Глава 13
Соседи

Обещание Катя свое выполнила – словно внутренний будильник сработал, когда она проснулась. Глянула на дисплей мобильного – который час – и засуетилась.

Накануне вечером пришли два sms: из Сбербанка о пополнении счета – это на карту перечислили командировочные (очень кстати!) и от начальника Пресс-центра о том, что командировка оформлена.

Катя пять минут нежилась под горячим душем, пока на кухне кампуса кипел электрический чайник. Заварила крепкого чаю и съела холодную пиццу. Дала себе слово, что с жирным фастфудом завязывает – купит в магазине йогуртов, яблок, сложит все это в кухонный холодильник. Пустота и безлюдье кампуса по-прежнему угнетали, но Катя постепенно стала привыкать.

Она причесалась, надела под пиджак теплый свитер, сверху – тренч. Из вместительной сумки, с которой приехала в ЭРЕБ, она еще вчера извлекла свой нехитрый скарб и сложила в шкаф. Сейчас достала со дна крохотную сумочку кросс-боди, сложила в нее удостоверение, мобильный, диктофон, пачку бумажных носовых платков, пудреницу и кошелек. Нацепила сумочку – руки теперь свободны, схватила ключ от номера и вышла на ресепшен. Там были двое – прежняя администраторша, она сдавала дежурство, и ее сменщица, похожие друг на друга словно близняшки.

Катя пригляделась – и точно, близнецы-сестры, только одна чуть потолще.

Электронные часы кампуса показывали половину восьмого утра, когда Катя вышла на улицу и заспешила в направлении Седьмой Парковой улицы.

Она миновала стадион, дошла до стройплощадки и встала у забора так, чтобы с улицы ее не было видно, а ей открывался вид на оба дома – седьмой и тот, что напротив.

Никаких машин возле седьмого дома. Без десяти восемь из его левой половины вышла Алла Мухина – в штатском, в светлом плаще, брюках и с сумкой.

Начальница ОВД отправилась на работу пешком. Правая половина дома не подавала признаков жизни: окна давно не мыты, шторы задернуты, в палисаднике – сухая трава, полно опавших листьев на ступеньках у двери.

А вот в кирпичном коттедже напротив жизнь поутру била ключом. Из двери правой половины вышел мужчина средних лет и вразвалку направился к припаркованному рядом подержанному «форду».

Катя хотела покинуть укрытие и подойти к нему, но в этот момент из дома выскочили двое детей – мальчишки-погодки с яркими рюкзаками, а за ними женщина, одетая по-офисному, без верхней одежды.

Семья села в машину, причем за рулем очутилась жена. Мотор завелся, и они отчалили.

Детей повезли в школу, родители на работу – все стараются держаться вместе.

Все случилось быстро, и Катя ругала себя, что не среагировала, дала им всем время уехать. Она терпеливо ждала в своей засаде. Вчера вечером окна светились на обеих половинах коттеджа, а это значит…

Из левых дверей тоже вышел мужчина средних лет – очень толстый блондин в спортивном костюме, розовощекий, радостный.

Катя и сама на миг обрадовалась: ну хоть кто-то улыбается в городке после вчерашнего кошмара! Она быстро зашагала к толстяку через дорогу, но на середине пути остановилась.

В одной руке толстяк держал сосиску и откусывал от нее с отменным аппетитом. Вот он, кряхтя, наклонился, поднял с земли прут и начал размахивать им и с огромным энтузиазмом, как это делают малыши, «косить» сухую траву и разросшийся кустарник.

Вжиг! Вжиг!

Улыбка на его лице расплылась в довольную бессмысленную гримасу. Катя наблюдала за «косцом».

Городские дурачки…

Так их назвала Алла Мухина. Бедные дети, родившиеся с отклонениями и выросшие, но оставшиеся детьми. Немало их в ЭРЕБе, как и в соседней Дубне, как и в Королеве, как и в Звездном городке. Об этом не любят говорить вслух, но факты есть факты.

Катя уже решила, что план ее рухнул, как вдруг на крыльце коттеджа появилась пожилая женщина – седая, опрятная, полная, одетая в куртку из болоньи и клетчатую шляпку с опущенными полями.

– Ну хватит, хватит, Эразмчик, иди в дом, а то простудишься, – обратилась она к толстяку с прутом и сосиской.

Тот счастливо засмеялся в ответ.

– Мне пора, я ухожу. Мама уходит, – громко сообщила старушка верзиле. – Иди, иди в дом, Эразмчик. Я тебе телевизор включила.

При слове «телевизор» верзила бросил прут и направился в дом – послушный, как ягненок.

Старушка в клетчатой шляпе пошла за ним, снова появилась на пороге, закрыла и тщательно заперла за собой дверь.

Катя быстро двинулась к ней.

– Извините, здравствуйте. Я из полиции. ГУВД Московской области, – она махнула перед лицом пожилой женщины своим удостоверением, не вдаваясь в подробности, что она сотрудница Пресс-центра. – Могли бы вы уделить мне несколько минут для беседы?

– Я? А что? А, понимаю, – старуха глянула на Катю. – Из-за убийств, да? Я так и знала, что опять в город полиции нагонят! Ведь нашли ее вчера! Только я не особо что знаю.

– У меня вопросы к вам по другому поводу, – возразила Катя. – Вас как зовут?

– Надежда Павловна.

– Надежда Павловна, это ваш сын?

– Да. Эразмчик… Эразм. Только он у меня…

– Да, я понимаю, вы извините. Вы давно живете в этом доме?

– Четверть века. Мы с мужем получили эту часть дома, когда сын родился. Поменяли нашу маленькую квартиру на большую площадь. Мой муж был ведущим инженером техники безопасности на базе, академик Ларионова его ценила, поэтому и хлопотала за нас. Муж умер. Теперь мы с сыном вдвоем кукуем.

– Ваши соседи из дома напротив – Мухина Алла Викторовна…

– Конечно, знаю ее, давно мы соседи. И отца ее знала хорошо, и я, и муж.

– Вы не замечали незнакомцев у дома Мухиной? Может, кто-то на машине парковался? Или слонялся здесь по улице?

– Да я работаю, правда, не каждый день. Нет, не замечала. А что? – встревожилась старушка в шляпке.

– Дочь Мухиной с ребенком ведь сейчас здесь не живут?

– Она в Москву переехала.

– А вы знали мужа Аллы и ее зятя?

– Мужа я почти совсем не помню. Они ведь давно разошлись. А вот ее зять – да, я его знаю. Он местный мальчик. Точнее, парень, мужчина молодой. Его здесь тоже нет.

– И он не появляется здесь?

– Я не видела. Это в прошлом они сначала все веселились – молодежь, компании. Потом сошлись. Потом скандалить начали.

– Скандалить?

– Не без этого, хотя все полицейские. Жизнь есть жизнь. – Старушка глянула на Катю. – Мне надо идти, опоздаю на работу. Не возражаете, если мы на ходу побеседуем?

– Нет, что вы, – Катя пошла с ней рядом. – А ваши соседи по дому?

– Хохловы? Они недавно полдома купили, переехали от родителей. Хорошие люди. Жена – местный нотариус, а он сам – на базе завлабораторией. Сейчас они там без работы сидят.

– Соседей Мухиной что-то не видно.

– Так она не живет сейчас здесь. И дом не сдает – кому сдашь? Она после замужества у мужа живет. Отец ее – Михайловский – приятелем большим мужа моего был, но тоже, увы, умер. А дочка его, Василиса, к мужу переехала.

Катя вспомнила парочку у музея и что о них говорила ей Мухина. Ну конечно же…

– Да, я в курсе, соседка вышла замуж за сына…

– О, такой брак удачный! – старушка одобрительно пошуршала курткой. – Мальчик из такой семьи был. Он и компаний этих шебутных чурался.

– А что за компании? – спросила Катя.

– Молодежь. Но это так давно было. Сейчас вон у Мухиной-то дочки уже сынок подрастает. Этот, что на мотоцикле тут тарахтел, ну, зять-то ее, непутевый совсем оказался, хотя и полицейский. А был такой заводила. Все девчонки по нему с ума сходили. Он к Василисе сначала подкатывался, ну, в смысле ухаживал – что я, не видела, что ли, как он тут ошивался, караулил ее? Но девушка с мозгами, сразу смекнула. Он ее не интересовал. Тогда он на дочку Мухиной переключился. Они сошлись, жили здесь у матери. Потом все равно все лопнуло. А почему вы спрашиваете?

– Я просто навожу справки, я сотрудник областного Главка, – сказала Катя многозначительно и уклончиво.

– Это все давно было, быльем поросло уже.

– Вы сказали – компания молодежи. А кто еще туда входил, кроме дочки Мухиной, Василисы и будущего зятя? Муж Василисы… его ведь Дмитрий зовут, да? Дмитрий Ларионов. – Катя вспомнила фамилию будущего счастливого отца. – Он…

– Нет, я же сказала. Это совсем другой круг. Это не уличная молодежь. Это золотая. Сливки.

– Сливки общества?

– Городская закваска, – старуха усмехнулась, щегольнув вставными зубами. – Из тех горластых девочек и мальчиков на мотоциклах и на этих, как их… скутерах, роликах я никого не помню. Кто уехал, кто уже своих в коляске возит. Они все взрослые люди сейчас.

– Может, вспомните кого-то из подруг Аллы Мухиной и ее дочери, кто к ней приходил?

– У Аллы подруг нет, – сказала соседка. – И это всегда меня удивляло. Ну, работа, наверное, такая. Не располагает к бабьему трепу. Да и у ее дочки я что-то не припомню – так я же говорю, это уличная молодежь.

– А с Василисой, соседкой, они были дружны?

– Ну да. Вроде. Она постарше. Но они все учились в одной школе. И соседи. Но дружба девчонок… Знаете, они в детстве порой дрались даже.

– Дрались? Из-за чего?

– Из-за чего дерутся десятилетняя девчонка с двенадцатилетней? Почем я знаю? Игрушку не поделили, потом косметику. Но все всегда кончалось миром. И к сыну моему, Эразмчику, они обе всегда очень хорошо относились. Даже присматривали за ним, когда я просила. Добрые девчонки, хоть и озорные были.

– Эразмчик… Эразм…

– Эразм Роттердамский. Мой муж так сына в честь него назвал. Мы же не знали сначала, что он у нас…

Какое-то время они шли по улице молча.

– Из той компании уличной дочку Мухиной никто из парней из-за фамилии не дразнил? – спросила Катя. – Мухой ее не называли?

– Я не знаю.

– А Василиса в детстве ее не дразнила?

– Нет, я же говорю – добрые девочки. Ничего такого я не слышала никогда.

– А саму Аллу Викторовну Мухой в городе не называют? – осторожно спросила Катя.

– Нет… то есть… ну, она же полицейский. Что вы хотите узнать от меня?

– Я подумала – городок тесный, все друг друга знают, у жителей могут быть прозвища, – сказала Катя. – Так называют или нет?

– Нет, то есть иногда… случается, я слышала. Но это так, в шутку. Это не по злобе.

– А от кого вы слышали?

– Я уж и не помню, – старушка дала понять, что не скажет плохого про соседей-горожан. – Вот мы и пришли.

Катя подняла глаза. Они стояли на углу площади, у дверей «Французской пекарни» – той самой, где…

– Вы здесь работаете, Надежда Павловна?

– Да. А вы разве не поэтому меня расспрашивали всю дорогу? – старуха постучала в дверь.

– Мы сегодня вообще-то закрыты, – сообщила она. – Решили – пусть будет санитарный день. А то вчера все покупатели только и спрашивали о… вы сами знаете о ком.

Дверь пекарни осторожно приоткрылась, пахнуло хлебом, корицей и кофе – устоявшийся вкусный аромат.

– Это из полиции, меня от самого дома проводила, – сообщила старуха продавщице и ее совсем юной помощнице.

– Тетя Надя, ну как же вы…

– А что я могу, если вопросы задают? – старуха оглянулась на вошедшую в пекарню Катю.

Катя лихорадочно припоминала, что она слышала о Демьяновой – в отделе, у дежурной части, от Мухиной. Сведения скудные, но все же…

– Вы здесь убираетесь? – спросила она старуху.

– Убираюсь. Видите, как жизнь нас расплющила, старых грымз, – старуха сняла клетчатую шляпку и куртку. – Когда-то и мы с мужем жили неплохо, машину купили, отдыхать ездили. А сейчас я каждую копейку считаю. Как мне сына-инвалида содержать, лекарства и ему, и себе покупать, если не работать?

– В тот вечер, когда пропала Наталья Демьянова, вы тоже убирались в пекарне?

– Нет. Не мой день был.

– А вы работали в тот день? – Катя обернулась к продавщице и юной напарнице.

– Я нет, – ответила продавщица. – Наташа, моя сменщица, мы на пару через день.

– Я работала с ней до восьми, – пискнула помощница. – Потом меня тетя Наташа отпустила домой. Мы все убрали до этого. Она сказала, что сама закроет и сдаст магазин на сигнализацию. Так часто и раньше бывало.

– В течение дня много было покупателей? – спросила Катя.

– Сейчас вообще покупателей немного, – ответила помощница. – В тот день было как обычно. Ни больше ни меньше.

– Алла Мухина к вам часто заходит за хлебом?

– Кто?

– Алла, соседка моя, начальница полиции, – пояснила девушке старуха. – Нет, она к нам редко заглядывает.

– Но есть у вас постоянные покупатели?

– Да полгорода! – продавщица за прилавком всплеснула полными руками. – Только сейчас с деньгами туго. Не жируют особо. Молодежь забегает за кофе. С базы – тоже за «кофе с собой». Риелторы часто заходят – у них офис рядом. Из зубной клиники – оба дантиста и медсестры.

– Это правда, что у Натальи Демьяновой был роман с хозяином вашей пекарни? – спросила Катя.

– Об этом я ничего не знаю, – продавщица подняла руки.

– А, чего уж там притворяться, – откликнулась старуха, соседка Мухиной, успевшая уже нацепить синий, из клеенки фартук уборщицы. – Весь город об этом знает уже, и раньше тоже замечали. Руслана нашего Халиловича нету – семью увез отдыхать на курорт в Турцию. Ходок он тот еще. Наташа-то сильно переживала – ну, что, мол, не с ней, а с женой законной. А как с ней он мог уехать, когда она тоже мужняя жена?

– Ее муж ревновал?

– А то нет! – усмехнулась старуха.

– Сюда приходил, в пекарню, к вашему владельцу?

– Пару раз, как шары наливал. Второй-то раз Руслан полицию вызвал. Приехали, успокаивали их тут – вечером дело было.

– Давно?

– Месяца полтора назад. При покупателях свара вспыхнула. Я еще страшилась – перебьет нам все ревнивец, – продавщица, «ничего не знавшая», внезапно подала голос, кивая на застекленную витрину, где лежали аппетитные улитки с корицей, круассаны и булочки. – А с Натахи все как с гуся вода. Ей даже, кажется, это нравилось, что мужики ее ревнуют. В кайф.

– Кто-то из ваших постоянных покупателей при этом присутствовал?

– Я не помню. Ах нет – Ласкина была.

– Ласкина?

– Из городской администрации – вечером за хлебом зашла, она чиабатты любит. Поэтому и полицию вызвали – патруль. Она ведь из администрации. Городская власть как-никак.

– А подозрительных типов вы возле пекарни не замечали? Машины?

– Полгорода на машинах приезжает, – ответила продавщица. – Да у нас камера над входом. Руслан поставил – против краж и воров. Вы же это сами, вы, полиция… Вы же сразу, на второй день, как Натаха пропала, все пленки забрали за этот месяц.

Катя прикусила язык.

Алла Мухина знает свое дело. Пленки видеокамеры…

Ничем они не помогли.

Старуха-соседка вылила на плиточный пол под ноги Кати моющий раствор и начала тереть шваброй, тесня ее от витрины к двери.

Катя поняла, что все ее вопросы к «пекарне», где работала четвертая жертва, пока исчерпались.

Возможно, появятся новые. Но позже.

Она вежливо попрощалась и попросила извинения за причиненное беспокойство.

Вышла на улицу. Вдохнула сырой после тумана октябрьский воздух.

К сырости примешивался запах бензина. На перекрестке мелькнула полицейская машина. Мелькнула – и пропала. Катя не обратила на нее внимания.

Она раздумывала, что делать дальше. Пекарня в ее планы не входила, все вышло случайно, но это происшествие разбудило в ней репортерский азарт.

Прикинула свои шансы. О первой жертве, Саломее Шульц, она ничего толком не знала. О третьей – домохозяйке Марии Гальпериной – сведения тоже скудные. Но вот о второй жертве, Евгении Бахрушиной, она точно знала одно: та работала в городской библиотеке.

Библиотека – это не пекарня.

Катя огляделась по сторонам. Городок она знала плохо, его еще предстояло изучить.

Спросила у первого попавшегося на глаза прохожего, где находится городская библиотека.

Он показал рукой – через площадь, прямо, затем налево, на углу следующего перекрестка, сразу увидите.