ГЛАВА 13
Мокрая одежда нещадно холодила кожу. Сейчас Джин воспринимала реальность невероятно отчетливо, как будто поглотившая ее тьма пещеры обострила все чувства. Вот Бодхи снова спускается в основной отсек, выкрикивая команды дроиду. Вот вымокшие и хмурые Бейз с Чиррутом застыли на своих местах и словно чего-то выжидают. Вот Кассиан избавляется от мокрых вещей, сваливая в кучу куртку, квадронокль и винтовку.
Кассиан, который ее предал.
Когда она догадалась? Когда они мчались по платформе? Когда небо прорезали первые истребители?
Впрочем, не важно. С годами у Джин выработалось определенное восприятие предательства. Она научилась почти не реагировать на него: такова уж цена привольной жизни среди убийц и воров.
Отчего же она ожидала большего от Восстания?
— Ты соврал, — сказала Джин Андору.
Капитан поморщился, словно ожидал и страшился этого упрека.
— У тебя шок, — произнес он, поворачиваясь к ней и глядя прямо в глаза. Негодяй пытался подавить ее.
— Ты с самого начала хотел убить моего отца.
Андор тут же огрызнулся:
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Не отпирайся, — оборвала его Джин и медленно повторила: — Ты с самого начала хотел убить моего отца.
Галена, в конце концов оказавшегося ни героем, ни предателем, а всего лишь слабым человеком, которого ей так и не довелось узнать. Джин ухватилась за чувство, которое переполняло ее при этой мысли, и превратила боль в прочное, острое оружие. Подобная метаморфоза была для нее не в новинку.
Бодхи уставился на Кассиана со страдальческим видом, но, как и сам разведчик, не удивился брошенному обвинению. Джин лишь заострила внимание на том, чему пилот предпочитал не верить. А Бейз смотрел на повстанца с тем же презрением, которого удостоились мертвые штурмовики на Джеде.
Чиррут сидел, опустив голову, и Джин предположила, что он молится.
— У тебя шок, — повторил Кассиан. — Ты ищешь, на ком сорваться. Я уже с таким сталкивался…
Джин язвительно ухмыльнулась и вскочила с места, выплевывая слова:
— Ну еще бы! — Она ткнула пальцем в сторону остальных. — Да все уже в курсе. Ты соврал, зачем мы сюда прилетели, и продолжал врать, когда собрался пойти на разведку один. Истребители Альянса появились на Иду не случайно.
Джин не стремилась вывести Кассиана на признание, она закидывала его упреками, словно дротиками, чтобы позлорадствовать и понаблюдать, как он юлит и уходит от темы, лишь бы не смотреть правде в глаза.
— Ты, наверное, врешь с самого начала. Мой отец был для тебя всего лишь мишенью.
В повисшей тишине было слышно, как с одежды на палубу капает вода. Когда капитан все-таки подал голос, речь его была размеренной и отчетливой, хотя самого Андора трясло.
— Твой отец был у меня как на ладони, и я мог преспокойно нажать на спуск. Я нажал?
Разведчик резко развернулся к Чирруту с Бейзом, прожег взглядом пилота:
— Нажал?
Все промолчали. Иного Джин от них и не ожидала.
От холода у девушки зуб на зуб не попадал, но она все равно продолжила свои нападки на повстанца, черпая силы в собственном негодовании.
— Это ничего не меняет! Мой отец мог дать показания, а ты его подставил. Он погиб под бомбами твоего Альянса!
Джин была права. Она пыталась найти удовлетворение в своей правоте, но не тут-то было. В темной пещере в глубине ее души это было невозможно.
— У меня был приказ! И я его нарушил! — От невозмутимого разведчика не осталось и следа. Его лицо перекосило от неприкрытой злобы. — Но где тебе понять.
— Приказ? Ты же знал, что он преступный! — В памяти Джин всплыл момент, когда Со Геррера поручил ей, четырнадцатилетней девчонке, персональное задание. Но, отмахнувшись от болезненного воспоминания, девушка постаралась подобрать очередную колкость, которую сможет вонзить Андору прямо в сердце. — Да ты ничем не лучше штурмовика!
Но Кассиан больше не отступал перед ней, стойко встречая обвинения. Он подошел к Джин и, встав с ней чуть ли не нос к носу, процедил на повышенных тонах:
— Кто ты, чтобы судить? Не всем доступна роскошь решать, когда и где проявлять широту души. — Он оскалился, словно в ответ на ухмылку Джин. — Что, внезапно Восстание перестало быть пустым звуком? Теперь, когда ТЫ окунулась в него и тебе больше некуда податься?
Капитан воздел сжатую руку. Девушка приготовилась дать отпор, но Кассиан так же быстро опустил кулак.
— Некоторые живут Восстанием, — продолжил он. — Я воюю с шести лет. Не ты одна потеряла все, что тебе дорого. — Дыхание срывалось, но слова оставались четкими и взвешенными. — Только мы решили не сдаваться.
Джин не сводила взгляда с человека, который ее предал.
«Ты соврал, — хотелось снова бросить ему в лицо. — Ты с самого начала собирался убить моего отца».
Но холод уже пробрал до костей, постепенно добираясь до мозга.
— Красивыми речами тебе не оправдаться, — проговорила Джин.
— Мне и не нужно, — отрезал Кассиан.
Ни один из них не отвел взгляда. Так они и стояли, глядя глаза в глаза, пока холод и темнота не подорвали решимость девушки, пока ее верное оружие в виде колких слов не иссякло. Можно было напоследок ткнуть Андора кулаком под ребра, потом коленом в живот и полюбоваться, как он растянется на полу.
Но это не заставит его вымаливать прощение за убийство Галена и не придаст веса ее упрекам.
Поэтому Джин просто отвернулась.
— Летим на Явин-четыре! — крикнул повстанец в сторону кабины. — Сообщи, что мы идем на трофейном корабле.
Джин заметила краем глаза, как разведчик вихрем развернулся, смерив взглядом трех остальных пассажиров.
— У кого еще претензии?
Никто не ответил. Да и что тут скажешь?
Вы должны были предупредить меня, — сказала Мон Мотма, но в ее голосе не было раздражения.
Она стояла у широкой прорези окна в своем кабинете, за которым простирались бесконечные джунгли. Классическую старину всей композиции нарушала брезентовая занавесь, служившая защитой во время ливней. Дрейвен сидел, на привычном месте возле ее стола, периодически поглядывая на часы на встроенном пульте.
— Ситуацию это бы уже не спасло, — ответил генерал. В голосе сквозила горечь, но адресована она была не хозяйке кабинета. — Мы слишком поздно узнали о Джеде. Что же касается Галена Эрсо, то, когда мы потеряли связь с капитаном Андором, посчитав его погибшим, пришлось на ходу менять планы. Не эвакуировать, а ликвидировать.
Он лгал, но Мон Мотме не обязательно знать, что убийство Эрсо планировалось с самого начала. Дрейвен был готов отстаивать принятые им решения, однако вот-вот должно грянуть что-то масштабное, и сейчас было не время раскачивать лодку.
— Откуда вы знаете, что спасло бы, а что нет? — Она развернулась, огорченно нахмурившись. — Генерал, вы не представляете, чем мне пришлось заниматься последние несколько дней. Как только до нас дошли первые слухи о разрушителе планет, я всеми мыслимыми способами воздействовала на союзников в Сенате, чтобы на голосование вынесли декларацию о демилитаризации Империи и перемирии с Альянсом повстанцев.
Дрейвен этого не знал, хотя Мон Мотма давно задумала декларацию в долгосрочной перспективе. А ведь ему следовало быть в курсе. Вне сомнения, эта промашка оказалась унизительным напоминанием о недоработках Разведслужбы Альянса.
Мон Мотма продолжила:
— Я могла бы сыграть на неопределенности. Слухи о возможном завершении постройки через несколько месяцев или лет могли бы склонить голосующих на нашу сторону. Показания Галена о мощи и предназначении этого оружия сыграли бы нам на руку. Но теперь…
Она вздохнула и села на подоконник, расправив подол белого платья.
— Уже построен разрушитель планет, готовый к введению в строй, а Альянсу нечего противопоставить? Если я раскрою эту информацию, половина сенаторов нам не поверит, а остальные ударятся в панику, которую я не смогу контролировать.
Дрейвен обдумал сказанное, отметив моменты, которые нужно изучить подробнее, и честно постаравшись отделить упреки, адресованные лично ему, от общих слов разочарования.
— Вы не собираетесь, — осторожно закинул он удочку, — отказаться от политического разрешения конфликта?
— Ни за что, — раздался тихий ответ. — Но возможно, мира придется ждать несколько дольше.
Генерал отрывисто рассмеялся и тут же пожалел об этом. На лице Мон Мотмы появилась столь редкая самоуничижительная улыбка.
— Разумеется, мы должны созвать совет Альянса, — сказала она. — Причем как можно скорее. Поставим всех в известность и выработаем план действий перед лицом надвигающегося кризиса.
Нечто подобное Дрейвен и ожидал. Собирать всех руководителей Альянса вместе было чревато: один диверсант с термодетонатором или неосторожная передача данных могут положить конец всему Восстанию. Но других вариантов у генерала не было. Военачальники привыкли путешествовать скрытно и не обращать внимания на риски, а вот членов совета из штатских, агентов Альянса, рассредоточенных в Имперском сенате и прочих уголках Галактики, собрать на «Базе-1» будет сложнее.
— Я этим займусь, — сказал генерал. Все равно что передвинуть гору в кратчайшие сроки, но он справится. — Вполне вероятно, что к моменту собрания капитан Андор и дочь Эрсо вернутся.
— Хорошо. Свидетельства капитана Андора помогут нам успокоить и перетянуть на свою сторону наиболее упертых членов совета.
Казалось, Мон Мотма и сама в это не верит.
— Может статься, Андору нечего будет им сказать. Вы помните послание, из-за которого все и завертелось? От Галена Эрсо?
Мотма кивнула и наклонила голову. Дрейвен вздохнул:
— Единственная, кто видел это послание, — дочь Эрсо. И только она видела отца перед его смертью. Мы ее допросим, но уж не знаю, насколько адекватно она будет вести себя перед собравшейся толпой.
Снова расправив платье, Мотма с полминуты разглядывала подол, а потом поднялась.
— Я хочу, чтобы Джин Эрсо присутствовала на совете, — сказала она. — Проследите за этим.
Эти ее слова больше прочих поразили Дрейвена. Джин Эрсо?
— Эта девчонка — воровка и мошенница, — начал увещевать генерал. — Она не просто так оказалась за решеткой. Когда мы ее вытаскивали, она моим парням чуть головы не поотрывала.
Мон Мотма с самого начала настаивала, что Джин нужно выкрасть с Вобани. Будь на месте главы Альянса кто-то другой, Дрейвен подумал бы, что сейчас этот кто-то выгораживает свое неудачное решение.
— Вы и правда что-то в ней углядели?
— Огонь, — ответила глава Альянса, как будто это все объясняло.
— Ясно. — Дрейвен помедлил, раздумывая, не закончить ли беседу на этом выгодном для себя моменте, но все же рискнул испытать судьбу.
— Что бы ни решил совет, — произнес он, — действовать придется быстро. Я постараюсь отозвать некоторых оперативников, подобрать летный и наземный состав. Пускай будут наготове.
— Благодарю, генерал, — проговорила Мон Мотма.
— Когда я сказал «что бы ни решил совет»… — Дрейвен протяжно выдохнул, поднимаясь с кресла. — Не стану обещать, что поддержу вас на этом собрании.
— Я понимаю, — ответила она. — Полагаю, мы оба будем стараться загладить собственные ошибки.
На это у Дрейвена не нашлось возражений, так что он коротко кивнул и покинул кабинет. У него и без всего этого самокопания дел было по горло.
Мустафар мерцал в темноте космоса, как горящий уголек, покрытый океанами бурлящей лавы и черными пятнами скалистых континентов. При взгляде на него Кренник задумался о «Звезде Смерти», прикидывая, сможет ли созданное им орудие при правильной настройке нанести планете такой же урон, пробить ее кожу и дать ее сердцевине истечь огнем.
Заточенная внутри планет сила не могла тягаться с мощью детища Кренника. Но сегодня он прибыл сюда не на «Звезде Смерти».
Челнок, вздрогнув и покачнувшись, вошел в атмосферу и нырнул в черные тучи, которые гнал ревущий ветер. Стабилизаторы и генераторы гравитации поддерживали равновесие внутри корабля, но директор все равно счел кратковременную тряску неприятной. Он вцепился в подлокотники и вздернул подбородок, по шестому разу прокручивая в голове все, что знает о Дарте Вейдере, и прикидывая в уме тактику поведения с существом, которое избрало своей резиденцией Мустафар.
Челнок спустился ниже туч. Щелкнули переключатели системы жизнеобеспечения, меняя режим с подогрева на охлаждение. За иллюминатором всего в десятке метров от корабля в диком танце пронесся вырвавшийся из поверхности столб расплавленной породы.
Неужели Вейдер безумец? Или он родом с этой планеты? Вдруг под броней скрывался вовсе не человек и грубая оболочка не просто замещала пораженные в битве легкие и конечности, но и способствовала выживанию этого порождения магмы в ледяной пустоте космоса?
А может быть, он живет на Мустафаре, потому что любит сжигать своих жертв живьем.
Что можно сказать об Императоре Палпатине, если именно Вейдер стал его карающей дланью?
«Нет».
Орсон тряхнул головой, стараясь отогнать подобные мысли. Император был злопамятным, но не сумасшедшим. Он — игрок, чьи амбиции куда грандиознее его невероятной проницательности. Начав карьеру захудалым чиновником, он хватался за каждую подвернувшуюся возможность и использовал ее на полную катушку. Палпатин подчинил себе Бейдера, но не он создал самозваного мистика и повелителя давно забытого культа ситхов.
Директор преисполнился надеждой. Если Вейдера смог усмирить сенатор с Набу, то сможет и Кренник. Не важно, вызвали его сюда для похвалы или разноса — он сможет влиться в ближайшее окружение Вейдера и расстроить его тандем с Таркином. Для этого имелись предпосылки: идея, как обличить слабость Таркина, зародилась в мозгу директора еще на Джеде и полностью оформилась ко времени прибытия на Иду. Осталось только подгадать момент для ее воплощения.
Челнок заложил вираж к высившейся посреди пылающего моря абсолютно черной горе обсидианового замка, окованного металлом, что нависал над бушующим хаосом. По приземлении директора, ступившего из корабля в удушающую жару, жестом приветствовал слуга в черных одеждах. Следуя за ним по коридорам, Кренник представлял, скольких посетителей вот так вели на казнь.
«Неудивительно, что лакей столь неразговорчив».
Мысли побежали по порочному кругу. Орсон отчиталя за мнительность, помянув недобрым словом Галена Эрсо. Гибель ученого, с которым они были знакомы столько лет, заставила директора в самый неподходящий момент задуматься о неотвратимости смерти. Он оправил форму и одернул китель, стараясь выглядеть достойно. Слуга оставил его ждать в зале с куполообразным потолком, а сам скрылся за арочным проемом.
Сначала до Кренника донесся запах химических реактивов и медицинских препаратов, который напоминал о смазке для чистки дроидов. Затем раздался звук вытекающей из большой емкости жидкости и механический лязг сотни суетливых манипуляторов. Из арки пополз пар, и, пока глаза директора привыкали, он расслышал новый звук: глухое металлическое сипение, эхом отражавшееся от стен; отчаянное, жадное дыхание существа, которое никак не может быть живым.
Проводник вышел обратно и удалился в коридор, по которому привел Орсона. Кренник даже не заметил, как он прошмыгнул мимо, поскольку старался сложить из деталей увиденного единый узнаваемый образ.
— Директор Кренник, — послышался глубокий и раскатистый, словно исходящий из бездны, голос существа, что хрипело во тьме.
У Кренника заныли зубы, и усилием воли он заставил себя поклониться.
— Повелитель Вейдер. — Голос не дрожал — и на том спасибо.
Тени в рассеивающейся дымке слились в силуэт, который шагнул в зал. Перед посетителем возникла фигура в черном доспехе и плаще, с мерцающими огоньками индикаторов и переключателями на грудной панели. Шлем напоминал начищенный до блеска жуткий череп с багровыми линзами на месте глазниц.
— Вы нервничаете.
По лицу Вейдера было невозможно ничего прочитать, потому что его не было видно. Кренник попытался анализировать намерения ситха по позе, по перепадам мучительного дыхания, но безуспешно.
«Он разговаривает, как обычный человек, — напомнил себе директор. — Значит, будем играть словами».
Орсону показалось, что Вейдер не из тех, кто станет тратить время на пустую болтовню перед казнью, и тем самым он уже выдал больше, чем собирался.
— Нет, — возразил директор. — Не нервничаю. Всего лишь спешу. Многие вопросы требуют моего внимания.
— Приношу извинения. — Вейдер шагнул ближе. Линзы блестели алым посреди тьмы и клубов пара. — Сначала вам придется объясниться по многим вопросам.
«По каким же это?» — чуть не спросил Кренник, но решил, что первым делом следует напомнить о своих успехах.
— Я закончил оружие для Императора, — заявил Орсон. — Испытание на Джеде продемонстрировало его возможности. Но боюсь, что губернатор Таркин мог… как лицо в некоторой степени несведущее в наших разработках… не донести до Императора истинный масштаб нашего триумфа.
«Вейдер — воин до мозга костей. Он оценит смелый выпад».
— Я заслуживаю высочайшей аудиенции и хочу лично доложить об исключительном потенциале нового оружия, — завершил свою небольшую речь гость.
Жуткая маска склонилась, уставившись на директора. Голос прогромыхал:
— Несомненно, его возможности создавать проблемы наглядно продемонстрированы. Уничтожен город. Совершено открытое нападение на имперский объект.
Повелитель ситхов неспешно скользнул вперед, начиная обходить Кренника, словно охотник, загоняющий свою добычу.
«Открытое нападение на имперский объект».
— Значит, Вейдер винит в бойне на Иду Орсона. Неужели это и есть тот самый подходящий момент для воплощения своей идеи? Шанс утопить Таркина так скоро?
— Испытания провели по указанию губернатора Таркина, — начал директор.
Но голос снова прогромыхал, завибрировав в черепной коробке:
— Директор Кренник, я вызвал вас не для того, чтобы вы плели интриги.
Кренник мысленно выругался: Вейдер видел его насквозь.
— Нет, я…
— Никакой «Звезды Смерти» не существует, — продолжил ситх. — Мы сообщим Сенату, что Джеда была разрушена вследствие аварии на шахтах.
— Я уверен, что Сенат…
— Исправно служит нашему делу, если его как следует усмирить. Император лично решит вопрос с Сенатом, когда ему будет удобно.
— Да, повелитель, — проговорил Кренник. Он приосанился, с достоинством принимая этот щелчок по носу.
Вейдер завершил обход и, не удостоив директора взглядом, направился к дверям.
— Не сомневаюсь, что вы приложите все усилия и представите Императору доказательства, что Эрсо не саботировал создание нового оружия.
И все? Быстрый допрос и предостережение?
— То есть… — начал Кренник. Голос звучал слабо, в пересохшем горле внезапно начало саднить. — Я все еще руководитель проекта? И вы расскажете Императору о…
Не поворачиваясь к посетителю, ситх сделал жест рукой. Кренник попытался сглотнуть и понял, что это удается ему с большим трудом, как будто шею обхватили невидимые пальцы и, четко контролируя давление, начали ее сжимать.
Директор закашлялся и стал судорожно хватать ртом воздух, попутно вспоминая ходившие о повелителе ситхов байки и тот случай, когда он стал свидетелем, как Вейдер задушил офицера на военном собрании. Несколько последующих дней Кренник убеждал себя, что Вейдер ладонью сжимал шею несчастного, пока та не хрустнула, но это был самообман.
Джедаи погибли, но их умения никуда не делись. Неизвестно, был ли повелитель ситхов безумным фанатиком или нет, но его чары работали.
Невидимые пальцы еще раз стиснули горло — Креннику даже показалось, что смерть все-таки настигла его, — а потом отпустили. Он рухнул как подкошенный и оперся на руки, ощущая сквозь перчатки холод пола.
— Не задохнитесь от своих амбиций, директор, — посоветовал голос из бездны.
На этом Вейдер удалился, а пытавшийся вдохнуть Орсон, не в силах выпрямиться, попятился в коридор. Там его поджидал слуга в капюшоне. Он кивком предложил директору следовать за ним, уводя тем же путем, которым они сюда прибыли.
Ковыляя за слугой, Кренник выдавил страдальческую ухмылку.
Вейдер оставил его в живых. Повелитель ситхов счел его слишком ценным, чтобы убивать, значит, развивая мысль, Император тоже его ценит. Таркину уже не удастся самовольно отнять у него «Звезду Смерти». А главную ошибку губернатора Кренник припасет на будущее. Уничтожив столицу Джеды, Таркин упустил из виду, что на самой луне остались выжившие и их нужно было изолировать. А иначе как мятежники смогли просочиться на Иду? Пилот-предатель прибыл на Джеду именно оттуда, и его послание пошло дальше.
Только Таркин и никто иной в ответе за это.
Впрочем, этот козырь стоит пока попридержать. Вейдер прав: им неизвестны детали предательства Эрсо.
Вдруг целью нападения на самом деле был вовсе не Кренник и не исследовательский центр, а Гален? Может, повстанцы боялись, что ученый сломается на имперском допросе и выдаст информацию о еще более крупном заговоре и саботаже?
Нужно это выяснить. Нужно знать наверняка.
Слуга внезапно заговорил с директором, прервав его размышления:
— Немногие удостаиваются чести посетить повелителя Вейдера в святая святых. — В этот момент они дошли до дверей, ведущих к посадочной площадке. — Полагаю, вам не стоит распространяться об увиденном.
Кренник выпрямил спину, смерив слугу взглядом, но лицо у того было столь же непроницаемо, как и жуткая маска Вейдера. Не проронив ни слова, директор шагнул обратно в царящую снаружи жару.
Орсон уже был готов покинуть это средоточие безумия, каким предстал перед ним Мустафар, но внезапно у него засосало под ложечкой от мысли, что отныне нависшая над ним тень Вейдера будет постоянно его преследовать.
Взойдя на борт челнока, Кренник приказал взять курс на Скариф.
Джин съежилась в тесноте машинного отсека, надеясь, что исходящее от механизмов тепло согреет ее. Но ей начинало казаться, что этого никогда не произойдет.
Она улизнула сюда после того, как разругалась с Андором. Ей нужно было побыть одной, вдали от разведчика и от жалости остальных. Под мерное вибрирование двигателя, под гул летящего сквозь гиперпространство корабля Джин пустилась плутать по темным закоулкам своего сознания.
Несколько мгновений она предавалась мечтам о мести.
Можно дождаться прибытия на Явин, а там изловчиться и обрушить пирамиду на головы Кассиана, генерала Дрейвена, Мон Мотмы и всех остальных, кто хоть как-то замешан в убийстве отца. Она заявила Со, что Восстание принесло ей лишь страдания. С тех пор как повстанцы вновь ворвались в ее жизнь, устроив побег с Вобани, именно так все и было. Разве не будет справедливо отплатить той же монетой?
Некоторое время она упивалась фантазиями, но потом резко прервала их. Кем бы Джин ни была, что бы ни натворила за свою короткую, полную невзгод жизнь, до хладнокровных убийств она не опускалась. Да, ей случалось отнимать жизнь на войне, чтобы спастись самой или спасти других. Но она не была Андором и не хотела становиться такой же, как он. Фантазии о страданиях негодяев, виновных в смерти ее отца, не принесли никакого утешения, и, когда первый порыв иссяк, Джин ощутила лишь пустоту и усталость.
Она вспомнила о послании отца.
«Если ты нашла в Галактике место, не тронутое войной, и тихо живешь там, может быть, даже с семьей… Мне не нужно ничего, только бы ты была счастлива, Джин».
Так он сказал? Джин уже сомневалась, что помнит точные слова. Когда Гален умер, речь перестала крутиться в голове, и оживить ее в памяти никак не получалось.
Значит, если она отказалась от мести, осталось просто взять и уйти? Стащить немного кредитов и затаиться где-нибудь вдали от всего этого бардака? Она могла бы, как и раньше, тянуть свою лямку в сторонке, пока Империя взрывает планету за планетой, разнося повстанцев в пух и прах.
«Ее можно уничтожить. Кто-то должен это сделать».
Последнее, что сказал ей отец. Не слова любви, не «я так по тебе скучал». Впервые за много лет увидев Дочь, умирающий Гален только и мог думать о махине, которой посвятил всю жизнь. О механизме, который он строил и исподволь губил десятки лет, из-за которого Альянс повстанцев в конце концов погубил его самого.
Наверное, следовало бы разозлиться на отца за то, что Джин, по сути, зря примчалась на Иду. Даже записанное послание подарило ей больше, нежели личная встреча. Воспоминание об охваченном чувствами человеке, который силился сказать: «Моя любовь к ней никогда не угасала», сменилось в памяти Джин образом безжизненного тела в ее объятиях, запутавшегося старика, такого же смертного, как и все остальные.
Нет, она не злилась на отца. Она винила Восстание и Андора. И даже эта злость, как видно, была бессмысленной. Она лишь тянула назад, к ненавистным мыслям о мести.
Так и не найдя ответов на свои вопросы, Джин задремала под рокот двигателя.
И увидела сон.
Джин снился Со Геррера. Человек, который, воспитывая ее столько же лет, сколько и сам Гален, очень редко улыбался. Снилось, что она снова стала напуганной восьмилеткой под крылом вояки, который не принимал никаких оправданий для страха, солдата, чей рев распугивал гаморреанцев вдвое крупнее его самого. Со Геррера никогда не ввязывался в бой, если не знал, как его выиграть. Джин снился тот день, когда она приковыляла домой с разбитым лицом и сломанной ногой, снились десятки шрамов, которые она получила за все то время, что провела с шайкой Со. Она носила их и по сей день.
Со вдохнул в нее пламя. Он научил Джин драться зубами и когтями, а она так и не поблагодарила его.
Еще ей снился Гален. Она видела квартиру их семьи на Корусанте, ферму, игрушки, которые дарил ей отец. Каждой игрушке, которых было так много, Джин давала имя, но Гален каким-то чудом умудрялся запомнить их всех: Бини, Штурми, Счастливчика Хазза Осинбита и других, которые остались в ее воспоминаниях лишь смутными пятнами. Бывало, ночью отец заглядывал в ее комнату — где бы они ни находились, на любой планете — и вкладывал ей в руки игрушку. Он проявлял любовь без изысков, всегда просто и недвусмысленно. Джин столько лет ненавидела все, что с ним связано.
Во сне Гален умирал на Ла'му от рук штурмовиков в черной броне и под непрерывным огнем СИД-истребителей. Джин видела вспышку его «Звезды Смерти», испепеляющей дома, навесы и жителей в Священном городе Джеды. Она бежала по площади, чтобы спасти девочку, и не успевала. Когда ее руки смыкались вокруг малышки, под пальцами оказывался лишь голый скелет, который тут же рассыпался в пыль. Джин снились штурмовики. Их было все больше и больше: штурмовики, выгоняющие жителей из их домов; штурмовики, караулящие тюремные блоки; штурмовики, расстреливающие слепцов. Они маршировали бесконечными рядами и теперь палили в нее саму, прожигая в груди тысячи ран.
В ее сне человек в белом обозревал деяния штурмовиков и казнь Джин, произнося какие-то слова, которых она не слышала. Казалось, что происходящее доставляет ему удовольствие. Он даже не посмотрел в сторону Джин, поглощенный более важными задачами. Штурмовики, снова в черной броне, все продолжали стрелять по ней.
И вот когда Джин уже казалось, что она больше не в силах выносить этот кошмар и пора просыпаться, ей приснилась мама.
Мертвая Джин лежала на полу их корусантской квартиры, а Лира усердно упаковывала оборудование для индивидуального исследовательского полета на какую-то планету. Потянувшись к десертному столику за переносным датчиком, мама чуть не наступила на нее.
— Да что ж такое… — Лира покачала головой и, нагнувшись, поставила дочь на ноги.
Что это, воспоминание? Джин ничего не понимала, чувствуя, как дрожит кисть, которую обхватила теплая ладонь.
— Мама? — позвала она.
Лира рассмеялась и ткнула Джин в лоб пальцем.
— Нечего лежать посреди дороги. Я споткнусь и упаду на тебя, а папа отругает меня за твои синяки.
Она вернулась к своим сборам, а Джин не сводила с нее глаз.
— Мама, — прошептала она. — Я не знаю, что мне делать.
Лира подняла руку, требуя тишины. Проверив содержимое дорожной сумки, она удовлетворенно кивнула и медленно подошла к дочери. Улыбнулась нежно и грустно.
— Я знаю, милая, — сказала мама. — Но ты уже большая девочка и должна все решать сама.
Квартира исчезла, а они перенеслись в бескрайнюю тьму, которая раньше была пещерой в сознании Джин.
— Я не представляю как, — прошептала она, хотя ей было ужасно за это стыдно.
Лира заговорщически оглянулась вокруг, а потом снова посмотрела на дочь:
— Я дам тебе одну подсказку, ладно?
Джин подавленно кивнула.
Лира приблизилась к ней чуть ли не нос к носу.
— Ты дочь своего отца, — сказала она. — Но этим не ограничиваешься. И это хорошо. Мы все в тебя верим.
Джин почувствовала себя маленькой. Ей снова было четыре года, и мама казалась такой большой.
Лира прошептала дочери на ухо, так тихо, что Джин едва расслышала:
— У сильнейших звезд сердца из кайбера.
Кулон на шнурке ожег шею.
Сон оборвался, и Джин вновь очутилась в машинном отсеке имперского грузового челнока, рыдая горше, чем в детстве. Лицо ее раскраснелось, нос опух. Джин плакала, пока непроглядную тьму пещеры не начал рассеивать свет, пока слезы не смыли следы дождя Иду и она наконец-то не почувствовала себя очистившейся.
