РОДСТВЕННЫЙ ОТБОР
Биологи неоднократно пытались объяснить поведение, которое внешне представляется жертвенным. Многие из них использовали предложенное Уильямом Хэмилтоном понятие родственного отбора. Согласно Хэмилтону, индивид часто бывает способен улучшать свое генетическое будущее, жертвуя собой ради других индивидов, носителей таких же, как у него, генов. Действительно, для некоторых особей некоторых видов (например, у рабочих муравьев, которые не могут размножаться) помощь родственникам — единственный способ помочь выживанию копий их собственных генов. Модель родственного отбора предсказывает, что родители пойдут на «альтруистические» жертвы ради своего потомства, братья — ради сестер и т.д. (Предвосхитив аргумент Хэмилтона на несколько десятков лет, Дж.Б.С. Хэлдейн однажды заметил, что для него было бы целесообразно пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы спасти жизни своих восьми двоюродных братьев и сестер — потому что двоюродные братья и сестры в среднем имеют одну восьмую общего генетического материала.)
Модель родственного отбора хорошо встраивается в концепцию Дарвина и пользуется большим влиянием в том, что касается предсказаний. Э.О. Уилсон, например, показал, что то, в какой степени муравьи помогают друг другу, очень точно предсказывается степенью их родства. Роберт Трайверс даже показал, что модель родства предсказывает специфические конфликты между родственниками. Он, например, продемонстрировал конфликт матери и потомства из-за отнятия от груди: период грудного вскармливания, отвечающий репродуктивным интересам матери, значительно короче, чем тот, который лучше всего служит ее потомству.
Жертвы, принесенные ради родственников, — пример того, что Э.О. Уилсон называет «“жестким” альтруизмом, набором реакций, на которые не оказывают особого влияния социальные вознаграждения или наказания за пределами детского возраста». С одной точки зрения поведение, которое объясняется моделью родственного отбора, отнюдь не является жертвенным. Когда особь помогает родственнику, она просто помогает той части себя, которая воплощается в генах этого родственника.
Однако, как отмечает философ Филип Китчер, этот взгляд слишком быстро списывает невероятные личные издержки, которые иногда приходится нести тем, кто жертвует собой ради родственников.
Когда мы вспоминаем случаи альтруистического поведения в отношении родственников, мы вспоминаем в первую очередь не родителей, которые бросаются спасать детей прежде, чем осознают, что опасность грозит и им самим. Нет, мы думаем о политических заключенных, которые выдерживают пытки, чтобы защитить своих родных, о Корделии, следующей за отцом в тюрьму, о решимости Антигоны похоронить своего брата. Это не те случаи, от которых мы склонны отмахнуться как от реакций, «оставшихся более или менее неизменными за пределами детского возраста». Наоборот, они предстают перед нами как мужественные акты самопожертвования, на которое человек решился после глубокого размышления.
Но самая главная трудность использования модели родственного отбора для наших целей состоит не в том, что она не объясняет некоторых из проявлений благородного поведения, подпадающих под рубрику жесткого альтруизма. Проблема, скорее, в том, что она не объясняет многих вполне понятных случаев по-настоящему альтруистического поведения в отношении не-родственников.
Некоторые аналитики предлагали считать жесткий альтруизм эволюционным рудиментом, паттерном, сформированным родственным отбором в те времена, когда люди жили исключительно в группах близких родственников. С этой точки зрения особая концентрация на различиях между родственниками и неродственниками никогда не приносила каких-либо особенных преимуществ, ибо все в той или иной степени состояли в родстве.
Действительно, наши предки существовали небольшими родственными группами на протяжении всей эволюции человека, и совершенно логично говорить о том, что черты, каким отдавалось предпочтение в течение этого периода, могли сохраниться до наших дней. Но даже в ранних группах охотников и собирателей модель родственного отбора не будет предсказывать альтруистического поведения ко всем без исключения.
Так происходит просто потому, что генетическое родство стремительно уменьшается, как только мы выходим за пределы нуклеарной семьи. Родные братья и сестры имеют в среднем половину общих генов, двоюродные — только одну восьмую, а троюродные — только одну тридцать вторую. Таким образом, с точки зрения генетики троюродные родственники мало чем отличаются от совершенно чужих людей, а модель родственного отбора предсказывает, что помощь им принесет лишь небольшую выгоду. Было показано, что насекомые меняют свое поведение при оказании помощи с учетом еще более мелких вариаций в степени родства, чем эта. Поскольку всегда есть крайне существенные вариации в степени генетического родства даже между членами самых мелких групп охотников и собирателей, маловероятно, чтобы силы родственного отбора могли породить неразборчивое альтруистическое поведение.
