Медведь был огромным. Так говорили все на рынке. Он сидел, закованный в цепи, лапы вытянуты, словно у обессилевшего танцора, голова опущена. Хитро переплетенные цепи, прикрепленные к кандалам подвижными сочленениями, ограничивали движения зверя. Шерсть на задних лапах слиплась от крови — в кандалах имелись небольшие шипы.

— Идите смотреть на медведя! Посмотрите на медведя!

Владелец животного и сам был огромным и жирным, как боров. Ноги походили на стволы деревьев, руки — на окорока. С ним подвизались два шустрых и щуплых паренька вороватого вида.

— Золотой медведь из земель Диких! Только сегодня! — зычно выкрикивал владелец, а мальчишки носились повсюду, крича: «Идите смотреть на медведя! Золотого медведя!»

На рынке было полно народа. Так бывает лишь в первые дни весны, когда свои насиженные зимой поместья и города покидают фермеры и мелкие торговцы. Хозяйки выставили на продажу недавно сплетенные корзины, а запасливые селяне — сочные яблоки зимних сортов и бережно сохраненное зерно. Продавали тут и нательное белье, и шапки. У продавца ножей дело шло на удивление бойко. Другие торговцы, мужчины и женщины, зазывая покупателей, предлагали свежие устрицы с побережья, ягнят и изделия из дубленой кожи.

В тот день здесь было не менее пятисот человек, и с каждым часом людей прибывало.

Мальчишка–продавец из таверны выкатил два небольших бочонка, по одному за раз, расположил на них несколько досок и начал разливать сидр и эль под старым дубом в центре рыночной площади, неподалеку от хозяина медведя.

Народ стал подтягиваться ближе к выпивке.

Возница подвел маленькую дочь, чтобы та посмотрела на медведя. А медведь оказался медведицей с двумя медвежатами. Малыши были такими красивыми, со светлым мехом, отливавшим золотом. От их матери исходило зловоние, она свирепо оглядывалась вокруг. Стоило девочке дотронулся до медвежонка, чудовище разинуло пасть, обнажив перед малышкой многочисленные острые зубы. Разрастающаяся толпа замерла, а потом отпрянула.

Медведица приподняла лапу, цепи натянулись…

Но девочка не шелохнулась.

— Бедная медведица! — обратилась она к отцу.

Лапа животного была недостаточно длинна, чтобы достать дочь возчика. А боль от шипованных оков, впившихся в плоть, оказалась сильнее гнева. Она пала на все четыре лапы, потом снова села, в ней ощущалось почти человеческое отчаяние.

— Осторожнее, дитя! — произнес отец. — Это создание из земель Диких. Прислужник наших врагов.

Сказать по правде, его голосу не хватало убедительности.

— Какие восхитительные медвежата!

Девочка присела на корточки.

Малышей удерживали накинутые на них веревки, и только.

Священник, пришедший сюда насладиться земными благами, облаченный в дорогую сутану из голубой шерсти, с великолепным тяжелым кинжалом на боку, наклонился пониже. Поднес кулак к мордочке медвежонка, и тот сразу его–куснул. Мужчина, отдернув руку, повернулся к девочке.

— Дикие бывают красивы, дочь моя. Но их красота — ловушка сатаны для излишне доверчивых простаков. Взгляни на него. Присмотрись!

Медвежонок натянул веревку, пытаясь снова укусить священника. Тот не спеша выпрямился и, ударив детеныша ногой, повернулся к хозяину медведей.

— То, что вы держите существо из земель Диких ради извлечения выгоды, сильно смахивает на ересь, — назидательно заявил он.

— У меня есть разрешение от епископа Лорики! — брызгая слюной, вскричал взбешенный владелец.

— Ну, епископ Лорики может продать разрешение даже на содержание публичного дома, причем кому угодно, хоть сатане, — съязвил священник, положив руку на прицепленный к поясу кинжал.

Возчик взял дочь за руку, но та высвободилась.

— Отец, медведице больно, — посочувствовала девочка.

— Конечно, — согласился он.

Будучи человеком осмотрительным, он старался не глядеть на священника. Хотя тот пристально уставился на возчика.

— Разве допустимо причинять боль кому–то из земных созданий? — спросила малышка. — Разве Господь не сотворил Диких, так же как и нас?

Священнослужитель зловеще улыбнулся, напугав некоторых не меньше, чем медвежий оскал.

— У твоей дочери чересчур странные суждения, — произнес он. — Интересно, от кого она их набралась?

— Мне неприятности ни к чему, — ответил возчик. — Мало ли чего дитя наговорит.

Священник приблизился, но тут владелец медведицы, желавший устроить представление, вновь стал зазывать народ. Уже собралась довольно большая толпа, человек сто, и с каждой минутой она увеличивалась. Были здесь и солдаты графа, с полдюжины. Разогревшись под лучами раннего весеннего солнца, они, расстегнув накидки с гербами, сперва заигрывали с дочерями фермеров, теперь же стали усердно пробираться вперед в надежде увидеть кровавое представление.

Возчик с дочкой отступили, и солдаты прошли мимо них и священника.

Владелец пнул медведицу и потянул за цепь. Его помощник заиграл бравурную мелодию на металлической дудочке с шестью отверстиями.

Толпа принялась выкрикивать:

— Танцуй! Танцуй! Танцуй, медведица, танцуй!

Но та даже не пошевелилась. Тогда хозяин с силой рванул цепь, причиняя зверю нестерпимую боль, но медведица лишь приподняла голову и зарычала.

Толпа отпрянула, послышались недовольные возгласы, священник не двинулся с места.

Стоявший неподалеку солдат покачал головой.

— Этим ее не проймешь, — сказал он. — Нужно натравить собак.

Его товарищам идея пришлась по душе, но владелец заартачился.

— Не тебе решать — она моя, — огрызнулся он.

— А я вот возьму и проверю, есть ли у тебя пропуск на ярмарку, — пригрозил сержант. — Немедленно доставай.

Несмотря на свой внушительный вид, хозяин медведицы в замешательстве поник головой и вперил взгляд в землю.

— Да нет у меня его.

— Тогда я имею полное право реквизировать твою медведицу, приятель. Арестую и медведицу, и мальчишек.

Сержант усмехнулся.

— Впрочем, я не настолько жесток, — заявил он, хотя, судя по всему, это не соответствовало действительности. — Натравим парочку собак на твою зверушку, выйдет баш на баш. Ты огребешь серебро, а мы сделаем ставки.

— Это золотая медведица, — пояснил владелец. На его побледневшем лице выделялся лишь красный от выпитого вина нос. — Золотая медведица!

— Хочешь сказать, что потратился, слегка позолотив ей мех? — поинтересовался один из солдат. — Приукрасил, стало быть, для публики?

Хозяин медведицы раздосадовано пожал плечами.

— Ладно, волоките своих собак, — обреченно произнес он.

Желавших стравить приведенных с собой собак с медведицей в толпе оказалось с избытком. Возчик с дочерью попытались уйти, но священник остановил их, схватив отца за руку.

— Стой, где стоишь, — угрожающе потребовал он, — со своей маленькой дочкой–ведьмой.

Хватка у него была воистину стальная, в глазах полыхал фанатичный огонь. Возчик с неохотой подчинился, оставаясь в образовавшемся около медведицы круге.

Привели собак. Среди них были мастифы — здоровенные страшилища размером с небольших пони, высокие гончие и несколько дворняг, маленьких, но свирепых. Некоторые вели себя смирно, остальные беспрестанно рычали на медведицу. Та приподняла голову и рыкнула — всего раз. Все без исключения псы отпрянули.

Зрители начали делать ставки.

Хозяин медведицы с помощниками подзадоривал толпу. Если прежде он не был уверен, стоит ли устраивать травлю зверя, то, как только серебряные монеты, словно из рога изобилия, посыпались ему в руки, любые сомнения исчезли. Даже самый прижимистый фермер сделает ставку против зверя. Ведь тот — создание из земель Диких… А значит, хотя бы по религиозным соображениям, ставить против медведицы — чуть ли не долг каждого из присутствовавших. Поэтому ставки против нее все возрастали и возрастали, как и количество собак, которые становились все неуправляемее. Тридцать разъяренных псов способны возненавидеть друг друга с той же силой, что и медведицу.

Священник вошел в круг.

— Взгляните на это создание дьявола! — обратился он к толпе. — Вот истинное воплощение нашего врага. Взгляните на клыки и зубы, которыми ее наделил лукавый, чтобы убивать нас. А теперь обратите взор на собак, взращенных человеком. Их покорность — результат долговременного подчинения человеку, поработавшему над изменением законов природы. Ни одна из собак не сможет убить чудовище в одиночку, но разве кто–то усомнится, что стае это по силам? Присутствует ли здесь хоть один, кто не усвоил бы этот урок? Медведица, посмотрите на нее, наделена силой, но человек по сравнению с ней более могущественен.

Та, о ком шла речь, не поднимала головы. Священник двинул ей со всего маху ногой. Медведица продолжала сидеть, потупившись.

— Похоже, драться она не собирается, — заметил стражник.

— Верните мне деньги! — потребовал колесный мастер.

Священник скривил губы в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Резко дернул веревку, за которую был подвязан детеныш, и, ухватив бедное существо за загривок, швырнул его собакам.

Медведица вскочила.

Священник зашелся от хохота.

— Теперь будет, — сквозь смех заявил он.

Цепи удержали бросившуюся вперед медведицу, мастифы мгновенно разорвали кричащего детеныша на куски. Его крик походил на плач напуганного ребенка, но быстро оборвался: детеныш был растерзан и съеден дюжиной псов. Съеден заживо.

Возчик прикрыл рукой глаза дочери.

Священник, заметивший это, разгневался.

— Пусть смотрит! — пронзительно закричал он. — Смотри, что происходит, когда зло повержено!

И шагнул к возчику…

И тут медведица рванулась. Скорость, с которой она это проделала, не поддавалась воображению. Одной лапой она ухватила священника за голову, другой завладела его кинжалом, и еще до того, как тело святоши свалилось в грязь, всех забрызгало человеческой кровью. Развернулась — зубы угрожающе обнажены — и вонзила тяжелый кинжал из стали между звеньев удерживавшей ее цепи.

Те лопнули.

Раздался пронзительный женский вопль.

Медведица убила стольких, скольких смогла настичь, с когтей стекала кровь, лапы мучительно болели. А люди орали и орали, сбивая друг друга с ног, пока она лупила по ним, словно стенобитное орудие при осаде. Все, будь то мужчины или женщины, стоило ей до них добраться, валились на землю замертво. Если бы смогла, она уничтожила бы всех людей в мире. Ведь погиб ее детеныш. Детеныш мертв. Она убивала и убивала, но они разбегались в разные стороны.

Когда поблизости никого не осталось, медведица вернулась и принялась разрывать их поверженные тела. Несколько человек оказались еще живы, и она постаралась, чтобы они умерли, объятые ужасом.

Ее детеныш погиб.

Но следовало поторопиться, пока люди не вернулись со своими мощными луками и несущими смерть закованными в сталь солдатами. Она подхватила оставшегося малыша, превозмогая боль, усталость, возбуждение и страх, который познала в этих полных страданий людских землях, и бросилась бежать. Сзади, в городе, забили в набат.

Она спасалась бегством.