11

Мы с Райной приходим вовремя (разумеется). Оливер вовремя не приходит (разумеется). Я рассчитывала, что в ресторане никого не будет в два часа дня в понедельник, но, оказывается, в мире есть и другие безработные. Я киваю им, проходя мимо.

– Оливер живет по мировому времени, – говорю я Райне, когда мы садимся за столик в углу, выполненный в деревенском стиле. Она закатывает глаза и продолжает сердито набирать что-то на смартфоне. Я изучаю меню и думаю: интересно, понравятся мне семена киноа или просто пора начать ими питаться, потому что это тренд; потом смотрю на Райну. Суровое выражение лица, которому она была обязана действием ботокса, ушло, но все равно вид унылый, губы напряжены, подбородок вытянут. Будучи одной из трех женщин – партнеров своей фирмы, она, судя по всему, получает от своей работы не очень-то много удовольствия.

– Тебе нравится твоя работа?

– А? – спрашивает она, не отрываясь от смартфона.

– Твоя работа? Тебе нравится быть юристом?

– Что? – Она вскользь смотрит на меня. – Что? Ну, не знаю. Да, конечно. Хорошая работа, – и продолжает заниматься своим делом.

Я заказываю себе мятный лимонад (вроде бы неплохо сочетается с семенами киноа), а Райна – двойной эспрессо. В конце концов, оторвавшись от смартфона, она бросает его на стол.

– Можно подумать, мы тут жизни спасаем! – восклицает она.

– Кстати, о спасенных жизнях! – гремит за ее спиной голос, и мы обе поворачиваем головы. Вот он, легендарный Оливер Чендлер, гомеопат, веган, суперйог, кумир всех звезд, постоянный житель Мумбаи, собственной персоной. Он весь блестит – кажется, каждый миллиметр его кожи источает пот, но ему это даже к лицу, словно он непосредственным восприятием получил все сияние дня и его тело ему благодарно. Его русые волосы гуще моих, глаза – темнее. Господи, да он во всем лучше меня.

– Ты теперь спасаешь жизни? – интересуется Райна и встает, чтобы обнять брата.

– Проведи со мной всего час, милая сестричка, и твоя жизнь никогда не будет прежней, – он целует меня и садится. – Уильям, не обижайся, но вид у тебя хреновый.

– Я тоже рада тебя видеть, Олли.

– Слушай, если уж брат не может сказать сестре, что у нее хреновый вид, это значит – система сломана.

– От меня муж ушел.

– Тем более нужно быть красивой! В мире еще много мужчин.

Например, Теодор, думаю я. Потом мне становится стыдно за свои мысли, потому что я хочу, чтобы Шон, упав передо мной на колени, умолял меня вернуть все как было.

– Оливер, – перебивает его Райна, – мы целый год тебя не видели. Если бы не твой «твиттер», мы бы так и не узнали, что ты в городе.

– Я здесь оказался совершенно случайно, – он хватает меню. – Слышал много чепухи о салате из киноа. Гага велела мне их заказать, когда я пригласил ее сюда.

– Леди Гага занимается йогой? – Райна смотрит скептически.

Не знаю, чему я больше удивлена: тому, что Оливер занимается йогой с Леди Гагой, или тому, что Райна знает, кто это такая.

– Леди Гага чем только не занимается, – говорит Оливер, как будто мы должны понять тайный смысл этой фразы.

– Как там в Индии? – спрашиваю я, чтобы выбросить из головы Тео и Шона.

– Жарко, как в аду, – говорит он, жестом подзывая официантку. – Но, как говорится, постройте, и придут к вам.

– Не понимаю, что бы это значило, – говорит Райна и заказывает салат из тунца без майонеза, но с соусом песто и хлебом. Я заказываю салат из тунца с соусом песто, хлебом и майонезом. Семена киноа только на словах хороши. Пусть даже их оценила сама Леди Гага.

– Мой ашрам. Вы знаете, что по версии журнала «Трэвел энд Лежер» он признан одной из трех лучших в мире обителей анахорета?

– Нет, – говорит Райна, – не знаем.

– Тем не менее это так, – он пожимает плечами. – Так вот, я его построил, и ко мне пришли.

– Тогда почему ты здесь? Почему не спасаешь души в какой-нибудь палатке, провонявшей ладаном или марихуаной? – Райна принюхивается. – Здесь точно не пахнет ни тем ни другим.

– Райна, сестричка, я не понимаю, откуда такая враждебность, – говорит Оливер тем ласковым тоном, который способен взбесить кого угодно. Должно быть, именно так он общается со своими учениками в самом конце занятия – весь этот оммм, и внутренний мир, и свет, который ведет меня, есть свет, который ведет вас. – И это никакая не марихуана, это масло пачули. Очень способствует пищеварению. Как-нибудь принесу немного для Джереми.

– Какая тут враждебность, – возражает Райна, хотя ее голос звучит отнюдь не дружелюбно. – Просто мы не виделись целый год, и на нас с Уильямом свалилась куча проблем, в частности мама и папа собрались заводить любовников, так что мы были бы очень признательны, если бы блудный сын тоже немного помог.

– Надеюсь, не завести любовников? Они и сами справятся, – он смеется. Ноздри Райны раздуваются.

– Почему вы вечно называете меня Уильямом?

Райна вздыхает и трет переносицу; в ту же секунду пищит ее смартфон.

– Господи! – вопит она, хватает несчастный гаджет и, на ходу печатая, направляется к выходу. Мы с Оливером какое-то время молчим, а потом я спрашиваю:

– Серьезно, Олли, что ты тут делаешь? Мы никак не ожидали. И потом – ну я не читаю твой «твиттер», уж прости. Ты мог хотя бы сообщить нам, что приедешь?

Он опускает голову.

– Я знаю, Уилла, но, блин…

Когда он снова смотрит на меня, я уже не вижу сияния; зато я вижу, как впали его красивые скулы, став совсем не такими красивыми.

– Просто у меня небольшие проблемы. Ну… я имею в виду, ничего страшного… То есть я хочу сказать… ну… ты только не говори родителям.

– Чего не говорить родителям? – интересуется Райна, уже разобравшись со своими трудностями. Порывшись в сумке, достает волшебную баночку, открывает крышку, глотает пилюлю за наше здоровье. Достает еще одну, протягивает мне.

– Самолечением занимаетесь? – спрашивает Оливер.

– Нет, – отвечает Райна. – Это способствует нашему пищеварению.

– Никого не хочу осуждать, – говорит Оливер; официантка приносит ему горячий напиток, судя по запаху, коктейль из травы и мочи. Оливер отхлебывает большой глоток и, по всей видимости, впадает в нирвану. – Уилл, никогда не пробовала? Он бы помог тебе решить проблему с кожей.

Я хочу ответить на обидные слова, но семья есть семья, так что я просто качаю головой. Ну и вонь – ни дать ни взять общественный сортир в Центральном парке.

– Не сбивай нас, Оливер. Что у тебя стряслось? – Райна непреклонна. – Все остальные, может быть, и поведутся на твою камасутру, но только не я.

– Я счел бы себя обделенным, если не мог бы вдохнуть божественную сущность. Я стараюсь сделать каждого, с кем общаюсь, немного лучше. Немного счастливее, Райна. Можешь ли ты сказать о себе то же самое? Сияет ли свет внутри тебя, как он сияет внутри меня?

– Кончай уже чушь пороть, Оливер.

– Ну ладно, – он опускает голову. – Учитель Дари попросил меня вложить деньги в постройку ашрама, потом найти еще инвесторов, чтобы те нашли еще инвесторов… – Он рисует в воздухе спираль, видимо, желая показать этим жестом – и так до бесконечности. Или, может быть, он хочет показать, что сошел с ума. Не могу сказать наверняка.

– Пирамида! – восклицает Райна. – Тебя втянули в пирамиду!

– Вот дерьмо, – говорю я и делаю большой глоток коктейля из мочи, потому что мне хочется пить, а лимонад, похоже, никогда не принесут.

– Я не виноват.

– Само собой, – Райна фыркает. – В этой семье ты никогда не будешь виноват.

Когда мы выходим из ресторана и таблетка только-только начинает действовать, мы натыкаемся на Алана Алверсона. Он представляется Райне и Оливеру как Ален, но я, само собой, все равно зову его Алан.

– Жаль, что мы так плохо ладим, Уилла, – говорит он, затем, обращаясь к Райне и Олли: – Я просто молюсь на вашего отца. Уилла знает. Я хотел бы пообщаться с вами поближе, узнать больше о человеке, который творит чудеса.

– Наш папа – не Иисус, – замечаю я.

– Не назвала бы это чудесами, – добавляет Райна.

– Дамы, – перебивает Олли, – не будьте такими гадкими. Папа классный.

Алан, ничуть не смущаясь, продолжает гнуть свое.

– Я понимаю, тебе сейчас хреново – тебя уволили, ну и все такое, но твой отец объяснил бы это вот как: если бы ты не писала СМС во время совещания, а Ханна не страдала бы от кокаиновой зависимости, а «Надежные» не ставили бы невыполнимых задач и все это не произошло бы в нужное время, то я не получил бы повышения. Все это – план мироздания, и он гениален!

– Весьма благородно с твоей стороны, Алан.

– Может, и не благородно, – говорит он, – но факты есть факты.

– Хм-м, – отвечает на это Райна.

– Классно, чувак! Я с тобой согласен, – радуется Оливер, – я того же мнения.

Он хлопает Алана по плечу, как будто они – лучшие друзья, как будто этот уродец не занял мое место.

– Была рада видеть тебя, Алан. – Я шагаю дальше по тротуару; мой мозг затуманен, конечности какие-то вялые.

– Ты слышала, что Ханна в центре реабилитации?

– Да ладно? – Я поворачиваюсь к нему.

– Да. В Коннектикуте, называется «Чистый воздух». Оказалось, все гораздо хуже, чем можно было себе представить.

– Кто такая Ханна? – интересуется Оливер.

– Моя бывшая начальница, – отвечаю я.

– «Чистый воздух» – хороший центр, – говорит мой брат с самым невозмутимым видом.

– Все равно ты ей напиши, – предлагает Алан, – или еще как-нибудь свяжись.

– А ты разве с ней общаешься?

– Я? Нет. Но я никогда не был ее другом, а ты – другое дело. Все ошибаются, сама понимаешь.

– Я думала, никто не ошибается. Ведь именно так говорит мой отец. – Я вспоминаю эротическое фото, которое мне отправила Ханна, и бракованный тест на беременность, и разрыв с Шоном.

Алан чешет в затылке и долго смотрит в небо, размышляя над моими словами. Затем снова переводит взгляд на нас.

– Господи, да откуда мне знать? Я просто тащусь от книжки твоего папаши.