Эйлин О'Коннор
Силки на крупную птицу

– Боюсь, у меня плохие новости, сэр!

Лестрейд поднял взгляд на румяного юношу, застывшего навытяжку перед его столом. Молодой констебль Атчесон сильно волновался, это бросалось в глаза. Лестрейд усилием воли подавил в себе острое желание отправить молокососа прочь вместе с его дурными вестями и забаррикадироваться от них в собственном промозглом кабинете.

Если бы это помогло!

– Выкладывайте, – мрачно потребовал он.

– В окрестностях Чепстоу найден корабль. На него наткнулись по чистой случайности. Он глубоко ушел в болото.

– Чей? – Лестрейд, одолеваемый самыми недобрыми чувствами, наклонился вперед.

– Дор-орсейский.

Инспектор втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Сколько членов экипажа? – быстро спросил он.

– Один.

– Найден?

– Никак нет, сэр.

Лестрейд откинулся в кресле. Один член экипажа… Что ж, не так плохо, как могло бы быть, хотя и не так хорошо, как хотелось бы. Разумеется, не найден! Покойный дор-орсеец – слишком роскошный подарок.

– Боюсь, сэр, это не все плохие новости. – Голос у Атчесона был удрученный, и к Лестрейду вмиг вернулись дурные предчувствия.

– Что еще?

– Следы, сэр. Как вам известно, дор-орсейцы до первой трансформации обладают необычайно пахучими…

– Ближе к делу, констебль!

– Его выследили, – заторопился Атчесон. – Он, очевидно, был ранен, и след могли бы взять даже наши собаки, но прошло не меньше двух лет. Однако в Эдинбурге случился представитель миссии Тенри, он любезно разрешил использовать его секретарей.

Лестрейд начал медленно подниматься.

– Не беспокойтесь, сэр, они перемещались ночью, чтобы не пугать население, – еще быстрее затараторил Атчесон. – А слизь потом была уничтоже…

– Куда они привели? – рявкнул инспектор.

– Точной уверенности нет, но…

– Куда?!

– Видимо, там трансформация завершилась, и дальше он пошел как человек…

– КУДА?!

– След обрывается на Бейкер-стрит, двести двадцать один-бэ, – упавшим голосом признал Атчесон.

Лестрейд несколько секунд не сводил с него дикого взгляда, а затем рухнул в кресло.

В гробовом молчании часы на башне в соседнем квартале отбили десять. При каждом ударе молодой констебль съеживался все сильнее, словно это ему наносили удары.

– Я знал, – хриплым шепотом проговорил Лестрейд.

– Простите, сэр?

– Я всегда знал! Знал, что он из этих.

– Сэр, но пока ничего не доказано…

– И какие же доказательства вам требуются? – сарказма в голосе старшего инспектора хватило бы на весь отдел. – Полтора года назад его имя уже гремело на весь Лондон. Он появился буквально из ниоткуда! И почти сразу – такая известность!

– Но разве это может служить…

– Констебль! – окрик прозвучал как лязганье челюстей капкана. – Напомните, что вам известно о дор-орсейцах!

Атчесон обреченно вздохнул.

– Третья запрещенная раса, контакты возможны только за пределами первой системы, – заученно оттарабанил он. – Интеллект – девяносто восемь по шкале Эйда, что превышает средне-высокие человеческие показатели на двадцать баллов. Уникальные способности к мимикрии. Могут воспроизводить облик десяти рас из известных пятнадцати. Распознание затруднено в связи с невероятной точностью перестройки и адаптации всех органов… Тем не менее, известны случаи, когда рудиментарные стрелы в малом количестве сохранялись у особи с уже законченным перерождением. После трансформации нуждаются в длительном восстановлении сил и в это время крайне уязвимы. Замечено, что во всех известных трансформациях сохраняются высокие звукоподражательные способности и феноменальное обоняние, практически не уступающее чутью секретарей с Тенри.

– Почему запрещены контакты? – с угрожающей вкрадчивостью осведомился Лестрейд.

– Целью и смыслом жизни дор-орсейца является власть, – уныло сказал Атчесон. – Дор-орсеец желает воздействовать, прямо или опосредованно, на поведение максимально большого числа других особей. Политический строй Дор-Орсея представляет собой постоянную смену…

– Достаточно! – оборвал Лестрейд. – Жизнь этих тварей меня не интересует.

Он уперся ладонями в стол.

– А теперь взгляните беспристрастно на факты! Следы нелегального иммигранта обрываются на Бейкер-стрит, а вскоре там появляется некто с уникальными способностями. Он умен, при этом порой ведет себя довольно странно. Не побоюсь этого слова, не по-человечески!

– Но его высокопоставленный брат… – заикнулся Атчесон.

– Я давно подозревал, что их родство – выдумка. Зачем это нужно тому, второму, мы еще узнаем. Пока же я займусь… – лицо Лестрейда исказилось, и он почти прошипел: –…тем, кто имел наглость присвоить себе человеческое имя. Шерлоком Холмсом!

Том Атчесон не был умен, но он обладал сочетанием двух качеств, с успехом заменяющим ум: сообразительностью и способностью держать язык за зубами. Зачастую для видимости ума достаточно лишь второго, однако господь бог, создавая констебля, не поскупился и на смекалку. Глядя на взвинченного инспектора, Том Атчесон задумался: только ли отвращение к дор-орсейцам движет его начальником? Инспектор Лестрейд был многим обязан Шерлоку Холмсу, а из какого еще положения столь удобно ненавидеть человека, как из положения должника?

«Кого вы в действительности хотите уничтожить? – спросил бы Атчесон, если бы мог. – Дор-орсейца, обманом проникшего в наше общество? Или самого Шерлока Холмса?»

Но поскольку господь вложил в Атчесона достаточно сообразительности, вопрос так и остался у него в голове. Более того, Том Атчесон запер эту мысль в дальней каморке, задвинул крепкий засов и строго-настрого приказал себе никогда не доставать ее оттуда.

Тем временем Лестрейд схватил лист и что-то лихорадочно записывал на нем, не переставая говорить:

– Дор-орсейцы очень умны. Чудовищно честолюбивы! Добиваются огромного успеха в выбранном деле. На Тенри иммигрант с Орсея два года – два года, Атчесон! – прикидывался высшей маткой Тен! И другие семь ничего не распознали! А он, между прочим, почти протолкнул через этого своего… муравья закон, разрешавший иммиграцию с Орсея. Вы представляете, какой урон это нанесло бы Тенри?

– Не уверен, сэр, – осторожно возразил констебль.

– Они опасны! – Лестрейд раскраснелся, маленькие глазки горели искренней яростью. – Существо, которое почти во всем опережает обычного человека и при этом желает управлять им! Им чужда наша мораль, они повсюду несут с собой разрушение!

– Разрушение, сэр?!

Лестрейд осекся. Вытер пот со лба и отложил карандаш.

– Сейчас вы этого не понимаете, Атчесон.

Констебль не стал отрицать. В его памяти был еще свеж провал полиции в деле кентерберийского привидения, блестяще расследованного Холмсом. Если бы не сыщик, смерти мирных жителей до сих пор считались бы несчастными случаями, а сущность Ю-сто-сорок-один, сбежавшая из резервации Юсэев, по-прежнему творила бы свои бесчинства.

– Никак нет, сэр, не понимаю.

– Вам кажется, Лондон начал очищаться от преступности… Но поверьте, это лишь первая ступень его дьявольского плана. Проникнуть в наше общество, добиться доверия, уважения. А затем…

Тут Лестрейд многозначительно замолчал. Констебль тоже помолчал, ожидая продолжения.

– Как бы то ни было, – решился заметить он, когда пауза затянулась, – мы не можем арестовать мистера Холмса на основании одного лишь подозрения.

– Уверенности, Атчесон, уверенности!

– Боюсь, сэр, даже на основании вашей уверенности. Комитет Контроля и Очищения не даст согласия.

Лестрейд сморщился и нехотя кивнул:

– Тут вы правы, черт возьми! Нам необходимо вывести мерзавца на чистую воду. На данный момент стопроцентный результат дает только вскрытие…

Атчесон слегка побледнел.

– Не хотите же вы, сэр…

– И хотел бы, но не имею права! – огрызнулся инспектор. – Но, дьявол меня раздери, ни один поганый орсеец не будет прятаться у меня под носом! Я вам не идиот! – он с диким видом помахал перед констеблем указательным пальцем, и Атчесону стоило больших трудов не отшатнуться.

Но Лестрейд уже взял себя в руки. Замер, сосредоточенно уставившись в одну точку. Во взгляде его читалось такое напряжение, что констебль обернулся.

Однако темный угол кабинета был совершенно пуст.

– Мы поступим иначе, – медленно процедил инспектор, не отрывая взгляда от чего-то, видимого лишь ему одному. – Расставим ловушку… Будь я проклят, если он не попадется в нее!

Карета быстро катилась по дороге, обрамленной величественными тополями. Вокруг зеленели поля, в кронах пели птицы. Вдалеке, на холме, возвышались две зубчатые башни поместья Кроули. Желтая дорога петляла под холмом, словно нить из клубка, запутанная проказничающим котом, и доктор вздохнул: поездка изрядно его утомила. Несмотря на солнечную погоду, дни стояли промозглые. Он поплотнее обернул шарф вокруг шеи и пожалел, что не захватил перчаток.

Холмс в радостном возбуждении потер руки.

– Наконец-то, Ватсон, наконец-то! Я рад, что Лондон остался далеко. Мы погрязли в его мещанском болоте!

– Однако это весьма милое болотце, – возразил его спутник. – С лучшим в городе чаем. Бьюсь об заклад, здесь нам такого не предложат.

– Миссис Хадсон непревзойденная женщина, это верно. Ее кухня выше всяких похвал. Но ваши мысли, Ватсон, определенно заняты не тем, чем следует! Разве сердце ваше не стучит учащенно в предвкушении дела, которое нас ожидает?

Ватсон прислушался к себе. Нет, ничего не стучало.

Он улыбнулся, глядя как по мере приближения к поместью волнение все сильнее охватывает его обычно хладнокровного друга. Однако когда карета въехала во двор и, сделав широкий круг, остановилась, Холмс вновь стал самим собой: спокойным, выдержанным, бесстрастным детективом.

Лучшим детективом Англии.

Телеграмму Лестрейда они успели обсудить по дороге.

– На первый взгляд дело кажется несложным, – говорил Шерлок, рассматривая однообразный, но приятный пейзаж за окном. – Однако вы же знаете инспектора, Ватсон. Он способен ничего не найти даже там, где на карте нарисован крестик и подписано «рыть здесь».

– Но речь точно об убийстве?

– Вне всяких сомнений. Бедная женщина была задушена подушкой во сне.

– Сама миссис Кроули?

– Да, владелица поместья. Кроме нее, как следует из телеграммы, в доме постоянно проживают ее младший брат Роджер, ваш коллега доктор Челли, компаньонка и двое слуг, пожилая семейная пара. Не замечаете ничего особенного?

Карета сильно накренилась на повороте, жалобно скрипнули рессоры.

– Особенного? Пожалуй, нет.

– А как же доктор, неотлучно находящийся при хозяйке поместья? Миссис Кроули либо была серьезно больна, либо относилась к тому типу женщин, которые получают удовольствие от смакования несуществующих болячек.

Ватсон привстал:

– Кажется, подъезжаем!

Из окна галереи на карету, запряженную серой парой, смотрели двое: хмурый узкогубый человечек, сильно сутулящийся и имеющий привычку держать руки в карманах, и высокий голубоглазый юноша с ярким румянцем во всю щеку. Первый был уже хорошо известный читателю инспектор Лестрейд, второй – не столь хорошо, но тоже известный Том Атчесон, констебль.

– …взял с собой, поскольку не хочу расширять круг посвященных, – буркнул Лестрейд, заканчивая разговор, – и рассчитываю на ваше молчание. Ясно?

– Так точно, инспектор!

– Скоро подъедет детектив Моррисон. С ним можно быть совершенно откровенным. Он введен в курс дела.

Скривив губы, Лестрейд наблюдал, как из кареты выбирается долговязый джентльмен, а за ним следует второй, коренастый и пониже ростом.

– Добро пожаловать в Кроули, иммигрант! – Лестрейд обнажил в недоброй улыбке мелкие зубы.

В глубине коридора послышались тихие шаги. Атчесон обернулся и увидел седовласого, но подтянутого и все еще красивого джентльмена в щегольском жилете. Тот спустился по лестнице, не заметив их. Констебль уже знал, что это врач покойной, Сайрус Челли.

– Так как же вы собираетесь загнать Холмса в ловушку, сэр? – спросил он, понизив голос.

Лестрейд дождался, пока прославленный сыщик и его компаньон скроются в доме, и двинулся прочь от окна. Констебль последовал за ним. Они зашли в библиотеку, но инспектор не открывал рта до тех пор, пока не осмотрел всю комнату, заглянув даже за шторы. Лишь убедившись, что кроме них здесь никого нет, он опустился в кресло.

– Убитая – Маргарет Кроули, вдова, шестидесяти трех лет. Страдала от неизлечимого заболевания желудка. Да сядьте же, Атчесон – когда вы торчите как столб, то действуете мне на нервы!

Констебль придвинул стул и сел на самый краешек.

– Убил ее младший брат, Роджер Харт, – невозмутимо добавил Лестрейд, и Атчесон изумленно воззрился на него.

– Как вы узнали, сэр?

Инспектор усмехнулся.

– Это не составило труда: мистер Харт сознался сам. По его словам, он не мог больше наблюдать, как мучается его сестра. Боли действительно были очень сильны, и морфий последнее время помогал все меньше.

– То есть это было убийство из милосердия! – Атчесон озадаченно потер переносицу.

– Из милосердия или нет, а все же оно остается преступлением, – сердито бросил Лестрейд. – И это правильно! Не переношу новомодные веяния. Нынче публика кидается искать оправдания любому, кто должен болтаться на виселице. Лишь Господь Всемогущий имел право судить, настала ли пора Маргарет Кроули покинуть этот мир. Поступку Роджера Харта нет оправдания.

Констебль Атчесон промолчал.

– Слуги показали, что мистер Харт действительно был очень близок с сестрой, – слегка успокоившись, продолжал инспектор, – и тяжело переживал ее болезнь. Она сама умоляла его избавить ее от мучений.

– Этому можно верить, сэр?

– Несомненно: доктор Челли заявил, что пациентка просила об этом и его. Он отказался. А Роджер Харт оказался слабее духом.

Лестрейд вдруг подскочил как укушенный, бесшумно подкрался к двери и выглянул наружу. Увиденное успокоило его: он вернулся и продолжил рассказ.

– Чтобы брат избежал подозрений в убийстве из корысти, миссис Кроули публично вычеркнула его из списка наследников. Они рассчитывали, что, совершив злодеяние, Роджер Харт имитирует ограбление и случайное убийство. Полгода назад в окрестностях орудовала банда некоего Кармайкла, главаря так и не поймали, и Харт с сестрой задумали все списать на него. Маргарет Кроули последнюю неделю ночевала в спальне на первом этаже – там есть окно, не забранное решеткой. Часть украшений Харт унес и спрятал заранее.

– И что же нарушило их замыслы, сэр? – спросил Атчесон.

– Священник, слишком добросовестно относящийся к своим обязанностям. Посреди ночи он возвращался домой после причащения какого-то бедолаги, вздумавшего помереть (в отличие от миссис Кроули, своей смертью!). Проходя мимо поместья, он увидел в освещенном окне, как мужчина душит Маргарет Кроули. Старик в ужасе поднял тревогу, Харта схватили, и он тут же во всем сознался.

Лестрейд откинулся в кресле и торжествующе осведомился:

– Теперь вам ясен мой план?

– Боюсь, сэр, не совсем.

– Ну как же! Нам достоверно известно, кто убийца. А Холмсу – нет.

По лицу молодого констебля было очевидно, что он по-прежнему блуждает в темноте неведения. Тогда Лестрейд решил зайти с другой стороны.

– Вы же сами говорили мне о превосходном обонянии дор-орсейцев. Вспомните, как Холмс буквально роет носом землю, расследуя дело! Как приникает лицом к уликам!

– Вы хотите сказать, сэр, – после недолгих размышлений начал Атчесон, – что все преступления мистер Холмс расследовал с помощью своего феноменального нюха?

Лестрейд всплеснул руками.

– Разумеется! Неужели вас не наводила на подозрения его способность раскрыть любое дело? Ясно как божий день, что это не в человеческих силах! Но мы обернем его способности против него.

Констебль внезапно прозрел.

– Вы хотите подставить Холмсу фальшивого убийцу!

Инспектор одобрительно ухмыльнулся:

– Именно так, Атчесон. Все продумано! Над местом преступления работали двое суток, и теперь все улики до одной ведут к доктору Челли.

Он раскурил сигару и закинул ногу на ногу с самодовольным видом.

– Но… как же настоящий убийца? Как же брат?

– В разговоре с Холмсом он будет все отрицать. – Лестрейд с удовольствием выпустил в воздух кольцо сизого дыма. – Ему обещали заменить повешение заключением, если он убедительно сыграет свою роль.

Констебль Атчесон в волнении поднялся со стула.

– Значит, если Шерлок Холмс – человек, он должен решить, что преступник – доктор Челли, поскольку все свидетельствует об этом. А если он тот, о ком мы думаем…

– …он выдаст нам Роджера Харта, настоящего убийцу.

– Но не может ли он каким-либо хитроумным способом выйти на него, игнорируя подставные улики?

– Исключено! – отрезал Лестрейд. – Ему противостоят лучшие умы Скотланд-Ярда! Ложная история такова: доктор Челли, неразумно ведя свои дела, обеднел и стал нуждаться в деньгах. Он знал, что по завещанию Маргарет Кроули ему достанется приличная сумма.

– Это соответствует истине?

– Да, в завещании он упомянут. На месте преступления все выглядит так, будто Челли задушил пациентку и скрылся. Однако за ним следом пришла его любовница, Молли Пейн, компаньонка покойной. Желая защитить возлюбленного, она уничтожила улики, оставленные им.

– Не слишком ли сложная постановка, сэр?

– Как раз такая, которая подходит для Холмса. Он любит запутанные расследования. У него не должно быть сомнений, что дельце оказалось нам не по зубам.

Атчесон, забыв о субординации, нервно мерил шагами комнату. Дойдя до шкафа с книгами, он остановился и обернулся к инспектору, развалившемуся в кресле:

– Но какие же улики должны навести его на эскулапа? Ведь вы сказали, что его любовница уничтожила следы.

– Не полностью! На шторах, которые доктор якобы задернул перед убийством, остались пятна от лекарственного препарата – одного из тех, с которыми он имеет дело. Средство прочно въелось в его пальцы. Эти пятна, не замеченные Молли Пейн, и должны бы навести нашего гениального сыщика, – при этих словах Лестрейд сморщился, как от зубной боли, – на подозрение, кто убийца. Как видите, состряпано весьма и весьма убедительно! Если Холмс ориентируется на настоящие улики, он не сможет не принести нам на блюдечке доктора Челли.

– И вы убеждены, – медленно проговорил Атчесон, – что мистер Холмс не распознает подтасовки улик…

Лестрейд оскалил зубы в усмешке.

– Он даже не будет пытаться. Его ведет нюх, как охотничьего пса. А вся эта болтовня про дедукцию – просто чушь для отвлечения внимания! Мы подготовили самую убедительную мистификацию в истории, и если Холмс не поверит в нее, значит, он не человек. Тогда Комитет Контроля и Очищения возьмется за него, и все проклятые дор-орсейские боги не помогут этому лживому чужаку.

– Что скажете, Ватсон?

Холмс выпрямился и обвел небольшое помещение проницательным взглядом.

Они стояли в спальне, где была задушена Маргарет Кроули. Светлая и со вкусом обставленная, эта комната, однако, производила гнетущее впечатление. Не только из-за событий, предшествовавших их приезду, но и потому, что в стены ее въелся тяжелый лекарственный запах.

– Кто-то поработал здесь до полиции, – не раздумывая, откликнулся доктор. – Вероятно, убийца заметал следы преступления.

– Мне было бы очень любопытно послушать ваш ход рассуждений.

Ватсон рассмеялся:

– А мне будет любопытно послушать, с какой легкостью вы их опровергнете, по вашему обыкновению. Но все-таки рискну. Во-первых, подушки.

Доктор указал на изящный голубой диван с гнутыми ножками. В одном углу его громоздились друг на друга семь подушечек, одна другой меньше.

– Подушка, которой задушили жертву, предпоследняя снизу. Ее выдернули, чтобы прижать к лицу миссис Кроули. Но тогда остальная пирамида непременно должна была развалиться, она же высится, сложенная аккуратно, как по линеечке.

– Разумно, – согласился Холмс. – Что-то еще?

– Спала ли миссис Кроули или нет, она должна была проснуться и начать сопротивляться убийце. При удушении люди непроизвольно размахивают руками. Но взгляните на столик возле изголовья!

Шерлок Холмс одобрительно кивнул:

– Все многочисленные склянки расставлены с аккуратностью.

– Вот именно! Хоть одна, но упала бы! Кто-то поднял их и вернул на свои места.

– Вы приятно удивляете меня, дорогой Ватсон!

– Это еще не все! – Приободренный похвалой, доктор уверенно подошел к прелестному резному шкафчику с выдвижными ящиками. – Здесь явно не хватает драгоценностей.

– Отчего вы так решили?

– Восемь секций из пятнадцати пусты. По потертостям на краске можно определить, что ящички часто выдвигали. Но зачем выдвигать пустые ящики? Они были заполнены, следовательно, грабитель похитил украшения, а затем привел шкаф в надлежащий вид.

Холмс зааплодировал.

– Браво, доктор!

Ватсон шутливо поклонился. Холмс сцепил пальцы в замок и проницательно взглянул на него:

– Может быть, у вас есть версия, кто убийца? И для чего он так старательно складывал подушки и расставлял по местам склянки?

– Миссис Кроули задушила горничная, – предположил доктор Ватсон. – Супруга пожилого слуги, что встречал нас. Мне знаком этот тип: строгая, суровая женщина, всю свою жизнь подчинившая долгу. Если Маргарет Кроули в чем-то обманула ее ожидания, с горничной сталось задушить ее, мстя за порушенные надежды.

– Например, если она узнала, что ее не вписали в завещание?

Ватсон согласно кивнул.

– Но как вы объясняете, что все приведено в порядок?

– Очень просто: она пребывала в состоянии шока. Люди часто обращаются к рутинным действиям в самых ужасающих ситуациях. Помните кухарку, которая, прикончив грабителя, отправилась чистить порей? Здесь произошло то же самое. Что скажете, Холмс – я прав?

– Дайте мне минуту – и я отвечу на ваш вопрос.

Шерлок Холмс медленно обошел комнату. Ноздри тонкого носа его затрепетали, когда он приблизился к окну. Холмс согнулся, зачем-то обнюхал край темно-зеленой бархатной портьеры и даже лизнул ее. Затем он опустился на корточки и тщательно осмотрел ковер, особое внимание уделяя его краям. Как доктор ни вглядывался, ему не удалось понять, что привлекло столь пристальное внимание его друга, и он с молчаливым удивлением наблюдал за его действиями.

Наконец Холмс поднялся и отряхнул колени:

– Вы правы в посылках, мой друг, но ошибаетесь в выводе. На этой сцене присутствовал совершенно другой человек. Он появился здесь после убийцы, и нынешний вид этой спальни – целиком дело его рук.

– Сообщник?

– Не уверен, – пробормотал Холмс, – не уверен…

– Но отчего вы исключили горничную?

– Ковер! Присмотритесь к нему, Ватсон.

Доктор медленно обошел по периметру весьма потрепанного вида восточный ковер. Но лицо его, обращенное к Холмсу, выразило лишь недоумение:

– И все-таки не понимаю. Насколько я могу судить, на нем нет ни пятен крови, ни следов обуви…

– Ну как же! Ведь он лежит совершенно ровно!

– Ну и что?

Холмс с легкой досадой покачал головой.

– Вы не даете себе труда присмотреться, Ватсон. Видите разницу в цвете досок пола? В одном месте они выцвели от солнца, а в другом по-прежнему ярки? И лак – обратите внимание, лак почти стерся кое-где!

Доктор прищурился. Теперь он ясно видел, о чем говорит Холмс.

– Но я по-прежнему не понимаю… – начал он, и вдруг запнулся. – Постойте-ка. Ковер первоначально лежал не так!

– Наконец-то! Разумеется, он лежал не так. Этому ковру очень много лет, и когда-то он был брошен на пол не совсем ровно, что отчетливо видно по границе светлых и темных областей на половицах. Они сохранили первоначальный цвет там, где были закрыты от солнечных лучей и шаркающих подошв. Но если мы вернем все в исходное состояние…

Холмс наклонился и одним точным движением сдвинул цветной квадрат почти на десять дюймов левее. Теперь ковер и полоса на полу совпали.

– Видите, Ватсон? Тот, кто прибирался в этой комнате, не обратил внимания на такую мелочь. Он положил сдвинутый убийцей ковер ровно, не догадываясь, что теперь тот не на месте. Ответьте – разве горничная, служившая в доме сорок лет, допустила бы такую ошибку?

Ватсон вынужден был признать, что его друг прав.

– Но тогда я и подавно не понимаю, что произошло! Отчего вы думаете, что здесь было два человека? Возможно, убийца сам привел комнату в порядок.

Холмс покачал головой.

– Нет, Ватсон, преступник устранил бы только следы своего вмешательства, а их было не так много. Что же мы видим здесь? Даже книги, которые покойная читала перед смертью, сложены в ровную стопку. Вряд ли это дело ее рук – при болях тяжело дается каждое лишнее движение.

Он склонился над подоконником, принюхиваясь. Солнце, вышедшее из-за облаков, осветило острые черты его лица.

– Во всем происходящем есть какая-то неувязка… – бормотал Холмс, морща лоб. – Неправильность, никак не дающаяся мне!

– Почему вы так думаете?

– В первую очередь из-за портьеры.

– А с ней-то что не так?

– На оборке отпечатки пальцев, пропитанных сонной настойкой, куда входит одна часть дурмана, две части лаванды, две хмеля и хорошо известная вам беладонна.

– Так мы имеем дело с врачом!

– Или с тем, кто пытался выдать себя за него. Отпечатки свежие – дурман еще не выветрился и сохранил свой горьковатый привкус. Ткань трогали меньше суток назад.

Холмс выпрямился и решительно заключил:

– Настало время поговорить со всеми обитателями этого дома.

– Я не убивал свою сестру, – сказал очень бледный Роджер Харт.

– А кто-то утверждает обратное? – молниеносно парировал Шерлок.

Роджер открыл рот и снова закрыл.

– Н-нет, – выдавил он, наконец. – Просто мне казалось, вы меня подозреваете.

Младший брат покойной миссис Кроули оказался худощавым малокровным мужчиной с измученным лицом. На щеках его пробивалась клочковатая рыжеватая щетина, веки были воспалены.

– Когда меня позвали, она была уже мертва.

Он упорно старался не встречаться глазами ни с Шерлоком Холмсом, ни с его другом. Но когда молчание стало невыносимым, поднял взгляд и уставился на знаменитого сыщика с плохо скрытым вызовом.

– Расскажите о ее последних двух днях, – попросил Холмс, словно не замечая этого.

– Все было как обычно, – после короткой паузы ответил Харт. – Она много читала, мы разговаривали, обсуждали общественную жизнь. С Маргарет самая скучная тема становилась занимательной. Вы знаете, – неожиданно спросил он, – что она фактически заменила мне мать?

– Я слышал, вы с ней рано осиротели, – уклончиво ответил Холмс.

– Мне было пять, а Маргарет девятнадцать. Она посвятила мне свою жизнь. Даже мужа выбрала не по любви, а по расчету, только расчет был на его отношение к детям.

Лицо Харта просветлело от воспоминаний.

– Джонатан был человеком исключительной доброты. Кто-то назвал бы его скучным и недалеким, но мне всегда было с ним… тепло. – Он слабо улыбнулся. – Мы прекрасно ладили, но боюсь, Маргарет чувствовала себя рядом с ним не слишком счастливой. В юности я не задумывался над этим. Мне пришлось дожить до сорока, чтобы осознать, сколь многим я ей обязан.

– У вас есть предположения, кто мог убить ее?

На этот раз Роджер Харт посмотрел прямо в глаза Шерлоку Холмсу. И в голосе его звучала неподдельная боль, когда он отчеканил:

– Кто бы это ни сделал, убийца будет гореть в аду!

Ватсон ожидал увидеть пожилую даму, но Молли на вид было не больше тридцати пяти. Длинное смуглое лицо с большими печальными глазами казалось сошедшим с картин великих мастеров прошлого. Во всяком случае, именно так подумал про себя Джон Ватсон.

Тем разительнее был контраст с ее словами.

– Я никогда не питала пылкой привязанности к Маргарет! – с порога заявила она.

Очарованность доктора Ватсона этим романтичным созданием несколько поутихла.

– Она была жесткой, требовательной и эгоистичной, – продолжала Молли. – Испортила жизнь своему младшему брату!

– Испортила? – не удержался он.

Большие удивленные глаза обратились к нему.

– Надеюсь, вы не считаете ее благодетельницей? Она всю жизнь ворковала над Роджером, притворялась, что только ради него согласилась на брак с богатым, но безобидным тупицей!

– А на самом деле? – спросил Холмс.

Молли пожала плечами:

– Маргарет хотела получить состоятельного муженька и добилась своего. Все остальное – сказки для младшего братца.

Она сложила на коленях руки. Проследив за коротким взглядом своего друга, доктор Ватсон заметил то же, что и Холмс: кисти у мисс Пейн были бы очень красивы, если бы впечатление не портили безжалостно обкусанные ногти.

– Ей нравилось держать Роджера при себе! – с насмешкой пояснила она. – Он мог бы жениться, если бы не старшая сестра. Но ко всем его увлечениям она была безжалостна!

На щеках Молли вспыхнул болезненный румянец.

– А доктор Челли! – горячась, продолжала она. – Маргарет притворялась больной, лишь бы он не отходил от нее! Она обожала внимание!

– Разве ее не мучили боли? – возразил Холмс.

Мисс Пейн осеклась.

– Последние дни ей приходилось нелегко, – неохотно призналась она. – Ее стоны никому не давали спать. Но я бы не удивилась, окажись и это притворством.

Холмс задумчиво склонил голову набок.

– Вы не слишком теплого мнения о Маргарет Кроули, – сдержанно заметил он. – Что же побудило вас провести в ее доме почти полтора года?

Румянец на впалых щеках Молли Пейн стал ярче.

– Нужда в деньгах, – в тон Холмсу ответила она. – Маргарет, при всех ее недостатках, никогда не была скупердяйкой.

Из всех обитателей поместья доктор Челли владел собой лучше прочих.

– Да, миссис Кроули очень страдала физически. Нет, я понятия не имею, кто мог ее убить. Знал ли я, что она оставила мне наследство? Предполагал. Она тепло относилась ко мне, хотя порой была резковата. Обижался? Нет, мистер Холмс. Я знаю, что такое терпеть боль. По сравнению со многими пациентами, проклинающими врачей, Маргарет вела себя просто героически. Доктору Ватсону как моему коллеге должно быть отлично известно, на что бывают способны тяжелые пациенты.

Сайрус Челли скрестил руки на груди. Лицо его выглядело бы благородным и почти одухотворенным, если бы не чрезмерно выдающийся вперед подбородок. Он придавал чертам доктора Челли что-то грубое.

– Вы заходили в ее спальню вечером перед нападением? – спросил Холмс, внимательно разглядывая монограмму на его жилете.

– В этом не было нужды. С обычными процедурами вполне справлялась ее горничная или компаньонка.

– Молли Пейн посещала миссис Кроули в ту ночь? – быстро спросил Холмс.

Это был единственный момент, когда Ватсону показалось, что Сайрус смутился.

– Нет… то есть да… Я не уверен. Вам лучше спросить у нее самой.

Горничной, неприязненно взиравшей на сыщика, Холмс задал только два вопроса.

– Вы задергивали портьеры перед тем, как покинуть спальню миссис Кроули?

Пожилая женщина негодующе воззрилась на него:

– А как же! Мало ли кого черти принесут! Негоже всяким оборванцам таращиться в окно к моей хозяйке!

Глаза ее увлажнились. Грубые пальцы судорожно мяли и комкали платок.

– Кто, по-вашему, мог убить ее? – мягко спросил Холмс.

Ответ горничной прозвучал неожиданно:

– Кто это сделал, мне неведомо, сэр. Но он оказал ей добрую услугу, да простит меня Господь за такие слова! – женщина всхлипнула. – Уж так она мучилась, моя бедняжка, что последние дни и говорить не могла от боли.

Когда за ней закрылась дверь, Холмс обернулся к другу. На губах его играла улыбка.

– Что ж, мой друг, картина начинает вырисовываться!

Если бы бульдог, обладающий крайне воинственным характером, мог принять человеческий облик, он, без всякого сомнения, стал бы детективом Моррисоном. Так подумал молодой констебль Атчесон, рассматривая детектива.

Моррисон был кривоног, мясист, толст и при этом проворен. Первое, что он спросил: «Холмс уже здесь?», и, получив утвердительный ответ, обнажил в улыбке желтые зубы.

– Мы возьмем его, как только он огласит имя убийцы! Готов поспорить на что угодно, это будет Роджер Харт! Оружие при вас, Лестрейд?

– Само собой! Надеюсь, вы тоже пришли не с пустыми руками.

Моррисон хохотнул, приняв вопрос за шутку. Констебль Атчесон отвел взгляд.

За детективом прочно закрепилась слава ретивого служаки. Моррисон всей душой радел за избавление Англии от преступности, был опытен и бесстрашен. Вместе с тем он на дух не переносил все новшества, а к девяти расам Гостей испытывал такую острую ненависть, что это даже перестало быть предметом шуток. Пыл Моррисона не смешил, а пугал. Никакие достижения чужих цивилизаций, используемые человечеством, не могли оправдать в его глазах самого факта присутствия на земле тенри или юсэев.

В своей ненависти Моррисон был последователен и непоколебим. Когда его маленькую дочь вылечили от лихорадки с помощью средств миссии Тенри (лекарство добывалось из слюны самок), детектив ничуть не смягчился. «То была воля Господа – с помощью проклятых гадин спасти мою Нэнси! – заявил он. – Так Всевышний не дает мне забыть о них. У-у, мерзкие отродья!»

Штаб Лестрейда из библиотеки переместился в столовую. Отсюда удобнее было контролировать перемещения всех обитателей дома. К тому же Лестрейд велел старому слуге докладывать ему обо всех действиях Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

– Просили подать пальто, – пробурчал тот, зайдя в столовую. – В смысле, мистер Холмс и друг его.

Моррисон привстал:

– Надеюсь, он не вздумает бежать!

– Холмс? – фыркнул Лестрейд. – Никогда! Он так твердо убежден в том, что вокруг него глупцы, что чувствует себя в полной безопасности.

«Хотя никто не находится в такой опасности, как умный человек среди глупых», – добавил про себя Атчесон.

Лестрейд подошел к окну и удовлетворенно усмехнулся, заметив две фигуры, вышедшие в сад. Нервозность его исчезла, он подобрался, как хищный зверь перед нападением.

– Холмс ни о чем не подозревает, – медленно проговорил он, не сводя глаз с высокого человека в пальто и шляпе. – Сейчас он обойдет поместье, на ходу придумывая для Ватсона объяснение своей «догадке». Затем направится в южное крыло, где живет Роджер Харт. Поговорит с ним, вернется к нам, объявит, что дело раскрыто! И вот тогда…

В наступившей тишине послышался щелчок. Атчесон обернулся и увидел, что Моррисон деловито проверяет барабан револьвера.

Констебль поежился.

– Вы так уверены в этом, сэр?

Моррисон и Лестрейд одновременно рассмеялись.

– Он уже знает, кто убийца, – заверил инспектор. – Ему не требовалось разговаривать с ними – достаточно было обнюхать каждого. Теперь Холмсу нужно лишь время. Не так-то просто сочинить убедительную версию расследования!

– Куриные мозги ему в помощь! – Моррисон сунул револьвер в кобуру.

– Почему куриные?

– А вы не знали, Атчесон? Дор-орсейцы ближе к птицам, чем к людям. Их так называемые стрелы – это перья!

Холмс и Ватсон скрылись среди деревьев. В столовой наступила тишина, нарушаемая только пением птиц. Молчание затягивалось. «Неужели сбежал?» – с робкой надеждой подумал Атчесон.

Но тут две фигуры, высокая и пониже, вновь появились из-за разросшихся кустов.

– Все как я предсказывал! – Лестрейд нервно облизнул губы. – Возвращаются. Идут к южному крылу. Хо-хо! Попался, тварь!

И тут Атчесон не выдержал.

– За что вы так ненавидите его, сэр?

Инспектор и детектив обернулись к нему. Один уставился озадаченно, второй мрачно. Под их тяжелыми взглядами Атчесону стало не по себе, но отступать он не привык.

– Я лишь хочу понять, с-сэр, – запинаясь, начал он, – в чем состоит страшная вина дор-орсейцев. Я много слышал об этом, но так и не разобрался, что плохого в том, чтобы единственный дор-орсеец помогал нам расследовать преступления. Даже если он использует нюх…

Моррисон побагровел так, что Атчесон испугался за его жизнь.

– Тебе недостаточно того, что они хотят завоевать нас, паршивый сопляк? – рявкнул он.

Лестрейд прижал палец к губам. Но голос Моррисона все равно дрожал от плохо сдерживаемого гнева, когда детектив прохрипел:

– Это шпионы врага в твоей стране, констебль! И твои сомнения – предательство и измена!

Атчесон побледнел – трудно сказать, от гнева или от страха.

– Дор-орсейцы не шпионят для своего мира! – воскликнул он. – Они просто бегут оттуда. Да, им нужна власть. Но никто пока не доказал, что этой властью они станут злоупотреблять во вред людям.

Лестрейд вмешался:

– Что я рассказывал про два года и матку Тен?

– Простите, сэр, но вы ошибаетесь, говоря о попытке того дор-орсейца изменить законы! – Атчесон обернулся к нему, ощущая, как пылают уши. – К тому же на Тенри вообще нет законов в нашем понимании. Они руководствуются коллективным чутьем высших маток и двух самцов-наследников. У них очень сложная система распространения их воли на все сообщество. – Он несколько смешался и добавил, будто оправдываясь: – Мы это изучали. Дор-орсеец, о котором вы вспоминали, хотел перевезти на Тенри свою семью. Это всего два с половиной индивидуума.

– И что с ним за это сделали? Приговорили к смерти! Значит, на Тенри подходят к этому так же, как на Земле!

– Они растворили его в своих особях, – возразил Атчесон.

– То есть казнили!

– То есть растворили в себе, – настаивал констебль. – Для Тенри это милость, а не наказание. Отныне он будет жить в трех высших матках.

Моррисон загоготал.

– Слышь, Атчесон, ты сам-то согласился бы жить в трех высших матках, а? Сожрали они его, тут и думать нечего!

Констебль сдержался, но это стоило ему больших усилий. «Эти двое не знают, о чем говорят, – подумал он. – И они доставят Шерлока Холмса в Комитет по Контролю, где его… вычистят. Потому что там сидят такие же, как они, и тоже чертовски боятся».

Лестрейд снисходительно похлопал его по плечу:

– Послушай, парень, ты многого не понимаешь. Даже если дор-орсейцы вовсе не собираются перетаскивать сюда свой по-дурацки устроенный мир, их не должно здесь быть. Они слишком превосходят нас!

– И хотят нас уничтожить! – прорычал Моррисон.

Атчесон резко обернулся к нему, потеряв терпение:

– Это полнейшая чушь!

– Достаточно и первого факта, – спокойно заверил Лестрейд.

Констебль осекся.

– Пойми, мальчик мой: каждый, кто превосходит нас – враг. Ибо он показывает нам нашу ничтожность.

– Или наши возможности, сэр!

Лестрейд взмахом руки отмел его нелепое высказывание.

– Нам никогда не догнать этих тварей. Они биологически совершеннее нас, Атчесон. Ты понимаешь, что это значит?

– Но ведь и люди отличаются друг от друга!

– И это весьма паршиво. Будь моя воля, все были бы равны.

Том Атчесон открыл рот и не нашелся, что ответить.

– Я могу год за годом расследовать убийства и ограбления, – вкрадчиво проговорил Лестрейд, не спуская с него глаз. – Я могу набраться опыта, выучить повадки всех преступников Лондона. А потом придет Шерлок Холмс и раскроет дело лишь потому, что его рецепторы лучше моих приспособлены к улавливанию чужих запахов. Верите ли, констебль, меня это категорически не устраивает.

Атчесону уже нечего было терять.

– Разве это не есть суть зависти, сэр?

– Я предпочитаю называть это чувством справедливости, – ухмыльнулся Лестрейд. – На нем стоит наше общество!

А Моррисон, похлопав себя по кобуре, убедительно добавил:

– И будет стоять. Аминь!

Атчесон больше не говорил ни слова. Он стоял у другого окна и смотрел на небо, где вились облачные жгутики, похожие на бараньи хвосты. Ему не хотелось видеть, как Шерлок Холмс идет в южное крыло, и он с радостью закрыл бы глаза, чтобы не смотреть, как тот возвращается. Это означало лишь одно: все идет по плану Лестрейда.

– Ну, что я говорил! – с напускным спокойствием заметил инспектор. – Подходит. Детектив, приготовьтесь.

Из южного крыла выскочил Роджер Харт и двинулся в парк шатающейся походкой.

– Расколол его Холмс, – просипел Моррисон.

Но на Харта Тому Атчесону было наплевать.

«Поверни, поверни! – мысленно уговаривал он того, кто неумолимо приближался к столовой. – Ты же умнее нас всех, вместе взятых! Сообрази, что дело нечисто! Беги отсюда! Тебя никто не найдет!»

Он вспомнил семью, спасенную Холмсом от «кентерберийского привидения». Вспомнил простых людей, которым помогал прославленный сыщик. Вспомнил нашумевшую историю о пестрой ленте, благодаря которой была вскрыта целая сеть торговли контрабандными тварями с Рубежа – планеты, до тех пор считавшейся совершенно законопослушной.

«Спасайтесь, мистер Холмс! Мне плевать, кто вы такой на самом деле. Этот мир видел от вас только хорошее. Я не хочу участвовать в том, что сейчас произойдет».

Шаги в коридоре.

– Моррисон!

– Давно наготове, – прорычал инспектор.

Стук в дверь. Один, другой, третий раз.

– Да-да, Холмс! – крикнул Лестрейд. – Входите, мы давно вас ждем!

Дверь отворилась, и худощавый джентльмен с умным нервным лицом и острым носом, похожим на птичий клюв, шагнул через порог.

– Картина вырисовывается?! – переспросил Ватсон, не веря своим ушам. – Вы шутите, Холмс?

– Ничуть!

– Но мы не нашли ничего, что могло бы навести нас на отгадку! Обстоятельства этого дела выглядят крайне запутанными!

– И тем не менее, достаточно потянуть за одну ниточку, чтобы все встало на свои места.

Холмс поднялся.

– Давайте прогуляемся, пока не стало смеркаться. Дело оказалось значительно проще, чем я думал. Полагаю, уже завтра утром мы сможем вернуться в Лондон!

Озадаченный Ватсон последовал за другом.

Они вышли в сад, где тени деревьев наслаивались друг на друга. Солнце золотило края листьев.

– Не буду томить вас, дорогой Ватсон, – сказал Холмс, взглянув на лицо друга. – Все улики приводят нас к заключению: убийца – Роджер Харт!

Доктор остановился.

– Как? Почему?!

– Все очень просто! – Холмс увлек друга под сень раскидистых вязов, окаймлявших парк. – Старых слуг я исключил сразу: они ничего не приобретали от смерти Маргарет Кроули. Кто остается в подозреваемых?

– Компаньонка, врач и брат.

– Верно. Мы с вами пришли к выводу, что сперва убийца задушил Маргарет Кроули, а потом кто-то другой пытался замести за ним следы, однако осуществил это весьма странным образом: оставив одну, но крайне важную улику!

– Следы на портьере?

– Именно, Ватсон!

Они побрели по узкой дорожке, петлявшей среди деревьев.

– Но ведь это вполне объяснимо, – отозвался доктор, кутаясь в шарф. – Тот, кто уничтожал отпечатки, ничего не мог сделать с портьерой.

– О, нет! Он мог отпороть оборку, на которой остались следы.

– Лишь в том случае, если заметил их.

– Их невозможно не заметить, Ватсон. Вернее, их невозможно не почувствовать. Вы, без сомнения, обратили внимание на запах в спальне?

– На едкую лекарственную вонь? Я списал ее на содержимое тех пузырьков, что стояли возле постели покойной.

– Нет-нет, дорогой друг, так пахнет именно сонная смесь с дурманом! Человек, пришедший в комнату покойной, не мог этого не знать. И вот еще что очень важно: нас пытались убедить, что убийца задергивал штору, чтобы защитить себя от взглядов снаружи. Однако дело обстояло с точностью до наоборот! Штора уже была задернута, когда он явился к Маргарет Кроули – вспомните свидетельство горничной! Вам не кажется, что в этом свете его действия приобретают совершенно иной оттенок? И становится ясно, что это было не два человека, а один, пытающийся сбить нас со следа!

Ватсон остановился и щелкнул пальцами:

– Он не заметал следы! Он подставлял врача!

– Именно так! И кто же был в этом заинтересован? Женщина, влюбленная в Сайруса Челли настолько, что вышивает монограммы на его жилете (вы, конечно, заметили, что он левша, а стежки проложены правшой?). От волнения грызущая ногти, как ребенок? Женщина, полтора года живущая с ненавистной нанимательницей лишь потому, что в одном доме с нею – он, предмет ее обожания? Никогда!

Ватсон присвистнул.

– Молли Пейн – любовница доктора Челли?

– Разумеется! Они оба ведут себя как люди, не знающие толком, скрывать им связь или нет. Итак, Молли не стала бы подставлять Челли, а он сам уж и подавно не стал бы оставлять улику против себя. Таким образом, у нас остается лишь один претендент на место убийцы.

Они вышли из-под тени деревьев и неожиданно для Ватсона оказались прямо перед южным крылом. В окне первого этажа белело чье-то узкое лицо. Доктор тихо вскрикнул, заметив его.

– Да-да, это он! – хладнокровно отозвался Шерлок Холмс. – Роджер Харт давно наблюдает за нами. У него расшатаны нервы, он в ужасе. Когда он видит полицию и нас, его охватывает паника и он уже не контролирует свою речь.

– Простите, Холмс, но что особенного сказал мистер Харт? Я внимательно слушал его и ничего не заметил…

Сыщик обошел маленький пересохший пруд и двинулся к крыльцу, не спуская взгляда с лица в окне.

– Гораздо важнее, чего он не сказал! Роджер ни разу не упомянул о том, что его сестра жаловалась на боли. Он соврал нам, заявив, что они общались как ни в чем не бывало. Полагаю, он не разговаривал с ней вовсе. Трудно как ни в чем не бывало болтать с жертвой, к убийству которой ты готовишься.

Ватсон содрогнулся, представив, как Роджер Харт прятался по углам, словно крыса, избегая общения с любящей его сестрой.

Они приблизились к входу в южное крыло.

– Нам осталось выяснить лишь одно, – сказал Шерлок, расстегивая пальто.

– Что же?

– Зачем он раздвинул шторы.

– Вы всерьез полагаете, что это важно? – озадачился Ватсон.

– Самое важное, что есть во всей истории!

Роджер Харт распахнул дверь своей комнаты раньше, чем они подошли. Он дожидался их, прислонившись к косяку – бледный, взлохмаченный.

– Портьеры! – крикнул Холмс еще издалека. – Зачем вы раздвинули их?

Роджер молча помотал головой. Губы его прыгали на обескровленном лице.

– Так зачем? – резко повторил Холмс, приблизившись.

Ватсон со смесью жалости и брезгливости смотрел на лицо убийцы.

– Я… Не… – просипел тот.

Холмс нахмурился.

– Ну же, мистер Харт! Довольно лжи! Ответьте на один вопрос – и я оставлю вас наедине с вашей совестью! Шторы были задернуты: горничная вашей сестры внимательна и добросовестна. Зачем вы открыли окно?

Роджер сник.

– Маргарет хотела взглянуть на звездное небо, – прошептал он. – Я не в силах был отказать ей в последней просьбе. Это меня и погубило.

Глаза его закатились, и Роджер Харт начал сползать по стене. Ватсон подхватил его, и вместе с Холмсом они затащили почти бесчувственное тело в комнату.

Когда в Харта влили бренди, щеки его порозовели. Он открыл глаза и попытался сесть.

– Лежите! – приказал Холмс. – Вы убили сестру, желая помочь ей?

– Маргарет… Она просила об этом. Я не хотел! Но отказать ей было свыше моих сил! Если бы вы знали, в каком аду она жила! А вместе с ней и я.

Ватсон заставил беднягу глотнуть еще бренди. Харт окончательно пришел в себя, но руки его мелко дрожали.

– Вы спрашивали о портьерах… – слабо проговорил он. – Почему? При чем здесь они?

Сыщик склонился над ним.

– Я опасался, что у вас есть сообщник и таким образом вы подавали ему сигнал: «дело сделано». Рад, что это не так.

Роджер нашел в себе силы улыбнуться.

– Сообщник? Нет, мистер Холмс, я ни с кем не мог разделить эту ношу. И мне нести ее до конца моих дней. Я хотел избежать казни за убийство Маргарет, но теперь думаю, что был глупцом. В моем случае это не воздаяние за грех, а милость.

…Шерлок Холмс шагнул через порог и учтиво поклонился:

– Здравствуйте, детектив Моррисон. А, Том Атчесон! Рад вас видеть!

– Д-да, сэр, – невпопад выдавил констебль.

– Холмс! Неужели вы готовы сказать, кто убийца? – с нарочитым недоверием воскликнул Лестрейд. – Вам хватило нескольких часов, чтобы разобраться в этом сложнейшем деле?

Он бросил выразительный взгляд на констебля.

– Не сказал бы, что оно такое уж запутанное.

Холмс сел в кресло и непринужденно закинул ногу на ногу. Три человека не сводили с него глаз. Один держал под столом револьвер, готовясь стрелять, другой бессильно скрипел зубами, не в силах ничем помочь.

Лестрейд изо всех сил пытался сохранять спокойствие, но это давалось ему с большим трудом.

– Итак… – начал он, сверля Холмса взглядом.

– Итак, я готов ответить на вопрос, кто убийца.

– Мы все внимание! – голос Лестрейда точился патокой, в которой могла бы утонуть пчела.

– Инспектор, вывод однозначен. Маргарет Кроули убил…

Моррисон начал подниматься.

У Тома Атчесона предупреждающий вскрик застыл на губах.

Лестрейд сбросил маску и стал похож на хорька, наконец-то готового вонзить зубы в добычу.

– …Ллойд Кармайкл, – закончил Шерлок Холмс.

Его слова произвели удивительное воздействие. Три человека застыли в тех позах, в которых находились, словно их заколдовали.

Первым пришел в себя констебль Атчесон.

– Что?! Как вы сказали, мистер Холмс?

Сыщик обернулся к нему.

– Вы, наверное, не слышали о банде Кармайкла? Лестрейд расскажет вам при случае. Они из этих мест. Год назад полиция взяла двоих или троих, но главарь остался на свободе. И вот теперь Маргарет Кроули пала его жертвой.

На Лестрейда было жалко смотреть.

– Как?.. Почему? – бормотал он.

Моррисон с деревянным стуком упал на стул.

– Это же очевидно! – с легким удивлением отозвался Холмс. – Кармайкл когда-то, довольно давно, работал в поместье Кроули – об этом мне напомнил Роджер Харт. Бандиту было известно, как пробраться в дом. Полагаю, он хотел всего лишь переночевать; вы же знаете – полиция обложила всю округу. Но на несчастье Маргарет Кроули, она оказалась в той самой комнате, через которую он пытался попасть внутрь. Чтобы женщина не подняла тревогу, Кармайкл придушил ее – и сбежал.

Моррисон часто моргал, будто не в силах осмыслить услышанное.

– Но как же… – ошеломленно бормотал Лестрейд, – как же следы? Отпечатки? Портьера, подушки?

Холмс пренебрежительно махнул рукой:

– Вы придаете им слишком много значения. Все эти улики противоречат друг другу. Несомненно, Кармайкл пытался неуклюже отвести подозрения, но не преуспел. Заверяю вас: как только его схватят, он подтвердит мой рассказ.

Он поднялся и дружелюбно кивнул Тому Атчесону. Потом перевел обеспокоенный взгляд на Моррисона.

– С вами все в порядке, детектив? Вы издаете странные звуки!

– У него кашель, – пришел на помощь Лестрейд. – Грудной.

– Местами даже желудочный, – подтвердил констебль.

Детектив Моррисон наградил Атчесона свирепым взглядом, но тот ответил лучезарной улыбкой.

– Приятно было повидаться, джентльмены, – Холмс поклонился. – С вашего позволения, мы вернемся в Лондон сегодня же: здесь на редкость сыро, а доктор Ватсон жалуется на простуду. Не забудьте рассказать мне, когда схватите Кармайкла, зачем он заляпал портьеры лекарством. Удачи вам, Лестрейд!

– Спасибо, мистер Холмс, – бесцветным голосом сказал инспектор. – Премного вам благодарен.

Лошади фыркали и запрокидывали головы. Им предстояло везти карету обратно к станции, и обе были этим недовольны. Ватсон похлопал их по крупам, шепнул пару слов – и те успокоились. Конюх уважительно качнул головой.

– Я не раз замечал, что у вас какая-то волшебная власть над животными, – заметил Холмс, устраиваясь в карете.

– Только над лошадьми, – рассмеялся доктор. – Это осталось еще с армейских времен. А вот собаки меня терпеть не могут.

– Вы преувеличиваете. Подайте, пожалуйста, саквояж.

– Рад, что он не пригодился…

Том Атчесон наблюдал с крыльца за их сборами. Он вышел, чтобы попрощаться окончательно, но что-то заставило его встать в стороне. Какое-то странное чувство…

Вдалеке показалась фигура Роджера Харта. Он возвращался домой, поникший, не видящий никого вокруг.

– Что с ним будет дальше, как вы думаете, Холмс? – спросил Ватсон, не замечая за спиной констебля. – Может ли человек с таким чудовищным грузом на душе…

Предупреждающий окрик сыщика заставил его замолчать. Ватсон стремительно обернулся и наткнулся на ошеломленный взгляд Тома.

– А-а, это вы, констебль! – несколько принужденно улыбнулся он. – Надолго задержитесь в Кроули?

Не отвечая, Том Атчесон перевел взгляд с него на Холмса.

– Вы знали! – изумленно протянул Атчесон, обращаясь к Шерлоку. – Вы знали, кто убийца!

Он шагнул к карете. Ватсон сделал попытку преградить ему дорогу, но Холмс уже спрыгнул с подножки.

– Не стоит, друг мой! – остановил он доктора.

Теперь они стояли с констеблем вплотную. Атчесон откровенно разглядывал сыщика, пытаясь найти хотя бы намек на дор-орсейское происхождение. Тщетно.

– Как вы догадались? Почему вы не выдали себя? – без всякого возмущения спросил он.

– Себя? – удивленно переспросил Холмс. – О чем вы? Я не выдал Харта, не стану отрицать.

– Это правильный поступок! – очень медленно, взвешивая каждое слово, сказал Атчесон.

– Ну, благодарить за него мистеру Харту следует не меня, а доктора.

Констебль открыл рот.

– Доктора? – бессмысленно переспросил он. – Какого доктора?

– Я к вашим услугам! – поклонился Ватсон. – Холмс прав: вся вина на мне.

Шерлок Холмс развел руками, будто признавая поражение:

– Вы произнесли прекрасную речь, друг мой, пытаясь удержать меня от того, чтобы поделиться нашими выводами с Лестрейдом! И хотя это противоречит всем моим принципам, думаю, что я никогда не пожалею о своей лжи.

Том Атчесон перевел взгляд на Ватсона.

– Вы остановили мистера Холмса от того, чтобы открыть имя настоящего преступника? – недоверчиво переспросил он.

– Боюсь, что так. – Доктор сдержанно улыбнулся. – Надеюсь, вы не приговорите меня за это к смертной казни?

«К смертной казни!»

Констебль Атчесон словно прозрел. Румянец спал с его лица.

– Вы! – прошептал он, пятясь от доктора Ватсона. – ВЫ!

Все разрозненные факты в его голове стремительно заняли надлежащее место. Кто обитает на Бейкер-стрит, кроме Шерлока Холмса? Кто появился там около двух лет назад? Кто помогает Холмсу во всех расследованиях? Кто, наконец, подсказал великому сыщику не сообщать Лестрейду имя настоящего преступника?!

Факты сложились в целостную картину.

– Так это вы! – повторил ошеломленный Том Атчесон.

Доктор Ватсон не понял смысл его восклицания. Или сделал вид, что не понял.

– Я воззвал к милосердию, – серьезно сказал он. – Как врач я искренне убежден, что Роджер Харт сотворил доброе дело. От болезни Маргарет Кроули нет лекарств, и жить ей оставалось не больше года. Год жизни – это мало. Но год пыток – это очень много. Я не могу винить мистера Харта за то, что он поддался мольбам близкого ему человека. Сказать по правде, на его месте я поступил бы так же.

– И все это, констебль, он изложил мне, – вступил Холмс. – В такой пылкой манере, что я только диву давался.

Ватсон смущенно улыбнулся:

– Я знаю, друг мой, вы убеждены, что нет ничего выше справедливости. Я же уверен, что иногда справедливость должна уступать милосердию. Не нам судить Роджера Харта. Не человеческий суд, а божий ожидает его, и я убежден, что это правильно. Лестрейд сделал бы все, чтобы беднягу повесили!

– Именно поэтому, как вы и посоветовали, я солгал Лестрейду! – кивнул Шерлок Холмс. – Том, я знаю, вы славный юноша. Мне жаль, что вы случайно стали свидетелем этой тайны. Могу я просить вас не выдавать ее Лестрейду? Инспектор хороший человек, но в некоторых вопросах…

– Излишне консервативен, – пришел на помощь констебль Атчесон. – Мистер Холмс, мистер Ватсон, вам не о чем беспокоиться: я сохраню вашу тайну.

Он пристально взглянул на доктора. Но в карих глазах была полнейшая безмятежность.

«Все это время! – пораженно думал Атчесон. – Все это время он был рядом! Направлял Холмса! Подсказывал ему, как действовать! Вот он, мощнейший ум в действии: всегда быть в тени, на заднем плане, на третьих ролях! Никогда не привлекать к себе внимания! А мы, глупцы и слепцы, смотрели туда, где сияло пятно света, вместо того, чтобы искать фонарь. Кто появился из ниоткуда, объясняя свои раны войной? У кого нет ни единого родственника, способного подтвердить его личность? Доктор Ватсон, можете мне поверить: я не выдам ваш секрет. Пока вы храните для нас Шерлока Холмса, вы бесценны».

Доктор следом за сыщиком легко забрался в карету.

– Прощайте, Том! – крикнул он и помахал рукой.

– Прощайте, беглец с Дор-Орсея, – одними губами сказал Атчесон.

– Вам не показалось, что у юноши что-то странное творилось с лицом? – поинтересовался Шерлок Холмс, когда карета уже съехала с холма и тряслась по полю.

– Показалось, – невозмутимо кивнул доктор Ватсон. – Я объяснил это несварением желудка. После местной стряпни и неудивительно! Жду не дождусь, когда мы вернемся под крыло миссис Хадсон!

– Откровенно говоря, я тоже, – сознался Холмс.

В камине потрескивал огонь. Шерлок Холмс сидел в кресле, вытянув ноги, и отрешенно наблюдал за пляской алых искр на обугленных поленьях.

– Надеюсь, вы не простудились, мистер Холмс! – хлопотала миссис Хадсон. – Ох, эта поездка не пойдет на пользу ни вам, ни бедному доктору Ватсону.

Она налила чай. В комнате запахло свежо и ярко, будто внесли елку.

– Где вы берете травы для своих неповторимых настоев, миссис Хадсон? – спросил Холмс.

– У зеленщика в лавке. Там же, где и все…

– Но больше ни у кого я не пробовал такого великолепного чая, – рассеянно пробормотал сыщик.

– Все дело в пропорциях. – Старушка одним точным движением взболтала чайник и долила еще чуть-чуть в белоснежную фарфоровую чашку. К смолистым ароматам добавился слабый запах земляники.

– Готово, мистер Холмс. Надеюсь, вам придется по вкусу.

Сыщик протянул руку, отпил чуть-чуть. И, словно этот единственный глоток придал ему сил, поднялся. На его бледное лицо стремительно возвращались краски.

– Вот так, мистер Холмс, вот так! – ворковала домовладелица, кружась с чайником. – Теперь вы точно не заболеете!

– Миссис Хадсон, ваш чай определенно творит чудеса.

Сыщик снял со стены скрипку, провел смычком по струнам… Затем прикрыл глаза и заиграл.

– Замечательно, чудесно! – прошептала старушка. – А наш добрый доктор уже в полном порядке, хотя и сам не знает об этом. В другой раз нужно добавить… – она пошевелила пальцами в воздухе, – кору ясеня, определенно, кору ясеня… Или вереск?

Миссис Хадсон в задумчивости двинулась к выходу, но возле двери обернулась.

Шерлок Холмс играл, забыв обо всем. Старушка прислонилась к дверному косяку. На лице ее застыло выражение удовлетворения и гордости.

Одна чашка чая – и вот он музицирует. И как!

Сморщенные губы миссис Хадсон тронула счастливая улыбка.

Разве может что-либо сравниться с ощущением власти над гением! Направлять его, подсказывать, где ждет опасность, встречать его дома, чтобы окружить заботой и теплом! А как упоительно пробуждать в нем творческие порывы!

«Заблуждаются те, кто упрекает нас в честолюбии, – думала миссис Хадсон. – Стать богом для другого существа или даже для многих – это не честолюбие. Беречь его, развивать в нем талант, вглядываться в него, как в обожаемое дитя… И всегда скрытно, всегда незримо! Они говорят – власть? О, нет! Самое близкое к этому чувство у людей называется любовью».

Шерлок Холмс упоенно играл на скрипке. Наверху, сквозь дремоту расслышав музыку, улыбнулся доктор Ватсон. На тумбочке возле его кровати стояла пустая чашка, из которой пахло весенней травой и немножко дымом.

Миссис Хадсон улыбнулась, осторожно поправила парик, из-под которого выбивались белые опахала контурных перьев, и беззвучно вышла из комнаты.