«Я сделала глупость, я ухожу. Спасибо за все. Джульетта».

Меня разбудил сигнал эсэмэс на телефоне в середине дня, когда я отсыпался после ночного дежурства. Я собирался навестить ее ближе к вечеру, свежий и отдохнувший.

Вскакиваю с постели и натягиваю форму пожарника – благо она под рукой, я бросил ее на пол, падая с ног от усталости. Скатываюсь с лестницы, распахиваю дверь гаража. Черт! Моя машина! Я оставил ее у механика, чтобы он поменял амортизаторы. И должен был забрать ее после полудня. Ладно, разберусь позже, роддом в десяти минутах хорошего бега. Тяжелое дыхание не мешает мне думать о тысяче вещей одновременно. Какую глупость она могла сделать? Куда могла уйти со своей беременностью, которая висит на волоске, и подбитым глазом? Почему благодарит меня за все, как если бы прощалась? Мне это категорически не нравится.

Еще меньше мне нравятся полицейские машины, которые я вижу припаркованными у роддома. Я влетаю в холл и останавливаюсь, стараясь восстановить дыхание. Обращаюсь к полицейскому, прошу объяснить, что случилось. Форма пожарника придает желанную законность, и он ничтоже сумняшеся отвечает:

– Нас вызвали из-за младенца, который исчез из детского отделения, но его только что нашли.

– С ним все в порядке?

– Вроде да. Сейчас они пытаются разобраться, что все-таки произошло.

Я быстрым шагом иду по коридорам к гинекологическому отделению, надеясь, что Джульетта все еще там. Чувствуется общая нервозность, воздух словно наэлектризован, несмотря на усилия больничного персонала справиться с ситуацией.

Палата Джульетта пуста. Разумеется. Иначе все было бы слишком хорошо. Направляюсь к кабинету медсестер, где собралась вся смена.

– Где Джульетта Толедано?

– Вы Ромео? – спрашивает медсестра, держа в руках листок бумаги.

– Да.

– Тут письмо для вас. Оно было не запечатано. Мы его прочли из-за того, что случилось в детском отделении.

– Понимаю.

Она протягивает мне письмо, и я чувствую, как все взгляды устремляются на меня. Отхожу на несколько шагов в коридор, чтобы выйти из их поля зрения.

Слышу перешептывания.

Отхожу подальше.

«ДЛЯ РОМЕО, ПОЖАРНИКА.

Дорогой Ромео, вам я доверяю. Скажите им, всем, что я в порядке, ну или почти, во всяком случае достаточно, чтобы они не беспокоились; я ухожу, потому что мне необходимо продышаться, побыть на природе, встретиться со старыми, ныне потерянными друзьями, которыми я так дорожила. Пусть медперсонал не беспокоится о моем здоровье. Это нехорошо, но я взяла все, что мне необходимо для лечения, в служебной аптеке. Я осознаю риск, но намерена позаботиться о себе. Вернусь, когда мне станет получше.

Спасибо за все. Эта крохотная девочка была чудесной. Чудесной. Я назвала ее Селестиной, потому что представляю ее себе там, наверху, в необъятности, среди звезд. Я уношу ее в своем сердце, нас с ней соединит радуга.

Обнимаю вас».

Ко мне подходит медсестра и все объясняет: ночной выкидыш, переполох в больнице из-за украденного младенца и пустой палаты, это письмо.

– Вы хорошо ее знаете?

– Недостаточно.

– Почему же она написала именно вам?

– Вы видели ее приятеля?

– Нет. Я только позвонила ему, чтобы предупредить. Он скоро будет.

– Тогда сами поймете. Я могу оставить себе письмо?

– Да, мы сделали копию.

– Один вопрос: Джульетта как-то связана с пропавшим ребенком?

– Администратор сказал, что женщина, которую видели с младенцем, подходит под описание. Хотите с ним поговорить?

– А можно?

– Посмотрим.

Я выхожу из служебного помещения совершенно ошеломленный. Начальница отделения только что рассказала мне то, что следователи выяснили в первые же минуты. Женщина, похожая на Джульетту, зашла в небольшой кабинет, примыкающий к приемному покою, на руках у нее был младенец, который пытался сосать грудь. В комнате сидела молодая пара с их новорожденным в окружении бабушек и дедушек. Женщина устроилась в кресле и принялась кормить младенца грудью. Она смотрела на него с такой любовью, что никому и в голову не пришло, что ребенок не ее. Потом, чуть позже, она встала и попросила молодого отца подержать несколько минут малыша, сказав, что ей нужно забрать кое-какие вещи в палате и зайти в туалет. Он увидел, как она взяла в коридоре спортивную сумку, но даже не задался вопросом, что она задумала.

И только когда через несколько мгновений они услышали женские крики, поднялась паника в коридорах и персонал заметался, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь младенца двух дней от роду, они почувствовали себя нелепо с этим самым младенцем на руках. Персонал вздохнул с облегчением. Мама ребенка была так счастлива, что беда миновала, что не стала подавать жалобу. Ей нетрудно было понять отчаянный порыв Джульетты, ее инстинктивное, безумное желание хоть несколько мгновений подержать на руках ребенка.

Вот так все закончилось.

Джульетта вовремя остановилась. И слава богу! Иначе все обернулось бы кошмаром.

Я должен ее отыскать.

Направляясь к выходу, услышал громкие голоса. Лоран кричал на медсестру, которая объясняла, что полиция не станет ничего предпринимать, потому что Джульетта ушла по доброй воле и оставила письмо с объяснениями.

– Она сбежала из дома!

– Вы женаты официально?

– Нет!

– Значит, она может уйти, когда хочет. Полицейский подробно мне объяснил, что данный случай не относится к категории без вести пропавших. Повторяю, она оставила письмо, ей нужно побыть одной.

– Где это письмо? Я хочу его видеть!

– Оно адресовано не вам.

– А кому оно адресовано?

– Я не имею права вам говорить.

– Замолчите, вы, ненормальная, я сам ее найду, если уж никто не хочет мне помочь…

Я стараюсь проскользнуть незамеченным, – вдруг он меня узнает. Благодаря письму я представляю, где разузнать о том, куда она могла направиться. Не знаю, когда, не знаю, как, но я ее найду. Чтобы покончить с долгом… И с ее слезами, возможно.