Глава 8. Точка входа
Конечно, я и раньше встречал не вполне адекватных людей, но в прошедшем собеседовании чувствовалось что-то неуловимо ненормальное. Черенов с лёгкостью вывел меня из себя, словно зная, за какие ниточки дёргать, и это при том что назвать его проницательным вряд ли бы повернулся язык. Хотя возможно, мне лишь почудилось предвзятое отношение и безопасник общался таким образом со всеми. В любом случае – плевать; я покинул офис «Дип Корп» с надеждой никогда больше не пересекаться с его руководителем.
На обратном пути к набережной Мойки я не удержался и вскрыл пухлый конверт. Первым делом извлёк то самое «коммуникационное устройство». Им оказался обычный на вид смартфон средних размеров, только весьма тяжёлый и толстый, чуть ли не в сантиметр толщиной. Следующим я достал пластиковый чехол, в котором лежали две сим-карты: одна стандартная, а вторая совсем крошечная, необычная. По всей видимости, в акте сдачи-приёмки карточки шли как «идентификационный модуль».
Я осмотрел смартфон. Помимо кнопок, на боковой поверхности располагались пара заглушек: под первой похоже прятался разъём зарядного устройства, а утопив ногтем вторую, я извлёк тонкую пластину. В ней было два углубления, куда однозначно легли обе сим-карты. Вернув пластину на место, я включил аппарат. На экране засветился замысловатый логотип, на котором я разобрал аббревиатуру названия фонда. Внизу показался маленький товарный знак Motorola. «Так вот ты что за зверь», – подумал я. Устройство шустро загрузило неизвестную мне операционную систему и перешло в режим ожидания. Телефон отправился до поры во внутренний карман пиджака.
Остался последний пункт списка – «смарт-карта», скользнувшая ко мне на ладонь как пропуск в какой-то новый, неизвестный мир. Обычная пластиковая карта с чипом и несколькими штрих-кодами. Правда, когда я перевернул незамысловатый кусочек ПВХ, то не без удивления обнаружил на аверсе своё фото. Оборотная сторона карты была оформлена в виде удостоверения личности, но без имени, фамилии и каких-либо других понятных человеку данных. Поверхность содержала несколько строк буквенно-цифрового кода, магнитную полосу и голографическую эмблему фонда. Я точно не фотографировался для этого документа, а изображение напоминало то, которое у меня в загранпаспорте. Я хмыкнул и убрал карту в карман брюк.
Снова переходя Мойку по Синему мосту, я ещё раз запечатлел Исаакий на фоне грозового неба. Тучи плыли на восток, не приближаясь к городу и не удаляясь от него. Пока я протирал штаны на собеседовании, на мосту обосновался колоритный живописец в плаще и берете, умело клавший мазки на холст. Художника тоже заинтересовал крайне редкий и завораживающий пейзаж. Я искренне обрадовался тому, что увиденная картина останется не только в моей памяти, но и на материальном носителе. Мелькнула идея взять контакты художника с целью последующей покупки картины, но вдруг зазвонил рабочий телефон, и я от неожиданности потратил несколько лишних секунд, разбираясь, как принять вызов.
Быстро заговорил приятный женский голос: «Сергей, это Галя. Лев Борисович передаёт тебе привет и поздравления. Не забудь про второе задание. Когда будешь у офиса, просто приложи карту выше дверной ручки – и попадёшь внутрь. Удачи!» Разговор прервался. Похоже, помощница профессора спешила. А тот уже в курсе. Да, информационный обмен и делопроизводство в фонде организованы на приличном уровне.
Воспользовавшись советом Галины, я без труда попал в уже знакомый вестибюль. И совсем недолго постоял в нём, соображая, куда идти дальше, как из правого коридора показался высокий худощавый парень с кучерявой шевелюрой. «Ты Сергей?» – спросил он и, получив утвердительный ответ, сказал: «Привет. Я Паскаль. Иди за мной». Мы прошли по коридору, оказавшемуся близнецом своего левого собрата, но заканчивавшемуся выходом на лестницу, ведшую вверх. Поднялись на второй этаж, его отделка уже не была столь богатой и изысканной, однако и здесь чувствовался некий уют. Из просторного холла вело только три двери, в одну из которых мы и проследовали.
Сказать, что в кабинете компьютерщика царил творческий беспорядок, значит не сказать ничего. Просторное прямоугольное помещение разделялось стеллажами на три зоны. Первая была чем-то вроде гостиной; кроме пары утилитарных столов и шеренги металлических шкафов вдоль стены здесь располагались журнальный столик в окружении диванов и кухонный уголок. Дальше шла рабочая зона. Сквозь первый стеллаж как-то просматривались детали интерьера: широкие рабочие столы по двум сторонам и крутые ортопедические кресла, какими в «Горизонте» баловали только начальников отделов. Что было за вторым рядом стеллажей, можно было только предполагать – плотно наставленные коробки закрывали обзор. И везде, буквально везде что-то стояло, лежало и висело: от повседневных предметов и компьютерных потрохов до футуристических устройств и гиковской атрибутики всех видов. Мы расселись на противоположных диванах, и Паскаль как-то по-приятельски предложил знакомиться. И я неожиданно для себя выдал довольно лаконичную и структурированную историю, начиная со знакомства с профессором.
– В определённый момент показалось, что Лавров и Черенов сговорились разыграть партию «Плохой и хороший полицейский», настолько это собеседование было абсурдным, – поделился я с Паскалем.
– А ведь правда, я раньше не задумывался. Насколько адекватен старик, настолько же идиотичен бывает Черенов, – щёлкнул пальцами Паскаль. – Радует, что он никоим образом не влияет на нашу работу в мирное время и лично появляется здесь крайне редко. А Лев Борисович – хороший наставник, он всегда за нас горой, можешь ему доверять.
– Что значит «в мирное время»? – спросил я, не в силах пропустить мимо ушей важную оговорку.
– Ну… Это когда всё спокойно и нам ничто не угрожает, – замялся Паскаль. – Давай лучше перейдём к основной теме. Сегодня пятница, и не скрою, я собираюсь пораньше свалить с работы. Начнём с твоего нового телефона. Такой не купишь в магазине, береги его как зеницу ока. Хоть он и высококлассно защищён от всего, экран уязвим для грубого воздействия. Этот гаджет – твоё рабочее место и вообще твоё всё. В нём коммуникации: почта, мессенджер, звонки. В нём спутниковые навигация и связь. Да-да, ты не ослышался, можно звонить из любой точки планеты, как по сотовым сетям, так и через космос. Можешь пользоваться этим телефоном и в личных целях, ведь таскать помимо него ещё что-то будет неудобно. Я могу прошить сюда твой собственный номер и привязать к нему группу личных контактов. Но это по желанию.
– Кстати, не прояснишь, чем конкретно мне предстоит заниматься, раз уж мы коснулись этой темы, а Лев Борисович уехал, толком не введя в курс дела?
– Попробую… Достань свой ID… Ну, эту карточку с фотографией, – попросил Паскаль.
Я передал ему карточку. Парень взял со стола планшет, навёл его камеру на штрих-коды с тыльной стороны удостоверения, взглянул на экран.
– Твой статус – «стажёр», – сообщил он, – больше пока ничего не известно. Я думаю, тебе достанется оперативно-наблюдательная функция, но придётся пройти подготовку, прежде чем начнутся реальные задания. Держи телефон при себе и будь на связи, следи за зарядом. Аккумулятор там очень мощный, но и он иногда не выдерживает, если перегрузить аппарат задачами. И вот ещё что, там у нас наверху есть диспетчерский отдел, мы зовём их «ангелами». Диспетчеры обеспечивают поддержку сотрудников на заданиях и связь между ними и их операторами. Операторы ведут задание с момента постановки до окончания.
Я внимал замысловатым объяснениям, которые рождали лишь новую череду вопросов, а воображение неустанно рисовало причудливые картины, как если бы Сальвадору Дали поручили сделать мультфильм про Губку Боба.
– Скажи, это какая-то разведка или шпионаж? Чем вы вообще занимаетесь? Как я понял, фонд – некоммерческая международная структура, фактически иностранный агент, деятельность которой заключается в сборе информации и в проведении каких-то сомнительных операций.
Теперь уже Паскаль округлил глаза, а затем прыснул.
– А мне вот было не до смеха, когда кто-то из ваших покопался в моём компьютере, а на этом, как ты сказал, ID, оказалась моя фотография, взятая из официальных документов без моего ведома.
– Keep calm and carry on, мой друг, – вскинул руки Паскаль в примирительном жесте. – Теперь я вижу, что общение с Череновым не прошло для тебя бесследно.
Он поднялся с дивана и, покопавшись в холодильнике, вернулся с двумя небольшими бутылками минеральной воды, одну из которых пододвинул ко мне. Я не отказался, вода пришлась очень кстати.
– Если хочешь, можно сделать чай, кофе, всё что угодно. Там наверху у нас есть полноценная кухня с ништяками, – предложил компьютерщик, указывая пальцем вверх, видимо, на третий этаж. – Чувствую, наш разговор сегодня затянется.
Спустя пару часов я брёл по узким питерским проулкам, в то время как проспекты уже плотно стояли в пробках. Разговор с Паскалем по фамилии Бонне, сыном французского дипломата, вышел и правда сложный. Нет, общаться с парнем было легко, тот оказался открытым и приятным человеком, но вот темы, которые мы обсуждали, выходили далеко за привычные рамки. Не скажу, что я узнал много нового, просто, сам того не желая, убедился в правдивости некоторой информации, которую раньше считал вымыслом, фантастикой, конспирологией и околонаучным бредом. И это при том, что Паскаль был уполномочен обсуждать только ограниченный круг вопросов.
Блуждая по центру, я миновал здание своего института, где меня кольнула ностальгия, и проследовал дальше в поисках укромных мест. Сквер напротив Мариинки запрудили по периметру чадящие и переругивающиеся на все лады автомобили. Я брёл, пока не упёрся в сад собора Святого Николая, где и решил устроиться на скамье в тени вековых дубов и клёнов, в относительном спокойствии.
Первым делом Паскаль попытался оправдаться за «взлом» моего компьютера, который и взломом-то не был, а являлся лишь результатом перехвата и модификации интернет-трафика. Паскаль без труда идентифицировал меня во всём информационном потоке посредством мощной аналитической системы, базирующейся в собственном дата-центре фонда. Парень когда-то принимал участие в разработке программы, а сейчас выполнял операторские функции и занимался поддержкой. Когда я справился о цели данного сомнительного акта, то поразился, узнав, что Паскаль просто демонстрировал возможности системы мне как невольному соавтору некоторых её частей. Дело в том, что при разработке модулей анализа русскоязычного сегмента интернета использовались мои идеи, изложенные в дипломной работе, сданной и забытой много лет назад. Сей факт хоть как-то объяснял интерес ко мне со стороны фонда, но, по заверению Паскаля, работать мне предстояло отнюдь не в сфере программирования. Напротив, меня ждала полная приключений полевая работа, связанная с выездом на определённые события и к определённым объектам, на которые распространялись обширные интересы фонда. К слову, организация косвенно или прямо курировала девяносто пять процентов всех исторических, археологических, палеонтологических и прочих подобных изысканий на планете. При том что штат фонда не превышал и тысячи человек. Все же остальные, включая видных учёных и исследователей, трудились на аутсорсинге. Упомянув данный факт, мой собеседник как бы в очередной раз подчеркнул всю важность оказанного мне доверия. Правда, важностью я проникся и без того.
Дальше мы погрузились в дебри информационных технологий, которые не были чужды мне и уж тем более моему визави. Здесь всё прошло более-менее без шокирующих откровений. Паскаль дал мне вводную по материально-техническому обеспечению работы фонда, умолчав, впрочем, об источниках такого обеспечения. Уровень применяемых средств бескомпромиссно доминировал над гражданским сектором. И честно говоря, я уже настроился на шпионские ботинки с телефоном и выкидным ножом, но вся мощь технологий сводилась в основном к анализу информации и быстрому принятию решений. Паскаль узнавал новости по заданной им тематике задолго до появления информации в СМИ. Первостепенную роль в этой работе выполняла вышеупомянутая программа, которая на поверку оказалась сложным автоматизированным аналитическим комплексом с зачатками искусственного интеллекта. Внутри фонда систему именовали просто – «Сестра», её ядро было децентрализованным и располагалось в нескольких дата-центрах по всему миру. Паскаль даже как оператор национального кластера и разработчик имел весьма ограниченный доступ, которого, впрочем, хватало для поистине фантастических манипуляций.
– За каждым пользователем интернета тянется длинный хвост обезличенных свойств и характеристик, собираемых на основе данных из аккаунтов социальных, почтовых, поисковых и других веб-сервисов. Обезличенность эта весьма условна, и любой «хвост» без труда может быть сопоставлен с его хозяином. Даже если ты указал вымышленные данные для почтового ящика, то в какой-то из соцсетей обязательно использовал реальные. Даже если ты удалил свой старый реальный аккаунт и зарегистрировал новый, вымышленный, то с большой вероятностью он всё равно будет сопоставлен с тобой. А людей, принципиально соблюдающих анонимность в сети, не так много, потому что существуют ещё и псевдозащищённые системы онлайн-банкинга и электронных валют, которыми пользуется «продвинутая» аудитория, – сообщил мне собеседник факт, который я и так давно знал. На мой вопрос: «Зачем фонду информация?» Паскаль расплывчато ответил, что затем же, зачем и всем остальным, намекнув, что это тема для отдельного разговора.
И вот когда я практически разложил по полочкам всю информацию и сформировал представление о своей новой работе, Паскаль выдал мне краткую, но ёмкую картину мира по версии Глобального Фонда Мирового Наследия. После чего я и отправился бродить по городу, осознавая услышанное. Это был уже второй раз, когда я выходил из офиса на набережной Мойки в подобном состоянии. То ли моё восприятие загрубело за время последних рутинных месяцев работы в «Горизонте», то ли я постарел, но поверить на слово всему, что узнал, я пока был не в силах. Фундамент моих представлений о реальности пошатнулся и дал трещину.