Мастерица Дома Шанель

Я проспала до трех часов дня. После трех ночных дежурств подряд довольно трудно вернуться к дневному ритму. Но сегодня суббота, а каждую субботу я отправляюсь на полдник к бабушке. Лоран не любит, когда я туда езжу, ему это не нравится. Но раз уж сегодня он отбыл поиграть в гольф с друзьями, глупо было бы просто сидеть и его дожидаться. Быстро под душ, и я сажусь за руль, чтобы ехать к бабушке. В «Жаворонки». Ну и название для дома престарелых. Скорей уж силок для наивных птичек! Вам демонстрируют комфортабельное заведение, со всеми мерами безопасности для проживающих.

С материальной точки зрения, может, так оно и есть.

А вот с человеческой – дело другое.

Стоит зайти в гостиную, и погружаешься в море печали. Спертое дыхание смерти, чье преддверие – старость. Рассовывают стариков по углам, чтобы они смотрели, как проходит время. Если еще могут видеть. А что до тех, кто не слышат, так они тоже не много теряют – от мрачного тиканья высоких стенных часов до нескончаемого звука работающего телевизора, выплевывающего один за другим нелепые американские сериалы на протяжении всего дня. Докатиться до такого, вот уж действительно…

И в подобном окружении Малу, с высоты своих восьмидесяти четырех лет, твердо решила не сдаваться. Когда умер дедушка, она переехала в маленькую квартирку, расположенную над рестораном моих родителей. А позже, когда те перебрались на Лазурный Берег, чтобы спокойно вкушать заслуженный отдых, она предпочла отправиться в «Жаворонки». И речи не могло быть, чтоб она стала в тягость близким. И речи не может быть, чтобы она позволила себе умереть здесь. По крайней мере, не в обозримом будущем. А потому она скачет повсюду, помогает персоналу накрывать на стол, пересмеивается с медсестрами, ведет кружок живописи, поет на Рождество и принимает вновь прибывших. Малу всегда все делала для других. Всегда благожелательна и всегда там, где нужна. Ласковое словечко, небольшая услуга и улыбка в качестве бонуса. И она не собирается останавливаться на столь прекрасном пути.

Когда я была ребенком, меня растила бабушка, пока родители работали. Ресторан съедает практически все время. После ухода на пенсию она только нами и занималась. Огород, чудесные овощи, консервирование, варенья, выпечка, семейные трапезы. С Малу я научилась куче разных вещей. А главное – научилась делать их с любовью. «Ведь, что там ни говори, у овощного супа, приготовленного с любовью, совсем другой вкус, чем у того, который варили, перебирая в голове все дневные заботы», – утверждала она!

Малу ждет меня, сидя на скамейке у входа в здание, на носу у нее солнечные очки, достойные кинозвезды. Те самые, что мы вместе купили в прошлом году, когда она раз за разом твердила мне, что хочет выглядеть помоложе. Невероятный размер дымчатых стекол скрывает часть морщин на лице. Эффект подтяжки гарантирован. С лицом, чуть повернутым к солнцу, она напоминает старлетку на набережной Круазет. Нога на ногу, руки на верхней коленке, спина прямая. Малу очень элегантна. И всегда такой была. Тридцать лет она провела в качестве швеи-мастерицы у Шанель в Париже и вернулась в Эльзас вместе с мужем, только когда ушла на пенсию. Но продолжала шить – для себя, для детей, для внуков, и очень следила за собой.

Ее мечта? Сшить мне свадебное платье. Вот только не грех бы мне выйти замуж… Лоран пока не хочет. Говорит, еще слишком рано. В один прекрасный день станет слишком поздно, но как ему это втемяшить в голову?

Увидев, как я подъезжаю, она делает мне изящный жест рукой, на манер Мисс Франции. Я невольно смеюсь.

Полчаса спустя мы уже сидим в уголке ее любимой кондитерской. Она заказала зеленый чай с жасмином и «Париж-Брест». Как обычно. Она ни разу не захотела мне объяснить, почему всегда выбирает «Париж-Брест».

– Он здесь особенно хорош.

Конечно. Хотя она могла бы разнообразить удовольствия. Но говорит, что питает особую нежность к «Париж-Бресту». Пусть так.

Я как раз подношу чашечку кофе к губам, когда она заявляет:

– Мне бы хотелось проконсультироваться у сексолога.

Я чуть не поперхнулась. Мои округлившиеся глаза вынуждают ее опустить свои с легкой, почти виноватой улыбкой.

– Понимаешь, вдруг я кого-нибудь встречу, мне бы хотелось счастья и в этом.

– Ты не была счастлива с дедушкой?

– …

После стольких лет она наконец решилась мне довериться. Я внутренне собираюсь. Она, наверное, тоже.

– Ну как тебе сказать? Я так и не узнала, что такое фейерверк 14 Июля.

– И ты думаешь, что сексолог поможет тебе прочувствовать национальный праздник?

Малу улыбается, глядя на меня.

– Очень надеюсь. В конце концов, это его профессия. Но я не знаю, к кому именно обратиться.

– Сходи к акушерке.

– К акушерке? Знаешь, в моем возрасте я не слишком рискую залететь…

– Они и этим занимаются.

– Чем этим?

– Как научить видеть небо в алмазах.

– Ты такую знаешь?

– Да, есть одна.

Сверяюсь со списком телефонов в мобильнике, записываю номер на страничке, вырванной из записной книжки, и она тут же прячет листок, как девчонка, стащившая конфету. Все шито-крыто.

Моя бабушка восьмидесяти четырех лет пойдет к акушерке, чтобы поговорить о своей сексуальной жизни, потому что желает познать небеса в алмазах, прежде чем ей засияет прощальный свет. Ну что ж, если б мне сказали, что она заговорит со мной об этом после десерта «Париж-Брест», за столиком в кондитерской, в облаке жасминных ароматов, я бы только посмеялась! Кстати, я и сейчас смеюсь. В конце концов, она права. Может, мне следовало бы сходить с ней, а заодно и самой проконсультироваться.

– Не хочешь рассказать мне, почему ты всегда заказываешь «Париж-Брест»?

– Когда-нибудь расскажу, дорогая. Дай мне время, все должно идти своим чередом. А Брест далеко от Парижа.

– Это твой собственный путь в Компостелу?

– В некотором роде.