии».