Книга: Следующий раз
Назад: 3
Дальше: 5

4

Пятница в начале июня обещала стать одним из самых важных в его жизни дней. Джонатан уже поднялся. Улица за окнами была пуста – верный признак раннего утреннего часа. Он присел за стол в углу комнаты и сочинил письмо, чтобы послать его Анне факсом перед уходом.
«Клара, я каждый вечер безуспешно пытаюсь с тобой связаться. Если бы ты записала приветствие на нашем автоответчике, то, звоня домой, я бы слышал твой голос. Сейчас, когда я это пишу, ты, наверное, ещё спишь. Здесь уже поднимается солнце, и мне хотелось бы, чтобы ты была здесь, особенно сегодня. Сегодня я познакомлюсь, возможно, с картиной, которую столько лет мечтал увидеть. Не хочется быть излишне оптимистичным, но за дни, проведённые в Лондоне, я успел привыкнуть к этой мысли и всерьёз в это верю. Неужели завершатся наконец поиски, которые я вёл почти двадцать лет?
Вспоминаю, как студентом часами штудировал по ночам в своей комнате редкие труды, авторы которых предполагали, что это уникальное творение существует. Последняя картина Владимира станет наилучшей моей экспертной работой, так долго я её дожидался!
Я бы предпочёл, чтобы эти дни нашей разлуки не пришлись на время приготовления к нашей свадьбе. Но, быть может, эти последние дни нам обоим пойдут на пользу. Так хочется, чтобы наша встреча в Бостоне показала, что напряжению, разделявшему нас долгие недели, пришёл конец.
Думаю о тебе, надеюсь, что у тебя все хорошо. Дай знать, как у тебя дела.
Джонатан».
Он сложил письмо, положил его в карман пиджака и решил прогуляться и насладиться теплом нарождающегося дня. Проходя мимо стойки дежурного, он отдал ему письмо и вышел на улицу. На другой стороне улицы прохожих манил парк. Деревья уже оделись листвой, клумбы пленяли прелестью цветов. Джонатан дошёл до маленького пруда над центральным озером и залюбовался величественными пеликанами, скользившими по неподвижной воде. Возвращаясь, он думал о том, что с радостью зажил бы в этом городе, который вроде бы начинал понимать. Пора было отправляться в галерею. Он пришёл туда пешком и уселся в кафе напротив, поджидая Клару. Перед синей дверью остановился «остин», Клара вставила ключик в сигнальное устройство на стене, и на витрине стала подниматься железная решётка, впуская внутрь галереи утренний свет. Казалось, Клара колеблется: решётка замерла на середине окна, потом поползла вниз. Она развернулась и перешла улицу.
Войдя решительным шагом в кафе, она спустя несколько минут подошла к Джонатану, держа в каждой руке по чашке.
– Капуччино без сахара! – объявила она. – Осторожно, горячо! – Видя удивление Джонатана, она продолжила: – Чтобы изучить привычки другого человека, достаточно внимательно понаблюдать за его жизнью. – Она пододвинула ему чашку, свою поднесла к губам. – Какое красивое небо! В хорошую погоду город выглядит совсем по-другому.
– Отец говорил мне: если женщина разговаривает о погоде, это значит, что она хочет избежать других тем, – ответил Джонатан.
– А что говорила ваша мать?
– Что даже если это так, то указывать ей на это – последнее дело.
– Ваша мать была права!
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Клара широко улыбнулась.
– Вы, конечно, женаты! – выпалила она.
В этот самый момент в кафе влетел Питер. Поздоровавшись с Кларой, он без промедления обратился к Джонатану:
– Мне надо с тобой поговорить.
Клара взяла свою сумочку, внимательно посмотрела на Джонатана и сказала, что пойдёт отпирать галерею, они могут беседовать спокойно.
– Надеюсь, я не прервал важный разговор? – спросил Питер, беря чашку Клары.
– Почему такой встревоженный вид? – ответил Джонатан вопросом на вопрос.
– Я постоянно убеждаюсь: заставь дурака молиться – он лоб расшибёт! Мои английские партнёры передумали: теперь они твердят, что раз Рацкин написал большую часть своих картин в Англии, то торги ими следует проводить в Лондоне.
– Между прочим, Владимир был русским, а не англичанином!
– Спасибо, об этом я им уже напомнил.
– Что ты собираешься делать?
– Ты хотел спросить, что я уже сделал? Я заявил: эти торги должны происходить там, где проживает крупнейший эксперт по Рацкину.
– Неужели?
– Между прочим, этот крупнейший эксперт – ты, дубина!
– Мне нравится слышать это от тебя.
– Беда в том, что совет не возражает оплачивать твоё проживание в Лондоне столько времени, сколько ты сам сочтёшь необходимым.
– Как мило с их стороны!
– Чего ты наелся за завтраком? Ты отлично знаешь, что это невозможно!
– Почему же?
– Потому что через три недели у тебя в Бостоне свадьба, а мой аукцион состоится через два дня после неё. Эта галеристка вскружила тебе голову, старина! Я очень за тебя тревожусь.
– Они приняли этот довод?
– Они страшные консерваторы, их раздражает моя спешка. Они предпочитают дождаться нашего возвращения.
– А сам ты не думаешь, что так было бы лучше? Дополнительное время нам тоже не повредит.
– Я думаю, что ты уже двадцать лет таскаешь меня по своим докладам, что Рацкин достоин крупных торгов и что на июньских аукционах собираются крупнейшие коллекционеры.
– Тогда слушай, что думаю я. Первое: исключи тельными делают твои торги именно картины Владимира. Второе: ты боишься злых языков критики.
Третье: как твой лучший друг я сделаю всё возможное, чтобы тебе помочь.
Питер оглядел его с головы до ног.
– Завидное хладнокровие!
– Питер, давай говорить серьёзно. Если мне улыбнётся удача, если эта Последняя Картина приедет сегодня, мне потребуется на экспертизу много времени. А на мне висят ещё четыре отчёта.
– Если удача улыбнётся НАМ, мы устроим аукцион десятилетия. На этом я тебя оставляю. Постарайся сделать так, чтобы уже в понедельник мы подписали контракт с очаровательной молодой женщиной из галереи напротив. Если этот аукцион выскользнет у меня из рук, моей карьере придёт конец. Все мои надежды – только на тебя.
– Я постараюсь.
– Только смотри, не перестарайся! Напоминаю: я твой свидетель на свадьбе, ты случайно не забыл?
– Иногда ты становишься вульгарен, старик.
– Это точно. Но как мне нравится слышать это от тебя!
Питер похлопал друга по плечу и вышел из кафе. Джонатан дождался, пока он сядет в такси, и тоже встал из-за столика.
Остановившись на тротуаре, он стал наблюдать за Кларой через витрину. Она только что закончила устанавливать освещение над картиной, доставленной накануне. С озабоченным видом она спустилась со стремянки и пошла открывать ему дверь. Он ничего не сказал, только сверился с часами. До прибытия фургона оставалось совсем немного времени, и он не знал, куда деваться от нетерпения.
Все утро он провёл между четырьмя картинами. Каждые четверть часа он выглядывал на улицу. Клара, сидевшая за письменным столом, следила за ним краем глаза. Подойдя в очередной раз к окну, он задрал голову и сказал:
– Похоже, небо скоро затянется облаками.
– На мркчин правило тоже распространяется? – спросила Клара, отрываясь от работы.
– Какое правило?
– Насчёт разговоров о метеорологических условиях.
– Скорее всего… – смущённо согласился Джонатан.
– Вы заметили, что на улицах пусто? Сегодня в Англии выходной. Никто не работает – кроме нас. Тем более что это пятница, люди ещё накануне разъехались кто куда. Лондонцы обожают отдыхать за городом. Я сама уезжаю сегодня в свой загородный дом.
Джонатан молча глянул на Клару и, ничего не сказав, возобновил прерванное занятие. Наступил полдень, магазины на улице были закрыты. Джонатан встал и сообщил Кларе, что пойдёт в кафе напротив выпить кофе. Когда он уже стоял в дверях, она схватила со стула свой плащ и присоединилась к нему. На тротуаре она взяла его под руку.
– Не будьте так нетерпеливы. Этот вид вам совсем не идёт. У меня идея: я переменю свои планы.
Этот вечер я проведу в Лондоне. В темноте о погоде не поговоришь, к тому же я заранее узнала прогноз на уик-энд: в субботу дождь, в воскресенье солнце – или наоборот, здесь никогда не угадаешь. Эта тема уже исчерпана.
После кафе она оставила его работать в галерее одного.
Работа продвигалась медленно. Ближе к пяти часам позвонил Питер.
– Ну что? – спросил он нетерпеливо.
– Ничего! – хмуро отрезал Джонатан.
– То есть как ничего?
– Пишется, как слышится. Ничего нового.
– Черт!
– Всецело разделяю твоё мнение.
– Значит, все пропало… – пробормотал Питер.
– Не обязательно все. Никто не застрахован от хороших известий.
– Это интуиция или упрямая надежда? – спросил Питер.
– Наверное, то и другое.
– Этого я и опасался! Жду твоего звонка! – И Питер повесил трубку.
Невозмутимый Фрэнк приехал под конец дня запереть галерею. Клара задерживалась, она пообещала встретиться с Джонатаном по адресу, который её молодой сотрудник записал для него на бумажке.
Вернувшись в гостиницу, он не нашёл ответа от Анны на свой факс. Он переоделся и ещё раз набрал бостонский номер, чтобы опять внимать собственному голосу на автоответчике. Пришлось со вздохом положить трубку, не оставив сообщения.
* * *
Клара назначила ему встречу в маленьком модном баре в квартале Ноттинг-Хилл. Заведению придавали очарование мягкое освещение и приятная музыка. Клара ещё не пришла, и Джонатан сел дожидаться её у стойки. Он в десятый раз переставлял перед собой блюдце с миндалём, когда она появилась в дверях. Он вскочил. Под лёгким плащом у неё оказалось облегающее чёрное платье. Она сразу нашла глазами Джонатана.
– Простите, я опоздала. Полиция украсила мою машину изящным капканом на правом колесе, а все такси, как назло, куда-то подевались.
Джонатан обратил внимание, какими внимательными взглядами провожают Клару присутствующие. Она изучала меню коктейлей, он в это время разглядывал её. В свете свечи на стойке выделялись её скулы и рот. Джонатан дождался, пока отойдёт официант, и робко придвинулся к ней.
Они заговорили одновременно, их голоса слились.
– Сначала вы, – предложила Клара со смехом.
– Вам замечательно идёт это платье.
– Я перемерила целых шесть, потом чуть не передумала ещё раз уже в такси.
– У меня было то же самое с галстуками… четыре раза.
– В итоге на вас водолазка.
– Результат нерешительности.
– Я рада, что мы с вами ужинаем, – призналась Клара, в свою очередь затевая игру с миндальными орешками.
– Я тоже, – сказал Джонатан.
Клара обратилась к бармену за советом. Он порекомендовал прекрасное сансерское вино, но она продолжала сомневаться. Джонатана посетило вдохновение, и он брякнул:
– Моя жена предпочитает красное.
Клара округлила глаза, но быстро приняла игру, отдала меню Джонатану и заявила, что доверяет выбор мужу, который никогда не ошибается в том, что ей по вкусу. Джонатан заказал два бокала красного бордоского вина «помероль», и бармен отошёл, оставив их вдвоём.
– Вы становитесь похожи на юношу, когда расслабляетесь. Вам идёт юмор.
– Вы бы так не говорили, если бы знали меня юнцом.
– А каким вы были?
– Чтобы решиться рассмешить женщину, мне требовалось полгода.
– Не то что теперь?
– Теперь дело обстоит получше, с возрастом я обрёл уверенность в себе: три месяца – и готово! В обществе ведущей метеосводок я чувствовал себя гораздо раскованнее.
– Постараюсь вам помочь. Поверьте, в вашем обществе мне очень легко, – выпалила Клара, зардевшись.
В помещении было очень накурено, Кларе понадобился свежий воздух. Они вышли на улицу, Джонатан остановил такси, и покатили к набережным Темзы. Там они зашагали пешком по длинному тротуару вдоль неспешной реки. В спокойной воде отражалась луна, ласковый ветерок шевелил листву платанов. Джонатан расспрашивал Клару о её детстве. По причинам, о которых никто не мог ей поведать, её четырехлетней девочкой забрала к себе жить бабушка. С восьми лет она воспитывалась в пансионе. Ей всегда всего хватало, состоятельная бабка неизменно навещала её в день рождения. Клара навсегда запомнила тот единственный раз, когда бабка увезла её из школы в честь её шестнадцатилетия.
– Странно, считается, что от первых лет жизни у нас не остаётся никаких воспоминаний, а мне врезался в память силуэт отца в конце нашей улицы. По крайней мере, я думаю, что это он. Он неуклюже помахал рукой, словно прощался со мной, потом сел в машину и уехал.
– Может быть, это вам приснилось? – предположил Джонатан.
– Возможно. Во всяком случае, я так и не узнала, куда он подевался.
– Вы его больше не видели?
– Никогда. Хотя всегда загадывала под Рождество это желание. Рождество было странным временем. Почти все девочки разъезжались к родителям, а я до тринадцати лет молилась Богу, чтобы меня навестили мои.
– А потом?
– Потом молитва сменилась на противоположную: чтобы меня не забирали из этого места, которое я превратила наконец в свой дом Знаю, это нелегко понять. В детстве я страдала оттого, что нигде подолгу не задерживалась. Мы с родителями никогда не ночевали больше месяца под одной и той же крышей.
– Почему вы так кочевали?
– Понятия не имею, бабушка отказывалась от объяснений, а больше спросить было некого.
– Что вы выкинули на своё шестнадцатилетие?
– Моя покровительница – так я называла бабку – приехала за мной в пансион в роскошном автомобиле. Глупо, конечно, но знали бы вы, как я задрала нос перед остальными девчонками! Даже не потому, что это был немыслимый «бентли», а потому, что за рулём сидела она сама! Мы проехали через весь Лондон, ни разу не остановившись, как я ни упрашивала. Мне приходилось пожирать глазами быстро проплывающие мимо старинные церкви, пабы, кишащие пешеходами улицы, набережные Темзы…
С того дня Клару неизменно тянуло на берег реки. Где бы она ни оказалась, она обязательно выкраивала время, чтобы побродить вдоль неспешно текущей воды, постоять под сводами моста, соединяющего два речных берега, два городских района Все набережные мира делились с ней своими тайнами. Гуляя вдоль Влтавы в Праге, вдоль Дуная в Будапеште, вдоль Арно во Флоренции, вдоль Сены в Париже, вдоль Янцзы – самой загадочной из всех рек – в Шанхае, она впитывала историю городов и их жителей. Джонатан рассказал ей о реке Чарльз, о старом бостонском порте, где он так любил гулять. Он пообещал, что обязательно повезёт её на тамошний открытый рынок с его булыжной мостовой.
– Так куда вы поехали в тот день с бабушкой? – вернул он её к прерванному рассказу.
– За город. Я очень злилась: пансион ведь тоже находился за городом, где же разнообразие? Мы ночевали в гостинице, номер которой я до сих пор могла бы описать во всех подробностях. Помню ткань, которой были обиты стены, скрипучий комод, запах навощённого дерева, исходящий от ночного столика, в который я упёрлась головой, чтобы забыться сном после нескольких часов бессонницы. Мне хотелось слышать бабкино дыхание, чувствовать её присутствие. На следующий день, прежде чем отвезти меня назад в пансион, она показала мне своё имение. Красивое?
– Оно было не в таком состоянии, чтобы им любоваться.
– Почему понадобилось сначала столько колесить?
– Бабушка была занятной особой. Она столько меня протаскала, чтобы заключить со мной сделку. В машине, перед закрытыми решётчатыми воротами дома, она мне заявила, что в шестнадцать лет человек уже в состоянии сдержать слово.
– Какого же обещания она от вас потребовала?
– Я вам не надоела своими историями? – спросила Клара.
Они сели на скамейку. Сгущались сумерки, над их головами разгорался фонарь. Джонатан попросил её продолжать.
– Не одно обещание, а целых три! Мне полагалось поклясться, что сразу после её смерти я продам это имение и что никогда не зайду внутрь.
– Почему?
– Дождитесь двух других, тогда вы все поймёте. Бабка обожала переговоры и договорённости. Ей хотелось, чтобы я ступила на научную стезю, я ей виделась химиком, какой-то новой Мари Кюри.
– У меня впечатление, что это обещание вы не сдержали.
– Это ещё что по сравнению с третьей по счёту клятвой, которую она от меня потребовала! Я должна была обязаться всю жизнь за милю обходить все, что имеет отношение к миру живописи.
– Действительно… – озадаченно протянул Джонатан. – Но почему? И что она обещала в обмен на все эти клятвы?
– Завещать мне все своё состояние – поверьте, очень внушительное. Добившись от меня этих обещаний, она развернулась и покатила обратно.
– В тот день вы не побывали в этом доме?
– Какое там, даже из машины не вышли!
– Вы продали имение?
– Бабушка умерла, когда мне было двадцать два года. Я тогда чахла на третьем курсе химического факультета. В день её смерти я ушла с факультета. Церемонии погребения не было. Среди прочих причуд в её завещании была и такая: запрет нотариусу сообщать мне, где она покоится.
После этого Клара, поклявшаяся, что больше никогда в жизни не прикоснётся к пробирке, поселилась в Лондоне и стала изучать историю искусств в Национальной галерее. Потом прожила год в Париже и там же закончила обучение в Школе изящных искусств.
– Я тоже там был! – с воодушевлением сообщил Джонатан. – Вдруг мы встречались?
– Невозможно! – Клара состроила недовольную гримасу. – Сожалею, что это от вас ускользнуло, но между нами несколько лет разницы.
Джонатан со смущённым видом выпрямился на скамейке.
– Я хотел сказать только, что читал там лекции.
– Это другое дело! – рассмеялась Клара.
Прошёл целый час, а они и не заметили. Осознали они другое: что со значением смотрят друг на друга – У вас уже бывало ощущение дежа-вю?
– Со мной это часто случается. Но в данном случае удивляться нечему: мы с вами гуляли здесь только вчера.
Я не об этом, – возразила Клара.
– Если совсем начистоту, то если бы не боязнь сморозить недопустимую банальность и предстать перед вами полным болваном, я бы уже при первой нашей встрече в кафе спросил, не встречались ли мы раньше.
– Не знаю, сходились ли наши пути раньше, – проговорила она, пристально глядя на него, – но иногда мне кажется, что мы давно знакомы.
Она встала, и они зашагали прочь, к городским кварталам. В вечерней тиши угадывались мерные движения секундной стрелки, словно время тщилось удержать их на месте, на пустынной улице, в пелене мгновения, невидимой для всех, кроме их двоих. Едва не прикасаясь друг к другу при ходьбе, они каждым своим шагом в ногу творили новую невесомую вселенную. К ним приближалось чёрное такси. Джонатан посмотрел с грустной улыбкой на Клару и поднял руку. Машина затормозила рядом с ними, он открыл дверцу. Уже садясь, Клара обернулась и призналась ласковым голосом, что провела чудесный вечер.
– Я тоже, – сказал Джонатан, глядя на носки своих ботинок.
– Когда вы возвращаетесь в Бостон?
– Питер завтра, а я не знаю. Она потянулась к нему:
– Тогда до скорой встречи.
И она поцеловала его в щеку. Это было их первым телесным соприкосновением. И впервые случилось невероятное.
У Джонатана закружилась голова, земля ушла у него из-под ног. Он зажмурился, под веками рассыпались тысячи звёздочек. В странном помутнении разума его понесло неведомо куда. Клапаны его сердца распахнулись, принимая бурный прилив крови. В висках гудело. Улица постепенно менялась. Облака в небе все быстрее неслись на запад, заслоняя яркую луну. Тротуары затягивались густым туманом, электрические лампы в старинных фонарях сменились свечами. Асфальт с рокотом схлынул с улицы, как скатывается с берега волна, обнажив дощатые тротуары. Фасады домов друг за другом облезали: здесь торчал голый кирпич, здесь обнажилась свежая извёстка. Справа от Джонатана выросла закрывающая тупик решётка на ржавых петлях.
За спиной у него раздался быстро приближающийся цокот лошадиных копыт. Он хотел оглянуться, но мышцы не повиновались. Незнакомый голос прошептал ему в самое ухо: «Скорее, прошу вас!» У него чуть не лопнули барабанные перепонки. Лошадь была уже рядом, он не мог её видеть, но чувствовал её дыхание, у самого его плеча оглушительно фыркнули конские ноздри. Головокружение усиливалось, лёгкие раздувались, сердце сжималось.
Он сделал отчаянное усилие, чтобы вдохнуть воздух. До слуха донёсся, как с большого расстояния, голос Клары: она его звала. Потом всё застыло.
Облака медленно сползли с лунного диска, деревянный настил под ногами снова залило асфальтом, неряшливые стены опять закрылись аккуратной кирпичной кладкой. Джонатан открыл глаза На свои места вернулись электрические фонари, лошадиное фырканье сменилось тихим урчанием мотора такси.
– Вам нехорошо, Джонатан? – в третий раз спрашивала Клара.
Кажется, да, – пробормотал он, постепенно приходя в себя. – Приступ головокружения.
– Как я перепугалась! Вы так побледнели!
– Это, наверное, даёт себя знать усталость путешественника. Не волнуйтесь.
– Полезайте в машину, я вас отвезу.
Джонатан поблагодарил её и отказался: до его гостиницы рукой подать, ему полезно пройтись, да и вечер приятный.
– Вот и румянец на щеках! – сказала Клара с облегчением.
– Конечно. Уверяю вас, всё будет хорошо, просто короткое беспричинное недомогание. Поезжайте, уже поздно.
Клара ещё поколебалась и спряталась в такси. Дверца хлопнула, Джонатан проводил глазами удаляющуюся машину. Клара тоже смотрела на него через заднее стекло. Машина свернула за угол, лицо Клары исчезло. Джонатан зашагал к своей гостинице.
Он полностью пришёл в себя, но одно не давало ему покоя: то, что он увидел в своём коротком обмороке, не было ему совсем незнакомо. Нечто, осадок в памяти, делал его почти уверенным в этом. Зарядил мелкий дождик. Он остановился, задрал голову и подставил лицо под дождевые струйки. В этот раз он, закрыв глаза, увидел, как Клара входит в бар. Повторилось сладостное мгновение, когда она снимала плащ, улыбка, с которой она нашла его у стойки. Вот куда ему хотелось бы вернуть стрелки часов! Он открыл глаза, засунул руки поглубже в карманы и зашагал дальше. Плечи налились странным грузом, нести их было необычно тяжело.
В холле «Дорчестера» он помахал рукой дежурному и направился было к лифту, но по пути передумал и решил подняться по лестнице. Под дверью своего номера он нашёл конверт – скорее всего, уведомление о получении факса, который он передал для отправки Анне. Он поднял конверт и положил его на стол, сбросил мокрый пиджак и пошёл в ванную. Зеркало подтвердило, что он очень бледен. Он вытер полотенцем мокрую голову. Вернувшись в комнату, он сел на кровать, положил руку на телефонный аппарат, набрал свой бостонский номер. Снова включился автоответчик. Джонатан попросил Анну непременно ему позвонить, ведь он беспокоится, почему от неё нет известий. Спустя считаные минуты раздался телефонный звонок. Джонатан поспешно схватил трубку.
– Куда ты запропастилась, Анна? – крикнул он. – Я десять раз тебе звонил, уже тревожился…
Несколько секунд тишины, потом – голос Клары в трубке:
– Это я. Мне было за вас тревожно, захотелось убедиться, что вы благополучно вернулись.
– Очень любезно с вашей стороны. Дождик составил мне компанию.
– Это я видела. Я спохватилась, что у вас ни плаща, ни зонта.
– Вы об этом подумали?
– Да.
– Сам не знаю, почему это доставляет мне такое удовольствие. Настоящее удовольствие!
Она помолчала, потом произнесла:
– Джонатан, я хотела сказать вам кое-что важное насчёт проведённого нами вместе вечера.
Он сел на кровати прямо, плотнее прижал к уху трубку, задержал дыхание.
– Я тоже.
– Я знаю, вы не стали мне об этом говорить, вот и сейчас помолчите, это только делает вам честь, я понимаю вашу сдержанность, она меня даже восхищает. Должна признаться, я тоже не облегчила вам задачу, мы с вами ходим вокруг этой темы с первых наших разговоров в галерее. Послушав вас сегодня вечером, я окончательно убедилась, что так надо. Думаю, сам Владимир меня одобрил бы. Думаю даже, вы тоже вызвали бы у него доверие. По крайней мере, я решилась. Вам доставили, наверное, конверт, я оставила его в вашей гостинице. В конверте маршрут. Возьмите напрокат машину и приезжайте завтра ко мне. Мне надо показать вам кое-что важное, вас это порадует. Жду вас в полдень, смотрите, не опоздайте. До завтра, Джонатан.
Она положила трубку, не дав ему времени ответить. Джонатан взял со стола конверт, развернул план. Потом заказал на завтра машину, заодно спросил дежурного администратора отеля, не пришёл ли ему факс. Оказалось, что днём его разыскивала некая Анна Уолтон, ограничившаяся просьбой сообщить ему о её звонке. Джонатан пожал плечами и повесил трубку.
Он уснул, лишь только улёгся. Ночью ему приснился странный сон. Он ехал на лошади по скользкой мостовой старого Лондона. У одного из домов волновалась толпа в старинных одеждах. Желая скрыться от грозно подавшихся к нему людей, он пустил лошадь галопом.
Улочка вывела его из города. Он перешёл на рысь, въехал в аллею, образованную высокими деревьями. Справа от него обнаружилась всадница. Пошёл мелкий дождь. «Скорее, поторопитесь!» – взмолилась женщина и пришпорила своего коня.
* * *
Заведённый вечером будильник разорвал его сон. Он покинул отель «Дорчестер» за рулём арендованной машины, выехал из города с восточной стороны и помчался по шоссе. Выполняя письменные указания Клары, он свернул с шоссе через сто километров. Спустя полчаса он запетлял но сельской дороге, постоянно напоминая себе, что в Англии положено держаться левой стороны. Просторные лужайки по обеим сторонам дороги были ограждены длинными деревянными изгородями. Он добрался до развилки, обозначенной на плане, потом и до кабачка. Ещё два виража – и он въехал по узкой дорожке в густой лес. Несмотря на частые выбоины, он не снижал скорости. От его колёс летела во все стороны грязь, но это его только потешало. Скоро дорожка превратилась в аллею под раскидистыми деревьями. Он затормозил перед чугунной решёткой. За внушительными воротами он разглядел гравийный круг и пленительный английский дом-замок. К главному входу с высокими стеклянными дверями по бокам вели три длинные каменные ступени. Клара в лёгком плаще, вооружённая секатором, шла к розам, густо разросшимся вдоль стены. Срезав несколько белых роз, она укоротила стебли, понюхала цветы и начала составлять букет. Она была ослепительно красива. Солнце, игравшее в небе в прятки, пронзило острым лучом тонкий облачный слой. Клара тут же сбросила на землю свой плащ. На ней оказалась тесная белая футболка, открывавшая плечи и подчёркивавшая её формы.
Джонатан вылез из машины. Когда он подошёл к решётке, Клара исчезла в доме. Толкая левой рукой калитку, он увидел у себя на запястье часы, подарок Анны в честь помолвки. Золотой луч солнца, заглянувший в дом через застеклённую дверь, отразился от светлого паркета гостиной. Джонатан долго стоял неподвижно, прежде чем принять решение, которое, как он заранее знал, очень дорого ему обойдётся. Он вернулся к машине, сел за руль, дал задний ход. Возвращаясь в Лондон, он сердито колотил по рулю кулаком. Глянув на часы на приборной панели, он позвонил по мобильному телефону Питеру, сообщил, что едет прямиком в аэропорт, и попросил забрать из его номера вещи. Следующий звонок был в «Бритиш Эруэйз», для подтверждения полёта.
Настроение его было сумрачным. Дело было даже не в несбывшейся многолетней мечте о картине, а в навязчивых мыслях о Кларе. Чем больше километров их разделяло, тем труднее было отделаться от её облика, стоявшего у него перед глазами. В Хитроу он сознался себе в том, не сознаться в чём было невозможно: он уже тосковал по Кларе.
Назад: 3
Дальше: 5