Глава 12
Проводив Крячко, Гуров вернулся в холл. До восьми часов оставалось чуть больше двух часов, а он так и не смог выяснить, приедет ли доктор Рымчук лично или пришлет вместо себя кого-то другого. Действовать наудачу он не мог, нужно было убедить доктора, что его присутствие крайне необходимо.
– Слушайте меня внимательно, гражданин Киселев, – решившись, начал Лев. – Сейчас вы возьмете телефон и будете звонить Рымчуку до тех пор, пока он не ответит. Когда он возьмет трубку, скажете ему, что в санатории серьезные проблемы, требующие его немедленного присутствия. Что всем пятерым подопечным стало плохо. Настолько плохо, что вы опасаетесь, как бы они все разом не умерли. Скажете, что перепутали лекарства и накачали их чем-то, отчего те стали задыхаться или судороги начались. Короче, говорите все что угодно, но добейтесь от него обещания приехать лично. Справитесь – ваше счастье, а не справитесь – пеняйте на себя. Вам все понятно?
– Не дурак, – нехотя ответил Леня. – Только вот Рымчук тоже не из дураков. Он может догадаться, что дело нечисто.
– А вы сделайте так, чтобы не догадался, – повторил Гуров. – Это в первую очередь в ваших интересах. Если думаете, что не справитесь, лучше признайтесь сразу.
– Давайте я позвоню, – возбужденно предложил Маркуша. – У меня наверняка получится.
– Раньше на связь выходил Киселев, верно? Как вы объясните, что на этот раз звонит не он? – спросил Гуров.
– Скажу, что ему тоже хреново, – легко сочинял Маркуша, – что он загибается так же, как и «нарики». Он мне поверит, не сомневайтесь.
– А это может сработать, – задумчиво произнес Леня. – От Маркуши он чего-то подобного может ожидать. От меня вряд ли, а Маркуша у нас парень беспардонный. Ему без разницы, с кем он разговаривает, выражения не выбирает, и Рымчук это знает.
– Что ж, рискнем, – подумав, согласился Лев. – Бери телефон, Маркуша.
Аппарат лежал в соседней комнате. Гуров принес мобильник, снял с Маркуши наручники. Минуту Маркуша растирал запястья, потом вцепился в телефон. Он успел сделать восемнадцать вызовов, прежде чем Рымчук ответил.
– Я же сказал, что врач приедет к восьми, – раздраженно произнес он, не дожидаясь приветствия.
– Вы-то сказали, только обстоятельства изменились, – истеричным тоном прокричал в трубку Маркуша. – Тут у нас такое творится, настоящий Армагеддон!
– Маркуша? А где Леня? – обеспокоенно спросил Рымчук.
– Подыхает ваш Леня! – выкрикнул Маркуша. – И «нарики» ваши подыхают! Похоже, он им что-то не то вколол. Двое в отключке, Валик пеной исходит, девка в истерике, а сам Леня хохочет как придурочный и ничего сказать не может. Похоже, с катушек съехал.
– Что ты несешь, Маркуша, сам, что ли, обкурился? – В голосе Рымчука сквозило недоверие.
– Послушайте, Виталий Семенович, мне по барабану, сдохнут ли «наркоши», только вот я со «жмуриками» здесь не останусь. И ребят подговорю, чтобы когти рвали. Вы меня знаете, я не шучу, – накалял обстановку Маркуша.
– Успокойся, Маркуша. Никто не умрет, – начал Рымчук. – Через два часа приедет врач.
– Да плевать мне на два часа! И на врача вашего плевать! – взвился Маркуша. – Вы эту кашу заварили, вам и расхлебывать. Ну, пришлете вы кого-то из клиники, а он в вашей системе не в зуб ногой. Чем он сможет помочь? Посочувствует, что ли? Кроме вас тут ни хрена никто ничего сделать не сможет. Говорю же вам, тут полная ж… Короче, либо через час вы приезжаете сами, либо я грохну ваших «нариков». И тогда всей вашей программе конец. Будете сначала начинать.
– Ты этого не сделаешь, – еле сдерживая ярость, проговорил Рымчук.
– Еще как сделаю! – выпалил Маркуша.
– Тебя посадят!
– Да меня так и так посадят, если они все сдохнут! – орал в трубку Маркуша. – Не вы здесь сидите и слушаете вой и бесовский хохот. Не вы нюхаете вонь их испражнений. Не вы подтираете их задницы, вымазанные дерьмом, которое льется, как вода из прорвавшейся батареи. Все это приходится делать мне, и я, между прочим, тоже на грани!
– Дай трубку Диме, – внезапно потребовал Рымчук. – Живо!
Маркуша замолк и перевел взгляд на Гурова. Тот все слышал и теперь лихорадочно соображал, может ли позволить выполнить требование Рымчука. С тех пор как омоновцы связали санитаров и приволокли в холл, Дима не произнес ни звука. Сидел, привалившись к стене, и безучастно смотрел в пол. Маркуша откашлялся, а в трубке снова зазвучал голос Рымчука:
– Где Дима? Он с тобой?
– Со мной, – нерешительно произнес Маркуша. – Только говорить он не может.
– Почему?
– Он какой-то странный. Сидит в углу и ни на что не реагирует. Парни вокруг «нариков» прыгают, пытаются хоть чем-то им помочь, а он ничего не делает, просто сидит.
– Поднеси трубку к его уху, – снова потребовал Рымчук.
Маркуша посмотрел на Гурова. Тот кивнул, разрешая выполнить просьбу доктора. Маркуша встал, подошел к Диме, тронул его за плечо и громко произнес:
– Димон, очнись! Доктор с тобой поговорить хочет.
Дима оторвал взгляд от пола, перевел его на Маркушу. От этого взгляда у Маркуши мурашки поползли по телу. Пустой, ничего не выражающий и какой-то безумный. Димон рассеянно поднес трубку к уху.
– Дима, здравствуй, это Виталий Семенович, – произнес Рымчук. – Дима, что там у вас творится?
Гуров замер в ожидании ответа. Все, кто был в комнате, напряглись. Лишь Димон продолжал оставаться безучастным.
– Добрый вечер, Виталий Семенович, – меланхолично произнес он.
– Дима, что с Леней? И почему Маркуша так нервничает? У вас все в порядке? – делая паузы между вопросами, говорил Рымчук.
– Приезжайте скорее, Виталий Семенович. Все вышло из-под контроля, – неожиданно выдал Димон в трубку и разразился рыданиями: – Приезжайте скорее! Приезжайте скорее! Приезжайте, приезжайте!..
Маркуша размахнулся и влепил Димону увесистую пощечину. Тот захлебнулся рыданиями и смолк. Маркуша поднес мобильник к своему лицу и резко прокричал:
– Слышали? Представьте теперь, в каком состоянии остальные, если даже Димон сдулся!
– Я скоро буду, – взволнованно проговорил Рымчук. – Постарайся продержаться до моего приезда. Ничего не ешь и не пей. Возможно, это намеренная провокация. Никого из дома не выпускай. Если сможешь, изолируй их друг от друга. Слышишь меня? Изолируй всех, чье поведение вызывает подозрение!
– Слышу. Вы только приезжайте поскорее, – устало произнес Маркуша и дал отбой.
В комнате повисла гробовая тишина. И вдруг в этой тишине прозвучал звонкий голос Димона:
– Здорово у меня получилось, правда?
Все взгляды обратились к нему. В глазах окружающих читалось недоверие.
– Так ты притворялся? – высказал общую мысль Маркуша. – Ну, ты, Димон, даешь! Даже меня переплюнул. И как это у тебя получилось, я ведь сам видел слезы. Настоящие.
– Я в детстве в театральном кружке занимался, – печально улыбаясь, ответил тот. – Даже артистом мечтал стать. Вот и пригодились навыки. Жаль, что при таких обстоятельствах.
Больше говорить было не о чем. Задача была выполнена, оставалось подготовиться к встрече доктора Рымчука. Гуров собрал бойцов группы захвата. Вместе они обсудили план дальнейших действий, распределили точки наблюдения за подъездами к корпусу. Бойцы разошлись по местам, а Лев вернулся в холл. Он проинструктировал Маркушу, подробно объяснив, что тот должен делать, когда приедет доктор Рымчук, остальных санитаров перевел в дальнее помещение, а сам занял пост наблюдения у бокового окна. Здание погрузилось в ожидание.
Прошло довольно много времени, прежде чем от центральных ворот поступил сигнал. К санаторию приближалась машина. Вот она миновала ворота, подъехала к зданию второго корпуса и остановилась. Из машины вышли доктор Рымчук и две девушки.
– С ним медсестры из Центра, – шепотом доложил Маркуша. – Действуем по плану?
– Все, как обговаривали. Никакой импровизации. Выходи во двор, пока он ничего не заподозрил, – приказал Гуров.
Маркуша распахнул дверь и сбежал с крыльца.
– Виталий Семенович, наконец-то вы приехали! – В голосе его звучало искреннее облегчение.
– Здравствуй, Маркуша. Где остальные? – идя ему навстречу, спросил Рымчук.
– В корпусе. Как вы и велели, я развел их по разным комнатам. Валик совсем плох, остальные вроде оклемались.
– Проводи к ним девушек, – велел Рымчук. – Мне нужно забрать медикаменты из машины.
– Как скажете, доктор, – охотно согласился Маркуша.
Он махнул медсестрам рукой, предлагая следовать за ним. Поднявшись на крыльцо, пропустил их вперед. Услышал, как хлопнула крышка багажника и зазвучали торопливые шаги доктора, приближавшегося к крыльцу.
– По коридору налево! – скомандовал Маркуша, подталкивая девушек в спину, пока они не успели заметить полковника, переместившегося к двери. – Вторая дверь та, что вам нужна. Там мы держим придурков.
– Ты же сказал, что они все в разных комнатах, – уточнила одна из медсестер, недовольно поводя плечами.
Ответить Маркуша не успел – доктор Рымчук уже переступил порог. В тот же миг дверь за ним захлопнулась, и он удивленно оглянулся.
– Здравствуйте, доктор, – спокойно произнес Гуров. – Можете поставить чемоданчик, больше он вам не понадобится.
Рымчук разжал пальцы. Медицинский чемоданчик с грохотом упал на пол. Медсестры в недоумении смотрели на незнакомца. Не прошло и нескольких секунд, как комнату заполнили бойцы группы захвата.
– Полагаю, я арестован, – поняв, что игра проиграна, произнес доктор.
– Вы все правильно поняли, – подтвердил Гуров и набрал номер генерала Орлова. – Товарищ генерал, операция прошла успешно. Будем в Управлении через полтора часа. Можете отдавать приказ готовить камеры.
Лада лежала в палате реабилитационного центра в подмосковном санатории. Она провела здесь больше месяца. Первое время врачи опасались не только за физическое здоровье девушки, но и за ее психическое состояние. Но постепенно она возвращалась к жизни. Цвет лица стал более живым, в глаза вернулся прежний блеск. С настроением тоже наметились улучшения. Она много и с удовольствием ела, читала книги, слушала музыку. И разговаривала. С медсестрами, с врачами, с друзьями, посещения которых не так давно разрешили. Родители были при ней непрерывно. Либо мать, либо отец, а чаще оба сразу.
Сегодня она проснулась рано. На этот день был назначен визит полковника Гурова, познакомиться с которым ей до сих пор так и не удалось. В ожидании его прихода Лада успела выполнить ежедневные упражнения, укрепляющие физическую форму, и посетить кабинет психологической поддержки. Она одновременно и жаждала, и боялась этой встречи. Полковнику Гурову она была обязана жизнью. Родители не уставали говорить об этом, восхваляя непревзойденные способности следователя Московского угрозыска. Но он же, полковник Гуров, первым узнал о ее безрассудных поступках, которые она успела совершить, несмотря на свой юный возраст. Как-то он к ней отнесется? Станет ругать? Или начнет читать проповеди? Будет смотреть с осуждением или с жалостью? Ей было страшно, но отказаться от встречи она не могла. Не после того, что он для нее сделал.
В палату вошли родители, возбужденные не меньше, чем сама Лада. Мать принесла букет белых роз. Поставив его в вазу, водрузила ее у изголовья.
– Для настроения, – прокомментировала она, поймав взгляд дочери.
– Скоро он придет? – спросила Лада.
– Уже выехал, – ответил отец. – Я только что разговаривал с ним. Будет примерно через двадцать минут. Волнуешься?
Лада кивнула. Под ложечкой сосало. Хотелось спрятаться, а лучше убежать подальше отсюда. Отец понял ее состояние. Присев на краешек кровати, он взял руку дочери в свою и произнес:
– Все будет хорошо. Он тебе понравится. Хочешь чего-нибудь пожевать? Врачи говорят, что обильная пища поможет быстрее восстановить силы.
– Папа, я ем за троих, – мягко проговорила Лада. Теперь она разговаривала с родителями только так. Мягко и доброжелательно. То, через что она заставила их пройти, было чудовищно. Это подорвало их силы сильнее, чем они показывали. Лада искренне надеялась, что время все залечит, но время это еще нужно было пережить. Потому-то она так старалась быть с ними помягче.
Пришла медсестра, проверила пульс, измерила давление, выдала положенные пилюли и ушла. Лада закрыла глаза, утомленная процедурами. Теперь она всегда быстро утомлялась. Доктор обещал, что скоро это пройдет. Скорее бы! Очень хотелось домой. Школу в этом году ей уже не окончить. Врач настаивал на том, чтобы взять на год академический отпуск. Вернее, справку, что по состоянию здоровья учебный процесс ей противопоказан. Только в следующем году можно будет вернуться в школу и получить аттестат. Лада не спорила. Пока. Сначала нужно выбраться из больницы, а там видно будет. Она не услышала, как открылась и закрылась дверь палаты.
– Ладочка, Лев Иванович пришел. – Голос матери прозвучал у самого уха. – Поздоровайся с ним, детка.
Лада заставила себя открыть глаза. У постели стоял мужчина. Высокий, поджарый, с добродушной улыбкой на губах. «Симпатичный», – пронеслось у нее в голове.
– Здравствуйте, Ладочка. Меня зовут Мария, я супруга полковника Гурова, – перехватила инициативу красивая женщина, стоявшая рядом с полковником. – Мы когда-то работали вместе с вашим дядей. Вот этот песик для вас. Надеюсь, он станет вашим другом.
Она протянула плюшевую игрушку. Бурый песик с разноцветными стеклянными глазами был очень милым. Лада взяла его из рук женщины.
– Вы красивая, – вырвалось у нее. – Как актриса.
– Я и есть актриса, – рассмеялась Мария. – Вот поправитесь, обязательно приглашу вас на свой спектакль. Вы любите театр, Ладочка?
– Люблю, – машинально ответила девушка. Взгляд ее снова вернулся к лицу полковника. Она пыталась разглядеть на нем осуждение или неприязнь, но так и не сумела.
– Хотите, расскажу, как проходит следствие? – не обращая внимания на женские охи-ахи, спросил Гуров.
– Хочу, – так же машинально ответила Лада и поймала себя на мысли, что действительно хочет это услышать. Много дней она не позволяла себе думать о том, что с ней произошло. Много дней отказывалась обсуждать эту тему с врачами, не позволяла говорить об этом ни матери, ни отцу и вдруг согласилась разделить эту ношу с совершенно незнакомым человеком. И почему-то ей показалось это правильным.
– Рассказ будет долгим, – предупредил Гуров. – Если он вас чересчур утомит, дайте знать. В конце концов, мы сможем вернуться к нему в другой раз, верно?
Лада согласно кивнула. Она уже знала, что не признается в том, что устала, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Она узнает подробности о том мерзком человеке, который силой удерживал ее в клинике не один день. Узнает сейчас, и ни днем позже. Она просто обязана выяснить, кто был главным виновником ее бед.
Гуров говорил долго, останавливаясь на деталях, которые могли помочь девушке осознать причину случившегося. Рассказал про Макса, про то, как он попал на крючок к доктору Рымчуку. Как подбирал в среде наркоманов молодых людей, лишенных поддержки родных. Как приревновал Ладу к Валику и решил сдать их Рымчуку. Рассказал и о том, как впоследствии Макс сожалел о принятом решении, как умолял Гурова спасти Ладу и какую роль сыграл в поисках девушки. Не забыл упомянуть и о том, кто был инициатором страшной авантюры. Когда Лада услышала, что подопытные доктора Рымчука умирали насильственной смертью, она заплакала.
– Зачем он их убивал? Зачем вообще занимался подобным! – сквозь слезы воскликнула она.
– Вы не поверите, Лада, но, по его мнению, он делал это исключительно ради спасения общества, – печально произнес Гуров. – Он мечтал избавить мир от наркотической зависимости. И он не убивал тех, кто попадал к нему, в прямом смысле этого слова. Он испытывал на них новые методы лечения наркотической зависимости. Кто-то не выдерживал и умирал в ломках. Какие-то методы приводили к летальному исходу сами по себе. Как ни парадоксально это звучит, но доктор Рымчук искренне верил, что делает им одолжение. Как и Макс, он верил в то, что люди, поставившие на наркотики, сами сделали свой выбор. Рано или поздно они должны были погибнуть. Он считал, что дает им шанс потратить свою жизнь не впустую, а на благо общества.
– Бред какой-то, – в ужасе прошептала мать Лады.
– Конечно, бред, – согласился Лев. – Ни у кого нет права решать, когда кому умирать. Но такова правда.
– А тот, кто финансировал исследования Рымчука, что стало с ним? – задал вопрос отец Лады.
– Ему тоже не удалось уйти от ответственности. Когда Рымчук заговорил, шансов выйти сухим из воды у него не осталось. Он попытался сбежать из страны, но власти этого не допустили. Их взяли на границе вместе с сыном, ради спасения которого все это предприятие затевалось. Жаль, но спасти сына, похоже, не удастся. Сейчас он в клинике, проходит реабилитационный курс, но врачи говорят, что надежды нет. В его мозгу произошли необратимые изменения. По сути, это уже не личность, не тот человек, за жизнь которого пытался бороться отец. Все те смерти, что произошли с начала эксперимента, на совести бывшего чиновника.
– А Макс? – осторожно спросила Лада. – Макс выжил?
– Мне жаль, – только и мог сказать Гуров. – Повреждения внутренних органов оказались слишком обширны. Он скончался неделю назад, успев дать письменные показания. Скажу одно: свои грехи он искупил, если это поможет вам утешиться.
Какое-то время в палате стояла тишина. Говорить никому не хотелось. Все осмысливали то, что сообщил полковник. Молчание прервала Лада. Она подняла на Гурова взгляд, полный боли, и задала вопрос, от ответа которого зависело так много:
– Валик тоже умер?
– Скучаете? – Гуров едва заметно улыбнулся. – Знаете, а ведь я предвидел этот вопрос. Надеюсь, вы любите сюрпризы, Лада?
Он подошел к двери палаты и легонько постучал по ней костяшками пальцев. Она открылась, и на пороге показался Валик. Живой и здоровый. Мать Лады ахнула, отец приподнялся со стула.
– Ну, здравствуй, Ладуся, – ласково поздоровался Валик. – Я соскучился.
Лада не ответила. Не могла ответить. Слезы радости застилали глаза, ком встал в горле. Валик понял ее состояние. Он опустился на колени перед постелью девушки и шепотом произнес:
– Прости меня. Прости за все, если сможешь, – и уткнулся лицом в руки девушки.
Помедлив, Лада подняла ладонь, погладила Валика по волосам.
– Ты прощаешь меня? – подняв голову, с надеждой в голосе спросил он.
Взгляд девушки говорил сам за себя. Просияв, Валик встал и припал губами к ладони девушки. Лада закрыла глаза. Она не видела, как взрослые дружно потянулись к выходу. Молодые люди остались одни. Впереди их ждало будущее. Хорошее или плохое, зависело от них. Только от них.