11. Заселение фронтира
В 1985 г. в кабинет преподавателя истории из Университета Аляски в Анкоридже зашли двое — побеседовать о создании космической колонии. Ничто здесь не наводило на мысли о космосе. Из окон кабинета неприметного университетского здания виднелись таежные березы и ели. Стив Хейкокс выглядел классическим преподавателем истории — с аккуратно подстриженной бородой и в окружении книг. Стив мало что знал о космосе, зато он был сведущ в вопросах колонизации. Он изучал Аляску в ее бытность русской и американской колонией.
«Вероятно, они пришли ко мне, потому что мало кто на Аляске хоть что-нибудь знает о ее истории. Они спросили: “Можно ли провести аналогии между Аляской и лунным поселением?” В общем, меня втянули в обсуждение лунного поселения».
Аляска не очень-то похожа на Луну, но ранние колониальные поселения в здешних суровых условиях почти без средств связи зависели от технологий и длинных линий снабжения. Витусу Берингу пришлось везти материалы для строительства кораблей через всю Азию на санях — в Восточной Сибири обработанного металла не было — для того, чтобы соорудить суда и отправиться на них в 1741 г. на поиски Аляски. В русский период город Ситка стал крупнейшим на западном побережье Северной Америки. Когда Аляску приобрели США, старатели времен золотой лихорадки 1898 г. создали потрясающие машины для доставки оборудования через прибрежные горы к приискам. И сегодня еще можно встретить остовы огромных двигателей и столбы, на которых покоилась железнодорожная колея, проложенная через перевал Чилкут. По большей части удача этим людям не улыбалась, но они населили Аляску.
Как говорит капитан Кирк, космос — это последний рубеж. На номерных знаках Аляски написано, что Аляска — последний рубеж. В 1985 г. эта аналогия вызвала к жизни обсуждение в высокопоставленной комиссии федерального правительства, которая и отправила исследователей к Стиву Хейкоксу. Для аэрокосмической отрасли это было время перспектив. Шаттл все еще воодушевлял. Ожидалось, что через 8 лет NASA закончит строительство космической станции (на деле МКС строили еще 25 лет). Катастрофа «Челленджера» еще не случилась. В ходе реализации грандиозной военной программы президент Рональд Рейган пообещал запустить космический щит, способный отразить советские ракеты.
Томас Пейн, бывший администратор NASA эры «Аполлонов», был назначен главой комиссии, собранной президентом для того, чтобы начертить дорогу в космос, поставить амбициозные цели, которые привлекут инвестиции для создания космической промышленности для внеземных колоний. В числе членов комиссии были Нил Армстронг, первый человек, ступивший на Луну; Кэтрин Салливан, первая американка, вышедшая в открытый космос; Чак Йегер, первый человек, преодолевший звуковой барьер, и многие другие светила науки и техники. Стив приехал в отель в Вашингтоне, чтобы вместе с другими экспертами подготовиться к выступлению перед этими людьми.
Сегодня чтение их итогового отчета вызывает грусть. Он вышел год спустя, в 1986 г., после того как крушение челнока унесло жизни семерых астронавтов, и он посвящен им. В нем цитируется речь, произнесенная Рейганом на панихиде: «Будущее — не для слабых сердцем. Оно принадлежит смелым. Команда “Челленджера” проложила для нас дорогу в будущее, и мы продолжим идти им вослед». Но случилось иначе. За 30 лет, прошедших с публикации отчета, появились лишь немногие из тех технологий, которые комиссия смело рекомендовала развивать. Речь шла о космопланах; дешевых многоразовых ракетах; самодостаточных космических экосистемах, производящих воду, воздух и пищу; электрической тяге, пригодной для запуска аппаратов в космос; ядерных реакторах в космосе; космических тросовых системах, искусственном тяготении и прочем.
Дерзость — не добродетель, если вожди бегут далеко впереди своего войска. Стив Хейкокс, по-видимому, понимал это, выступая перед комиссией. Он сказал, что потенциальной лунной колонии, полностью автономной и заполненной астронавтами NASA, нечему учиться у американского Запада. Она будет больше похожа на антарктическую станцию.
«Мне пришлось выступать перед людьми, которые очень хорошо знают свое дело, в Вашингтоне, округ Колумбия, и 10 или 15 минут рассказывать им, что их аналогия выглядит чересчур натянутой», — рассказывает Стив. Он вспоминает, что Кэтрин Салливан кивнула.
Более долгосрочные идеи комиссии тоже были упомянуты в итоговом отчете. Он призывал частную промышленность присоединиться к правительству в деле разработки астероидов и строительства «шоссе в космос». Но эти смутные надежды зависели от появления новой промышленности — способа зарабатывать в космосе деньги помимо правительственных контрактов и запуска спутников. Ничего подобного не возникло.
Но Стив рассказал комиссии и о том, что социальная история развития космоса все-таки вписывается в модель американского Запада в более широком смысле. Не в ту модель, которую нам рисуют романы и телепередачи. Их версия самодостаточного, бесконтрольного Запада — фантазия. Запад, каким его знают современные историки, был правительственным проектом, как и космос.
По всему Западу правительство поддерживало развивающую деятельность, на которой могли зарабатывать крупные инвесторы. На западе США Конгресс оплачивал строительство железных дорог большими земельными наделами. На Аляске правительство играло еще более важную роль. Экономика держалась на выписываемых им чеках. Даже сегодня федеральное финансирование прямо или косвенно обеспечивает на Аляске треть рабочих мест.
«Многие пытались что-то делать и обнаружили, что без федеральной поддержки ничего серьезного у них не получится, — рассказывает Стив. — Без нее не могла появиться инфраструктура, необходимая для превращения Запада в место, пригодное к созданию постоянных поселений, а не только к одинокой жизни в сарае посреди пустоши. На Аляске это по-прежнему так».
Федеральная поддержка на первом этапе заселения заключалась в разработке свода правил. Колонии трудно чего-либо достичь без системы управления. Когда США купили Аляску у Российской империи в 1867 г., американцы хлынули в единственный значимый город, Ситку, в поисках новых возможностей. Но Конгресс не утвердил законодательной базы для сообщества его жителей. Когда горожане попытались поднять школьный налог, у налогоплательщиков не было причины подчиняться. Кроме того, у здешних жителей не было способов зарабатывать деньги. За несколько лет город опустел, большинство новоселов покинули Аляску.
«Люди отправлялись на американский Запад не за тем, чтобы остаться бедняками, — говорит Хейкокс. — Они ехали туда, чтобы улучшить свое положение. Неудивительно, что половина из тех, кому это не удалось, вернулись домой».
Старатели-одиночки пробивали себе дорогу сквозь пустоши Аляски в поисках золота. Подобно технологическим стартапам, надеющимся на скорое богатство, большинство из них искали что-нибудь, что можно быстро продать крупной компании-разработчику. От правительства им в первую очередь нужна была система регистрации приисков в дикой местности без дорог. (У аборигенов Аляски представления о собственности были совершенно другими.)
Федеральный закон о приисках позволил старателям самим выступать в роли местной власти. На новой территории старатели формировали комитет, который голосованием решал вопросы притязания на места добычи и выбирал человека, ведущего записи. Этот же комитет занимался уголовным судопроизводством. При обвинении кого-либо в преступлении комитет выслушивал свидетелей и голосованием выносил вердикт и утверждал наказание. Ни тюрьмы, ни тюремщиков не было, единственными возможными приговорами были изгнание и смертная казнь.
Если кому-то удавалось найти существенное количество золота, зарегистрированный клерком участок земли можно было перепродать. Туда устремлялся поток искателей новых месторождений и желающих работать на новых шахтах. Вскоре возникал город с шерифом, тюрьмой, салуном и церковью, а затем, нередко всего через пару недель, появлялись мастерские шляпника, портного, дантисты, продавцы газет и все остальное, что должно присутствовать на Главной улице. Если золото кончалось, все уезжали.
«Заболевшие» золотой лихорадкой постоянно жульничали по мелочам и по-крупному, однако случаи перестрелок и вообще личные стычки часто были преувеличены слухами. Организованное, корпоративное насилие встречалось гораздо чаще: между белыми и коренным населением, между рабочими и начальством; нередко одной из конфликтующих сторон было правительство. На Аляске корпоративные банды бились друг с другом за железные дороги. Борьба за каньон Кейстоун у Валдеса закончилась перестрелкой.
Всем управляли корпорации. Впечатляющая цена строительства инфраструктуры ставит развитие Аляски в один ряд с первыми полетами в космос. Только богатые месторождения могли окупить цену строительства железных дорог и трубопроводов через горы, покрытые льдом, и обширные безлюдные просторы. Когда велись крупные проекты по добыче ресурсов — а их было совсем мало, — деньги поступали от правительства и крупных инвесторов, имеющих доступ к финансовым рынкам.
Дж. П. Морган и семья Гуггенхейм, одни из богатейших в мире людей своего времени, оплатили строительство на Аляске крупнейшей Кеннекоттской медной шахты, а также городов для рабочих и 320-километровой железной дороги через горы. Их предположительная монополия на Аляску стала горячей политической темой в ходе президентских выборов 1912 г. Когда Вудро Вильсон победил, в своем первом послании к конгрессу о положении дел в стране он призвал правительство к строительству на Аляске государственной железной дороги. Конгресс выделил $72 млн — чудовищные деньги во времена, когда общие федеральные расходы составляли $735 млн. В пересчете на долю бюджета эта железная дорога обошлась в 20 раз дороже нынешних трат NASA.
Судьба этих двух железных дорог показывает, как частные и общественные организации могли бы сотрудничать в деле освоения космоса.
Говорят, медная руда из Кеннекоттской шахты была настолько богатой, что первая же железнодорожная отгрузка окупила проект целиком. Но, когда руда обеднела, инвесторы быстро закрыли шахту. Недоверчивые обитатели городов спешили на последние поезда, оставляя недоеденные завтраки на столах в городах-призраках, заброшенных на десятилетия. Рабочие растащили железнодорожное полотно на металлолом.
Все это было мало похоже на стабильную колонизацию.
Аляскинская железная дорога, построенная федеральным правительством, продолжала существовать, невзирая на низкую востребованность. Ее сторонники заявляли, что она будет способствовать развитию региона. Они воображали стремительное появление новых ферм и шахт вдоль пути ее следования — экономически необоснованные, не воплотившиеся впоследствии проекты. Эта железная дорога все же породила Анкоридж, но лишь потому, что федеральное правительство создало город на пустом месте и спонсировало его экономику через железнодорожные работы. Первые два десятилетия железная дорога приносила чудовищные убытки, ежегодно покрываемые ассигнованиями Конгресса.
Во времена Великой депрессии руководители «Нового курса» Рузвельта собрали прогоревших фермеров со всех США для работы в новой сельскохозяйственной колонии у железнодорожной ветки к северу от Анкориджа. Этот проект тоже был не очень удачным, но Торговая палата Палмера до сих пор каждый год в июне отмечает Дни колонии.
Важную роль играет ностальгия. Хейкокс говорит, что чествовать первое поколение колонистов начинают, как только новое сообщество предпринимает поиски своей идентичности. После салунов и церквей в новую колонию прибывают юристы и флористы, а за ними — историки.
«Забавно, но не исключено, что третьей или четвертой организацией, основанной здесь, было местное историческое общество, — рассказывает Стив. — Историческое общество обеспечивает аутентичность. Оно придает аутентичность культурному контексту. Оно говорит: вот, были люди, которые сюда приехали, и они были такими же, как мы, а мы — такие же, как они. А они были героями».
Но даже после обретения колонией собственной истории она надолго остается культурным детищем своей метрополии. Ее обитатели заботятся о своей культуре. Уверенность в своей локальной идентичности рождается долго, поколениями. Американское искусство и литература не вышли за пределы европейской традиции до самого конца XIX в. Стив говорит, что Сиэттл защищал свою провинциальность до 1960-х гг.
«Ждать еще долго, — сказал он. — На Аляске этого пока не произошло. И еще какое-то время точно не произойдет».
Правительства часто делают ошибки и теряют ресурсы. Люди, принимающие решения, распоряжаются чужими деньгами. Но по той же причине правительства берутся за проекты, никому более не интересные. Аляскинская железная дорога была финансовым провалом. Но она позволила победить во Второй мировой войне и породила Анкоридж. Незачем спорить о результате — все зависит от вашей точки зрения. Однако ясно то, что колонизация идет лучше, если правительство устанавливает правила и оплачивает счета.
Будущее
За годы совместной жизни на Титане первые 29 колонистов стали семьей. Они вместе пережили самоубийство своего первого командира, потерю корабля снабжения, лишения и трудности становления колонии и тяжелую работу по созданию собственной системы питания. Каждая шестерка имела собственную командную структуру, но формальная иерархия отходила на второй план с ростом уважения колонистов к особым навыкам и сильным сторонам своих коллег. Они полагались друг на друга. Всеобщее выживание зависело от команд жизнеобеспечения и питания, а также от производителей укрытий и команды технического обслуживания, робототехников, команды обслуживания 3D-принтера и механиков.
Колонисты могли производить пластмассы из материалов, повсюду окружающих их на Титане. На 3D-принтере можно было сделать оборудование для литья и прессовки пластиковых деталей любых форм и назначения. Роботы отливали из пластика жесткие фундаменты зданий. Теплый, насыщенный кислородом воздух внутри зданий придавал им плавучесть, вполне достаточную для удержания сооружения в вертикальном положении. Давление теплого воздуха внутри здания поддерживало пластиковые стены и крышу здания. Концентрические слои пластика образовывали замкнутые емкости с воздухом, изолируя тепло внутри здания от холода атмосферы Титана.
Крупные структуры возводились быстро, в них было достаточно места для любых нужд колонистов, в том числе большие личные пространства, крытый манеж для занятий атлетикой с длинной беговой дорожкой и парк с местом под траву, цветы и животных. Но они не привезли с собой ни травы, ни цветов, ни животных — это место ждало колонистов, которые прибудут на космолайнерах.
Колонисты тосковали по прикосновениям к чему-либо, кроме пластика, — дереву, камню, меху или коже. Блеск и вес пластика притупили их чувства. Они тянулись ко всему живому и необработанному, например к свежим овощам, которые выращивали гидропонным способом, дополняя ими свой синтетический рацион из водорослей и насекомых. И они тянулись друг к другу.
Даже располагая огромными пространствами, они держались вместе и проводили много времени в маленькой обшарпанной кают-компании — самой первой жилой комнате, подготовленной роботами к прибытию самых первых колонистов. Они называли ее «Первая комната». Здесь проводились многие регулярные ритуалы и музыкальные джемы. «Первая комната» была местом первой свадьбы и первого купания новорожденного.
Прибывшая позже на SFLKAM сотня колонистов идеализировала 29 основателей колонии на Титане. Предполагалось, что командир SLFKAM примет на себя управление колонией, но она поняла, что первопроходцы знают и умеют больше и их нельзя лишать права принимать решения. Например, старожилы решили задачу по улавливанию конденсата, оседающего на пластиковых куполах строений. Встречаясь с холодным пластиком, пар, выделяемый людьми, превращается в воду и лед. В общей спальне, подготовленной для сотни новых колонистов, вскоре после их прибытия начался настоящий дождь, но первые колонисты знали, как следует настроить созданную ими систему для того, чтобы улавливать и перерабатывать воду.
Система управления возникла у первых 129 колонистов, а затем была формализована по прибытии второй сотни. Первые колонисты сохранили за собой свой особый статус и принимали решения о ходе проектов подобно комиссии по районированию или совету по городскому планированию. Они решали споры о новом строительстве. Вскоре колонисты стали приходить к ним и со спорами по другим вопросам; первые колонисты стали судьями.
Официальные командиры кораблей также играли важную роль, распоряжаясь прибывшими с Земли припасами, в том числе оружием. Они управляли вооруженными силами и логистикой.
Но вопросы, касающиеся собственной жизни, каждый колонист решал сам. Группа была достаточно мала для того, чтобы проводить общие собрания, но формировались и комитеты для более эффективного принятия решений. Возник постоянный комитет, своего рода правление, и общие собрания вел его председатель.
Такая структура с тремя ветвями власти хорошо работала. Когда правление описало устройство системы для того, чтобы объяснить ее новоприбывшим, эти заметки стали основополагающим документом — своего рода Хартией вольностей Титана.
Первоначальные колонисты и пассажиры первых трех космолайнеров (по сто человек в каждом) развивали свое сообщество согласно плану. Правительственная колония выполнила свою программу и была готова принять людей с новых кораблей и частных колонистов (на кораблях с номерами с четвертого по десятый).
Колония на Титане была небольшим городком. Крупные здания общего пользования соединялись надувными пластиковыми коридорами с рядами личных домов. Роботы сновали к зонам добычи и обратно, где машины вырезали лед и всасывали углеводороды с поверхности, производя необходимые колонии тепло и кислород. Колониальное правительство обозначило некоторые площади и ресурсы общественной собственностью, в том числе основную инфраструктуру жизнеобеспечения, и разделило остальные площади на частную собственность, освоением которой отдельные лица могли заниматься сами, подав заявку. Остальной Титан был признан никому не принадлежащим и неподконтрольным — он казался бесконечно большим, и думать об этом не было нужды.
В колонии зарождалась экономика. Все работали на колонию, выполняя ту работу, которой были обучены, и получая взамен пищу, укрытие и энергию. Но в свободное время кто-то начал заниматься другой работой. Огородник сделала пристройку к дому и начала выращивать овощи на продажу. Повар каждый вечер устраивал званые ужины — поначалу для друзей, затем за пайки, а потом и за бартер.
Химик путем ферментации водорослей производил этанол, ароматизировал его разнообразными отдушками и продавал как водку, виски и вино. Эти небольшие пластиковые фляжки стали своего рода валютой благодаря их компактности, долговечности и недоступности, в противоположность большинству остальных товаров, которые в колонии можно было получить бесплатно. В новом баре и ночном клубе действовало правило «напитки приносим с собой», но чаевые музыкантам и официантам выдавались в виде все тех же фляжек.
Городок жил по большей части коммунально, свободные предприятия служили цели личного самовыражения. Но близились времена частной собственности.
Владелец следующего космолайнера — первый магнат, купивший частный лайнер у Titan Corp., — внимательно наблюдал за жизнью на Титане и прорабатывал различные идеи. Планируя свое прибытие на Титан, он изучил, чего колонистам не хватает больше всего, и подготовился соответственно. Его лайнер сел как раз за периметром площади, обозначенной как колониальная собственность, и заявил права на огромную территорию.
Командиры колониальных войск приготовились защищать свои ресурсы. Они ожидали, что у новоприбывших скоро закончатся припасы и они заявятся в поисках пищи. Но команда частного лайнера почти не посещала колонию. Напротив, это колонисты стали ее покидать.
Магнат привез вещи на продажу — настоящие, не из пластика, они напоминали колонистам о доме. Бренди. Парфюмерия. Хлопок. Старые книги. Котята. Чтобы что-то купить, колонистам были нужны деньги. Они у магната тоже имелись, но, чтобы получить деньги, колонист должен был что-то продать — информацию по строительству электростанции и зданий, ценные предметы вроде материалов из колонии. Колонисты отдавали запасы пищи и запчасти для водорослевых ферм, формовщика пластика и прочего оборудования.
Колонистам те вещи, которые они принесли на продажу, достались даром. Кроме фляжечного бартера, в колонии не было способов платежа. Поскольку отсутствовали ограничения на пользование оборудованием, а система жизнеобеспечения никому лично не принадлежала, колонисты чувствовали себя вправе разбирать все на запчасти. Но, когда магнат начал скупать добро и ресурсы у членов колонии, колония стала рассыпаться. Чтобы сохранить себя, колонии пришлось оценить все свое имущество.
Не все присутствовали на общем собрании, на котором колонисты обсуждали то, как им реагировать на новую экономическую ситуацию. Некоторые побросали свои дома и переехали в новый городок во владениях магната, купив огромные участки и планируя зарабатывать деньги предпринимательством или работая за жалование. Они думали, что там будет лучше, чем работать в колонии и получать те же пайки, что и все остальные.
На собрании кто-то сказал, что колонии следует придерживаться уже зарекомендовавшей себя коммунальной системы. Это была утопия, в которой у всех было все общее и не было голодных. Можно было просто запретить сношения с пришельцами. Но многим хотелось большего. Тем, кто видел стремительно разбогатевших. Им хотелось иметь возможность покупать и продавать, идти своим путем. После голосования общее имущество колонии стало собственностью ее отдельных членов. Тем, кто работает на колонию, теперь полагалась зарплата, а за пищу и энергию всем теперь придется платить.
Возникло много новых предприятий. Доходы в быстрорастущей экономике были высоки. Предприятия самой колонии не могли удержать достаточное количество сотрудников. Большие теплицы, электростанции и шахты были приватизированы и стали бизнес-предприятиями. В суматохе перемен общественные заводы, стоившие Земле многие миллиарды, были проданы за бесценок. Удачные приобретения доставались людям со связями в правлении и служащим, располагающим инсайдерскими сведениями. Курс валюты был крайне неустойчив, и спекулянты обменивались огромными активами, получая баснословные прибыли с роботизированного флота, водяных шахт, складских помещений. Пользуясь привезенным богатством, магнат и его соратники скупили здоровенный кусок первоначальной колонии вдобавок к городу, который они строили.
Вскоре колония на Титане перешла на чисто капиталистические рельсы. Правительство взимало небольшой налог за обеспечение порядка, но большинство услуг оказывали предприниматели. Магнат наслаждался роскошью в огромном пластиковом особняке со слугами. Колонисты-основатели предавались воспоминаниям о трудностях своих первых дней на Титане, но радовались возможности отобедать в ресторане или посетить концерт. В «Первой комнате» сделали музей. Возникла общественная структура, способствующая адаптации новоприбывших, как в какой-нибудь земной стране.
Поддержка с Земли все еще поступала, космолайнеры совершали челночные рейсы и привозили новых поселенцев и общественные припасы.
Следующим частным космолайнером с Земли был ExxonMobil Titan. Его капитан крепко напился на роскошной прощальной вечеринке и ухитрился столкнуться с хорошо известным астероидом. Лайнер рассыпался облаком осколков реакторного и грузового модулей, повредив многочисленные спутники и космические станции, принадлежащие другим компаниям и правительственным организациям. Его экипаж, однако, благополучно вернулся на Землю в спускаемом модуле; ExxonMobil после десятилетий разбирательств в суде была освобождена от оплаты ущерба.
Частные колонисты, прибывшие в дальнейшем, действовали по-разному. Кто-то опускался рядом с уже существующей колонией, чтобы освоить прилегающую к ней территорию и поглотить ее экономику, подобно первому магнату, но такого оглушительного успеха никто больше не достиг. Другие объединялись для строительства новых поселений вдали от первоначальной колонии, там, где можно было захватить большие территории и попытаться заслужить лавры основателя нового богатого сообщества. Вскоре на Титане образовалось несколько крохотных наций.
Женский экипаж лайнера, везшего эмбрионы, восстал против своего корпоративного управления. Корабль транслировал на Землю манифест, в котором женщины отказывались исполнять приказ вынашивать чужих детей. Вместо этого женский коллектив корабля разработал конституцию, в которой утверждался перманентный матриархат в собственной колонии на Титане — Амазонии.
Спустя десятилетие после отбытия с Земли лайнера SLFKAM на Титане существовала устойчивая колония у Моря Кракена с собственной экономикой, а также несколько колониальных поселений поменьше в других частях Титана. Члены первоначальной колонии писали мемуары. День их прибытия ежегодно отмечался гонками на роботах и полетами в перепончатых костюмах.
Настоящее
Лунная пыль и пыль из гавайского базальтового карьера на удивление похожи по своему химическому составу. Лунная пыль — реголит — мелкая, с острыми микроскопическими зазубринами. Струя двигателя ракеты, садящейся на Луну или взлетающей с нее, может вырыть кратер и побить песком любое расположенное неподалеку оборудование. Но базальтовая пыль неплохо склеивается при нагревании. Гавайские инженеры научились делать из нее кирпичи в гончарной печи. В карьере на Большом острове есть робот, строящий взлетно-посадочную площадку для ракеты, мощенную кирпичом.
«На Гавайях есть проблемы вроде тех, с которыми можно столкнуться на других планетах, — говорит Кристиан Андерсен; он работает с каменной пылью. — Доставка на острова дорогая. Нам во многом приходится быть самодостаточными. Мы не добываем ресурсы. У нас нет залежей руд у поверхности. По сути, у нас есть только базальт. На Луне тоже почти ничего больше нет».
Кристиан работает руководителем производства, принадлежащего гавайскому правительству. (Оно называется PISCES — Тихоокеанский международный космический центр исследовательских систем.) Правительства других штатов делали сомнительные вложения в исследование космоса. Штат Нью-Мехико за $219 млн выстроил космопорт с терминалом в стиле модерн; он без дела пылится в пустыне. На Аляске есть белый исполинский космодром посреди пустоши на острове Кодьяк. Но гавайский проект PISCES нацелен на решение реальных проблем Гавайев. Острова импортируют 300 000 т цемента ежегодно. Его замена на базальт сэкономит деньги и ресурсы.
NASA испытывало марсоход Curiosity на гавайском вулканическом ландшафте, так похожем на марсианский. Для проекта лунной пусковой площадки команда проекта PISCES создала в уголке карьера неподалеку от города Хило скульптурную копию участка лунной поверхности, картографированного в ходе миссий «Аполлонов», воспроизведя каждую ее ямку и бугорок. Управляющий проектом Родриго Ромо с помощью робота выровнял территорию и вымостил ее центр подобием лунных кирпичей из базальтового щебня, имитируя миссию, предваряющую заселение Луны человеком.
Бюджет группы PISCES весьма скромен. Команда не строила робота с нуля, а переделала позаимствованный канадский вездеход Argo. Победитель соревнования среди второкурсников назвал робота Helelani — «Небесный путешественник». Вездеход сортировал, выравнивал и утрамбовывал каменную пыль, подготавливая место к строительству посадочной площадки. Робот не автономен, но для фазы мощения команда планировала ввести трехсекундную задержку, которая потребует скоординированного руководства из Хило и из Космического центра имени Кеннеди во Флориде. Когда мы беседовали с робототехниками, они монтировали руку робота для укладки плиток. Плитка производилась вручную силами практикантов.
Попытки приспособить оборудование к его применению в новом качестве сталкиваются с неожиданными затруднениями. Например, для автоматизации процесса изготовления кирпичей потребуется найти способ перемещения лунной пыли в невесомости. Но эта пыль так легка, а грани ее так остры, что она запросто засоряет трубы и причиняет вред механизмам. Даже при земном тяготении она пристает ко дну перевернутого контейнера.
Андерсен также работает с аэрацией материала для производства более легких блоков, измеряет их прочность и даже размышляет о неметаллической арматуре. Он печатал базальтовой пылью на 3D-принтере. Однако сейчас главная трудность заключается в том, чтобы сделать не ломающиеся литейные формы.
Как и на Гавайях, во внешней части Солнечной системы металлические элементы редки. За пределами Пояса астероидов элементы тяжелее кислорода в изобилии не встречаются. Когда планеты формировались из газопылевого облака, более тяжелые элементы сгустились в его более разогретых областях, ближе к Солнцу. Колонистам Титана придется строить все, что только возможно, из легких элементов — пластика и большинства применяемых нами синтетических материалов, а ради металла им придется слетать на Землю или астероид в окрестностях Земли. В системе Сатурна есть силикатная пыль, ее колонисты могли бы добывать для производства компьютерных чипов.
Уже десятилетия назад ученые осознали, что использование космических ресурсов может оказаться ключом к расселению за пределами нашей планеты. Эта область называется утилизацией местных ресурсов (In-Situ Resource Utilization, ISRU). Джерри Сандерс, который возглавляет это направление в NASA, говорит, что для марсианской миссии оно будет ключевым. Простая математика. Взлет с Марса на традиционной химической тяге потребует около 30 000 кг рабочего тела. Доставка каждого килограмма груза на Марс требует запуска примерно 8 кг на низкую околоземную орбиту. Если миссия будет способна произвести ракетное топливо на Марсе, это снизит стартовую нагрузку на Земле на сотни тонн.
Марсоходы и марсианские орбитальные аппараты помогают разобраться в том, какие химические ресурсы позволят производить рабочее тело на месте. «Сбор питьевой воды для астронавтов тоже позволит сэкономить», — говорит Джерри. Из водорода, кислорода и углерода можно производить пластик, которым астронавты смогут напечатать на 3D-принтере что угодно. Переработка вторсырья тоже поможет — измельченный упаковочный материал можно использовать в качестве рабочего тела. Джерри сказал, что даже отходы жизнедеятельности астронавтов могут стать ракетным топливом. «Это замечательный углеводородный ресурс, в нем содержатся водород, кислород и метан», — говорит он.
Станция заправки на Луне упростила бы доступ к Марсу и остальной солнечной системе, ведь благодаря слабому лунному тяготению для взлета с Луны потребуется вшестеро меньше энергии, чем для взлета с Земли. Робот может добывать воду и другие материалы, быть может, с периодическим обслуживанием астронавтами. Однако, как говорит Джерри, бензоколонка на Луне или каком-нибудь астероиде обойдется слишком дорого для разовой марсианской миссии.
Мысль о том, что создавать ресурсные базы в космосе пока рано, вызывает недоумение у Марка Сайкса, специалиста по ISRU и главы Института планетологии (в котором работает Аманда). Марк убежден в том, что строительство инфраструктуры за пределами Земли является единственным способом достичь Марса и более удаленных объектов. Он говорит, что NASA никогда не получит триллион долларов, необходимый на разовую, единичную марсианскую миссию. Но можно начать с работы над внеземными заправками, которые со временем сделают миссии на Марс и к другим пунктам назначения доступными, создав систему поддержки космических полетов, а не прикладывать огромные усилия к отправке горстки людей на другую планету и их возвращению обратно.
Но, как говорит Марк, NASA не делает домашнее задание по ISRU. Он выступал за проведение на МКС эксперимента по переработке в невесомости ресурсов с астероидов или суррогатного материала, чтобы понять, возможно ли это. «Если ответ положительный, если это практически осуществимо, экономически оправданно, то это открывает перед нами двери в Солнечную систему», — утверждает он.
Снижение стоимости запуска на порядки, которое наступает быстрее освоения технологий ISRU, может уменьшить важность добычи топлива в космосе, по крайней мере для марсианской миссии. Но защиту от радиации с Земли не увезешь. На данный момент технология запуска достаточного объема материала попросту невообразима. Кристиан Андерсен говорит, что для эффективной защиты на Луне понадобятся 27 м базальта. Это возможно только при использовании местных материалов. Например, было бы разумно спроектировать базу в лунной лавовой трубке.
Для более долгих путешествий критически важным становится производство питания. Как мы видели выше, долгие путешествия с большой командой требуют неподъемного количества пищи. Но и бесперебойно выращивать достаточный ее объем вряд ли возможно. Ключевой технологией может оказаться повышение эффективности фото-синтеза.
Даже без измененных генов, усиливающих фотосинтез, водоросли значительно превосходят наземные растения в преобразовании энергии в белки, жиры и углеводы. Природные сорта водорослей достигают эффективности преобразования солнечной энергии около 5%, что впятеро выше, чем у посевных культур, и способны неоднократно удваивать свою массу за сутки. Вероятно, эту эффективность можно повысить генетическими модификациями.
Компактный водорослевый реактор из стеклянных труб и стенок с искусственным освещением может быть крайне эффективным. Урожай можно собирать каждые несколько дней. Технологи могут подстраивать выход питательных водорослей, регулируя количество подаваемого азота. Разная подкормка позволит производить жиры, полезные для производства дизельного или ракетного топлива, или сахара и белки, ценные для других производств.
Все это выглядит многообещающе, но в последние годы восторги поутихли. По словам Ника Нейгла, инженера биопроцессов из Национальной лаборатории возобновляемой энергии, остается много нерешенных технических проблем. Проект стоимостью $49 млн, профинансированный в рамках экономической инициативой Обамы в 2010 г., продвинул науку, но и поднял эти проблемы.
Водоросли растут стремительно, это известно любому владельцу аквариума, но сделать их производство устойчивым и окупающимся непросто. Стремительное удвоение массы происходит лишь в первые несколько дней, покуда не возникает толстое зеленое облако водорослей, дающее тень. Экономичнее всего растить их в открытом пруду, но нежелательные виды и крохотные хищники могут испортить все дело. Значительную трудность представляет качественный отжим водорослей, который позволит использовать воду повторно.
Никому пока не удавалось производить биотопливо из водорослей по цене, сравнимой с ценой продуктов нефтеперегонки. Но углерод и водород, уловленные урожаем водорослей, можно использовать для производства множества продуктов, в том числе спирта, полиненасыщенных жирных кислот, пластиков и корма для креветок и рыбы. Совершенствование технологий культивации также значительно уменьшило цену биотоплива, которая и в дальнейшем будет снижаться. Как и с любой культурой, важнейшую роль играют выбор вида водорослей, а также правильное освещение и тепло, питание, устранение вредителей и чистота воды для полива (в зависимости от водорослей она может быть пресной, соленой или солоноватой).
«До современного нам уровня сельское хозяйство поднималось 10 000 лет, а выращиванию водорослей в пищу и на топливо всего 50–75 лет, — говорит Нейгл. — Что можно ожидать через еще 50 лет? Думаю, именно здесь спрятан ответ на ваш вопрос. Вот где мы сейчас, и какие трудности нам предстоит преодолеть, прежде чем придется браться за искусственный фотосинтез или кормить колонистов пищей из гибридных водорослей».
Станут ли колонисты есть водоросли?
«Скажу за себя, — говорит Роберт Бланкеншип, биохимик. — Я не собираюсь ими питаться. Я их пробовал, это невкусно».
Даже свиньи не едят водорослей. В рамках спонсированного Обамой водорослевого проекта отходы топливного производства скармливались разнообразным животным. Рыбы и креветки чувствовали себя на такой диете неплохо. Крупный рогатый скот, овцы и куры могли стерпеть небольшую их долю в своей обычной пище. Свиньи же поеданию пищи с 5%-ной прибавкой водорослей предпочитали голод.
Конечно, технологи в итоге найдут способ сделать из водорослей что-то аппетитное, перерабатывая их химические компоненты в другие продукты. Или колонисты могут откармливать ими рыбу и креветок. Еще мы можем есть насекомых, особенно превратив их в белковый порошок, а выращивать их можно, кормя теми же водорослями. Группа китайских ученых разработала лунную пищевую систему с обширным использованием в пищу личинок шелкопряда, который быстро растет и уже является частью азиатской кухни (однако шелкопряд предпочитает питаться листьями шелковицы, так что проблема не вполне решена).
Водоросли можно не только скармливать животным, но и использовать их как среду для выращивания искусственного мяса. Над этим работает физиолог Марк Пост из Университета Маастрихта. Он создал в 2013 г. «гамбургер в пробирке» и получил международную известность. Дегустаторы, у которых взяла интервью Би-би-си, высказались, что этот продукт «был похож на мясо» и «имел вкус гамбургера». Рестораторы вряд ли стали бы восхищаться такими отзывами, но оценка достаточно хороша для бестелесного комка тканей, выращенных из небольшого количества стволовых клеток, взятых у пары коров, которым данная процедура не принесла никакого вреда.
Марк заинтересовался этой идеей после экспериментов по выращиванию кровеносных сосудов для операции шунтирования сердца. При выращивании искусственного мяса используются те же технологии, что и при выращивании человеческих органов вне тела. Главными инновациями здесь являются лабораторные способы направления развития стволовых клеток в клетки мышечной ткани и обеспечение нагрузки, сопротивляясь которой они растут. Питаются эти клетки, будучи погруженными в питательные вещества — так называемую культурную среду.
Для того чтобы создать коммерческий продукт, команда Марка ищет способы выращивать жировые клетки и доставлять питательные вещества вглубь культуры. Первый искусственный бургер, состоявший из чистой мышечной ткани, пришлось покрасить в красный цвет свекольным соком; он был безвкусным. При питании мышечных клеток культурной средой масса достигает миллиметровой толщины или примерно 10–20 клеточных слоев, что ограничивает ассортимент продуктов гамбургерами и сосисками. Создание системы кровообращения улучшит вкус и позволит получать крупные срезы мяса, так как кровеносные сосуды будут доставлять энергию к клеткам, не соприкасающимся с культурной средой.
Марк надеется распечатать систему кровообращения на 3D-принтере, заправив его биологическим материалом. Поддерживаемое «строительными лесами» кровеносных сосудов, мясо, разрастаясь, будет заполнять пустоты. Ту же цель преследуют и многие другие лаборатории. Марк думает, что его лаборатория будет способна массово производить превосходный продукт через пять лет и сможет выйти на массовый рынок через семь лет.
Марку нравится его работа, поскольку она может сократить вредное влияние мясного животноводства на окружающую среду. Его спонсор, основатель Google Сергей Брин, участвует в этом ради уменьшения страданий сельскохозяйственных животных. Это интересный этический вопрос, ведь Марк не делает ничего плохого (если только вы не верите в то, что все население Земли способно перейти на вегетарианскую диету). И все же мысль о мясе из пробирки многим кажется пугающей и отвратительной. Мы, авторы, реагируем именно так. Аманда — вегетарианка. Чарльз рад тому, что вряд ли подобная еда распространится до того, как он потеряет способность возражать против поданной ему синтетической тушенки.
Отвращение — непроизвольное, иррациональное чувство, не связанное с пользой для окружающей среды и страданиями животных. Упомянутая польза может оказаться огромной. Сейчас под выращивание корма для животных отведено вшестеро больше места, чем под растения, идущие в пищу непосредственно людям. Но тем, у кого висцеральный рефлекс особенно силен, может быть проще отказаться от потребления мяса, чем согласиться заменить его синтетикой. Марк Пост говорит, что, судя по опросам, так считает около половины сегодняшних мясоедов, и это вселяет надежду, по его мнению.
Скорее всего, молодежи будет проще принять синтетическое мясо. Люди постоянно сменяются другими, теми, кому легче приспособиться к новому. Молодость отбрасывает прошлое, старцы в него уходят.
Культурно обусловленные чувства по поводу мяса менялись у прошлых поколений. Коренные народы Аляски жили охотой и верили (и до сих пор верят) в то, что убитое животное — родня им и дарит свое тело людям, чтобы их накормить. Убив животное, охотник выполняет ритуальное подношение, помогающее духу животного вернуться к месту перерождения. Бестелесное мясо в пенополистироле или пищевой пленке может шокировать члена этой культуры не меньше, чем нас беспокоит синтетическое мясо. Точно так же американца, чей опыт взаимодействий с мясом ограничивается продуктовым магазином, может шокировать зрелище убийства охотником дичи или вид скотобойни.
Наши дети и внуки могут предпочесть культивированное мясо. Поедание плоти животных может показаться им отвратительным варварством. Детям колонистов Титана может больше нравиться ощущение прикосновения пластика, чем дерева. Запах травы и цветов может показаться им неприятно резким, как запах навоза не нравится многим городским детям, чьим бабушкам и дедушкам он напоминает детство, проведенное на ферме.
Культура в конечном счете формируется нашим окружением, которое поддерживает наше существование. Семь миллиардов людей могут жить на Земле со всем своим богатством благодаря технологиям, создающим вокруг нас все более искусственный мир. Эта среда, по большей части произведенная человеком, ныне кажется нам знакомой и естественной. Космическая колония — это всего лишь следующий шаг. Полностью синтетический мир, произведенный из инопланетных ресурсов, в конце концов будет ощущаться таким же домом, а его продукты и места — такими же настоящими и естественными, как то, что окружает нас сейчас.
Будущее
Когда на Титане сменилось достаточно поколений для формирования собственной культуры с прекрасными ресторанами, в которых в качестве деликатесов подают водоросли разных оттенков, его города взмыли в небо. Тепло оказало заметное влияние на жизнь на Титане. Выделяемое тысячами пластиковых строений, оно размягчило ледяную поверхность, из-за чего инженерам приходилось загонять сваи все глубже для того, чтобы противостоять всплытию зданий. Когда несколько домов все же сорвалось и взмыло в воздух, стала популярной идея о том, чтобы сразу строить их там — так безопаснее. Верхние районы, как их называли, парили высоко над поверхностью — дома и предприятия, соединенные надувными коридорами. Большие медленно вращающиеся пропеллеры удерживали сообщество вместе.
Города росли вместе с населением и богатством Титана. Земля выжила, но экономические возможности внешней Солнечной системы привлекли поток мигрантов. Большинство оказывались внизу, работали с роботами, вгрызающимися в поверхность Титана, но надеялись подняться в небо, где дети из хороших школ играли в бейсбол на огромных покрытых травой полях в парящих пластиковых пузырях. Представители среднего класса и богачи делали свои дома максимально похожими на идеал домиков с северо-востока США XXI в., которые они видели только на картинках. Пластиковые парящие купола накрывали дома с качелями на заднем дворе, и все они тоже были из пластика.
Но тепло, излучаемое городами в небе, продолжало создавать сложности. Когда воздушные города выросли еще больше, холодная азотная атмосфера Титана разогрелась настолько, что возникли сильные вертикальные воздушные течения. Вихревые конвекционные ячейки порождали восходящие и нисходящие потоки — настолько интенсивные, что парящие постройки раскачивались, что вызывало у обитателей морскую болезнь. Кое-кто из ученых высказал мнение, что искусственное тепло из рукотворных структур на Титане вызовет опасные штормы, но обсуждение заглохло, когда капиталисты воспротивились дорогостоящим решениям вроде улучшенной теплоизоляции. Консервативные СМИ выставили защитников окружающей среды с их алармизмом по поводу конвекционных бурь либералами, покушающимися на личную свободу граждан.
На Титане сформировалась либертарианская культура, в то время как на Земле жизнь стала более зарегулированной. На Земле международные соглашения и экологический надзор позволили человечеству отступить от края пропасти, но неотъемлемой частью его образа жизни стало ограничение экономических свобод. На планете жило 10 млрд человек, и не каждый мог делать то что хочет и использовать ресурсы как заблагорассудится. Технологии позволяли накормить мир, но куда более важные перемены в культуре позволяли избежать растраты ресурсов на конфликты и безграничное потребление. Земля неуверенными шагами приближалась к миру, равенству и устойчивости.
Мало кто из жителей Титана бывал на Земле. Даже иммигранты в первом поколении вскоре приспосабливались к Титану и забывали старый мир. За несколько лет в слабом тяготении Титана мышцы, кости и система кровообращения слабели настолько, что возвращение делалось невозможным. Для полета на Землю требовался невероятный физический подвиг вроде одновременной подготовки к марафону и соревнованию по бодибилдингу. Немногочисленные желающие увидеть старый мир тренировались по нескольку часов в день и проводили целые месяцы в центрифуге, поддерживая форму для путешествия, но большинство были слишком заняты, или их это не интересовало. Кроме того, Земля не представлялась подходящим местом для отпуска. Жизнь там была невыносимо тяжела.
Титанцы полагали, что жизнь на Земле задушена правилами и конформизмом. Мысль о питании натуральной пищей вызывала у них отвращение. Они восторгались своим образом целеустремленных, независимых и преуспевающих. В своих рассказах они превозносили первооснователей и вообще первое поколение колонистов как смелых первопроходцев, сбросивших земную скорлупу в поисках будущего. В соответствии с предполагаемыми традициями основателей, выстроивших новый мир без помощи правительства (так гласила легенда), Титан сохранил свою энергичную экономику минимально регламентированной. И любой человек, желающий еще большей свободы, мог ее получить. Любой колонист всегда мог купить комплект роботов и отправиться создавать новое сообщество в неосвоенные области Титана.
Самыми независимыми среди первопроходцев Титана были разведчики полезных ископаемых, отыскивающие в Солнечной системе металлические астероиды. Из-за недостатка тяжелых элементов во внешней части Солнечной системы железо и прочие металлы, необходимые для производства компьютеров и осветительных систем, высоко ценились. Титан зависел от добычи этих материалов из космических тел во внутренней Солнечной системе. Разведчики искали богатую жилу — цельный металлический астероид на удобной орбите, куда можно было отправить роботов для разработки, либо астероид, достаточно мелкий для того, чтобы перенаправить его к Титану и разрабатывать на его орбите. Крупные компании были готовы платить за такую находку.
Свободная жизнь на Титане также воодушевила предпринимателей-биотехнологов. Земля приняла законы, ограничивающие искусственное управление человеческим геномом, разрешая редактирование ДНК только в терапевтических целях. Но на Титане люди посчитали иначе. Для них натуральная, неизмененная генетика казалась загрязненной и проигрывающей в сравнении с чистыми, стандартизованными генетически модифицированными организмами. Искусственная пища и вмешательство в строение собственного организма стали для них привычными.
Воспроизводство на Титане с самого начала требовало технического вмешательства. Первые поколения матерей мучились на протяжении всей беременности в центрифугах земного тяготения, расположенных на самом спутнике и на его орбите. При таком искусственном тяготении сложные процессы развития плода протекали нормально. Избавление от месяцев в центрифуге женщинам принесло изобретение искусственного чрева. Техники клонировали матку из стволовых клеток матери, раскручивали клон с плодом в центрифуге, что снижало риск осложнений до минимума и обеспечивало легкое планируемое рождение. Женщинам больше не приходилось набирать вес, терпеть родовые муки и заниматься сексом ради продолжения рода.
Редактированием генома уже лечили наследственные болезни. На Титане ученые работали над коррекциями, которые помогли бы колонистам приспособиться к условиям слабого тяготения, устранить чувствительность к некоторым соединениям в атмосфере и сделать их более терпимыми к холоду. По пути они сделали несколько ошибок, включив нежелательные гены, которые давали и желательные качества. Пару поколений спустя у многих титанцев были белые волосы и по лишнему пальцу на каждой ноге — потомственные следы генетических манипуляций с незапланированными последствиями. Отдавая ребенка в школу, родители предоставляли его генетический профиль, в котором были указаны выбранные ими улучшения в атлетических и умственных способностях.
К моменту обретения Титаном культурного самосознания поколения генетических модификаций привели к физическим отличиям титанцев от землян. Это было очевидно. Рожденные на Титане люди были низкорослые, мелкие и бледные с тонкими полупрозрачными волосами. Это обличье было последствием недостаточного тяготения и вкусов родителей, подбирающих характеристики. Взрослые платили за косметические генетические модификации, стремясь достичь идеала.
В итоге все стали выглядеть почти одинаково и, по собственному убеждению, куда лучше иммигрантов, все еще прибывающих из старого мира. Новоприбывшие с Земли выглядели как угодно: темные, волосатые и крупные; высокие или грушевидные; любого цвета — черные, коричневые и смуглые, все что угодно. Уроженцы Титана пытались не выказывать своего отвращения, но открыто отмечали преимущества адаптированных физических и умственных способностей. Высокий человек никогда бы не добился того, чего добились они.
На Титане приняли закон по ограничению иммиграции и обязали желающих проходить генетическую проверку для того, чтобы отбирать среди них наиболее желательных. Некоторые политики заявили, что на Титане обитает отдельный, более совершенный вид человека и его народу не следует брататься с землянами. Когда космолайнер новых поселенцев, не получивших разрешения, прилетел и сел в ненаселенной части Титана, чтобы создать отдельную колонию, правительство Титана решило действовать. Роботизированные войска задержали нелегальных мигрантов и посадили их на корабль, следующий к Земле. Правительство Титана опубликовало межпланетную декларацию, в которой предупреждало Землю о том, что Титан будет защищаться от любых вторжений и при необходимости перейдет в контратаку. Река мигрантов сузилась до тоненького ручейка.
Посреди восторгов планетарной гордости ехидствующие комментаторы продвигали новую философию исключительности Титана. Они утверждали, что Титан занимает особое место в Солнечной системе. На его уникальных гражданах с их свободой и инициативностью и непрерывным генетическим совершенствованием лежала ответственность за упрочение и расширение цивилизации. Они знали, что было благом для межпланетного будущего, и готовы были с оружием в руках отстаивать свое право называться истинными наследниками человеческой расы.
Массовое искусство Титана, основанное на теме шовинизма в зрелищных виртуальных сериалах, хорошо продавалось, но критиков не впечатляло. Погружение в виртуальные миры не было чем-то новым. Титан пользовался для своего политического послания о собственном превосходстве языком земного искусства, не создав новых его форм. Поистине оригинальное искусство возникло иначе — на поверхности. В то время как в галереях небесных городов выставляли эстетичные, но несложные биоскульптуры из генетически запрограммированной живой ткани, художники богемы и обычные люди низов исследовали радикальные формы вроде краски и устной поэзии. Они живописали мрачную жизнь естественно эволюционировавших людей и призывали сжалиться над находящимися в критической опасности метановыми формами жизни в озерах и морях Титана.
Медленно эти образы и слова просочились наверх, захватив своими художественными достоинствами внимание авангарда критиков Титана и покупателей предметов искусства, а также тех, кто был подвержен их влиянию в преобладающей культуре. Когда оригинальные приемы и средства бунтарей переняло большинство титанцев, процесс отделения от Земли был завершен. В основе работ крупнобюджетных студий лежало исключительно титанское искусство, повествующее о достоинствах звездной судьбы правящего класса Титана.
Настоящее
Биологическая эволюция протекает медленно, технологическая — быстро. За последние 50 000 лет люди изменились лишь поверхностно, но мы распространялись из Африки и стали преобладающим видом во всех экосистемах. Процветание в Арктике и посреди океанов — результат не эволюции, но изобретательности. Точно так же естественная эволюция вряд ли изменит нас в грядущие сотни или тысячи лет, когда мы переедем в новый внеземной дом.
Естественная эволюция вряд ли претерпит большие изменения и в космический колонии. Сегодняшние люди очень схожи между собой, в отличие от представителей других видов. Эволюционный биолог Франсиско Айала из Калифорнийского университета в Ирвине вычислил, что мы все произошли менее чем от 10 000 особей, живших в Африке. Мы все близкие родственники людей из этой небольшой выжившей популяции. По Земле когда-то бродили и другие виды людей, но все они вымерли, и все, что от них осталось, — несколько костей и поделок и обрывки генетического кода, унаследованного нами в процессе скрещивания.
«Появление на Титане тысячи колонистов не изменит этой истории, — говорит Франсиско. — У тысячи человек будет 99,99% генетического разнообразия всего сегодняшнего человечества сразу. Ничего не изменится. Даже сотня человек несет в себе более 99% нашего современного разнообразия».
Евгеника возникла в Англии и Соединенных Штатах в конце XIX — начале XX в. Так называется избирательное скрещивание людей — как в программе по выведению лучших овец или коров. Расчеты себя не оправдали. Мы слишком одинаковые. Евгеники полагали (совершенно безосновательно), что такие качества, как тупость, склонность к преступлениям и сильное половое влечение, можно устранить из генетического пула, не позволяя носителям этих качеств заводить детей. Но малейшее межгрупповое смешение размывает любые последствия намеренного скрещивания.
Лидерам вроде Генри Форда, Герберта Уэллса, создательницы контроля за рождаемостью Маргарет Сэнгер, президента Теодора Рузвельта и многим другим были близки евгенические взгляды. По евгеническим законам в Соединенных Штатах были принудительно стерилизованы 64 000 человек с умственными заболеваниями, эпилепсией, криминальным прошлым, а также бедняки. Прекратилось это только в 1970-х гг.
Эти правила касались меньшинств. В начале XX в., в эру больших миграций, многие привилегированные белые чувствовали угрозу миграции из Восточной Европы и Италии. Один из друзей Рузвельта, Мэдисон Грант, написал успешную книгу «Путь великой расы» (The Passing of the Great Race), призывающую к устранению низших рас ради предотвращения «расового самоубийства» белых. Эта книга нравилась молодому Адольфу Гитлеру — он написал Гранту письмо, в котором назвал его книгу «своей Библией».
После холокоста репутация евгеники сильно пострадала, но биотехнологии возрождают связанные с ней надежды, не требуя для их осуществления ни убийств, ни принуждения. В 2015 г. китайские исследователи с помощью новой техники редактирования генома CRISPR изменили человеческий эмбрион, отредактировав ген, вызывающий наследственную болезнь крови. Команда во главе с Хуаном Цзюньцзю из Университета Сунь Ятсена в Гуанчжоу намеренно использовала нежизнеспособные эмбрионы, но конечная цель заключается в устранении нежелательной наследственности из зародышевой линии человека и излечении его самого и всего его потомства.
Предприниматель-биотехнолог Хуан Энрикес верит в то, что подобная стратегия позволит создать людей, более пригодных для колонизации космоса, способных справиться с невесомостью, избежать подавленности и даже жить в атмосфере без кислорода. Некоторые распространенные на Земле бактерии способны выдерживать высокие дозы радиации, особенно потрясающий Deinococcus radiodurans, способный выдерживать также ультрафиолетовое излучение, холод, обезвоживание, кислую среду, пребывание в вакууме и прочее. Хуан предполагает, что создание людей с такими же способностями к репарации ДНК, как у D. radiodurans, может позволить нам путешествовать в космосе, не беспокоясь из-за радиации.
Хуан ожидает, что компании Synthetic Genomics, основанной им вместе с Крейгом Вентером, который упоминался в прошлой главе, удастся с помощью искусственно запрограммированных клеток производить топливо, химикаты и свиные органы, которые не будут отторгаться человеческим организмом при пересадке. Он воображает подобное совершенствование нашего вида для существования в космосе с увеличением срока жизни для осуществления долгих путешествий. Хуан предполагает, что если человеческий эмбрион может нормально развиваться только на Земле, то эта проблема будет решена перепрограммированием ДНК.
«Пока что в изучении этого языка мы находимся на уровне детского сада, — говорит он. — Учась этому языку и пользуясь им, мы наделаем глупостей. Но наши шансы долгосрочного выживания где-либо, кроме Земли, зависят от этого инструментария».
Сегодня во многих странах модификация зародышевой линии запрещена законом. Nature и Scienceотказались публиковать прорывную работу Хуана Цзюньцзю и напечатали статьи ученых, призывающих наложить мораторий на эту деятельность, ссылаясь на обеспокоенность ее практической и этической сторонами. Практическое применение нынешних технологий может привести к многочисленным нежелательным изменениям в ДНК вдобавок к преднамеренным правкам. Подобно сложной компьютерной программе, генетические правки невозможно тщательно проверить на наличие ошибок. Живой организм, в отличие от компьютера, нельзя перезагрузить. Любые ошибки передадутся по наследству. Хуан Цзюньцзю сам заявил, что эта технология еще сыра.
С точки зрения этики непредвиденные последствия использования этой технологии могут быть огромны. Эти технологии ускоряют эволюцию, изменяя природу нашего вида. Последствия эти будут множиться с ростом численности модифицированных людей. Они могут затронуть все аспекты человеческого бытия, физические и ментальные.
Энрикеса не пугают такие технологии, пока они остаются в распоряжении отдельных лиц, а не правительства. Он сравнивает формирование наших генов с контролем рождаемости и оплодотворением в пробирке и говорит: «Я думаю, что есть разница между тем, когда правительство, медицинское сообщество или организация говорит, что всем следует поступать так-то, и тем, когда у каждого имеется возможность гибкого и разнообразного выбора».
Но история наших попыток технологически менять самих себя большей частью состоит из неудач. Возможность узнать пол до рождения привела к выбору пола с помощью абортов; в Китае и Индии не родились десятки миллионов девочек. Люди пользуются возможностью хирургически менять внешность, чтобы выглядеть более одинаково в попытках соответствовать культурно обусловленным идеалам. Будь редактирование генома доступно каждому, оно могло бы быть использовано для соответствия принятым в обществе стереотипам, для создания маленьких и покорных женщин и сильных и агрессивных мужчин с лицами моделей с обложки журнала.
Эволюцией можно объяснить то, почему родители так усердно работают, стараясь помочь детям преуспеть и научиться общепринятым ролям. Мы соревнуемся за то, чтобы передать наши гены, наше богатство и власть нашему потомству, и так — каждое поколение. Наши предки служили этой цели; те, кто этой цели не достиг или не ставил перед собой, не оставили потомства. Если редактирование генома станет еще одним инструментом повышения человеческой соревновательности, то люди, вероятно, воспользуются им ради блага собственных семей. Но преобладающие конкуренты обычно разоряют свою экологическую нишу, после чего их собственная численность резко падает. Если человеческая история укладывается в эту экологическую схему, то ускорение нашей эволюции и повышение конкуренции может только приблизить наш конец.
Энрикес предполагает, что генетически усовершенствованные люди покорят другие планеты, таким образом расширив пределы своей экосистемы. Но в комментариях к его статье, опубликованной в сети, было высказано и другое мнение. Некто Пол Уотсон отметил вероятность того, что «в силу нашего генетического склада мы останемся безжалостно первобытным, жадным до ресурсов и власти, воинственным, обреченным на вымирание видом». Он предположил, что генетическая модификация, вероятно, может позволить человечеству стать более склонным к сотрудничеству, любящим Землю и экологически жизнеспособным. Станем ли мы программировать своих детей для того, чтобы они были лучше приспособлены к жизни в обществе и могли чем-то жертвовать ради других?
Так или иначе, мы станем другим видом: прикованными к Земле, более нежными созданиями, довольными своей участью, более склонными к садоводству и самопожертвованию, нежели к риску и приключениям, или живущими в глубоком космосе и подолгу путешествующими среди звезд сверхлюдьми, тела которых неуязвимы перед опасностями космоса.
В своей книге «Продолжая собственную эволюцию» (Evolving Ourselves) Хуан воображает, что мы могли бы отправлять себя по почте, внедрив человеческие гены в бактерию для долгого путешествия к экзопланете, обращающейся около далекой звезды, и воссоздавав из них детей по окончании путешествия. Любопытно поразмышлять о том, стали бы мы когда-либо так поступать. Мы никогда не узнаем, добрались ли дети до своего нового дома, как прошло их взросление, каково им было, заброшенным в одиночестве во Вселенную. Хорошая ли это судьба для человека?
Способность управлять собственной эволюцией вынудит нас осознать наши истинные ценности. Какова цель нашего существования? Какие человеческие качества — благие?
