Одержав победу на тренировочном поле над несколькими дворянами, король все еще был облачен в доспехи, когда к нему подошел комендант Александр лорд Глендовер — пожилой мужчина с изуродованным шрамом лицом. При виде начинавшегося от правой брови, пересекавшего справа налево нос и доходившего до самого рта шрама многие вздрагивали. Неровности бороды указывали на места, где тот плохо зарубцевался. Казалось, будто лорд Глендовер постоянно ехидно ухмыляется. За комендантом следовал рыжеволосый гигант.

Внешность Александра полностью противоречила его сущности, поскольку, как полагал сам король, тот был лучшим из его людей, скупым на насмешки и щедрым на правду человеком, не переносившим лесть и вспыльчивость. О его терпеливости по отношению к солдатам ходили легенды.

— Милорд, думаю, представлять вам Ранальда Лаклана нет нужды, поскольку вот уже два года он у вас на военной службе, — поклонился Александр и указал рукой на рыжебородого мужчину, который, без всяких сомнений, был горцем: рыжие волосы, покрытое шрамами лицо, пронзительные, словно два стальных кинжала, голубые глаза. Ростом он был выше двух метров, что не могли скрыть ни утяжеленные пластинчатые доспехи, ни красная ливрея королевской стражи.

Ранальд низко поклонился. Король пожал ему руку.

— Жаль, что ты покидаешь меня, — приветливо произнес он. — От одного только вида твоего огромного топора на душе становилось спокойнее, — рассмеялся монарх.

Гигант снова поклонился.

— Когда нанимался на военную службу, я оговаривал с лордом Глендовером и сэром Рикардом ровно два года, — пояснил горец. — Мне нужно возвращаться домой, скоро весенний перегон стада.

Упомянутый сэр Рикард Фитцрой был капитаном королевской гвардии.

— Я знаю, что твой брат — погонщик скота, — сказал король. — Только нынешняя весна беспокойная, Ранальд. В Альбе станет безопаснее, если твой топор будет охранять стадо бычков на холмах, а не короля в Харндоне, выходит, так?

Сбитый с толку Ранальд лишь пожал плечами.

— Будут сражения, я даж не сумниваюся, — ответил он и, усмехнувшись, поправился: — Я даже не сомневаюсь, милорд.

— А после перегона? — спросил король.

— Уверяю вас, у меня есть причина вернуться сюда, — с улыбкой ответил Ранальд. — С вашего позволения, милорд. Мой брат нуждается в моей помощи, но есть еще кое–кто…

Все присутствовавшие знали, что кое–кто, желанный для Ранальда Лаклана, — это личный секретарь королевы, леди Альмспенд, определенно не самая богатая невеста, но весьма привлекательная девушка с неплохим приданым. Высокая награда для солдата королевской гвардии незнатного происхождения.

Монарх наклонился ближе.

— Возвращайся, Ранальд. Она будет ждать.

— Молю, чтобы так оно и было, — прошептал гвардеец.

Король повернулся к констеблю.

— Проследи, чтобы сюрко и остальное его обмундирование хранилось надлежащим образом, ибо я предоставляю ему отпуск, но не освобождаю от воинской службы.

— Будет исполнено, милорд!

Король широко улыбнулся горцу.

— А теперь ступай и скорее возвращайся с занятными рассказами о своих приключениях.

Следуя правилам этикета, Ранальд вновь отвесил поклон и, покинув монарха, направился в караулку, где на прощание обнялся с десятком близких друзей, выпил кружку вина и передал управителю свое обмундирование. То были: кольчуга и превосходная бригантина, две алые котты с капюшонами, чтобы носить при дворе, чулки из ярко–красной ткани, а еще высокие кожаные сапоги и отделанная бронзой портупея красно–коричневого цвета.

Сам он был одет в дублет из бумазеи и темные грязно–коричневые чулки. Был еще плащ до колен из твида, перекинутый через руку.

Управитель Радольф сверился с имевшейся у него описью обмундирования и удовлетворенно кивнул.

— Идеальное состояние, мессир. А ваш отличительный знак…

Гербом короля было белое сердце с золотой окантовкой, поэтому все ювелирные изделия изготавливались искусными мастерами из серебра и бронзы и украшались эмалевыми вставками.

— Король дал четкие указания, чтобы вы оставили его при себе, поскольку уходите в отпуск, но не из гвардии.

Гвардеец был тронут. Он взял знак, выполненный в виде броши, и пристегнул на плащ. Сразу стало заметно, насколько тот стар и изношен. Не оборачиваясь, Ранальд выехал из крепости и спустился в город Харндон. Два года, войны и опасности, секретные задания, тайны дипломатии, а еще всепоглощающая любовь. Но для горцев важно и кое–что иное.

Внизу раскинулся город. Если рассматривать его из крепости, казалось, что над строениями словно парил мост через Альбин, широкую петляющую реку, простирающуюся на тридцать лиг к югу до самого моря. С северной стороны моста расположился Бриджтаун, вроде сам по себе, а может, и продолжение великого Харндона. Город начинался от королевской крепости и далее тянулся вдоль изгибов реки: пристани и пирсы, дома торговцев и улицы ремесленных мастерских с высокими и узкими строениями, возведенными таковыми для экономии земли.

Он шагал вниз по наклонной улице, ведя в поводу двух лошадей. Проходя мимо знакомых караульных, обменялся с ними рукопожатиями.

Далее Ранальд следовал по Флад–стрит, мимо огромного монастыря Святого Фомы и улиц торговцев тканями и ювелиров, по крутым узким дорожкам мимо литейных мастерских и кузниц к тому месту, где улица Клинков пересекалась с улицей Доспехов, и остановился возле вывески с изображением разомкнутого круга.

Прилавок размером был всего–то с ширину плеч двух стоящих рядом коренастых мужчин, однако Ранальда это ни капельки не смущало. Ибо «Разомкнутый круг» славился по всему королевству лучшим оружием и доспехами, здесь всегда имелись достойные внимания вещицы. Настоящие произведения искусства — даже с точки зрения привередливых горцев. А сегодня и вовсе день задался: на прилавке были выставлены около десяти шлемов. Только что выкованные и великолепного качества, начищенные до зеркального блеска.

Простые шлемы для лучников.

За прилавком стоял подмастерье, подающий надежды молодой человек, сложением схожий с античными скульптурами атлетов. Улыбнувшись, он кивнул и бесшумно скрылся за занавеской, чтобы привести мастера.

Тэд Пиэл занимался ковкой оружия и в этом деле считался непревзойденным умельцем, а также первым альбанцем, изготавливавшим закаленную сталь. Это был высокий мужчина с приятным круглым лицом. Двадцать верных подмастерьев могли бы подтвердить, что покладистый характер проявлялся у него не только внешними чертами.

Появившийся из–за занавески кузнец вытирал руки о фартук.

— Господин Ранальд, — поприветствовал он горца, — без сомнения, вы пришли за своим топором.

— Речь шла и о кольчуге, — уточнил Ранальд.

— Ах да, — Тэд небрежно кивнул подмастерью, — по поводу оной. Эта вещица с континента. Не моего изготовления. Собственно, мы и доставили–то ее специально для вас.

Эдвард, подмастерье, принес из задней комнаты плетеную из ивовых прутьев корзину, и горец поднял крышку. Взорам открылось множество блестящих железных колец, каждое из которых заклепывалось несколькими мелкими клинышками, да так, что казалось, будто все они выкованы как единое целое. Кольчуга не уступала хауберку, который носил Ранальд, будучи гвардейцем короля.

— Стоит она свои тридцать леопардов? — поинтересовался он.

— Вещица с континента, — произнес мастер, предпочитая не отвечать на поставленный вопрос напрямую.

Улыбнувшись, пожилой мужчина протянул покупателю тяжелый предмет, оба его конца были обернуты мешковиной.

— Он располосует ее, словно острый нож — яблоко.

Горец взял топор, и его охватило сладостное чувство, подобное тому, какое возникает, когда мужчина осознает, что влюблен по уши и предмет его обожания отвечает взаимностью.

Подмастерье разрезал тесемки, обнажив острый железный шип с толстым ободом из бронзы на одном конце, уравновешивающий лезвие топора — узкий полумесяц из блестящей стали размером с предплечье взрослого мужчины, с другой стороны которого находился багорообразный крюк. Все это выглядело поистине устрашающе. Подобно отличному мечу, оружие было прекрасно сбалансировано; рукоять изготовлена из дуба и усилена железными полосами для защиты от режущих ударов.

Настоящий топор горцев, только несравнимо превосходивший любой такой же, ибо выкован мастером, а не странствующим кузнецом на ярмарке.

Ранальд не удержался и несколько раз взмахнул оружием; лезвие рассекло воздух, а кончик едва не задел оштукатуренный низкий потолок.

Эдвард прижался спиной к стене, мастер удовлетворенно кивнул.

— Топор, что ты приносил, был хорош, — произнес кузнец, — выкован на задворках земель, но искусно. Хотя по размышлении… — он поморщился и пожал плечами, — я решил его лучше уравновесить.

Трехгранный шип на рукояти, длиной не уступавший кинжалу рыцаря, был пугающе острым.

Ранальд довольно улыбнулся.

Кузнец в придачу протянул ему пару ножен — одни деревянные, обтянутые превосходной красной кожей, для топора, и вторые такие же для шипа.

Горец отсчитал сотню серебряных леопардов — значительную часть платы за двухлетний срок службы в королевской гвардии — и с восхищением окинул взглядом шлемы, выставленные на прилавке.

— Они уже проданы, — произнес ремесленник, поймав его взгляд. — Да и вряд ли хоть один из них налезет тебе на голову. Приходи зимой, когда у меня будет не так много работы, и я сделаю тебе шлем, в котором ты сможешь сражаться хоть с самим драконом.

Всех словно холодом обдало.

— Не поминай лихо, — перекрестившись, произнес Эдвард.

— Сам не знаю, с чего это с языка сорвалось, — оправдывался кузнец.

Покачав головой, он добавил:

— И все же я сделаю тебе отличный шлем.

Ранальд отнес новую кольчугу к вьючной лошади, которая, в отличие от него, была недовольна покупкой, прибавившей ей груза и потребовавшей повторного укладывания переметных сумок. Затем вернулся за топором и с любовью подвесил его к седлу, чтобы всегда был под рукой. Никто из наблюдавших за ним людей не сомневался — он достанет оружие еще с десяток раз до того, как минует пригород. А может, остановится у первого попавшегося дерева у дороги и опробует топор на нем.

— Значит, сегодня отчаливаешь, — заметил кузнец.

— Меня ждут на севере, — произнес Ранальд. — Брат посылал за мной.

Оружейник склонил голову.

— Что ж, передай ему от меня поклон, и в добрый путь.

На прощание они обнялись, горец вышел из лавки, повернул к реке и повел лошадей вдоль старого берега. Остановился у небольшой часовни Святого Фомы, зашел внутрь и, опустив взор, преклонил колени в молитве. Над его головой воины — рыцари в ливреях короля — истязали святого мученика, отчего горец почувствовал себя неловко.

У Мостовых врат он купил у маленькой оборванки пирог и покинул город.