Глава 30
{АЗА}
Я ожидаю увидеть на месте своего дома дыру. Я приеду – а родных нигде нет. А может быть, дом будет окружен полицейскими машинами. А может, там меня будут поджидать Дыхание или кто-нибудь еще. Меня схватят и бросят в тюрьму. Или в корабельный карцер. Родной район кажется мне странным и непривычным. Не видно неба на мили вокруг, земля не качается, нет ни снега, ни льда.
Я сворачиваю на свою улицу с ощущением, что близится час расплаты. Маганветар знает, где я живу. Заль догадается, куда я пойду. На меня, скорее всего, уже открыли охоту.
Но почему тогда Дыхание дал мне уйти? Наверное, он выполнял чей-то приказ. Если так, то чей? Может быть, у нас все-таки есть хоть немного времени, чтобы побыть вместе? Может быть, магонские власти хотят, чтобы я оставалась внизу? Не знаю… Трудно понять, что они задумали.
Я не обычная магонка. Само мое существование противозаконно. Я из другого мира, всюду чужая. Моя мать убийца и преступница. Должно быть, она уже сидит в магонской тюрьме. Возможно, я тоже убийца и преступница. А что же стало с моим отцом, если он у меня вообще есть? Никто мне про него не рассказывал. Почему я сама ничего не спрашивала?
На улице тихо, но тишина эта не возбуждает подозрений. Сидящие в ветвях деревьев птицы не взывают ко мне, в их песнях нет слов.
Небо ясное, светит солнце – можно даже предположить, что небесные жители не знают, где я. Я почти готова забыть, что Магония существует, но это было бы безумием.
Погода безветренная, холодная, хотя на Шпицбергене было куда холодней.
А вот и мой дом. Меня встречает все та же дверь, выкрашенная желтой краской, все та же голубая машина под окнами со знакомой вмятиной на дверце.
Как только я вижу эту вмятину, на глазах выступают слезы. На секунду я представляю, что никуда не пропадала. Вот я возвращаюсь из школы; Джейсон, как всегда, подвозит меня до дома; слегка покашливая, я выхожу из машины. Все как обычно. Только сейчас мы с Джейсоном держимся за руки, а в старой жизни этого бы не случилось. В старой жизни мы не были вместе.
Воротник его рубашки порван, а к щеке пристала грязь. Невероятно: мы столько всего пережили, а он отделался испачканной щекой! Мне хочется рассмеяться.
Мир уцелел, и мы стоим перед моим домом.
Я бросаю взгляд на Джейсона. Мы держимся за руки, и я ощущаю, как бьется пульс в кончиках его пальцев.
– Что скажешь? – спрашивает он, хотя прекрасно знает мое мнение об этой затее.
– Родители дома, – говорю я.
– Готова?
– Конечно, нет.
– Может, нам стоит спрыгнуть с гаража?
– Или залететь в окно, – говорю я, и к горлу подступают рыдания. Я не хочу снова испытывать боль. Плана у меня нет. Но куда еще мне пойти? Это мой дом. Нет, не так: это мой дом.
Я разворачиваюсь и начинаю уходить. Мне нельзя видеться с родителями. Только не в таком виде. Я больше не похожа на себя.
– Ты когда-нибудь слышала о ганцфельд-эффекте? – спрашивает Джейсон напряженным голосом. Он говорит быстрее обычного, явно едва сдерживая тревогу.
– Нет, – отвечаю я, ускоряя шаг. Ему не удастся усыпить мою бдительность с помощью миллиона ненужных фактов.
– Это когда мозг усиливает нейронный шум в попытке найти недостающие сигналы. Скажем, если ты долго будешь смотреть в пустое небо – без солнца, птиц и облаков, – то рано или поздно у тебя начнутся галлюцинации. Будешь долго смотреть на снег, и начнешь видеть в нем города.
– Магония – не галлюцинация, – возмущенно перебиваю я. После всего, что он видел, не может же он всерьез так считать!
– Чтобы вызвать этот эффект, ученики Пифагора подолгу сидели в темных пещерах. Только представь себе: мудрость, возникшая из ниоткуда. А сегодня он наблюдается у космонавтов и исследователей Арктики.
Он сплетает пальцы с моими, продолжая болтать без остановки. Придется терпеливо слушать.
– И у заключенных-одиночников, которые сидят в темных камерах. Им обычно мерещатся различные цвета и фигуры. Для этого даже придумали специальный термин: тюремное кино. Кстати, некоторые считают, что рисунки в пещере Ласко тоже были сделаны в темноте, что первобытные люди не рисовали по памяти, а изображали на стенах пещеры свои видения. Чтобы спровоцировать эти видения, надо было много часов провести без света.
Я озадаченно смотрю на него. Остановив взгляд на моем лице, он продолжает:
– Мы не знаем, почему наш мозг создает их. Но он явно хочет что-то увидеть. Все эти красивые образы возникают на пустом месте, как будто из ниоткуда, – так же, как и вы, магонцы. Я в жизни не видел ничего прекраснее твоей небесной страны. Я верю тебе. Магония открылась мне и до сих пор иногда мелькает перед глазами.
Он указывает в небо, где быстрым ходом плывет маленький безобидный парусник.
– Даже тот, кто никогда не видел ничего удивительного, может поверить в чудо, Аза Рэй. Даже тот, кто ни разу не видел света, даже тот, кто всю жизнь находился во мраке, даже тот, кто ослеп, потому что слишком долго смотрел на солнце, может поверить в чудо. Я верю тебе, и твои близкие тоже тебе поверят.
– Но я перестала быть собой, – говорю я.
– Нет, не перестала. – Мы останавливаемся. – К слову сказать, мне тоже страшно.
– Правда? – удивляюсь я. Мне почему-то сразу становится легче.
– Ну да, – говорит он. – Хорошо хоть, мы друг друга не боимся.
Я заглядываю ему в лицо.
– Точно?
Немного поколебавшись, он отвечает:
– Точно. Ну, то есть я иногда могу вселять ужас. Может быть, ты меня боишься.
– Да, я трепещу перед тобой, – говорю я с улыбкой.
Мы подходим к крыльцу моего дома.
Я думаю о том дне, когда попала в этот дом, о том дне, которого не помню. Это было пятнадцать лет назад. Крохотная, беззащитная, я оказалась в чужой кроватке и в чужом теле. Меня оставили умирать, но я выжила благодаря людям, которые заботились обо мне, даже не подозревая, кто я такая на самом деле. Они отдали все силы на то, чтобы поддерживать жизнь в моем сломанном теле. Они любили меня.
Я представляю, как мама заходит ко мне в комнату, а в руке у нее шприц с сывороткой – Джейсон рассказал мне про тот случай. Ей было страшно, она понятия не имела, подействует ли препарат. Мама думала, что я обычный ребенок, который умирает от никому не известной болезни. Но она решила разобраться в ней. Она создала лекарство и ввела его мне в кровь. Она не теряла надежды. Врачи были бессильны, но она не сдавалась.
Благодаря ей я все еще жива.
Из груди раздаются хрипы.
Но ради того, чтобы снова оказаться дома, можно и потерпеть.
Я нажимаю кнопку звонка, и в коридоре слышатся шаги. Судя по звукам, папа ходит по дому в ботинках, хотя это и запрещено. Мама что-то вполголоса ему говорит.
Джейсон пружинисто переступает с ноги на ногу, как будто готовится рвануть отсюда куда подальше, как будто пришел знакомиться с родителями своей пассии перед выпускным балом.
Мне вдруг начинает казаться, что ничего плохого произойти уже не может. Глупо так полагать, Аза, очень глупо, но мне плевать.
Дверь открывается.
На пороге стоят мои родители.
Я с трудом сдерживаю слезы. Они бы только испугались, если бы позвонившая в дверь незнакомка разрыдалась у них на глазах. С моих губ срывается странный, неестественный звук. И вот они {???}, и вот я {&,&,&}, и они смотрят на меня с таким видом, будто мы друг другу чужие, и это вполне объяснимо, но все же так неправильно, и поэтому я говорю: «Мам?»
Я знала, что так случится, ведь у меня теперь совсем другая внешность, но я все равно не готова к этой встрече. Мне больно.
– Что? – говорит она. – Что ты сказала?
– Ничего.
Мне хочется повернуться на сто восемьдесят градусов и убежать. Да, это трусливо, зато здесь меня никто не узнает – ни родители, ни соседи. Никто.
Я начинаю что-то невнятно бормотать, и мне на подмогу приходит Джейсон.
– Салют, – говорит он. – Это прозвучит странно, но вы выслушайте меня, ладно?
– Джейсон, – говорит мама. – Как ты себя чувствуешь? Выглядишь не очень. Позвонить Кэрол? Я слышала о том, что случилось.
– Удар молнии, – говорит Джейсон. – Не рекомендую. Но в целом я в норме.
Кровь громко стучит у меня в висках. Неподалеку на дереве сидит Кару. Он расправляет крылья, и во мне раздается песня, несущая спокойствие.
– Джейсон, – говорит папа. Он пытается улыбнуться, но заметно, что ему крайне непривычно видеть Джейсона с кем-то, кроме меня. – А кто это?
– Это…
Я поправляю рукой волосы. Они ни за что меня не узнают.
– Здравствуйте, – говорю я едва слышно. – Рада встрече.
По лестнице сбегает Илай. Оказавшись у двери, она останавливается как вкопанная.
– Ничего себе, – говорит она. – Я услышала твой голос и на секунду… – она приглядывается ко мне и озадаченно хмурит лоб, а затем переводит взгляд на Джейсона.
– Джейсон?
Родители пристально смотрят на меня. Ну конечно, как я могла забыть! Голос у меня остался прежним.
– Кто ты? – спрашивает папа. – Кажется, я не…
– Ох не знаю не знаю не знаю… – говорит мама, и с каждым словом ее голос становится все выше.
– Это не смешно, – говорит папа.
– Согласен, – кивает Джейсон. – Я и не пытаюсь вас разыграть. Она хочет кое-что вам показать.
Мама не сводит с меня глаз, папа начинает плакать. Мне этого не вынести. Джейсон протягивает мне ручку и листок бумаги.
– Давай, – говорит он. – Ты знаешь, что делать.
– Это письмо с извинениями, – говорю я гораздо громче, чем собиралась. Приложив лист к стене, я принимаюсь писать. На бумаге появляются знакомые буквы. Мой почерк тоже не изменился. Некоторые мелочи никогда не меняются, что бы ни случилось.
– Простите меня, – говорю я, – за то, что я вас не ценила. Когда вы проводили со мной время. Когда заходили ко мне в комнату, успокаивали и говорили, что любите.
– Подождите, – говорит мама. – Что все это значит? Джейсон, это жестоко…
– Прости, – говорю я папе, – за то, что тебе приходилось по сто раз приезжать в школу вызволять меня из кабинета директора. Прости, что не ценила твою поддержку, когда ты держал меня за пальцы ног во время МРТ, и говорила, будто мне не страшно. На самом деле я очень боялась, но с тобой мне было спокойнее. Ради меня ты готов был накостылять Большой Птице из «Улицы Сезам».
Папа морщится и приглушенно всхлипывает.
– Мне жаль, что сальто назад не твой конек и что ты потянул спину, когда выпендривался передо мной.
Внезапно он прыскает со смеху, а потом снова смотрит на меня, меняясь в лице.
– Прости, что умерла, когда ты был рядом и ничего не мог поделать. Ты не виноват. Я все объясню.
Я перевожу взгляд на Илай.
– Прости, что…
– Не надо, – говорит она, пристально глядя мне в лицо. – Можешь ничего не говорить. Я и так вижу, что это ты, Аза.
– Я даже не написала тебе нормальное письмо с признанием в любви, – говорю я, еле сдерживая слезы, – что уж говорить о письме с извинениями. Я понаписала всяких глупостей и ничего стоящего.
– А еще ты недооценила меня, – говорит она со своей фирменной улыбкой. – Ничто не ускользает от моего внимания.
– Что вы такое говорите? – вмешивается мама. Я окидываю взглядом ее лицо, ее светлые волосы, собранные в хвост, ее горящие глаза.
– Прости меня, – говорю я, – за то, что я не понимала, как сильно мне с тобой повезло. Ты задерживалась допоздна на работе, а я по утрам спала. Мы почти не виделись. Я высмеивала твоих Мышей Икс. Что бы ты для меня ни делала, я говорила, что ты только напрасно тратишь время. Я постоянно жаловалась. Я помяла машину. Я въехала в гаражные ворота – дважды, – а потом сказала, что это ты задела ее велосипедом. Твои последние слова я слышала по телефону, когда лежала в «Скорой», и ты сказала, что отпускаешь меня.
У мамы трясутся уголки губ.
Как доказать, что ты не умерла? Как доказать, что ты выжила, если твой труп видела вся семья? Как доказать, что ты осталась человеком после всего, что случилось, и в преддверии всего, что будет? Не знаю. Мне известно лишь одно: надо верить в людей.
Мои близкие стоят рядом со мной. Проходит несколько секунд, наполненных сомнением и безразличием.
Затем сестра протягивает ко мне руки, за ней папа, а потом и мама. Кару что-то тихо напевает, разместившись на дереве у крыльца. Я бросаюсь к ним в объятия. На мгновение Джейсон остается в стороне, но потом я высвобождаю одну руку и притягиваю его к нам, и мы
()
и мы [[[[[[[[[[[]]]]]]]]]]]
и мы
Д О М А
О М
М О
А М О Д
И мы не будем заглядывать в будущее.
Они еще придут за мной. Заль жива, Магония никуда не делась. И не стоит забывать о Дае, о Хейуорд, о Дыхании. Небо таит в себе множество опасностей.
Но сейчас мы с родителями, сестрой и Джейсоном стоим в обнимку посреди кухни.
Не знаю, сколько времени мы успеем провести вместе, но я буду ценить каждую секунду. В груди у меня звучит песня моей странной, прекрасной птицы, а вокруг – спасенный от затопления мир.
Я Аза Рэй, человек из Магонии и магонка с земли. Я Аза Рэй, хронический пациент, чье будущее намного интереснее прошлого. Я Аза Рэй, родившаяся в облаках. Я Аза Рэй, магонская девушка, которая влюбилась в парня с земли.
Если мне придется улететь – он полетит со мной. Если мне придется странствовать по небу – он будет на моем корабле. Наши с Джейсоном пальцы переплетены. Мы не отпустим друг друга.
Я делаю вдох и выдох.
