АББИНГТОН — ШВЕЯ МЭГ
Старая швея Мэг сидела на крыльце, прислонившись спиной к дверному косяку из дуба и греясь в лучах ласкового солнышка. Почти сорок лет она делала так каждое утро. Сидела и шила.
Не то чтобы Мэг гордилась собой, но она знала себе цену. Женщины приходили к ней за советом по поводу родов и сбережений, пьяных мужей, или спрашивали, впускать ли к себе такого–то мужчину в конкретную ночь или лучше не стоит. Мэг знала и умела многое. Но лучше всего она умела шить.
Ей нравилось работать рано утром, когда первые лучи солнца освещали ее творение. Больше всего она любила шить сразу после заутрени. Но сорок лет она была келейницей, помогала во время служб в деревенской церкви, а еще заботилась о муже и двух детях, поэтому прекрасные утренние часы чаще всего были заняты другими делами.
Если ей все же удавалось сесть за шитье, благодаря воле Всевышнего, — после готовки, прислуживания в церкви, осмотра больных детишек, других хлопот и забот, — то она могла выполнить всю дневную работу к колокольному звону, доносившемуся в девятом часу из крепости–монастыря, расположенной на расстоянии двух лиг к западу.
То утро выдалось как раз таким, какие Мэг любила больше всего. Она помогла в церкви, после чего у нее всегда было какое–то особое ощущение, положила цветы на могилу мужа, поцеловала дочь на пороге ее собственного дома и теперь сидела на крылечке под первыми теплыми лучами, а рядом стояла ее корзинка.
Она шила чепчик, прекрасный полотняный койф, который надевают дворяне, чтобы не растрепалась прическа. Это был незамысловатый предмет, и на его изготовление у нее ушел бы день или два, а в крепости имелись рыцари, которые охотно приобретали подобные вещи. Мэг знала это наверняка. Хорошо сделанный и подходящий по размеру койф стоил половину серебряного пенни. Вдова пятидесяти трех лет не могла без причины отмахнуться от таких денег.
У Мэг был наметанный глаз: она очень точно прокалывала иглой превосходное полотно — полотно своей дочери, именно так, и у нее выходили замечательные стежки, прямые как стрела, размером шестнадцать на один дюйм, столь же хорошие или даже лучше, чем те, над которыми трудился портной из Харндона.
Она пропустила иглу сквозь материю и аккуратно потянула за нить, обработанную воском, ощущая натяжение ткани и осознавая, что с каждым стежком продевает нечто большее, чем только нитку, — каждый из них вбирал в себя чуть–чуть солнца. Вскоре, когда она посмотрит на свое изделие, весь шов засияет.
Умелая работа приносила счастье. Мэг любила рассматривать хорошие вещи, попадавшие к прачке Лизе. У рыцарей в крепости имелись великолепные вещицы, как правило, отлично сделанные, но плохо хранившиеся, хотя было и множество отвратительных. Мэг собиралась продавать им одежду, чинить и штопать ее…
Делая очередной стежок, женщина улыбалась миру. Сестры были отличными землевладельцами и обходились со своими фермерами намного лучше местных феодалов. Рыцари и их люди внесли в обыденную деревенскую жизнь хоть какое–то разнообразие. Мэг не коробило слово «черт» в устах мужчины, раз он принес с собой в Аббингтон крупицу неведомой ей жизни.
Она услышала стук копыт и оторвалась от работы. На западе поднимался столб пыли. В столь ранний час ничего хорошего это не сулило.
Мэг хмыкнула и убрала койф в корзинку, осторожно положив лучшую иголку — инструмент из самого Харндона, среди местных мастеров никто не мог изготовить ничего подобного — в игольник из рога. Для женщины потерять иглу было бы большой бедой, поскольку доставать их становилось все сложнее и сложнее.
Столб пыли приближался. Мэг прекрасно знала дорогу и предположила, что к ним направлялся отряд из десяти человек, а то и больше.
— Джон! Глянь–ка, Джон! — позвала она.
Иногда о ней и судье ходили слухи. Он тоже вставал рано поутру и сейчас подрезал ветки яблонь. Она поднялась и указала на запад. Он спрыгнул с дерева. Мужчина стряхнул с рук пыль и что–то сказал мальчику, ребенок побежал к церкви. Джон перепрыгнул через низкую каменную стену, разделявшую их участки, и отвесил поклон.
— У тебя хорошее зрение, соседка.
Он не усмехнулся и не сделал никаких пошлых жестов, она это оценила. Вдове часто приходилось выслушивать всякие нежелательные предложения, хотя иногда и желательные. Джон был чистоплотным, опрятным и вежливым, к ухаживаниям такого мужчины можно отнестись снисходительно. Ей нравилось видеть, как человек такого же возраста, как и она сама, все еще может перепрыгнуть через каменную стену.
— Кажется, тебя это не беспокоит, — пробормотала Мэг.
— Как раз наоборот, — тихо произнес он. — На месте овдовевшей швеи я бы собрал все самое необходимое и приготовился переехать в крепость.
Едва заметная улыбка тронула его губы, он поклонился еще раз и перепрыгнул через стену обратно на свой участок.
— Быть беде, — добавил Джон.
Мэг не задавала глупых вопросов. Задолго до того, как всадники появились на небольшой городской площади под сенью древнего дуба, она подготовила две корзинки, одну с принадлежностями для работы и вторую — с готовыми вещами для продажи. Положила в мужнину сумку для путешествий чистое белье и одежду, тяжелый и легкий плащи — для того чтобы носить и укрываться, ложась спать. Еще Мэг успела прибрать кровать, свернув в тугой узел одеяло, простынь и подушку.
— Слушайте все! — раздался зычный голос с площади.
Как и соседи, она наполовину открыла входную дверь и высунулась из нее.
На площади находилось около полудюжины солдат на огромных боевых конях, в тщательно отполированных доспехах и ярко–красных сюрко. С ними было столько же лучников, облаченных в неполную броню, с перекинутыми через спины луками, и еще столько же слуг.
— Госпожа настоятельница приказала, чтобы добрые жители Аббингтона немедленно собрали вещи и переехали в крепость! — прокричал солдат. Он был высоким, поистине огромным — руки толщиной с ногу обычного мужчины, и сидел он верхом на коне размером с маленький дом.
Джон, городской судья, пересек площадь и направился прямо к огромному наемнику тот склонился к нему. Мужчины разговаривали, размахивая руками, а Мэг вернулась к сбору вещей. На заднем дворе она разбросала корм для куриц. Если ее не будет неделю, то они выживут; если же дольше, то все они умрут от голода. Коровы у нее не было, Джон снабжал ее молоком, но от мужа осталось несколько ослов. «Теперь это мои ослы», — напомнила она себе. Никогда прежде ей не доводилось собирать их в дорогу.
Кто–то громко постучал в ее открытую дверь. Покачав головой, она посмотрела на животных, которые в свою очередь с усталой покорностью глядели на нее.
Огромный солдат стоял на крыльце. Махнув головой в сторону Джона, он произнес:
— Судья сказал, ты будешь готова самой первой. Меня зовут Томас.
Поклон у него вышел крайне небрежным. Его внешний вид не сулил ничего хорошего.
Она улыбнулась гиганту, потому что ее муж выглядел точно так же, и ответила:
— Я бы уже была готова, если бы знала, как правильно взнуздать осла.
Он почесал бороду.
— Думаю, слуга сможет с этим помочь. Я хочу, чтобы мы выехали через час. И судья сказал, что если люди увидят, что ты готова, они будут пошевеливаться.
— А ну отвали! — закричала какая–то женщина.
Томас сплюнул.
— Чертовы лучники, — проворчал он, развернулся и зашагал к площади.
— Пришли мне слугу! — крикнула Мэг ему вслед.
Она принесла из сарая корзинку для продовольствия и начала заполнять ее скоропортящимися продуктами, потом консервами. У нее были сосиски, маринованные огурцы, джем, что ценно само по себе.
— Хозяйка? — прозвучал вежливый голос у входной двери, принадлежавший мужчине средних лет, несокрушимому, как скала, и крепкому, точно зрелое яблоко. Позади него стоял худощавый парнишка двенадцати лет.
— Я — Жак, камердинер капитана, а это мой оруженосец Тоби. Он умеет взнуздать мула, думаю, ослы не сильно от них отличаются.
Мужчина снял шляпу и поклонился. Мэг сделала реверанс.
— Доброго дня, сэр.
Жак приподнял бровь.
— Что–то вроде того, мадам. Мы забираем все продукты.
Она засмеялась.
— Как раз пыталась их упаковать… — И только сейчас до нее дошел смысл сказанного. — Вы имеете в виду, что заберете мои запасы для гарнизона?
Он кивнул.
— Для всех. Да. Хотелось бы, чтобы при этом не возникло никаких осложнений, мы все равно их заберем.
Джон подошел к двери. На нем был нагрудник и наспинник. Он кивнул Жаку, а Мэг сказал:
— Отдай им все. Они от настоятельницы, надеюсь, она возместит все расходы. У тебя остался арбалет Бена? И его гамбезон?
— Да, а еще меч и кинжал, — ответила Мэг.
Она открыла сервант, где хранила самое ценное: оловянную посуду, серебряную чашу, золотое кольцо матери, кинжал и меч мужа.
Тоби обратился к Жаку:
— Богатое место, не правда ли, мастер?
Мужчина сухо улыбнулся и подтолкнул паренька.
— Простите, мадам. У нас остались некоторые плохие привычки с континента, но мы не заберем ваше имущество.
«Но вы бы сделали это при других обстоятельствах, да и поступали бы как заблагорассудится», — подумала она.
Джон положил руки ей на плечи. Такой знакомый и успокаивающий жест, но все же, по ее мнению, слишком собственнический даже в теперешнем положении.
— У меня есть запирающийся на замок ящик, — произнес он. — В нем найдется место для твоей чаши и кольца. И любого другого серебра, которое у тебя имеется.
Жак заглянул ей в глаза.
— Мэг, возможно, вы никогда сюда не вернетесь. Эта война — война с Дикими. Когда она закончится, может быть, у вас ничего не останется.
— Господи Иисусе! — выдохнула женщина, сдержала дрожь и кивнула. — Хорошо.
Она взяла чашу и кольцо, достала один из каминных кирпичей, вытащила серебро — сорок один пенни — и передала судье все, кроме одной монетки, которую протянула Жаку.
— И еще столько же, если мои ослики доберутся до крепости в целости и сохранности, — заявила она.
Он покрутил монету, укусил и бросил парнишке.
— Ты слышал даму, — произнес Жак и кивнул ей. — Я — камердинер капитана, мадам. Моя цена чуть больше, золотая монета. Однако Том приказал мне повидаться с вами, что я и сделал.
Он быстро отсалютовал и вышел из двери, направившись к дому Саймона Картера. Мэг посмотрела на парнишку. Он ничем не отличался от любого другого мальчика его возраста.
— Ты можешь взнуздать осла?
Он очень серьезно кивнул.
— А у вас… — Тоби осмотрелся. Он был худощавым, словно пугало, и неуклюжим, какими могут быть лишь растущие мальчики. — У вас найдется что–нибудь перекусить?
Мэг засмеялась.
— Вы все равно все заберете, разве не так, дорогой? Возьми кусок пирога с фруктовой начинкой.
Тоби ел фруктовый пирог с жадностью. Складывая вещи в корзины, она с улыбкой наблюдала за мальчиком. Он доел свой кусок, затем, стащив второй, направился к ослам.
Позже заявились два лучника. Судя по тому, как они выглядели, их следовало опасаться.
— Что у нас тут? — поинтересовался один, заглядывая в дверь. — Где твой муж, моя красавица?
Голос его звучал безжизненно, такими же были и глаза. У второго мужчины в плохо вычищенном хауберке не было зубов, но зато слишком широкая улыбка, из–за которой он казался слабоумным.
— Не лезь не в свое дело, — резко ответила вдова.
Мертвые глаза скользнули по ней. Он потянулся и схватил ее за руку, а когда она попыталась вырваться, сделал подсечку и повалил на пол. Выражение его лица ничуть не изменилось.
— Этот дом под защитой, — донесся из кухни голос худощавого паренька. — Лучше не нарывайся, Уилфул.
Лучник с мертвыми глазами сплюнул.
— Черт подери, — выругался он. — Хочу вернуться на континент. Если бы я собирался стать сиделкой…
Мэг была настолько ошеломлена, что даже не успела ничего сказать. А человек склонился над ней, его рука зависла у самой котты, у женщины сжалось сердце.
— Позже, — прошептал он.
Она завизжала и ударила его в пах. Лучник попятился, а второй мужчина схватил ее за волосы, словно это было обычной рутиной…
Раздался звонкий удар, и она упала на спину, потому что человек резко ее отпустил. Он оказался на коленях на полу, а из его носа текла кровь. Томас стоял над ним с палкой в руке.
— Я сказал, что этот дом находится под защитой! — прокричал паренек.
— Уразумели? — произнес гигант, сверля глазами обоих лучников.
— Да мы были нежными, словно ягнята! — воскликнул человек с безжизненными глазами.
— Гребаные лучники. Валите и займитесь делом, — приказал сэр Томас, предложив Мэг руку.
Оба поднялись и ушли на задний двор забирать куриц, овцу и все имевшееся у нее в сарае зерно и корнеплоды из кладовой. Действовали они методично, а когда она последовала за ними в сарай, человек с мертвым взглядом посмотрел на нее так, что Мэг испугалась. Он собирался отомстить ей.
Вскоре парень подготовил и нагрузил пожитками ослов, а она закинула за спину сумку покойного мужа, взяла в руки корзины и вышла на площадь. С того места, где вдова остановилась, ее дом выглядел как обычно. Мэг попробовала представить его сожженным. Только фундамент под палящими лучами солнца. Увидела угол, к которому прислонялась спиной за шитьем, вытертый до блеска от частого касания, и подумала, найдет ли еще когда–нибудь столь хорошо освещаемое местечко.
Следующими были готовы Картеры — семья извозчиков с двумя тяжелыми телегами, тягловыми животными и шестью мальчиками и мужчинами, которые с легкостью поднимали любые грузы. Домработница судьи оказалась третьей. У нее в руках были его одеяла — на одном из них когда–то лежала Мэг, и это воспоминание заставило ее покраснеть. Она все еще размышляла о своем желании назвать его по имени — данном при крещении имени…
Ланторны были последними, их четыре гулящие дочки были как никогда угрюмы, а госпожа Ланторн, находясь в обычном для нее отчаянии, бродила между деревенских с просьбами освободить место для ее сумки и корзинки с бельем. Прачку Лизу окружили солдаты, состязавшиеся за то, чтобы нести ее немудреный скарб. Многих она знала по именам, поскольку стирала их вещи. Более того, она была зрелой и привлекательной и представлялась наемникам идеальной женщиной.
Наконец–то Ланторны собрались — все четыре дочки вовсю пялились на солдат, — и колонна пришла в движение.
Спустя три часа после того, как отряд въехал в Аббингтон, деревня полностью опустела.
