Питер так и не сумел полностью оправиться: ему никак не удавалось свыкнуться с произошедшим, словно лишившемуся руки или ноги человеку. На это требовались дни, но не часы.

Ота Кван почти не обращал на него внимания — ведь теперь он стал верховным вождем, его громкий голос, казалось, слышался повсюду, он отдавал приказы категоричным и напыщенным тоном. У него больше не было времени на возню с воином–новобранцем. Весь путь от Битвы у переправы, как ее теперь называли сэссаги, к их лагерю Питер преодолел, пребывая на грани полного истощения и безысходности, неведомой ему даже во времена рабства.

Три ночи подряд он сидел у погасшего костра, уставившись на остывшие угли, и размышлял, а не покончить ли ему с этим жалким существованием. Но голос Ота Квана — командный, требовательный и назидательный — придавал ему сил жить дальше.

На четвертую ночь к нему подошел Скахас Гахо и, присев рядом, предложил кусок зайчатины. Они вместе выпили медовухи — сладкой, как сам мед. Воин–сэссаг быстро опьянел и принялся распевать песни, Питер тоже не остался в стороне, исполнив несколько баллад своего народа, и, хотя утром у него раскалывалась голова, он вновь ощутил себя живым.

С восходом солнца они отправились в дорогу и с легкостью продвигались по звериным тропам. Вдруг все воины плашмя повалились на землю. Произошло это так быстро, что Питер оказался единственным, кто остался стоять. Хоть и с запозданием, он последовал их примеру и рухнул навзничь. Бывший раб настолько погрузился в свои переживания, что проворонил сигнал тревоги.

Разведчики ползком пробрались сквозь кусты, а когда вернулись, переговорили с Ота Кваном, и среди воинов пронесся шепоток: по дороге движется огромная армия. Слишком большая и хорошо организованная, чтобы сэссаги решились напасть на нее. Они одержали победу в Битве у переправы, но потеряли много воинов. Слишком много воинов. Слишком много опытных и умелых воинов.

Поэтому выжившие поднялись, так же стремительно, как и упали, будто их телами управлял единый дух, и побежали на север. Всячески избегая стычек с врагом, они стали подниматься на нижние склоны Эднакрэгов. Лишь на третий день изнурительного путешествия по самой труднопроходимой местности, с которой только сталкивался Питер, они увидели лагеря, разбитые в лесах и на зеленых полях Лиссен, где нес свои воды Кохоктон. С вершины длинного горного хребта бывший раб разглядел тысячи светящихся точек, будто звезды на ночном небе, — то были костры, вокруг которых расположились десятки людей, или боглинов, или других существ, тех, которые, несмотря на то что подчинялись Шипу, все же сильнее любили огонь. Еще больше чудовищ забылись сном в дремучих лесах, или в русле реки, или в грязи.

Питер пропустил Скахаса Гахо вперед по тропе и стоял в сгущавшихся сумерках на вершине горного хребта, глядя вниз. Почти прямо под ним возвышалась великая крепость, прозванная сэссагами Скала. Ее башни походили на сломанные зубы, а бойницы напоминали зажженные фонари мятежников.

Далеко на востоке он заметил еще одно море костров. Армия, мимо которой сэссагам удалось проскользнуть. Армия короля Альбы.

Оба войска были готовы схлестнуться в бою, и в лучах заходящего солнца Питер различал стаи воронов и стервятников, круживших над долиной Кохоктона.

Круживших в предвкушении пиршества.

Он уселся и принялся наблюдать за игрой света — мощными вспышками силы, время от времени озарявшими небосклон, подобно летней грозе.