ФЕЛИСИТИ. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Я поставила на полку еще один отполированный бокал. И со вздохом осмотрелась. Трое нетрезвых джентльменов за стойкой недолго мучили меня вопросами о Ричарде и переключились на новую тему: рождение наследника у принца Уильяма и его Кейт. Мать что-то колдовала над счетами и налогами в задней комнате — как всегда, когда я работала в баре. Неужели весь этот бумажный мусор отнимает так много времени и сил, что мне приходится трижды в неделю обслуживать трех алкоголиков, пока маман по шесть часов упирается за письменным столом?
— Да ты уже профессионал, — обрадовал меня Стенли.
Вот спасибо! Если бы мне еще платили за мой профессионализм, я бы давно разбогатела. Пока же я занималась благотворительностью. Мать мне ничего платить не могла. Она платила уборщице, чтобы самой хотя бы не мыть полы в пабе, но на меня уже доходов не хватает.
Воспоминания о волшебных событиях прошлой недели уже как-то поблекли. Я пребывала в прострации, не могла собраться, долго не несла заказанное пиво, так что даже Эда вывела из себя.
Иногда я думаю, что эти трое нетрезвых с их красными лоснящимися физиономиями отпугивают от нашего паба пристойную публику. Мы будем рады любому посетителю, знакомому и неизвестному, родному или чужому, кого бы сюда ни занесло. У Майка и Стенли в крови постоянный градус алкоголя, отчего они с любым неизменно разговорчивы. Я много раз объясняла матери, что гостям не нравится навязчивое внимание Майка и Стенли, это их отпугивает. Но мать не в состоянии была отказать этим трем постоянным клиентам. И я ее понимаю: эти трое были уже несколько лет не только единственным стабильным источником дохода нашего убогого заведения, но и единственными друзьями моей матери, не считая миссис Коллинз.
— Что в школе, детка? — спросил Майк, как он делал это трижды в неделю.
— Все в порядке, — ответила я, тоже как обычно.
— Как там Ли?
Я едва не выронила стакан из рук от неожиданности.
— Им вся школа бредит. Эд слышал.
Я изумленно уставилась на Майка.
Майк хлопнул Эда по плечу, тот отреагировал как всегда, то есть никак.
— Что именно слышал Эд? — полюбопытствовала я.
— Что Ли за тобой ухаживает. — Майк расплылся в улыбке.
На этот раз стакан все-таки выпал у меня из рук и со звоном разлетелся на мелкие осколки. Пришлось подметать.
— Значит, это правда?
— Нет, — отрезала я, — он просто сидит со мной на всех уроках, это все. А откуда ты об этом знаешь? — обратилась я напрямую к Эду.
Эд, как всегда, уставился на пинту пива у себя под носом, и за него ответил Стенли:
— Он говорит, ему рассказала миссис Маккенна. Ее сын Кори тоже ведь учится в вашей школе.
Проклятие! Кори! Да чтоб тебя!
— Эд, откуда ты знаешь миссис Маккенна? — Я угрожающе надвинулась на Эда.
— Она же его сестра! — объяснил Майк.
Вот те на! Кори никогда не упоминал, что у него есть дядя по имени Эд. Но это неудивительно, если дядя не вылезает из паба.
Очевидно, и для Эда этот разговор был неприятен, потому как Майк срочно поменял тему. Тут из офиса вышла мать. Наконец-то! Все, я пошла! Она улыбнулась, пошла к стойке и по пути поправила пластиковые цветы на двух столах.
— Знаешь, Фелисити, это здорово, что ты помогаешь маме в пабе. Ты уже девочка большая, придет время, ты ее сменишь, паб будет твоим. К тому времени ты уже все тонкости знать будешь!
Паб станет моим? Да через мой труп! Я все ждала, что мать объяснит Майку, что ее дочь достойна лучшей доли, что она с отличием окончит школу, потом университет и станет педагогом. Но мать молчала, только посмотрела на Майка заговорщицким взглядом и слабо улыбнулась. Я грохнула стеклянным кувшином по барной стойке.
Мать испуганно вздрогнула.
— Ты готова, Фелисити? — неуверенно спросила она.
— Мам, разве ты не рассказывала Майку, что в следующем году я поступаю в университет? — спросила я и в упор посмотрела матери в глаза.
К моему отвращению, она густо покраснела и стала судорожно вытирать и без того чистую стойку.
— Мама?
— Она нам рассказала о твоих отмазках. — Майк глотнул пива.
— Отмазках?
Мать отложила наконец тряпку, но взглянуть на меня все еще не решалась.
— Ах, Фелисити, — произнесла она, — ты и университет! У нас в семье все работяги и технари. Мечтать, конечно, не вредно, но ты все равно окажешься здесь, как и я. Ты не создана для высшего образования. Посмотри на себя. У тебя широкая рабочая кость, вот и все. Майк прав. Смирись с этим.
Я онемела и остолбенела. Меня охватила сотня разных чувств: бешенство, боль, разочарование и, наконец, отчаяние. И последнее было сильнее всего.
А мать продолжала. Видимо, она решила, что сегодня день моей битвы при Ватерлоо.
— Кроме того, мне нечем оплачивать твое высшее образование. Сбережения на твой университет ушли в финансовый департамент.
Это был удар так удар. Прямо под дых! У меня в глазах потемнело. Я задохнулась. Прочь отсюда, иначе я в истерике тут все переколочу.
У Стенли и Эда хотя бы хватило такта тупо таращиться на свои пивные кружки и молчать. Зато Майк допил свое пиво и пообещал:
— Не горюй, Фели, я и к тебе в паб буду приходить.
У меня слезы брызнули из глаз. Меня предала собственная мать. В отчаянии я поплелась к двери.
— Да ладно тебе, Фели, — крикнул мне Майк, — держать паб — это почетное занятие.
— Фели, куда ты? — услышала я голос матери за спиной, и голос этот немного дрожал.
Я не ответила. Я просто ушла. Лучше промолчать. Что бы я сейчас ни сказала, ее поступок навсегда останется между нами.
Куда пойти, я не знала. Просто села в метро и где-то вышла. Пошла по улице, пустой в это время суток. В какой-то момент обнаружила, что нахожусь близ Тауэра на Тауэр-Хилл. Город уже готовился к Рождеству. На башне Тауэрского моста стояла большая елка, вся в огнях. Было уже темно, и весь Тауэр светился празднично и торжественно.
Мне почему-то представилось, как Вильгельм Завоеватель с гордостью взирал с этого места на Тауэр. Но внезапно картина изменилась. Тауэр исчез. В одну секунду я оказалась не перед гигантским замком, освещенным тысячами огней. Исчезли рестораны, магазины, автомобили. Все погасло, стало темно и тихо, как в лесу. Запахло свежей травой, лесом, болотами и лошадьми. Я подняла голову и увидела над собой звезды.
Потом звезды погасли, и снова, как будто кто-то хлопнул в ладоши, возник Тауэр, возник большой город, запахло выхлопными газами, зашумели автобусы и машины, засверкала ослепительная реклама. Только еще некоторое время сохранялся запах лошадей.
И тут я заметила, что за мной кто-то наблюдает. Всего в нескольких метрах от меня стоял Фитцмор. И выглядел так же испуганно, как и я.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он меня.
— Могу спросить тебя о том же, — ответила я, не думая.
— Любуюсь видом, а ты? — Он кивнул на пылающий огнями Тауэр.
— И часто ты им любуешься? — съязвила я.
— Бывает, — прозвучало в ответ, — пойдем присядем куда-нибудь? — И он указал на одну из скамеек с лучшим видом на самую знаменитую тюрьму Англии.
Медленно, совершенно сбитая с толку, я последовала за ним. Он уже сел и похлопал по свободному месту рядом с собой. Я опустилась на лавку рядом с ним. Запах лошади усилился. Я испуганно покосилась на соседа.
— Это что, от тебя лошадью пахнет?
Он как-то нервно засмеялся:
— От меня? Что ты, откуда?
И лошадиный запах тут же исчез, вместо него появился уже хорошо знакомый запах Ли: запах мха, сена, цветов и еще чего-то неведомого.
— Ну, так что ты здесь делаешь? — повторил он. — Я думал, ты сегодня помогаешь матери.
Я вздрогнула:
— Откуда ты знаешь? Тебя целую неделю не было в школе.
Он не смотрел на меня — значит, придумывает, что бы такое мне наврать. Не желаю ничего слушать.
— Ладно, все равно. Не мое дело. Где был, там был, — бросила я.
Тьфу ты! Звучит напыщенно. Но я имею право обижаться.
Мы немного посидели молча.
— Я просто так подумал, что ты сегодня у матери в пабе, угадал? — прервал молчание Ли. — Сейчас субботний вечер, и если ты не с компанией, значит, в пабе.
— Была в пабе, — я передернула плечами, — еще часа два назад.
Он молча ждал, что я снова заговорю. Я молчала. Тогда он сам произнес:
— Уже закончила?
— Совсем! — твердым голосом сказала я.
Он удивился.
— Хм, дай угадаю. Твоя мать продала паб, вы забрали оттуда все свое, и теперь тебе жаль.
Я молча бесилась, а он опять улыбался.
— Ладно, у меня три попытки, как в сказке, — предложил он, — одну уже истратил, еще две остались. Напротив вашего паба открылся новый ночной клуб, и вы с мамой боитесь, что он переманит всех клиентов. Опять мимо?
— Нет, Румпельштильцхен, не угадал! Последний шанс, иначе отправишься прямиком в пекло!
— Ну, тогда остается одно: сегодня вечером мать объявила, что передаст паб тебе в управление.
Зачем только он это сказал! Мне стало совсем муторно.
— Угадал! — объявила я с горечью и наконец расплакалась.
Он обнял меня за плечи, и запах сена и мха стал ближе. Рыдала я долго, очень долго. Наступила ночь, движение улеглось, шум утих, совсем стемнело, рекламные щиты стали гаснуть.
— Пойдем, я отвезу тебя домой, — тихо сказал Ли.
Я затрясла головой: ни за что! Не желаю сегодня видеть мать!
— Но здесь тебе оставаться тоже нельзя. — И Ли кивнул в сторону соседней лавочки, на которой устроился на ночь какой-то бездомный, изрядно воняющий мочой.
— Не хочешь домой — переночуй у меня, — предложил Ли, — пойдем.
Я безвольно последовала за ним. Через пару минут мы остановились перед автомобилем, он усадил меня на сиденье, я откинулась на спинку и закрыла глаза. Ли сел за руль, и мы поехали. Я снова открыла глаза, только когда мы припарковались в каком-то низком темном гараже, где мне на одно мгновение стало страшно. Где мы? Куда он меня привез? Кажется, женщин чаще всего насилуют именно на подземных парковках, так ведь? Почему я должна ему доверять? Что я о нем знаю? Три месяца назад он возник в нашей школе, и больше ничего!
— Может, все-таки отвезти тебя домой? — уточнил он.
Я готова была уже согласиться, но представила себе мать и вспомнила о ее предательстве. Если со мной что и случится, то так ей и надо! Тогда ей некому будет передать ее проклятый паб!
— Нет, — твердо заявила я, — не хочу домой. — И добавила, как в мелодраме: — Никогда больше!
Фитцмор посидел, подумал еще немного, а потом вышел из машины. И тут же открыл мою дверь и протянул руку, помогая выйти. Я вылезла и пошла за ним. А ладонь мою он не отпускал, так и вел меня за руку, как маленькую. Это было даже приятно. И у него ладонь наконец согрелась.
На лифте поднялись в дом. Отец Ли, должно быть, и вправду хорошо зарабатывал. Леандер отвел меня не в маленький лофт под крышей, а в отдельную большую комнату на третьем этаже. Видимо, в гостевую, где возвышалась двуспальная кровать в стиле модерн.
— Ванная рядом. Пойду принесу тебе новую зубную щетку.
Я кивнула. Через пару минут хозяин вернулся, неся в руках еще и свежую футболку и пижаму.
— Ну, — он в нерешительности остановился в дверях, — если тебе что-нибудь нужно, ты знаешь, где меня найти.
Я снова кивнула.
— Тогда доброй ночи.
Я опять кивнула. И только когда он уже почти закрыл за собой дверь, нашла в себе силы спросить:
— Ли?
— Да? — Дверь снова открылась.
— Где ты пропадал всю неделю?
— Помогал отцу.
Так просто. Так гладко. Так складно соврал.
— Честное слово. Он приехал в вечер премьеры и попросил помочь. Семейные дела в Йоркшире. Одна запутанная история с наследством.
— Твой отец просит твоей помощи, когда речь идет о наследстве?
— Представь себе, — подтвердил Ли с самодовольным видом, — я в этом разбираюсь.
А в чем он не разбирается? Да и меня мать частенько просит о помощи, так ведь?
— Спи сладко. — Он прикрывал за собой дверь.
— Спасибо, — тихо ответила я, — за все.
— Не за что, — он снова волшебно улыбнулся, — спи сладко до утра, Фелисити.
— И ты тоже.
Я вымылась, почистила зубы, надела пижаму с запахом Ли и легла в постель. Но заснуть не могла долго. Меня все мучило предательство матери. А самое худшее, что какой-то бес шептал мне на ухо, что она, в сущности, права. Мои дед и бабка были крестьянами, держали маленькую забегаловку и продуктовую лавку. Денег всегда было в обрез, и дальше тридцати миль от дома они никогда не уезжали. И моя мать в Лондоне сделала то, к чему с детства была приучена: открыла питейное заведение. Но только уже в Лондоне. Да, конечно, в столице, а не черт знает где на селе. В Лондоне она надеялась на лучшую жизнь. Поначалу так и было. Что делать матери-одиночке в корнуолльском захолустье? Никакого будущего. Дед помогал, но после его смерти бабушка уже сама нуждалась в помощи. Ее поместили в дом для престарелых, а свой домик она продала. Так мы оказались в Лондоне, мне тогда исполнилось десять лет. Паб первые два года приносил порядочный доход. А ничего другого мать просто не умела. Ну и зачем что-то менять? Каждый должен заниматься своим делом. Может быть, это моя судьба — закончить свои дни хозяйкой паба, как мать? Ну нет! Я с этим никогда не смирюсь! Я хочу поступить в университет! Хочу вырваться из этого убогого существования! Но теперь я хотела только спать. На сегодня с меня хватит. Сил больше нет.
Я еще немного полежала с открытыми глазами, разглядывая тени на потолке, прежде чем поняла, что ужасно хочу есть. Я ничего не ела с самого обеда в школе. Раньше мать заказывала пиццу, когда я помогала ей в пабе. Но уже года два на это не хватало денег.
Вот еще один повод пойти учиться дальше. Но все мои сбережения, так тщательно отложенные на учебу в университете, потрачены. Придется искать еще работу. Но сначала я что-нибудь должна съесть.
Надеюсь, Ли не рассердится, если я загляну к нему в холодильник? На цыпочках я выскользнула в коридор. К гостиной примыкал салон, также в стиле модерн. Далее дверь вела в своего рода музыкальную комнату, здесь стояли рояль и арфа. Не хватало только дворецкого во фраке и горничных в белых передниках. Аббатство Даунтон, ей-богу! Далее шли обширная библиотека и кабинет. И то и другое как будто из другого века. Кухню я нашла только на самом первом этаже. Она была ярко освещена, и не я одна была голодна в эту ночь.
Ли стоял у стола и делал сэндвич. Я прокралась совершенно неслышно, но он все равно поднял голову.
— Мне немножко останется? — смущенно спросила я, стоя в дверях.
— Садись, — улыбнулся он, — ветчину любишь?
Я кивнула и уселась на один из стульев. Кухня имела такой же старинный вид, как и прочие комнаты в доме.
— Здесь кажется, что время остановилось. — Я рассматривала гигантский буфет слева от меня. — А погреб здесь есть с откидной крышкой?
Ли кивнул направо от меня. Я обернулась и увидела большой каменный камин с огромным вертелом для дичи, а рядом с камином — деревянную крышку погреба с железным кольцом.
— Обалдеть! Это ваше старинное фамильное гнездо?
— Нет. Отец купил этот дом много лет назад и не стал ничего менять. — Ли передал мне тарелку с сэндвичем, который составил бы украшение любого кафе вроде «Сабвэй»: листья салата, майонез, жареная ветчина, переложенная кусочками сыра.
— Спасибо, — отозвалась я, впиваясь зубами в эту вкуснятину, которая была, конечно, лучше, чем в любой забегаловке.
— М-м-м, вкусно! — оценила я, поднимая брови.
— Спасибо. А с тунцом будешь?
Он еще спрашивает!
Я съела оба сэндвича и запила мятным лимонадом.
— Очень устала? — спросил Ли, убирая со стола.
— Нет, совсем нет.
— Хочешь посмотреть кино?
— Неужели в этом музее водится телевизор? Или это будет концерт для арфы?
— Есть один, в моей комнате, если помнишь, — засмеялся хозяин.
А, ну да! Огромная плазма. Мы поднялись на третий этаж. Его современная комната составляла контраст всему этому старинному дому. Я устроилась на софе, он включил плеер. И выбрал на свой вкус какой-то американский экшен, недавно вышедший в прокат. Первые полчаса одна перестрелка сменялась другой. Не слишком интересно, если честно.
— Сегодня, — вдруг заговорила я, — мать заявила, что высшее образование не для меня. И что она уже потратила мои сбережения на учебу.
У меня снова слезы подкатили к горлу.
— Не может быть! — испуганно проговорил Фитцмор.
— Может! Ей пришлось выплатить мои деньги финансовому департаменту. Паб убыточен, весь доход держится на трех алкоголиках, а вся прибыль уходит на оплату уборщицы. И все это теперь должно достаться мне.
На экране главный герой выпрыгнул из окна, разбив его головой на мелкие осколки. Точно так же поступили сегодня с моими надеждами на будущее. Ли сочувственно обнял меня за плечи и притянул к себе. Поскольку мы не касались друг друга открытой кожей, электрического разряда не последовало. Зато я ощутила себя под защитой.
— Что делать будешь? — И он прижал меня к себе.
— Мне нужна работа, чтобы заработать на универ.
— А с матерью что?
— А что с ней?
— Как ты дальше будешь с ней себя вести? — уточнил он.
Есть только один способ это выяснить.
— А тебе хватит смелости оставить ее одну? — вдруг спросил Леандер.
Об этом я еще не думала. Если ей придется из-за меня продать паб, как я буду с этим жить? Не знаю. Уехать от нее совсем? Я таращилась на экран, уже ничего не понимая. В горле у меня пересохло.
— Боюсь, я кончу так же, как она. Повторю ее судьбу.
— Нет, — уверенно заявил Фитцмор, — не повторишь. — Он немного отодвинулся от меня и посмотрел мне в глаза. — У тебя все будет по-другому!
— С чего ты взял? Ты меня почти не знаешь!
— Достаточно успел узнать. Ты — лучшая ученица в колледже. Неужели ты все бросишь только потому, что твоя мать в тебя не верит? Тогда я в тебе и правда ошибся. Ты станешь педагогом! Ты сможешь! Не сдавайся и действуй!
Ух ты! Так со мной еще никто не говорил!
— Ты, кажется, единственный, кто в меня верит, — выговорила я медленно, — почему?
Он улыбнулся той улыбкой, которая в свое время очаровала у нас в столовой Матильду. И Фелисити Страттон. Ах да, Страттон! Не к ночи будь помянута! А Фитцмор, он ведь так заносчив и избалован! Он привык, что на него вешаются и лезут с поцелуями, как Фелисити в первый же день его в колледже.
Меня слегка передернуло. И тут же стало стыдно: Леандер был так добр, щедр и готов помочь! А я так плохо о нем думаю! Мне бы теперь пора, пожалуй, растаять, как мороженому, когда он сидит тут так близко со своим романтическим беспорядком на голове и глядит на меня своими синими глазами. Сердечко мое заекало.
— Ты особенная, — проговорил он, — я, наверно, первый, кто это заметил.
У меня пересохло во рту. Я сглотнула. По закону жанра здесь следует поцелуй. Ой, не надо! Что-то я еще не готова! Я вообще только один раз целовалась. С Себастьяном Хиллом, в четвертом классе. Насильственное лобзание пьяного Джека Робертса не считается.
Ли наклонился ко мне. Провел пальцами по моим волосам, по подбородку. И как только коснулся моей щеки, нас обоих как следует тряхнуло, и меня отбросило назад на подушки.
— Да что это такое? — Голос у меня дрожал и срывался. — Ты что, заряжен электричеством, как морской скат?
Ли замер, тяжело дыша и глядя на меня, как Леонардо ди Каприо глядел на Кейт Уинслет в «Титанике».
— Я думаю, мне лучше пойти спать, — пробормотала я, с трудом поднимаясь с дивана. Ли остался сидеть. И, пока я спускалась по лестнице, чувствовала на себе его взгляд.
Наутро, проснувшись, я не сразу поняла, где я. Потом вспомнила вчерашние события с новой силой. Что делать? Пойду домой, пока мать в пабе. Мы тогда весь день не увидимся. А то и два. А можно так подгадать, что и целую неделю.
Через четверть часа я, только что из душа, вышла на кухню. Ли уже был там.
— Доброе утро. — И он заулыбался как ни в чем не бывало.
Его щеки снова украшала легкая небритость.
— Я спала как младенец, — неуверенно объявила я, криво улыбаясь в ответ, — кофе найдется?
— Пошли, — кивнул он.
Я последовала за ним в салон. Там было огромное окно от пола до потолка, а за ним — маленький балкончик с кованой решеткой, увитой диким виноградом. На балконе стоял круглый столик, как в бистро, с любовью накрытый на две персоны. Ли обернулся к стене, где я с удивлением обнаружила что-то вроде маленького лифта для продуктов. Внутри подъемника стоял поднос, полный всякой всячины.
— Вот это совсем уж круто, — призналась я.
— Классно, правда? — засмеялся хозяин. — Да здравствует старина!
— Да здравствует! — подтвердила я, пытаясь забрать у него из рук поднос, чтобы как-то оказаться полезной.
— Да ладно, Фей! Ты же мой гость. Садись, погрейся на солнышке. Оно тут редкий гость.
Да, утро выдалось, как с картинки! Отсюда, сверху, открывался фантастический вид на Беркли-Сквер, на зеленый сквер. И шум машин долетал сюда весьма приглушенно.
Ли наколдовал волшебный завтрак: свежие фрукты, блинчики, яичница, овсянка, сосиски, пончики, тосты, мармелад.
— Как будто в «Ритце», — сказала я, пока он выкладывал мне яичницу на тарелку.
— Я не знаю, что ты любишь, поэтому наготовил всего сразу.
— Теперь меня будет мучить совесть. Ты провел все утро в кухне, пока я спала.
— Забудь. Ешь лучше, а то остынет.
Я уже уплетала за обе щеки. Мы болтали о школе, об учителях.
— А где твой отец? — вдруг решила спросить я.
— Отец? — Он как-то смутился.
— Да, я надеюсь, он не против, что я здесь ночевала.
— Точно не против. — И углы его рта дрогнули, как будто на ум ему пришла шутка.
— Он разве не дома? — обеспокоенно осведомилась я.
— Нет. Уехал на все выходные, — уверил меня Ли.
— Ты часто остаешься один?
— Да, часто. Какие у тебя планы на сегодня?
— Что-что? — Я едва не подавилась.
— Ну, я подумал, ты вряд ли сильно спешишь домой. Так, может быть, что-нибудь придумаем вместе?
— Какие будут предложения?
Он несколько секунд собирался с мыслями, а потом выдал:
— Пошли в Тауэр.
— Куда?
— Держу пари, я могу рассказать об этом месте кое-что такое, чего никто не знает.
— Заинтриговал. Ну, пошли. Только за билеты плачу я.
— Может, лучше отложишь на университет? — Он криво улыбнулся.
— Завтра начну откладывать, — объявила я, — а сегодня возьму реванш.
Кроме того, не хочу чувствовать себя всем обязанной. Уж точно не тому, кто водит дружбу со «звездным клубом».
Он заглянул мне в глаза, и его взгляд как будто выразил небольшое разочарование, как если бы он прочитал мои мысли. Но через секунду он снова улыбался и шутил.
И продолжал шутить и сыпать анекдотами все время, что мы гуляли по Тауэру. Это была лучшая экскурсия, какую видывал Лондон. Мы привыкли называть Тауэр кровавым, а прежде он звался «отчаянным», потому что здесь маленькие принцы доводили до отчаяния своих педагогов. Однажды один такой несчастный пригрозил было наказать королевского отпрыска и оставить его после уроков заниматься и дальше, за что был связан своими учениками и едва не подвергнут пытке огнем.
— Королевский фогт застукал наглецов, когда они собирались поджарить своему наставнику пятки, освободил несчастного, а мелких засранцев заставил неделю драить отхожие места.
— Ну, теперь ты точно врешь! — засмеялась я. — Принцы драили отхожие места?
— Точно тебе говорю. В старину рыцарь должен был уметь все, чтобы научиться смирению, — серьезно объяснил Леандер.
— Ну да! Особенно если твой дядя собирается стать королем, а ты стоишь у него на пути!
— Да нет же! Ричард III их не убивал! Они сварили для своего учителя суп из ядовитого плюща, чтобы прогулять уроки, а кухарка по ошибке подала этот суп им же самим. Все трое умерли от отравления. Теперь все обвиняют Ричарда III, а между тем эти принцы были просто наглыми, избалованными говнюками.
— Вот незадача: умерли по собственной оплошности.
Здесь, в Тауэре, утверждал Ли, королева Елизавета I утратила свою невинность благодаря Роберту Дадли.
— Это что, королева-девственница? — смеялась я.
— Ну да. У нее даже родился ребенок, но рано умер. Ее сестра Мэри должна была стать крестной, но ей запретил ее муж Филипп Испанский. Ну, ты знаешь, он был католик, Мэри тоже, все такое.
— А Мэри, конечно, ужасно расстроилась и баловала племянника до крайности.
— Почти. Она была страшно завистлива. Говорят, что она младенца и отравила.
— Надеюсь, малыш успел перед этим ее описать с головы до ног, — сухо сказала я, не веря ни единому слову своего экскурсовода. Но рассказчик он был отменный. Иногда становилось даже жутковато.
В коронационном зале, где выставлены королевские драгоценности и где короновались все короли Британии, начиная с Вильгельма Завоевателя, Ли прокомментировал каждого монарха, но одного пропустил.
— А что с Яковом II? У него была аллергия на виноград? Или он боялся чертей? Или ему изменила любовница?
Ли вздрогнул. Далее произошло нечто непостижимое.
Вокруг меня все заволокло туманом. И когда он рассеялся, я увидела двух мужчин. Исчез тронный зал, вместо него возникло помещение, украшенное гобеленами. Рядом со мной по-прежнему стоял Ли. А те двое как-то странно разговаривали, а увидев нас, остолбенели от изумления. Тут опять все расплылось, и мы вновь оказались в пустом тронном зале.
Ли пронзительно взглянул на меня.
— Что? — я испуганно сглотнула.
— Что ты сейчас видела? — резко спросил он.
Я испугалась его тона. От него снова повеяло опасностью. Глаза его, по-прежнему синие, стали ледяными, колючими. Пришлось срочно врать.
— Я рассматривала стулья, — наплела я, — ты заметил, что узор все время повторяется?
— И больше ничего? — не поверил Фитцмор.
— Видела, — отвечала я, начиная злиться. Как он смеет мне не верить! ОН, который до сих пор не сказал мне ни слова правды!
— Вон тот парень постоянно ковыряет в носу! — бросила я.
Леандер посмотрел на мальчика лет четырех, который запихнул указательный палец правой руки себе в нос, что называется, по самый локоть.
— Противно, правда? — Я заставила себя улыбнуться.
Он улыбнулся мне в ответ, но улыбка была вымученная и неискренняя. И далее я постоянно ощущала на себе его испытующий взгляд, старалась изо всех сил игнорировать его и казаться беззаботной.
Когда мы миновали, наконец, этот восхитительный поток королевских бриллиантов и прочего, снова произошло нечто неожиданное. На верхушке скипетра засверкал самый крупный бриллиант на свете — «Звезда Африки». Когда Фитцмор приблизился к этому сокровищу, камень вдруг ярко вспыхнул и тут же погас. Я подумала было, что это кто-то из туристов, вопреки запрету, щелкнул фотовспышкой. Смотрители в зале подумали, видимо, так же: их недовольные взгляды побежали по группе посетителей. Но ни у кого в руках не оказалось фотоаппарата. Только я одна заметила, что произошло на самом деле.
Я и тот мелкий исследователь глубин своего носа.
— Мама, — крикнул он, — когда этот дядя посмотрел на бриллиант, камень загорелся.
Все окружающие засмеялись детским фантазиям. А мне было не до смеха. Я взглянула на Ли, а он, казалось, совсем забыл обо мне. Он смеялся вместе со всеми и подмигивал малышу.
Все остальное время нашей экскурсии я была скована и угрюма. И Ли это заметил. Он и сам стал сумрачен, хотя старался казаться веселым. Я же больше не могла притворяться. Меня слишком терзал вопрос, что же здесь произошло и при чем тут Фитцмор?
— Хочешь домой? — спросил он в кафе.
— Нет, не хочу, — честно призналась я.
Как бы страшен он ни был порой, все же он один из семи человек, которым со мной хорошо. Позволю себе растянуть это удовольствие.
— Тогда оставайся у меня, — предложил он.
— Что скажет твой отец, когда обнаружит в доме незнакомую девицу?
— Не думай об этом, — самоуверенно заявил Ли, — я взрослый. Он поднимет брови, увидев тебя, но ни слова не скажет.
Охотно верю. Он ведь в гостях у своего идеального сына не «Мисс Вселенную» встретит. И его родительское сердце тотчас же успокоится.
— Спасибо.
