ЧТО НАХОДИТСЯ ВНИЗУ
Взрыв был таким сильным, что Даварус Коул зашатался, но ему каким–то образом удалось удержаться на ногах на скользком мраморе. На улице прямо перед ним расползались по мокрым плитам останки патруля Белых Плащей, который стоял там мгновением раньше. Кровь и внутренности, тихо побулькивая, расплывались вокруг обрывков плащей, кусков изуродованного металла и осколков почерневших костей.
Потрясенный Коул смотрел на Танатеса. От чародея исходило потрескивание энергии, которой он наполнился до предела, выкачав непомерное количество магии из руды, что хранилась в башнях Заброшенного края. Алую тряпку, закрывающую его глаза, пронизывало зловещее сияние. По его изодранному плащу плясали крошечные дуги черного пламени.
— Неужели тебе нужно было это делать? — с яростным осуждением спросил Коул. — У этих мужчин, возможно, были семьи.
«А ты напустил на Белых Плащей шаркунов — там, в Новой Страде», — напомнил ему вероломный голос в голове. Хотя это было совсем другое дело. Люди Прайэма собирались его убить.
Нахмурившись, он опустил взгляд на дымящиеся останки и подавил тошноту, поднимавшуюся изнутри. По всей вероятности, эти люди также собирались его убить. Какой–то год назад мир был для него черно–белым. Теперь же каждый выбор, что он делал, казался неверным.
Голос чародея прозвучал твердо, как сталь:
— Это — меньшее зло. Белым Плащам не разрешается иметь семьи. Они — рабы, на которых лежит проклятье: им предстояло зачахнуть, проведя свои короткие жизни в мучительной неволе; их кровь и семя и в конечном счете самая сущность пожираются служительницами Белой Госпожи, чтобы поддержать свое неестественное существование. Этим людям гораздо лучше быть мертвыми.
Коул вспомнил странную жидкость, которая текла из ушей Прайэма и его людей в Новой Страде. Он вспомнил и прежние слова Танатеса:
«Нерожденные хорошо напитались сегодня ночью».
И тут потребовалось все его самообладание, чтобы не опорожнить желудок прямо на улице.
Танатес повернулся к большой толпе, которая собралась у самых причалов. Позади толпы, в гавани, был виден корабль, который они силой забрали возле Новой Страды, он дико кренился под ударами непрестанных порывов ветра и проливного дождя.
— Вы теперь — Вольный Люд, — прогрохотал чародей. Его голос почему–то перекрывал шум бури. — Тем из вас, кто хочет бежать, я советую найти убежище от того, что сейчас грядет. Те, у кого есть дома, могут вернуться в них. — Танатес поднял руку и медленно сжал ее в кулак. Когда он продолжил, его голос зазвучал еще громче. Казалось, он грохочет, подобно грому, и черное пламя, которое обвивало его тело, ярко вспыхивало с каждым словом: — Те из вас, кто потерял любимых в Заброшенном краю, те, кто ощущает пустоту в сердце, которую не может объяснить, — помните, что я говорил вам. Помните, что сделала женщина, которая правит этим городом. Скоро ваши украденные воспоминания вернутся. Не могу обещать, что вы не испытаете горя. Не могу гарантировать, что ярость, которую вы ощутите, не поглотит вас. Но я предлагаю вам вот что: присоединитесь ко мне, пока я ищу ответы, и я обещаю, что заставлю Белую Госпожу заплатить за все беды, за все горе, что она принесла вам!
Когда чародей закончил говорить, толпа разразилась одобрительными возгласами и рукоплесканиями. Коул увидел решимость в глазах многих. Должник, имени которого он не знал, сделал шаг вперед. Это один из друзей Скитальца, осознал Даварус.
— Я потерял там хорошего друга. У меня нет своей семьи, но у Скитальца она была. За мной долг перед ним — отомстить этой стерве.
Это вызвало новую волну рукоплесканий. Выступил вперед другой телассец.
— Скиталец был и моим другом. Белая Госпожа должна заплатить за то, что она сделала. Она должна заплатить!
Над причалом пронеслась новая волна одобрительных восклицаний. Стало формироваться единодушие, и гнев толпы поворачивал его к единой цели, единому направлению действий.
Неожиданно вперед шагнул Дымина.
— Я сожгу этот чертов город дотла! — рявкнул он. — И в нем — каждого мужчину, женщину и ребенка!
Воцарилась тишина, которую нарушил лишь чей–то громкий кашель.
— За то, что она сделала! — с запозданием добавил Дымина.
Он огляделся по сторонам в отчаянных поисках поддержки.
— Это кажется несколько… чрезмерным, — медленно проговорил Коул. — Кроме того, город построен из мрамора. Он никогда не загорится. Особенно — в такую погоду.
Дымина скукожился и мгновением позже стыдливо затесался в толпе, которая выглядела теперь довольно разочарованной.
Коул сделал глубокий вдох. Спасать положение предстояло ему.
— Мне прекрасно известно, сколь чудовищна Белая Госпожа, — начал он нерешительно. — Я верно служил ей. Но после того, как все было сделано, она попыталась убрать меня. И почти преуспела в этом. Почти, но не совсем. Я выжил. Благодаря этому человеку я выжил. — Коул указал на Танатеса. — И мой долг — встать сейчас рядом с ним. И это ваш долг — тоже! Несколько месяцев назад народ Благоприятного края свалил одного тирана. Сегодня мы можем свалить другого.
Многие — к его удивлению — ответили на его слова одобрительными возгласами. Он почти предвидел взрывы смеха. Просто представить себе не мог, почему кто–то мог отнестись со вниманием к нему, обычному незаконнорожденному. Возможно, их просто устрашило то, как он командовал мертвецами.
Осознай Коул прежде, что его боятся, это польстило бы его самолюбию, но в последнее время он понял: тот, кто принуждает к преданности, внушая страх, вероятно, не очень хороший человек.
Возникнув из толпы, Улыбчивый подошел к нему.
— Ты герой, Призрак.
Коул покачал головой.
— Я не герой. Просто я делаю все, что могу.
— Ты определенно поменял настрой. Той ночью в таверне ты строил из себя важную шишку.
— Я был глупцом, — грустно сказал Коул.
Улыбчивый показал пальцем себе за спину, в сторону гавани.
— Как бы то ни было, я желаю тебе удачи. Я отправляюсь в Серый город, как только позволит погода. Мой двоюродный брат Морик — где–то там. Я это знаю.
Коул кивнул.
— Ты был мне хорошим другом. А что делает твой двоюродный брат?
Улыбчивый расплылся в щербатой ухмылке.
— Морик? Можно сказать, что он тоже шахтер, в своем роде. Он протискивается в любую дыру.
Это прозвучало для Коула несколько странно, но он не обратил на это внимания.
— Что ж, надеюсь, ты его найдешь. Поищи Сашу, когда окажешься в Сонливии. У нее длинные каштановые волосы и глаза, в которых мужчина может потеряться. Если увидишь ее, скажи ей… скажи ей, что я вернусь домой, как только смогу.
— С удовольствием, — ответил Улыбчивый.
Коул дружески кивнул ему в ответ. Несмотря на все, что произошло, знать, что есть еще рядом такие славные парни, как Улыбчивый, — это обнадеживало. Он напомнил Коулу Трехпалого, его бывшую правую руку, пока жестокая правда мира не сломила его дух.
Выжившие в Новой Страде попрощались. Те, у кого не хватило духа сражаться, удирали в дождь, а те, кто оставался, выжидающе смотрели на Танатеса. Чародей кивнул Коулу и указал на корабль.
— Пора. Вызывай своих слуг из трюма.
В ответ Коул сказал с тревогой:
— Я не хочу, чтобы пострадали невинные.
Танатес яростно сжал кулаки, и вокруг его пальцев заплясали огоньки темного пламени.
— Необходимо создать на улицах полный хаос! Мне нужно вытащить Белых Плащей и Нерожденных из дворца. Но сначала ты отведешь меня в Зал Летописей. Как я понимаю, он находится где–то в развалинах Святилища.
— Я не знаю пути.
Зловещий свет, который пробивался сквозь повязку Танатеса, угрожающе вспыхнул.
— Ты говорил мне, что знаком с этими развалинами, — прошипел он. Несмотря на то что у него за поясом был кинжал Проклятие Мага, Коул отшатнулся перед лицом ярости чародея.
— Меня сопровождали туда бледные женщины! Они использовали какое–то устройство, чтобы скрыть от меня путь. Все, что я помню, — тени, и туман, и детский плач.
— Я могу показать вам, — раздался тихий голос.
Коул и Танатес повернулись. На них смотрели водянистые глаза Деркина.
— Мы с мамой провели годы жизни в развалинах, — добавил он. — Я проведу вас туда.
Западная часть развалин Святилища была во многом похожа на другие его части, которые помнил Коул. Древние стены, построенные из песчаника и прочих непрочных материалов, давно стали разрушаться, и здания кренились, заваливались друг на друга, поддерживаемые теми, что стояли рядом. Заброшенные улицы были покрыты каменными обломками и гниющим деревом. Буря добралась даже сюда, вода стекала вниз с высоты сотен футов, просачиваясь сквозь трещины в искусственных фундаментах, которые отделяли Город Башен от мертвого города, лежавшего под ним. Естественного света здесь почти не было, но факел, который нес Деркин, обеспечивал достаточное освещение, чтобы они втроем могли перемещаться по развалинам. Мама Деркина осталась ждать в гавани, она была еще слишком слаба после недавнего соприкосновения со смертью, чтобы рискнуть спуститься в подземный город.
— Белая Госпожа была некогда верховной жрицей Матери, — сказал Танатес, пока они углублялись в развалины, оставшиеся от священного города. — В политическом отношении и как маг она была, возможно, самой важной фигурой нашего времени. Это мне удалось выяснить во время моих исследований в Сонливии.
На секунду Коулу показалось, что он заметил какое–то движение за пределами освещенной зоны. Он уставился в темноту, но ничего не увидел. Даварус решил, что это, возможно, было всего лишь игрой его воображения.
— Я вот все думаю кое о чем, — сказал он. — А у Белой Госпожи есть имя? Она не могла всегда быть Белой Госпожой. Когда–то у нее было настоящее имя.
Танатес покачал головой.
— Если это и так, никто этого не помнит, а уж я — особенно. До самого последнего времени я не мог вспомнить даже собственного имени.
От удивления брови Коула поползли вверх.
— Ты не мог вспомнить собственного имени?
— Около пяти сотен лет я жил как ворона, а мое сознание затерялось в глубинах разума моего ангела–хранителя. Я пришел в Серый город в поисках ключей к разгадке своей личности.
— И что ты обнаружил?
— Мое настоящее имя среди прочего. Со сторонней помощью я начал воссоздавать свой раздробленный разум. Мои воспоминания все еще не полны. Но я верю, что найду искомые ответы в Зале Летописей.
— А тот, кто помогал тебе вновь открыть себя. Как его звали?
— Айзек.
Коул застыл на месте.
— Я знал некоего Айзека! — воскликнул юноша. — Он был примерно моего возраста, может, несколько старше… Он был… — Коул замолк. Он не мог припомнить, как выглядел Айзек. Юноше вспомнилось только, что лицо Айзека было поразительно неброским. Слуга Полумага не запомнился ему совершенно ничем, помимо того что он, казалось, настойчиво стремился втереться в доверие к старому варвару Кейну и остальным членам группы мятежников. — Я не помню, — признался он, чувствуя себя глупо.
Танатес склонил набок голову в свойственной ему манере.
— Ты тоже не можешь описать его внешность? Странно. Этот Айзек был загадкой. В обмен на свою помощь он просил меня о разных услугах, в которых я не видел тогда особого смысла. Теперь я думаю, он что–то планировал. Разрабатывал стратегию. Он был блестящим, бесконечно талантливым человеком.
— А я думал, что он придурок, — пробормотал Коул. И тут ему кое–что пришло в голову. — Почему ты спас меня? Я имею в виду, когда нашел меня умирающим.
— Я подумал, что смогу тебя использовать.
— Использовать меня? — настороженно произнес Коул.
У него возникло неприятное чувство, что он знает, к чему все это ведет.
— Ты убил Салазара. Ты свалил лорда–мага. Поэтому ты — путеводная звезда надежды, которую я зажгу, когда придет время. И ты обладаешь собственными странными силами. Ты — мощное орудие, дитя.
— Я — не орудие! — рявкнул в ответ Коул. — И я — не дитя. Меня уже тошнит от людей, пытающихся управлять мной. Из- за этого меня уже столько раз чуть не убили. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Чародей, похоже, счел эту мысль забавной.
— Для мальчика, который желает, чтобы его оставили в покое, у тебя поразительное умение оказываться в центре событий.
— Больше — нет. После того как с этим будет покончено, я удовлетворюсь спокойной жизнью.
— Ты несешь в себе божественную сущность, Даварус Коул. Спокойная жизнь больше не для тебя.
Наступила неловкая тишина. Коул опустил взгляд на свои руки. Они опять стали терять цвет, жизненная сила, которую он похитил у Корвака, постепенно исчезала. Что сказал ему тогда Танатес?
«В тебе живет сама Смерть. Корми ее, и станешь сильнее. Сопротивляйся… и она будет питаться тобой».
Он сердито покачал головой. Он был решительно настроен никого и ничего не кормить. Он отказывается стать убийцей, чего, похоже, хочет от него сущность Похитителя.
Неожиданно Деркин охнул и поднял свой факел, насколько позволили ему корявые руки.
— Заброшенные приближаются, — прошептал он.
Коул заметил темные фигуры на границе освещенной факелом зоны. Сосредоточившись, он, кажется, услышал стук их сердец. Их были дюжины, звучали они слабо и очень неровно.
— Заброшенные? — шепотом переспросил юноша.
— Они редко отваживаются забираться в эту часть развалин, — пояснил Деркин. — Должно быть, что–то привлекло их сюда.
Коул опустил руку на эфес Проклятия Мага.
— Они опасны?
— Они питаются отбросами из верхнего города и обычно избегают людей. Но они могут стать опасными, если не поедят некоторое время.
Уродливые фигуры медленно продвигались все ближе, их влекло к трем незваным гостям, как мотыльков к пламени, хотя им, похоже, очень не хотелось вступать в круг света. Коул расслышал слабое шипение, словно умирающий с трудом втягивал в себя воздух. В напряжении прошла минута. Затем первый из Заброшенных вышел на свет.
Коул в ужасе отпрянул. Существо, которое возникло из теней, оказалось размером с большого ребенка. Оно было полностью обнаженным, его бледная плоть — столь тонка, что почти прозрачна, с просвечивающими сквозь нее внутренностями. Огромные глаза цвета свернувшегося молока, черты лица слабо очерчены, будто тот, кто создавал это существо, оставил его незавершенным. Каждый вдох отзывался каким–то вымученным дребезжанием в его недоразвитых легких.
Заброшенный поднял руку, его перепончатые пальцы потянулись к Коулу, который извлек Проклятие Мага и выставил перед собой, защищаясь.
— Назад! — воскликнул он. — Я не хочу причинить тебе боль!
К своему удивлению, он понял, что и в самом деле имеет это в виду. Что–то в этом призрачном существе напомнило ему потерявшегося ребенка. Вернее, жуткую пародию на ребенка, но, все же…
Этот кошмар во плоти придвинулся еще чуточку ближе. Он открыл подобие рта — отверстие в лице без каких–либо зубов, отверстие, из которого вывалился язык и текла густая белая слизь. Прерывистым голосом он проскрежетал единственное слово:
— Оте–е–ц?..
Мгновением позже последовала ослепительная вспышка. Коул отшатнулся в сторону, закрыв лицо руками. Когда его глаза снова могли видеть, он повернулся назад и увидел, что существо тлеет на земле, вытянув перед смертью одну дымящуюся руку к Коулу. Остальных Заброшенных нигде не было видно.
— Они удрали, — сказал Танатес. — По крайней мере, сейчас. Я не боюсь этих несчастных, но не могу тратить свою магию на то, чтобы их отгонять.
Коул не сводил глаз с трупа. Что–то его тревожило.
— Это… это существо назвало меня отцом?
Чародей пожал плечами:
— В этом городе много тайн, которые еще предстоит разгадать. Возможно, божественная сущность, которую ты несешь в себе, каким–то образом имеет отношение и к этим существам.
Коул не удержался от вздоха.
— Здорово, — пробормотал он.
— Пусть тебя это сейчас не волнует. Мы должны поспешить к Залу Летописей.
— Он перед нами, — сказал Деркин и, поколебавшись немного, добавил: — Этот зал — под запретом. Служительницы Белой Госпожи выслеживают любого, кто посмеет приблизиться к нему. Три года назад здесь исчезла целая группа наших, после того как кто–то нарушил запрет.
— Тогда моя интуиция верна, — мрачно заметил Танатес. — Если существует еще такое место, где можно отыскать правду о том, что случилось со Святилищем много веков назад, то это — Зал Рукописей. Белая Госпожа хотела стереть историю… и тем не менее я подозреваю, что она не смогла заставить себя уничтожить все. Частица ее крепко держится за память о том, что она некогда лелеяла. В этом она похожа на других женщин.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Коул.
Когда Танатес наконец ответил, Даварусу показалось, что он уловил некоторую неуверенность в голосе чародея:
— Белая Госпожа и я были когда–то любовниками. Это я помню.
Полки тянулись, насколько хватало глаз, уходя в темноту в дальнем конце похожего на пещеру зала. Коул в изумлении взирал на вздымающиеся книжные шкафы, а Танатес вел его и Деркина вглубь Зала Летописей. Они обнаружили огромные двери незапертыми, но толстый ковер пыли, покрывающий пол, говорил о том, что никто не заглядывал в это грандиозное, увенчанное куполом здание уже очень давно. В отличие от остальных крошащихся развалин, Зал Летописей находился в почти идеальном состоянии.
— Поддерживающее заклятие, — объявил Танатес, втягивая носом сухой воздух. — Стены этого здания поддерживаются в состоянии вечного стасиса магией Белой Госпожи. Они не покачнутся, пока она в силе.
— Стасиса? — повторил Коул. — У Салазара в Обелиске было нечто, именуемое Стасисеум. Там было гигантское яйцо, подвешенное над пламенем, остановленным во времени. И огромный зеленый дикарь за стеклом. Он совсем не двигался, словно статуя. Но выглядел как настоящий.
— Осмелюсь сказать, что он был настоящим, — ответил Танатес. — Интересно, что стало с этим существом. Когда–то орки правили на севере. Я полагал, что они давно вымерли.
— Орки? Я думал, они жили в Замерзшем море, за Высокими Клыками. Они — вроде китов. Я когда–то читал о них в книге.
Чародей сердито сжал челюсти, и это заставило юношу податься назад.
— Ты путаешь два разных слова, — проворчал Танатес. — Не испытывай моего терпения.
Коул угрюмо уставился в пол. Затем он вспомнил Корвака, который делал сходные ошибки, и его передернуло.
«Наверняка это просто совпадение, — подумал он, — я просто перепутал, вот и все».
Они продолжили путь по длинным проходам между стеллажей. Светосферы в слегка изогнутом потолке высоко над ними давали мягкий свет. Сначала Коул опасался, что они такие же, как в Новой Страде, и изготовлены из грязной магии Заброшенного края. Танатес, к облегчению Коула, заявил, что это не так и эти сферы были, на самом деле, созданы несколько веков назад. Слепой маг вряд ли нуждался в дополнительном раздражении, чтобы расшевелить пламя снедающей его ненависти. Она проявлялась в каждой вспышке черного огня вдоль его тела, в каждом скрипе зубов. Этот человек шел по краю пропасти и мог в любое мгновение потерять самого себя во внезапной вспышке чудовищной ярости.
Коул замедлил шаг, чтобы идти рядом с Деркином, который изо всех сил старался не отстать.
— Это огромное здание, — заметил Коул. — Я думал, что в библиотеке Обелиска много книг, но здесь, должно быть, раз в десять больше. А может, и в сто.
— Это самое большое известное собрание книг в мире, — сообщил Танатес. — Даже императорская библиотека Чародея–Императора не может с ним сравниться. Как говорил Айзек, гномы Маль–Торрада некогда имели собрание, которое могло с ним соперничать, но оно было утрачено в пламени во время их гражданской войны. Познания Айзека в истории были просто удивительны, в разительном контрасте с твоим невежеством.
Коул нахмурился и пинком ноги поднял тучу пыли. О боги, как он ненавидел этого придурка Айзека. Деркин раскашлялся, и юноша тут же пожалел о том, что проявил свое раздражение таким дурацким образом. Наклонившись, он похлопал по спине своего друга, задыхавшегося от пыли, которую он только что поднял.
— Извини, — кротко сказал он, когда коротышка прокашлялся.
— Все в порядке, — ответил Деркин, моргая смотрящими в разные стороны глазками. — Я привык к этому, когда жил в подземном городе.
Танатес неожиданно остановился, и Коулу пришлось схватить Деркина, чтобы его друг не врезался в спину чародею.
— Здесь. Вот что я ищу.
Ряд книг перед ними выглядел почти так же, как любой другой.
— Почему ты так уверен? — отважился спросить Коул.
— Смотри. — Танатес протянул руку к полке перед собой. Вокруг его руки в перчатке тут же заплясали серебряные искры, и он отшатнулся, от его опаленных пальцев повалил дым. — Белая Госпожа защитила эти тома заклятием не просто так. Я мог бы рассеять ее магию и снять заклятие, но в этом нет необходимости. Ведь у меня есть ты.
— Я? — неуверенно переспросил Коул.
— Достань свой кинжал. Приставь острие к книжной полке.
Коул сделал, как было сказано, и неуверенно выдвинул кинжал вперед, почти прикоснувшись острием к тому месту, где Танатес привел в действие охранное заклятие. Коул все время ожидал, что вот–вот вспыхнут серебристые искры и его отбросит назад. Вместо этого эфес в его ладони становился теплее по мере того, как Проклятие Мага поглощал магию. Так же как это было в ту ночь, когда Коул убил Салазара.
— Как я и сказал, — заметил Танатес, — могущественное орудие. — Было неясно, говорит ли чародей о Проклятии Мага либо о Коуле. Этого должно быть достаточно. Теперь убери это оружие. Если оно прикоснется ко мне, последствия будут катастрофическими.
Коул убрал кинжал в ножны и отошел в сторону. Танатес поводил руками по корешкам древних томов, а затем вытянул большую зеленую книгу.
— Эта, — сказал он. — Что на ней написано?
Коул посмотрел на корешок.
— Далашра.
— Открой ее.
Коул подавил вздох и открыл книгу наобум.
— Это история какого–то места под названием Далашра, — сказал он. — Не похоже, что интересная. Постой–ка, что это? Там есть картинки.
— Что на них изображено?
— Люди. Короли, сидящие на своих тронах. — Коул прищурился. — Этот… этот похож на тебя. Он моложе, и вряд ли он слепой, но… Да. Это ты.
Танатес кивнул и повернулся к Деркину.
— Ты можешь читать?
— Да, — гордо ответил Деркин. — Моя мама научила меня. У нас было всего три книги, но я прочел их от корки до корки столько раз, что и со счета сбился.
— Я хочу, чтобы вы оба вытащили каждую книгу с этой полки. Найдите все, что относится к Далашре или к личной жизни Белой Госпожи. Все, что описывает события вокруг Телассы во времена, предшествующие Войне с Богами. Я хочу знать, кем я был. Я хочу знать, почему она сделала это со мной. Почему она украла мои воспоминания и лишила мир всякой надежды.
— Здесь очень много книг, — с сомнением сказал Коул.
— Тогда лучше начинайте поскорее, — ответил чародей.