8. Психология космических путешествий
Астронавта трудно напугать. Лоредана Бессоне, тренер из Европейского космического агентства, столкнулась с этой проблемой, когда ее посетила идея подвергать астронавтов стрессу (что является важной частью любой реалистичной тренировки), помещая их в пещеру. Во время работы под землей психолога из ее группы оставили на 45 минут в одиночестве в темноте; вся жизнь прошла у той перед глазами. Позже Лоредана описывала опыт психолога: «Я была одна, не было никаких звуков, не было света, ничего вокруг меня, никаких запахов. Я чувствовала себя так, будто меня нет. Ощущение такое, как будто не существует ничего, кроме моего дыхания, и это было ужасно».
Казалось бы — идеальное испытание. Лоредана воссоздала этот опыт для астронавтов — одиночество в полной темноте, беспомощность и неведение на счет того, сколько это продлится.
Астронавты решили вздремнуть.
«Они говорили, зачем упускать прекрасную возможность поспать? — рассказывает она. — Я прекратила эти тренировки, в них не было смысла.
Но она нашла идеальное место для тренировки астронавтов — в пещере в далекой незастроенной долине на острове Сардиния. Симулировать командную работу в космосе можно по-разному, и было испробовано немало так называемых миссий-аналогов, в том числе на гавайском вулкане, на канадском острове и в помещении, напоминающем консервную банку, в большом цехе Космического центра имени Джонсона. Но все это имитация. В пещере астронавты исследуют и картографируют новые ходы, собирают научные образцы, ищут новые формы жизни и забираются все дальше и глубже — опасная затея без средств связи и возможности быстро эвакуироваться. Порой они продираются через настолько узкие щели между камнями, что приходится хорошенько выдохнуть для того, чтобы не застрять.
Франческо Сауро, профессиональный спелеолог и инструктор курса, отмечает, что астронавт никогда не откажется лезть в узкий лаз, если ему сказать, что этого еще никто не делал. Они слишком любят соревноваться. Как выразился один бывалый астронавт, они разобьются в лепешку, но не отступят. А еще Франческо говорит, что они постоянно переоценивают, сколько они могут сделать за день, и недооценивают свою потребность в отдыхе, и что спустя несколько дней в пещере им приходится пересмотреть свои возможности и режим сна. Они привыкли пользоваться системами, расписаниями, списками дел и участвовать в формальных процедурах.
Профессиональные спелеологи совсем другие. Они независимы. Они хорошо приспосабливаются и импровизируют. Они — ученые и исследователи, стремящиеся к цели, но с легким характером и не зацикленные на правилах.
Для того чтобы вести исследование дальнего космоса, астронавтам придется многому научиться у спелеологов. NASA уже давно живет списками и стратегией заблаговременной готовности ко всему, что может пойти не так. Астронавты никогда еще не забирались так далеко, чтобы расстояние исключало возможность консультации с центром управления в прямом эфире. Но для исследования другого мира списки задач могут и не подойти. Задержка радиосигнала исключает возможность диалога с центром управления, общение с Землей будет больше похоже на переписку по электронной почте. У Марса и Титана много общего с темным провалом неисследованной пещеры.
Астронавты понимают это, и им нравится подземелье. Программа Бессоне CAVES так успешна, что через нее пропускают своих астронавтов все государства, участвующие в полетах на МКС, даже русские и китайцы. Стажеры самостоятельно исследуют пещеру и параллельно учатся взаимодействовать с людьми других национальностей, выбирают себе лидеров. Пять или шесть астронавтов отправляются в пещеру. У каждого поначалу свой проводник, так как первый этап заключается в опасном, сложном спуске в систему пещер, затем они исследуют подземелье в течение шести дней подряд. Съемочная команда фиксирует их реакции на происходящее, но проект гарантирует конфиденциальность. Для любителей приключений это вызов и потрясающая возможность.
Астронавты знакомятся с работой в команде в по-настоящему опасных условиях, полных неожиданностей. Пещеры похожи на космос тем, что люди к ним объективно не приспособлены. Как и в космосе, здесь астронавты обособлены в замкнутом пространстве и лишены уединения. Перед лицом настоящего риска, с плохой связью, они ведут настоящую полевую деятельность. Вдали от своих семей они вынуждены жить, взаимодействовать и делить пространство и ресурсы с новыми коллегами. Это чуждая среда, где люди не могут выжить без технологий.
Это тренировочный проект, не исследовательский, но практические уроки работы под землей, судя по всему, пригодятся и в ходе межпланетной миссии. В пещерах отказывает техника. Вдали от помощи, во враждебной среде нужно простое и надежное снаряжение. И обычно астронавты — не полевые ученые. Вне своей специальности они знают не больше интернов или в лучшем случае лаборантов. Для того чтобы стать научным экспертом, способным совершить важное открытие в полевых условиях, нужно сначала получить образование и поработать какое-то время. В рамках программы «Аполлон» профессиональный ученый отправлялся на Луну всего однажды — это был Харрисон Шмитт на «Аполлоне-17», и именно эта миссия собрала наиболее значимые научные данные.
К настоящему времени астронавты картографировали около 5 км пещеры. Она может простираться на десятки километров сквозь известняковый карст. В 2012 г. они обнаружили в пещере новый вид мокрицы и собрали микробиологические образцы для более обстоятельного исследования.
Ключевой сложностью для космических первопроходцев будет работа с информацией. Невозможно в одиночку знать все то, что нужно знать. В небольшой команде, возможно, имеет смысл обучить каждого астронавта лечить остальных в случае физического или умственного расстройства. Но не могут все сразу быть докторами и физиологами. Никто не может знать все, что известно профессиональным медикам, инженерам, геологам, технологам, пилотам и ремонтникам космических аппаратов. И это даже не говоря о тех обширных сведениях, что необходимы просто для повседневной жизни в космосе.
Длительное путешествие полно трудностей. Каково бы ни было первоначальное обоснование строительства МКС, она продемонстрировала этот факт и преподала бесчисленные уроки по обеспечению длительного космического путешествия. Это тоже миссия-аналог.
Некоторые из наиболее ценных уроков МКС были неожиданными. Например, никто не представлял себе, насколько трудно будет отыскать что-либо на ее борту. Любой, кто путешествовал на судне, знает, как важно класть каждую вещь на свое место. МКС похожа на судно, которое никогда не возвращается в порт, и астронавты проводят массу времени, разбирая припасы, прибывающие с Земли, пакуя мусор в возвращаемую капсулу и ведя учет вещей, хранящихся в бессчетных закутках ее модулей.
Создатели МКС даже близко не предполагали, насколько сложной окажется проблема хранения. Поначалу накапливалось ошеломляющее количество вещей, и на станции царил беспорядок. Сейчас каждый предмет заносится в базу данных, ведется подробный учет всего. И все равно как минимум одному члену команды звонили уже после его возвращения домой и просили помочь разыскать потерявшуюся на станции вещь. Цена этому — время, или, как говорят в NASA, непроизводительные расходы. За вычетом часов, затрачиваемых на прием пищи, сон, гигиену, поддержание работы системы и двух часов упражнений в день, а также времени, уходящего на уборку и поиск вещей, у астронавтов в среднем остается всего лишь 13 часов в неделю на собственно выполнение своих миссий.
Один из подходов к решению проблемы вещей — брать их меньше. 3D-принтер позволит производить детали в космосе, потребуется меньше запчастей. На МКС нужно много запчастей к тренировочному оборудованию. Это уникальные и сложные механизмы с большим количеством движущихся деталей, они позволяют подолгу тренироваться и обеспечивают нагрузки, имитирующие тяготение, и при этом защищают эксперименты, проводимые в невесомости станции, от вибраций. Детали изнашиваются. Принтер позволит делать новые запчасти по мере надобности, и на МКС будут нужны только файлы данных, но не сами предметы. Эта стратегия окажется еще ценнее в ходе миссии на другую планету, когда снабжение невозможно, а объем хранилищ ограничен.
Марк Рейган ведет похожие исследования по подготовке астронавтов к дальней первопроходческой миссии. Он работает в отделе NASA, отвечающем за миссии-аналоги, и часть своего времени дежурит оператором по связи с экипажем (CAPCOM) в зале управления полетами МКС Космического центра имени Джонсона в Хьюстоне. Капком — это человек, с которым чаще всего разговаривают астронавты. Марк хочет снизить значимость этой роли и одновременно зависимость астронавтов от центра управления, поместив больше информации на ее борт.
Вид зала управления в Центре имени Джонсона полностью отвечает ожиданиям любого поклонника космической фантастики: ряды консолей перед большим настенным экраном, на котором отображается путь МКС и положение спутников связи, через которые идет общение. Главная функция этого и подобных помещений в России и Японии — экспертное консультирование астронавтов. Сотрудники за пультами следят за различными аспектами полета и дают указания астронавтам через капкома, обеспечивая им доступ к экспертному знанию в широком спектре областей.
За десятилетия космических полетов NASA уяснило, что между экипажем и людьми на Земле естественным образом возникает конфликт, так как астронавты получают от операторов многочисленные запросы и испытывают раздражение из-за недостаточного понимания экспертами их состояния. Капком — это в каком-то смысле переводчик и защитник, сглаживающий отношения и регулирующий поток информации.
Астронавты на МКС имеют доступ к интернету и могут совершать частные звонки на Землю. Полет куда больше похож на регулярную работу, чем на исследовательскую миссию. Они просыпаются, работают в течение дня и ложатся спать по команде из Хьюстона. Жизнь расписана поминутно. Процедуры задокументированы в письменных пошаговых руководствах. Традиция NASA не оставляет места случайностям и создает культуру, в которой — в идеале — ценится точность и дисциплина в команде хорошо обученных людей, идеально выполняющих тщательно изложенные планы и не нуждающихся в импровизации.
Когда космический аппарат покинет Землю и отправится к Марсу или еще дальше, эту культуру придется менять. Первопроходцы столкнутся с неожиданностями. Нельзя предугадать и записать в план все. Астронавтам придется больше походить на спелеологов. Им понадобится как-то применять знание в новых ситуациях без команды экспертов на связи.
Рейган изучает эти вопросы с помощью подводной лаборатории у берегов Флориды. Астронавты на две недели спускаются в лабораторию, управляемую из Международного университета Флориды, в 11 км от Ки-Ларго и на глубине 19 м. Это подводное жилище во многом похоже на космический аппарат с выходами в аквалангах вместо выходов в открытый космос; аквалангист может регулировать свою плавучесть, имитируя невесомость или тяготение Марса, более слабое, чем земное. Как и в пещерах, в программе Марка под названием NEEMO присутствуют риск, обособление и трудности. Даже изменения в телах астронавтов напоминают изменения на орбите: например, из-за связанного с миссией стресса активизируются вирусы.
Чтобы сделать NEEMO похожей на корабль, ушедший с низкой околоземной орбиты, Марк добавляет задержку связи между лабораторией и центром управления на поверхности. Исследовательские миссии в дальнем космосе выйдут за пределы зоны мгновенной связи. Радиосигналы, распространяясь со скоростью света, достигают Марса через четыре минуты, если расстояние между ним и Землей минимально, а Титана — почти через 90 минут. Модель управления марсоходами — ежедневная отправка инструкций сразу на сутки вперед — не подходит для управления людьми. Марк сомневается и в том, что сработают нынешние формы расписаний и списков задач NASA, так как неизбежные недопонимания и неожиданные обстоятельства потребуют обмена объяснениями, обескураживающе длительными и неэффективными.
«Мы столкнемся с этой сложностью при переходе от модели последних 55 лет, в которой главное — это Центр управления полетами, к модели, более ориентированной на экипаж, когда астронавты предоставлены сами себе и решают задачи по мере их поступления», — сказал он.
Когда-то астронавтам понадобится больше знаний, чем можно было получить в ходе обучения. Марк полагает, что эту проблему можно решить с помощью видеозаписей — он точно так же пользуется видео с YouTube, обучаясь игре на фортепиано и ремонтируя сломанную заднюю фару своей машины.
«Я не мог снять эту чертову штуковину, не сломав ее, — сказал он. — Но, к счастью, кто-то разместил об этом видео на YouTube. И мне не нужно руководство на 10 страницах; видео в 15 секунд — это все, что мне нужно».
Тысячи видео о несметном числе задач и ситуаций послужат команде банком сведений, которые легко усвоить и благодаря которым можно не зависеть от экспертов в Центре управления. Марк вдохновляется видеозаписями по улучшению быта. В таких роликах демонстрируется не весь процесс установки, скажем, крана, а только те несколько секунд, в которых заключается вся хитрость трехмерных манипуляций, объяснять которые на письме пришлось бы слишком долго. Эксперты на Земле могут записать видео по починке сложных узлов космического аппарата и снабдить их устным комментарием, отметив лишь те моменты, которые будут необходимы астронавту для выполнения этого задания в полете.
Обстановка подводных миссий и МКС дает возможность проверить эти идеи; Марк и его коллеги учатся снимать такие видео, которые действительно помогают. Астронавты берут с собой в NEEMO оборудование и активно с ним работают, выявляя слабые стороны. Например, датчик частоты пульса, который носили астронавты на МКС, неоднократно терял большие объемы данных; в NEEMO испытали новую его версию, чтобы убедиться в том, что он будет работать в металлическом укрытии аналогичного размера, прежде чем отправить его наверх. Астронавты-подводники также испытали бур для забора образцов с поверхности астероида, работая в океане при нейтральной плавучести, имитирующей космическую невесомость. При наличии задержки связи эти задачи моделировали трудности дальнего космоса. Астронавтам приходилось думать самостоятельно и полагаться на заблаговременно снятые видеоруководства.
Это интересная и стоящая работа. Рейган и сам участвовал в девятидневной миссии. «Это была одна из самых веселых вещей, что я делал. Просто фейерверк. Все закончилось в мгновение ока. Вылезать совершенно не хотелось».
Астронавт Барратт испытывает похожие чувства к итальянской пещере. «Вы не представляете себе, как красиво там, внизу, — говорит он. — Вы чувствуете холодный воздух пещер, вы слышите эхо капли, упавшей за километры от вас, вы видите это потрясающе красивое место и понимаете, как мало людей там бывало. Это вдохновляет».
Подобные чувства могут поддерживать космических первопроходцев в миссиях длительностью год или два без психологических срывов. Быть одним из первых людей, летящих на другую планету, — достаточно приятно, чтобы сохранять сосредоточенность и положительный настрой даже целый год в маленькой капсуле. Другая радость — возвращение домой.
К этому времени астронавты полностью адаптируются к своей новой среде, а повторное привыкание к жизни на Земле потребует больших усилий. Франческо Сауро говорит, что всего за два-три дня в пещере ум и тело приспосабливаются эффективно использовать энергию и действовать в темной, тесной среде — это похоже на адаптацию астронавтов к невесомости. Органы чувств быстро забывают о запахах внешнего мира и становятся сверхчуткими; это знакомо и спелеологам, и астронавтам, возвращающимся в обычный мир.
«Вы чувствуете запах земли, — говорит Лоредана Бессоне. — Чувствуете запах листьев. Вы смотрите на дерево и чуете его листья. Это потрясающе. Я не ощущала ничего подобного, прежде чем не провела в пещере шесть дней. Вы смотрите на землю и говорите: “Она пахнет. У нее есть запах, который я никогда прежде не ощущал”».
Это длится лишь 15 минут, после чего возвращается более тусклая, смешанная палитра ощущений.
Похожую сенсорную депривацию описывают исследователи из Антарктики. Кто-то компенсирует ее готовкой острых блюд, беря с собой в поездку карри. Зимующие там работники переживают странную разлуку с запахами, вкусами и миром социума — остальным человечеством.
Антарктика является наиболее точным аналогом жизни первопроходцев на Титане и идущих им вослед колонистов.
Будущее
Шестерым первопроходцам Титана полагалось выходить на связь с Землей каждое утро — это входило в их распорядок, призванный поддерживать нормальные циклы сна и бодрствования в ходе путешествия. Диалоги незаметно становились медленнее, ожидание ответа на каждую передачу — все более длительным. Раз за разом задержка становилась невыносимой для астронавтов. Самый терпеливый из них утратил интерес к разговору, когда ответа пришлось ждать уже двадцать секунд; к этому моменту было пройдено лишь 6 млн км — 0,5% расстояния до Титана. По мере ускорения аппарата Q-двигателем задержка росла все быстрее. Астронавты просыпались, читали электронную почту с Земли и отвечали на нее, когда считали это удобным, зная, что находятся вне досягаемости критики со стороны Центра управления полетом.
Разгон Q-драйвом недостаточно быстр для того, чтобы обеспечить сильную искусственную тяжесть, но люди и предметы постепенно дрейфовали к хвосту корабля. Астронавт мог легко оставаться на месте, взявшись за леер, или прыжком преодолеть расстояние от одного конца кают-компании до другого. Но без опоры астронавт, забывший противостоять легкому ускорению корабля, медленно приближался к полу, оказываясь среди инструментов, оберток, одежды и прочих вещей, оставленных висеть посреди корабля. Это сильно упрощало уборку: весь мусор оказывался в одном месте.
Через месяц после начала путешествия раздался вой сирены. Земля засекла вспышку на Солнце, грозящую путешественникам опасным протонным излучением. Астронавты собрали что почитать и чем перекусить и забрались в кладовую корабля, организовав в ней укрытие среди ящиков с пищей и баков с водой. Путешествие только началось, большая часть припасов еще не была истрачена; шестеро астронавтов едва поместились в тесном укрытии; места не хватало даже для того, чтобы удобно разместиться с электронными книгами.
На заключительных этапах подготовки эти шестеро узнали, что им предстоит путешествовать до Титана вместе. За неделю образовались две гетеросексуальные пары. (Всем ввели дозу противозачаточного средства длительного действия — как минимум несколько лет.) Третья женщина ясно заявила о своей незаинтересованности. Третий астронавт-мужчина посмеялся над возникшим затруднением. Это был парень с легким характером, одаренный инженер, способный починить все что угодно, свободный от сильных влечений, в том числе полового и соревновательного. Он отшутился: «Я наведу порядок, когда эти расстанутся». Его не особо волновали социальные связи остальных, как и то, что они о нем думали. Его ум был занят всякими железками и совершенствованием корабля.
Мелкого ремонта было много. Нужно было присматривать за ядерным реактором. Требовались ежедневные небольшие коррекции курса. Механик по призванию искал также способы улучшить корабль: например, учил компьютер сокращенным формам типа «it’s» вместо «it is» и конструировал перегонный куб для производства алкоголя. В разговорах с Центром управления об этом последнем начинании никто не упоминал. Остальным астронавтам нравилось путешествовать с механиком: он всегда был весел и полон идей о том, как улучшить их жизнь, и, будучи в подходящем настроении, они могли даже радоваться его плоским шуткам и каламбурам.
Отдых кончился, когда расплодились мушки. Первые несколько недель все страдали разными недомоганиями от насморка до гриппа. Теперь их осаждали мелкие черные насекомые. Корабль был маленький, но им пришлось перерыть все в поисках их источника, пока один из астронавтов, инженер, не признался в том, что взял с собой азалию в горшке и держал ее в своем шкафчике для оборудования.
Нестерильный организм — растение, почва, мушки — не соответствовал процедурам Titan Corp. Поначалу астронавты думали заморозить его и выбросить наружу. Но, взглянув на растение с его маленькими зелеными листочками и розовыми цветами, они были ошеломлены. Оно было неописуемо красивым, приятно пахло, у него была потрясающая форма — петляющая и непредсказуемая, такая непохожая на окружающий механический мир.
Механик стал выяснять, как выводить мушек с комнатных растений. На корабле не оказалось ни одного подходящего химиката. Он взялся за химический проект по созданию пестицида без помощи с Земли. В Центре управления приказали уничтожить растение и высказали мнение, что сочетания химикатов, не прошедшие проверку, слишком опасны.
Проект истребления мушек, казалось, прошел успешно, но мушки еще не раз возвращались. Астронавты обсуждали встречи с насекомыми за еженедельной игрой в бридж, шутливо изобличая виновника и укрывателя паразитов на борту. Они поняли, что лучше большую часть времени работать в одиночку, чем держаться вместе и пытаться разговаривать, когда уже нечего сказать. Субботние вечера за игрой в бридж под несколько капель хлебного спирта из самогонного аппарата лучше всего подходили для обмена репликами, вызревшими за неделю работы, и для того, чтобы поделиться возникшими личными проблемами. После игры всеобщее самочувствие чуть приближалось к норме, и всю неделю астронавты с нетерпением ждали следующей партии.
От участия в игре и употребления алкоголя уклонялся только командир. Он был энергичнее и целеустремленнее остальных и чувствовал себя ответственным за экспедицию, от которой, возможно, зависела судьба человечества, о чем он нередко себе напоминал. Женщина, составившая ему пару во время подготовки, программист-робототехник, тихо с ним рассталась. С ним не было весело, и она чувствовала себя зажатой в его постоянном присутствии. Изоляция на космическом корабле была достаточно тяжела.
С ходом экспедиции позитивный настрой команды снижался, но астронавты старались не терять бодрый дух и ждали очередной субботы. Однако командир все больше времени проводил в уединении, вставая и ложась спать гораздо раньше остальных и с видимым усилием сдерживая раздражение по поводу их расслабленного состояния. Он строго придерживался режима тренировок, необходимого для сохранения формы и возвращения на Землю, занимаясь по 90 минут в день. Остальные ограничивались несколькими тренировками в неделю.
Астронавты ворчали по поводу приказов, поступающих в многочисленных ежедневных электронных письмах с Земли. Они все меньше и меньше пеклись о соблюдении официальных процедур. Командир же встал на сторону Центра управления. Он бранил любого, кто уклонялся от правил и пропускал тренировки. Прямо ему никто не перечил, но все оставались расслаблены, занимались, чем хотели, и делились своим раздражением за игрой в бридж.
Командир проконтролировал операцию разворота корабля, потребовав от всех занять свои посты, пристегнуться и быть в готовности. На полпути к Титану корабль должен был плавно развернуться так, чтобы вторую половину путешествия Q-двигатель гасил его чудовищную скорость. Всю работу проделал компьютер, астронавты в корабле маневр едва ощутили. Механик воспользовался возможностью вздремнуть.
Ближе к Титану игры в бридж кончились. Колода истрепалась. Понимание того, что ее нельзя заменить, было ударом для всех. Выжить на Титане можно будет только при условии снабжения с Земли. Почти все, что они взяли с собой, было незаменимым. Колония не станет автономной еще долгие годы. Перелет казался самым сложным, но теперь астронавты осознали, что посадка будет только началом. Самое сложное еще впереди. Оставшись в полном одиночестве, они будут полностью отвечать за работу механизмов, поддерживающих их жизнь.
На корабле были тысячи видео о всякого рода вопросах ремонта, медицины и даже сложностях взаимоотношений. Поиск и выдачу видео осуществлял ИИ, опирающийся на контекст и угадывающий, что именно требуется. В компьютере были также заключены несколько искусственных личностей, способных возникать на экране и беседовать с астронавтами, приспосабливаясь к их ходу мыслей и пытаясь стать хорошими собеседниками. Идея заключалась в том, чтобы разнообразить общение, чтобы жизнь с одними и теми же шестью людьми не наскучила. Но эти личности, их ответы и мотивация фальшивых компьютерных компаньонов слишком быстро становились предсказуемы. Кроме этого, им было нечего предложить; они не могли дружить по-настоящему. Команда забавлялась с ними, делая неожиданные высказывания и провоцируя своих компьютерных друзей на странное поведение.
Корабль плавно лег на орбиту Титана. На подходе к району, где роботы подготовили для них жилище, астронавты перешли в посадочный модуль и отделились от главного корабля. Снизились сквозь толстую и плотную атмосферу, мягко сели. За иллюминаторами над освещенным закатным коричневым светом ландшафтом поднялось облако красноватой углеводородной пыли.
Командир в одежде с подогревом и в респираторе вошел в тамбур, проверил работу всех камер, сделал шаг наружу и изрек: «Маленький шаг для человека, еще один шаг для человечества». Он работал над этой фразой месяцами, но все еще не был уверен в том, верно ли она звучит. Через 90 минут, когда видео дошло до Земли, оно было воспроизведено, проанализировано, обсуждено во всем мире, но астронавты этого не услышали. Им было одиноко.
От прикосновения влаги к переохлажденному пластику прозрачная маска командира изнутри немедленно покрылась льдом, и он перестал что-либо видеть. Он попытался разогреть маску рукой в перчатке. Он даже снял маску, чтобы соскоблить лед — воздух снаружи пах отвратительно, холод щипал лицо, но вреда не причинял. Предполагалось, что прозрачность маски обеспечат обогреватели, но реальные условия отличались от лабораторных настолько, что нарушали работу системы. Обледенение не прекращалось.
Командир вернулся в посадочный корабль. После обсуждения механика посетила идея надеть поверх первой маски вторую, чтобы защитить пластик от холода. Командир отправил на Землю сообщение, в котором запросил одобрения этой идеи, но модификации были завершены еще до того, как пришел ответ. Астронавты вышли из корабля и осмотрелись, трепеща перед новым миром. Когда они уже шли к своему новому жилищу, с Земли пришло сообщение, в котором просили пояснить вопрос командира о масках.
Командир возглавлял шествие к жилищу, светящаяся оболочка которого, похожая на желтую мармеладку, виднелась почти за километр. Роботы включили освещение в ожидании их прибытия. Казалось, они идут целую вечность. Передвигаться по Титану при его слабом тяготении и плотном холодном воздухе — все равно что шагать по дну плавательного бассейна. Все движения замедлены. Механик попробовал подпрыгнуть, но снижение было таким медленным, что продвинулся он не дальше остальных. Пока они шли, он поразмыслил о том, что можно прикрепить к каждому астронавту пропеллер, с помощью которого они могли бы бегать или летать, иначе медленная ходьба сведет их с ума.
До жилища они добрались усталыми, желая наконец избавиться от толстой одежды и отдохнуть. Войдя в двойные двери, они плюхнулись на кресла в маленькой комнате отдыха — место казалось странно знакомым по тренировкам на Земле и после тусклого рассеянного света на холодной поверхности Титана ощущалось удивительно теплым и светлым. Воздух базы содержал вместо метана кислород, но большей частью состоял из азота, как атмосфера Титана и Земли. Однако тепло в помещении понижало плотность воздуха, он меньше сковывал движения, и здесь можно было ходить быстрее. Сняв маски, астронавты обнаружили, что работа кислородной системы нарушена: воздух пах аммиаком и резал глаза. Они опять надели респираторные маски.
«Добро пожаловать домой», — сказал механик.
Настоящее
Внеземным колонистам будет грозить депрессия, у них возникнут проблемы с иммунной системой, сном и питанием. Лоуренс Палинкас, профессор Университета Южной Калифорнии, известный как Ларри, изучал зимующих в Антарктике работников, чтобы применить полученные сведения к астронавтам, отправляющимся на Марс. Во времена его наиболее напряженной работы зимовки в Антарктике сильно походили на полет на другую планету: жизнь на автономной станции, враждебные внешние условия, недостаток естественного освещения, почти полное отсутствие связи с внешним миром (хотя внутри станции весьма комфортно и еды достаточно). Сегодня Антарктика далеко не так обособлена, здесь есть интернет и телефон, большую часть года совершаются перелеты. Но синдром зимовки по-прежнему распространен.
«После нескольких месяцев зимнего заточения большинство людей испытывают легкие или средние психофизиологические нарушения с такими симптомами, как бессонница, раздражительность и агрессивность, тревожность, подавленность, ухудшение умственной деятельности, снижение мотивации, расстройства желудочно-кишечного тракта и скелетно-мышечные боли, — писал Палинкас, подытоживая свои и чужие исследования. — Зимой эти симптомы усиливаются, пик приходится на середину зимы».
В 1950-е годы, когда началось круглогодичное пользование антарктическими станциями, случались легендарные психологические надломы, в том числе бунт против ненавистного руководителя и психическое расстройство одного из обитателей станции, которого пришлось на всю зиму запереть в комнате, обитой матрасами. В начале 1960-х гг. с помощью психологических обследований стали отсеивать людей, у которых были проблемы с психикой, и ныне инциденты стали редки; те, что случаются, чаще всего возникают на почве алкоголя. Житель антарктической станции может проявить раздражение из-за неудачного романа, погрузиться в алкогольную апатию или впасть в депрессию из-за болезни или смерти близкого человека.
Но обычно люди просто киснут и выказывают «полярный взгляд» — отчужденный взгляд человека с потускневшими чувствами. Социальная скука и нехватка сенсорного раздражения многих людей пугают. IQ снижается на 5–10 пунктов. «Космический» врач Кристиан Отто, проработавший две зимы в Антарктике физиологом, говорит, что, неделями наблюдая неулыбчивые лица, очень удивляешься лицу коллеги в Skype, демонстрирующему нормальные эмоциональные реакции.
Палинкас говорит, что довольно просто отсеять людей, склонных к серьезным проблемам (кроме алкоголиков, зачастую умеющих скрыть свою зависимость), но куда труднее отобрать тех, кто будет хорошо справляться. Он, в общем-то, перестал пытаться отбирать людей, устойчивых к дискомфорту. Даже если бы это было возможно, сказал он, NASA и так проверяет потенциальных астронавтов по слишком многим параметрам. Вряд ли следует пытаться найти среди них человека, не впадающего в депрессию в темноте и одиночестве.
Если судить по списку качеств, составленному Палинкасом, то семимесячную антарктическую зиму легче пережить человеку, совершенно не отвечающему представлениям начальника отдела кадров об идеальном сотруднике. Тот, кто экстравертен, стремится к успеху, мотивирован и любит порядок, наслаждается проявлением к нему симпатии и любит тех, кто эффективно работает, столкнется с проблемами быстрее прочих. Человек, принимающий ситуацию такой, какова она есть, и не переживающий из-за решений уровня «так сойдет», интроверт, который не нуждается в социальном контакте; при этом он хорошо ладит с окружающими, стремится завершать дела, но не волнуется насчет способов и сроков — таков портрет гибкого выживальщика. Космический колонист должен быть добродушным импровизатором, а не шаблонным занудой и не астронавтом, выбившимся в лидеры еще в скаутском отряде.
Именно таков Дейл Помранинг. Он зимовал на антарктической станции Макмёрдо в числе еще 125 специалистов в 1988 и 1989 гг., когда Палинкас проводил свое исследование. Четверть века спустя они узнали друг друга. Люди обычно помнят тех, с кем перезимовали, даже если долго не общаются. Дейл узнал коллегу с Макмёрдо, которого не видел 20 лет, у входа в продуктовый магазин. Он вспомнил, как Ларри говорил ему, что его коллеги на вопрос «С кем бы вы перезимовали еще раз?» ставили галочку рядом с его именем. Ларри тоже перезимовал бы с Дейлом и помнил о нем по этой причине, а также из-за его мироощущения. Дейл сосредотачивался на своей работе и не участвовал в эпидемии сплетен, распространившейся по станции, из-за которой большинство ее обитателей были вынуждены прятаться в своих комнатах.
Сейчас Дейл живет в Фэрбанксе, на Аляске, где зимой не теплее, чем в Антарктике, и конструирует научное оборудование, работая механиком в Геофизическом институте Университета Аляски. Он гордится тем, что умеет построить все на свете. Зимой 1989 г., когда работе станции угрожала потеря спутниковой тарелки, он починил ее с помощью куска железной кровати и болтов, снятых с гусеничного снегохода, на котором приехал. Он восхищался служащими инженерных частей флота, которые постоянно обменивались колкостями, и водопроводчиками, которые в жуткий мороз без единой жалобы чинили замерзшие канализационные трубы. Он испытывал презрение к недалеким людям, которые жаловались на мороз, но не одевались тепло.
Дейл любит рассказывать истории, и зимовка на Макмёрдо дала ему много материала. Он вспоминает: в феврале, когда улетел последний самолет, дюжина женщин на станции незамедлительно нашли себе парней на остаток года — Ларри Палинкас называет это «адаптацией», ведь романтические отношения помогают людям справиться с изоляцией и экстремальными условиями. Еще Дейл вспоминает, как окружающие уговаривали его выпить на вечеринках, хотя он в жизни не пил; Ларри же говорит, что алкоголь всегда был частью жизни в Антарктике, и большинству он в общем-то не мешает (как и российским космонавтам на МКС). Сосед Дейла по комнате совсем расклеился из-за пьянства и несколько дней не пускал его в ванную, пока не вмешались управляющие. В общем-то, Дейлу нравилась его работа, он общался с теми, кто понимает шутки, а в конфликты и драмы не ввязывался. Зима пролетела быстро.
«Некоторым очень не нравилась темнота, и они все время спали, — говорит он. — Сам я — сова. Мне было все равно, я только бодрствовал куда больше обычного. Это было забавно. Я не особо скучал по солнцу. А вот течение времени изменилось: неделя казалась днем, месяц казался неделей. Время летело быстро…»
Большинство людей чувствуют себя иначе. У них падает настроение. Жесткий распорядок может испортить его еще сильнее. Работа — лучший способ убить время, но людей целеустремленных она может обескураживать, так как вещи ломаются, и заменить их нельзя, на станции теряются инструменты, а наблюдатели издалека отдают необоснованные приказы, не понимая всех сложностей ситуации на месте.
Даже если вы не в депрессии, говорить с одними и теми же людьми изо дня в день может быть тяжело. Энди Махони, с удовольствием изучавший морской лед зимой на соседней маленькой новозеландской станции Скотт-Бейз, говорит, что научился ценить компанию людей, которые ничего не говорят и не ждут разговоров от тебя.
«Вы начинаете разговор — это частое явление, знакомое многим людям, — и беседа просто выдыхается, никто не может с уверенностью сказать, кто ее прекратил, — рассказывает Энди. — Как если бы вы выговорили весь запас бесед. Все запасы болтовни попросту израсходованы. А ведение толкового, вдумчивого разговора требует вовлеченности и энергии, и не всегда они есть».
Сохранять бодрость духа помогали еженедельные визиты группы с американской станции в бар самообслуживания у новозеландцев. Беседы с новыми людьми оживляли социальные импульсы в сотрудниках, проводящих вместе слишком много времени. На антарктических базах существует традиция отмечать середину зимы вечеринками с особой кухней и нарядами, призванными поднять настроение в то время, когда его обычно совсем нет.
У колонистов Титана, вероятно, не будет передышки в середине путешествия. Скорее всего, они покинут нас навсегда, а если и вернутся, то спустя годы. Вам знакомо чувство по возвращении домой после долгого отсутствия? Когда обнаруживаете, что жизнь замечательно текла и без вас…
Дейл Помранинг провел в Антарктике год, потом проехал всю Новую Зеландию и путешествовал по Австралии на собственноручно собранном горном велосипеде и вернулся домой, на ферму своих родителей в Миннесоте, спустя два года после расставания с ними. Пока он был в Антарктике, его отец пережил инфаркт и операцию. В то время Дейл мог только говорить себе, что ничего не может с этим сделать и что волноваться бесполезно. Он понял, как все изменилось, только когда добрался домой.
«Мои родители продали много земли, здесь стало больше торговых рядов, светофоров и машин, — говорит он. — Я был совершенно обескуражен и не знал, чем хочу заниматься. Я не хотел застрять в этой скучной, бездумной мастерской, ведь я повидал мир и занимался интересными вещами».
Друг Дейла, с которым он познакомился в Антарктике, позвонил с Аляски, и так Дейл оказался в Фэрбанксе. Оттуда он снова нанялся в Антарктику — сверлить ледяные шапки Южного полюса. Он ездил туда еще 9 раз. Если темные ледяные места похожи на внеземную колонию, то именно там он нашел свой дом.
Будущее
Роботы сделали все возможное, чтобы прибытие астронавтов было радостным, но, будучи машинами, кое-что все-таки упустили. Во-первых, колонистам предстояло обжить это место, а позже сделать его уютным. Позаботившись о себе, они могли начать работу по строительству колонии. Первые несколько недель все были заняты новыми и важными задачами. Упорная и самозабвенная работа в умелой команде — лучшее лекарство от тоски по дому и подавленности.
В первую очередь механик решил разобраться с системой, преобразующей лед Титана в пригодный для дыхания кислород, и устранить резкий запах аммиака. Командир хотел занять его другой работой, Земля соглашалась с командиром. Центр управления настаивал на том, что уровень содержания аммиака безопасен и что на него не следует обращать внимания. Но механик назвал это смешным и продолжил работу, встретив поддержку остальных колонистов. Эмоциональный раскол между командиром и Землей, с одной стороны, и пятью остальными колонистами, с другой, стал глубже.
Энергетический цех колонии занимал здание в нескольких сотнях метров от главного жилища. Он потреблял из окружающей среды три вида ресурсов. Из Моря Кракена по главной трубе подавался жидкий метан. Через входное вентиляционное отверстие втягивался атмосферный азот. Конвейерная лента подавала ледяной щебень, старательно вырезанный и наколотый роботом-шахтером. В свою очередь из энергетического цеха в жилище шли электрические кабели, труба с пригодным для дыхания воздухом и водопровод с питьевой водой. Избыток тепла и газов от производства энергии выбрасывался через дымоход.
Лед с конвейера сначала подавался в разогретую камеру, где он таял. Далее вода шла в системы очистки и электролиза. Первая производила водопроводную воду для питья и домашнего хозяйства. Во второй вода электролизом расщеплялась на кислород и водород. Большая часть кислорода уходила на сжигание метана в электрогенераторе. Полученная электроэнергия вновь шла на электролиз, а оставшиеся 40% — на нужды колонии и на обогрев помещений. Система очистки производила пригодный для дыхания воздух в помещениях колонии; здесь полученный при электролизе кислород смешивался с атмосферным азотом.
Все технологии в этой системе были вековой давности. Колонизация Титана велась с использованием энергии углеводородов — источника энергии, приведшего к загрязнению колыбели человечества. Но если технология и была старой, то ее реализация во внешней части Солнечной системы с помощью роботов была впечатляющим достижением. Однажды механик высказал этот комплимент робототехнику так, как будто это было ее личным достижением. Они провели немало времени вместе за работой, подружились, и у них даже появились шутки, понятные только им одним.
Работая над настройкой системы, механик обратил внимание на все усиливающуюся вибрацию. Алюминиевые ступени перед зданием больше не касались грунта. На Титане с его слабым тяготением и холодной, плотной атмосферой разогретые закрытые сооружения обладают сильной плавучестью. Здание, если не прикрутить надежно его основание ко льду, оторвется и «выстрелит» в небо. Тепло изнутри здания нагрело сваи, на которых оно стояло, и ослабило лед, в который они были вкручены. Астронавты выпустили роботов с ледобурами установить дополнительные якоря, удерживающие строения на поверхности. Следовало установить дополнительную теплоизоляцию для защиты грунта от тепла зданий, чтобы якоря выдержали нагрузку.
Чтобы астронавты могли ездить по Титану на колесных роботах-строителях, робототехник создала программный интерфейс голосового управления. Астронавты «Аполлонов» нашли, что перемещаться по Луне куда проще на луноходе, чем пешком, т.е. замедленными прыжками. Вскоре колонисты Титана оставляли этих роботов прямо у дверей, будто лошадей на Диком Западе.
Атмосфера и тяготение Титана делали возможным полет. Механик сконструировал пару крыльев из ткани вроде параплана; ему удалось взлететь с ровного места. Но полет был таким же медленным, как ходьба. С помощью двигателя — простого электрического мотора, толкающего воздух — крылья позволяли ему летать подобно Супермену. Даже при пешей ходьбе пропеллер помогал идти гораздо быстрее.
После доработки системы все астронавты летали с пропеллером, особенно на большие расстояния, когда поездка на роботе была неэффективна. Полеты не представляли опасности. Севшая во время полета батарея или ошибка управления парапланом в туманном оранжевом небе Титана не привела бы к гибели. Прежде чем сесть, астронавт мог, планируя, преодолеть огромное расстояние.
Радость свободного полета смягчила уныние изоляции на Титане. В развитых странах Земли люди давно не выходили на улицу, во многом из-за беспокойства по поводу радиации и из-за военных столкновений, изменившегося климата, а также из-за страха перед преступностью деградирующего общества. Они оставались в помещении у своих компьютеров. Хотя воздух Титана так холоден, что человек без согревающей одежды протянул бы лишь несколько минут, здесь ощущались свобода и простор. Они могли летать и ездить куда заблагорассудится, не опасаясь ни излучения, ни погоды, ни враждебных людей, ни чего-либо еще.
Однако командир, все более отчуждаясь от своих коллег, стал мрачным и необщительным. Его цикл бодрствования сместился относительно остального экипажа. Он проводил все больше времени в тренировках, сильно похудел. Казалось, он совсем не ест. Физиолог-психиатр пыталась порекомендовать ему легкую терапию и антидепрессанты, но командир ответил резким отказом. Он стал надолго куда-то исчезать.
Заметив, что из жилища стало пропадать оборудование, доктор заподозрила, что командир подумывает о возвращении домой. Она застала его за погрузкой припасов в спускаемый модуль: похоже было, что он собирался отправиться на Землю. На уговоры вернуться в жилище он ответил молчаливым отказом, взмыв в воздух на своих тканевых крыльях. Она пыталась его остановить, но он улетел вдаль над метановыми глубинами Моря Кракена.
Роботизированные аэростаты немедленно начали поиски командира. Найти его так и не удалось. Низкая плотность и крайний холод жидкого метана обещали совершенную сохранность его промерзшего тела на дне.
В его комнате на экране экипаж обнаружил компьютерного собеседника. Остальные давно отсмеялись над своими фальшивыми друзьями и забросили их, а капитан, судя по всему, к одному из них привязался. Он функционировал непрерывно уже многие недели. У него было лицо молодого мужчины; он продолжал звать капитана, высказывая экстравагантную похвалу и восхищение. Это были любовь и служение герою. Экипаж выключил собеседника, ничего ему не рассказав.
В компьютере колонистов нашлось видео, обучающее проведению заупокойной службы. Астронавты, занятые работой и деморализованные самоубийством командира, решили не самостоятельно проводить службу, а использовать вместо нее видео. Они кивали головами перед экраном, на котором инструкторы, записанные на Земле так далеко и так давно, читали молитвы и вершили церемонию, имитирующую погребение и похороны.
Оставшиеся колонисты тренировались теперь не больше, чем перед отбытием с Земли. Они не рассчитывали вернуться и могли допустить ослабление своих мускулов и костей до соответствующей тяготению Титана степени. Они по-прежнему еженедельно проводили время в крутящемся кресле, подвергающем их тела искусственному тяготению, достаточному для циркуляции спинномозговой жидкости и защиты зрительных нервов от опухания. Это никому не нравилось, но всем было ясно, что без этого на Титане не прожить, если хочешь избежать слепоты и повреждения нервной системы.
Они жили насыщенной жизнью. С помощью роботов они строили второе, куда более крупное жилище для следующей группы колонистов, уже отбывших с Земли. У них было предостаточно времени все закончить, но желание увидеть новые лица и получить новые припасы толкало их трудиться долгие часы и делать новую постройку настолько хорошей, насколько это вообще возможно. Они улучшали предварительный план — делали украшения, удобные зоны отдыха, игровую комнату, — чтобы тепло встретить новоприбывших и чтобы те почувствовали себя как дома. С появлением в колонии новых людей будет легче пережить подавленность из-за самоубийства командира и притерпеться к оранжевому небу.
Доктор сберегла драгоценную коробочку шоколадок и теперь раскладывала их по подушкам будущих новых поселенцев. В ходе еженедельного вечера игр — в отсутствие карт они развлекались разными играми, используя пластиковые шарики из подшипников — кто-то заметил, что они давно живут без шоколада и прочих сладостей. Последовало обсуждение допустимости налета на подушки и разграбления шоколадок. Но доктор сказала, что новичкам на Титане он будет нужнее. Это освежит воспоминания о Земле, а холод азотной и метановой атмосферы Титана покажется не таким ужасным.
Они постоянно говорили о еде. Следующий корабль должен был привезти еду, которой они не пробовали годами. Колонисты прикончили привезенные запасы и питались тем, что вместе со стройматериалами для зданий и механизмов более десяти лет назад доставили на медленных ракетах роботы с Земли.
Они не выращивали пищу сами. Все они старательно ухаживали за единственным растением, азалией, и каждый день проведывали ее, как если бы она была их ребенком. Это растение и неутомимые маленькие мушки, все еще обитавшие на нем, были единственным, что связывало их с природой. Чтобы прокормиться, им бы понадобилось куда больше отапливаемого пространства, больше энергии, а заодно и растений, способных эффективно преобразовывать электрический свет в питательные вещества. Для строительства такой системы нужно было гораздо больше людей и техники, с которой пятеро одиноких колонистов просто не справились бы.
Настоящее
Попытки производить пищу в замкнутой системе, подобной жилищу на другой планете, предпринимались, но не были успешны. В 1980-х гг. миллиардер Эдвард Басс профинансировал эксперимент под названием «Биосфера-2» — создание полноценной экосистемы, обособленной от остальной Земли. («Биосферой-1» организаторы эксперимента называли нашу планету.) В 1970-х гг. научная фантастика была полна экологических сюжетов — описаний круговорота энергии и питательных веществ с участием живых организмов, — и после высадки землян на Луну перспектива внеземных колоний и необходимости выращивать собственную пищу в дальних космических путешествиях не казалась надуманной.
Стеклянный купол и просторные белые отсеки «Биосферы-2» и поныне стоят в пустыне на север от Тусона. Экскурсия в это место вполне заслуживает того, чтобы потратить на нее $20. В разных отсеках станции разные биомы — сочетания растущих в нем растений: пышный экваториальный лес, мангровое болото, океан с кораллами и рыбой, саванна и зона ферм для выращивания пищи участниками эксперимента. Сегодня этот своего рода крытый ботанический сад принадлежит Университету Аризоны. Он немного необычен; из-за того, что «Биосферу» предполагалось изолировать от внешнего мира, у нее есть подвал величиной со спортзал с гибким потолком, способным растягиваться, компенсируя таким образом расширение нагревающегося в дневное время воздуха в надземной части строения.
Купола «Биосферы» разрабатывались как террариум для людей. Она должна была доказать, что на другой планете можно жить в искусственной замкнутой экосистеме, рассчитанной на восьмерых обитателей. Предполагалось, что растения, выращиваемые в пищу, будут вырабатывать кислород для дыхания и потреблять углекислый газ, выдыхаемый людьми и домашним скотом. Обитатели «Биосферы» должны были покинуть ее спустя два года, в течение которых они жили только за счет искусственной и как бы внеземной экосистемы.
Тейбер Маккаллум присоединился к группе за восемь лет до начала эксперимента, будучи в трехлетнем парусном путешествии. Организаторы посчитали, что этот опыт делает его хорошим кандидатом на двухгодичное заточение под куполом. Это была одна из первых ошибок проекта. Тейбер говорит, что время, проведенное им на судне, было далеко не таким трудным, чтобы подготовить его к двум годам изоляции. Члены экипажа «Биосферы-2» никогда не находились в изоляции дольше пары месяцев. Они даже не представляли себе, во что ввязываются.
После начала проекта в 1991 г. обитатели «Биосферы» столкнулись с теми же проблемами, что возникают в подобных условиях изоляции, например во время антарктической зимовки. Они разбились на группы, стали подавленными, раздражительными, возник заговор, а по признаку отношения к операторам системы сформировались политические альянсы «лоялистов» и «диссидентов».
Плохое управление только ухудшило ситуацию. С ростом числа проблем, в том числе недостатка кислорода в «Биосфере», руководители проекта стали скрывать сведения от собственного комитета научных экспертов, который в конце концов подал в отставку. СМИ расточали «Биосфере-2» комплименты задолго до начала эксперимента. Когда просочились новости о том, что вскоре после начала эксперимента двери тихонько открыли, чтобы впустить воздух, без всякого объявления об этом, репортеры обрушились на проект и выставили его фальсификацией.
Проект «Биосфера-2» всегда был немного странным и похожим на секту. Это впечатление усугубляли жаргон и униформа его обитателей, как и футуристичные строения (сегодня они выглядят до смешного старомодными). Освещение проекта в прессе добавило ощущение шокового номера, а не исследовательского эксперимента. Но для людей внутри он превратился в долгую, тяжелую работу, и их старания не послужили уроками на будущее.
Помимо стресса изоляции люди страдали от голода и не могли нормально дышать. Члены команды перешли на низкокалорийную диету с малым содержанием жира еще до входа в «Биосферу». Ее калорийности было недостаточно для того, чтобы работать на ферме, а ради пропитания они работали под своими стеклянными куполами целыми днями. Из-за вредителей и других проблем был постоянный неурожай. Не получая достаточно белков и углеводов, члены команды ходили голодными и раздражительными, в постоянных мыслях о еде. Джейн Пойнтер написала в книге об этом опыте, что Тейбер превратился из здоровяка в жердь, потеряв 27 кг. (Джейн и Тейбер сошлись еще до того, как вошли в купол, и женаты до сих пор.)
«У меня были яркие вспышки воспоминаний, — говорит Тейбер. — Собираю я арахис, и вдруг мне 6 лет и я спорю со своей матерью. Половина моего мозга все еще занята сбором арахиса в «Биосфере», а другая половина переживает эту классическую детскую травму. Почему это происходило? Я не знаю».
Он уверен, что психологический стресс был по большей части вызван заточением с небольшим количеством людей. Он нашел решение, недоступное космическим первопроходцам: звонил психотерапевтам и говорил: «Привет, я в “Биосфере”, и мне нужна ваша помощь». Пара телефонных сессий в неделю помогали.
Но этот эксперимент не позволял разобраться с каждой из проблем в отдельности. Психологические реакции мог усугублять голод. Команде также не хватало кислорода, вплоть до апноэ во сне. Порой они не могли договорить фразу, не переведя дыхание в середине. Конфликты стал постоянными. Члены двух групп не садились за стол вместе и даже не смотрели друг другу в глаза. Везде сновали тараканы; они должны были поедать опавшие листья, но их численность вышла из-под контроля. Неурожай следовал за неурожаем. В своей книге Пойнтер пишет, что все это вместе привело к подавленности команды и странным психологическим явлениям вроде ярких воспоминаний Тейбера.
После первой огласки разгерметизации «Биосферы» и впускания внутрь воздуха подобное происходило еще дважды. В последний год люди начали приносить в «Биосферу» алкоголь и пищу, по большей части сладости, но провал «Биосферы-2» произошел в глазах общественности и научного мира еще раньше. Команда покинула «Биосферу» и столкнулась с яркими запахами снаружи купола спустя два года после того, как они туда вошли; их мечты о научной достоверности эксперимента не сбылись.
Через более чем 20 лет здешние экскурсоводы по-прежнему, кажется, защищаются, как и авторы фильма, который показывают посетителям. Апологеты «Биосферы-2» указывают, что атмосферный баланс, возможно, был нарушен углекислым газом, исходящим из застывающего бетона здания, а также недооценкой объемов кислорода, поглощаемого почвенными микроорганизмами. Как ни странно, именно этот ненаучный настрой и сгубил проект — руководители стремились скрыть проблемы. Он и сейчас мешает осознать важность научного открытия этого проекта: «Биосфера-2» не удалась.
«Биосфера-2» показала, что даже огромная, тщательно разработанная, богатая экосистема под стеклом не способна прокормить 8 человек. В распоряжении системы был весь солнечный свет Аризоны, необходимое электричество для насосов, кондиционирования воздуха, освещения и телефонии и огромная масса растений, почвы, стекла, стали, механизмов, воды и многого другого, гораздо больше, чем можно поднять с Земли любыми мыслимыми сегодня технологиями. И все равно обитатели с трудом выживали на диете, более чем наполовину состоящей из быстрорастущего батата.
Дело в том, что каждое человеческое существо на Земле поддерживается энергией фотосинтеза, протекающего на обширной площади суши и океана; свет, падающий на растения и водоросли, позволяет им синтезировать питательные вещества и преобразовывать углекислый газ в кислород. Мы черпаем из этих запасов слишком быстро, и содержание углекислого газа в атмосфере растет. Пищевые и промышленные культуры истощают естественные экосистемы, у нас заканчиваются земли. Эксперимент «Биосфера-2» позволил увидеть эти тенденции. Восьмерым требуется куда больше земли, чем можно заключить под купол.
И в связи с этим возникает вопрос: как нам прокормиться на другой планете? В основе своей фотосинтез слишком неэффективен. Большая часть энергии, падающей на лист, теряется, не захватывается и не откладывается в виде питательных веществ, пригодных в пищу человеку или животному. Ученые даже спорят о том, окупается ли кукурузный спирт — производит ли он больше энергии, чем фермер затрачивает на его выращивание. Эффективность преобразования солнечного света в биомассу чаще всего оценивается меньше, чем в 1%.
Земная экосистема функционирует благодаря ее большим размерам и большому количеству солнечной энергии, падающей на ее поверхность. Во внешней части Солнечной системы солнечный свет куда слабее; на Титане, укрытом плотной атмосферой, солнце всегда тусклое. (Даже Марс, наш ближайший сосед с противоположной от Солнца стороны, получает вдвое меньше солнечной энергии на единицу площади, чем Земля.) На Титане растения придется выращивать при искусственном освещении, и вопрос эффективности приобретает еще большую важность.
Психологическая история «Биосферы-2» тоже поучительна. Кристиан Отто, физиолог, изучавший реакции людей в Антарктике, беседовал также с Джейн и Тейбером. Спустя некоторое время после окончания эксперимента они испытывали симптомы посттравматического расстройства. Астронавтам во время длительной миссии нужно будет избегать их ошибок.
Но эта пара по-прежнему мечтает о космосе. Спустя 20 лет после «Биосферы-2» еще один миллиардер объявил отбор добровольцев для космического проекта. На этот раз Деннис Тито хотел отправить пару постарше (постарше, так как они потеряют несколько лет жизни из-за излучения) в облет Марса в небольшом, легком космическом аппарате. В 2018 г. наступал тот редкий момент, когда две планеты особенно близки. Выбор пал на Джейн и Тейбера. Они вновь оказались в центре ажиотажа, созданного СМИ. Они волновались насчет этого полета. Тейбер сказал, что не спит по ночам, думая о том, каково будет так долго вдвоем, в ограниченном объеме, лететь сквозь космос.
Частью концепции было содействие NASA этому проекту. Однако у NASA другой подход к выбору миссий и астронавтов.
