6

Кафель террасы был еще по-утреннему прохладным и приятно холодил босые ноги Беннетта. Он разложил на столике свой завтрак: кофе, солнечные очки, записная книжка и телефон. Небо было рекламно-голубым, одно лишь облачко белело высоко над горой, украшающей задний план живописной декорации — над пиком Голова Собаки. Подступающая жара уже чувствовалась в воздухе, и Беннетт скинул банный халат, чтобы подставить раннему солнцу свое еще зимнее тело. Он унаследовал золотистую кожу матери и за неделю загорал как шоколадка. Эта способность быстро приобретать бронзовый загар радовала его, и он пользовался ею каждый год, несмотря на многозначительные кивания головами, причмокивания языком и страшные истории о пересохшем эпидермисе и раннем старении, которыми пугали его врачи. Плевать на морщины, главное, что загар Беннетту шел, и он сам это прекрасно знал. Поэтому сейчас он передвинул стул так, чтобы солнце попадало на все части его пока еще бледного тела, уселся поудобнее и начал листать записную книжку в поисках необременительного женского общества.

Его любовные приключения с женщинами имели сценарий, знакомый многим холостякам, не желающим менять свой матримониальный статус, — приятные интрижки, которые, к сожалению, заканчивались под действием назойливого тиканья биологических часов партнерши. Иногда полюбовно, а иногда и со скандалом. Беннетт горячо признавал право женщины на создание семьи, но все эти полночные шепотки о замужестве, о радостях обустройства гнездышка и о маленьких Беннеттах действовали на него, как ушат холодной воды на изнывающего от страсти пса.

Он отдавал себе отчет и даже отчасти надеялся, что когда-нибудь все изменится, однако до сих пор не встретил женщины, способной заставить его отказаться от холостяцкой жизни. Ну а покуда это знаменательное событие не произошло, он будет продолжать в том же духе — заводить интрижки, замешанные пополам на похоти и легкой симпатии. Да и в таких отношениях ничего плохого нет, только уж слишком быстро они кончаются. Он просмотрел номера телефонов, пытаясь припомнить, как именно он расстался с той или иной дамой. Помнится, Шанталь старалась держаться храбро и сдерживала слезы. Карин обвинила его в женоненавистничестве, обозвала плохим словом и посоветовала повзрослеть. Мари-Пьер швырнула в него вазой. Или это была Рашель? Ай-ай, а ведь не так-то просто будет найти себе партнершу на лето, подумал он.

Его палец остановился на букве «С», и эта буква напомнила ему о неделе, проведенной в Лондоне два года назад, когда он приехал туда по делам. Ее волосы цветом напоминали солнечный свет, они поужинали в «Капризе», а потом были смятые простыни, обещания позвонить ей из Парижа. Почему же он не позвонил? Может быть, был слишком занят, прячась от Мари-Пьер? Он помедлил. А что, сейчас уже поздно звонить? Или лучше поздно, чем никогда? Он решил попробовать и набрал номер офиса, который она ему продиктовала.

— Добрый день, студия «Воскресшее кино».

— Здравствуйте. Могу я поговорить с Сюзи Барбер? — Беннетт хлебнул остывший кофе, почти уверенный в том, что она там больше не работает. Два года в кинопромышленности — очень долгий срок. Здесь люди меняют работу чаще, чем выходят на улицу пообедать. Может быть, она получила повышение и теперь трудится в Лос-Анджелесе. Может быть, у нее есть любовник, или муж, или ребенок. Поток его пессимистических мыслей был прерван деловым «алло», сопровождаемым резким щелчком зажигалки, вдохом и выдохом. Беннетт вспомнил, как она рассказывала ему, что не может разговаривать по телефону без сигареты во рту.

— Сюзи? Это Беннетт. Как поживаешь?

Молчание. Выдох.

— Что ж, я удивлена, как ты, наверное, догадался.

— Слушай, извини, что я тогда не позвонил. Я сказал, что позвоню тебе из Парижа…

— И что же?

— Ну, понимаешь, я совсем замотался. На работе просто как трубу прорвало, когда я вернулся, одного из режиссеров уволили за день до съемок, я просто по уши сидел в этом дерьме…

— Беннетт!

— Что?

— Это было два года назад.

— Я знаю, знаю. Что я могу сказать, Сюзи, я работал на этой работе как раб, я был бессердечной гориллой, мной двигало только одно чувство — честолюбие, дни и ночи я проводил в своем вонючем офисе, ты бы знала, как я выглядел! Глаза ввалились, на щеках щетина, со мной и встречаться-то было страшно. Ужас!

— Ты закончил? У меня сегодня много дел.

Но она не повесила трубку, и Беннетт ринулся напролом:

— Но сейчас все не так. Все изменилось. Я сам полностью изменился. Вообще-то, я ушел с работы. — Ответа не было, но Беннетт почувствовал, что рыбка любопытства вот-вот проглотит его крючок. — Вообще-то, я сейчас как раз решаю, что мне делать дальше. Я в Монако. Тебе понравится Монако — тепло, светло, терраса выходит на море, полицейские не грубят, еда великолепная, местное население вполне приветливо. Мы могли бы прекрасно провести время.

— Мы?

— Я тебя приглашаю, Сюзи. Я оплачу твой билет, буду приносить тебе шампанское в постель, натирать тебе спинку лучшим средством для загара, набирать ванну, очищать тебе виноград от косточек и водить гулять в сады Казино. Все, что захочешь! Ты поймешь, что я не такой уж ужасный. Я буду заботливым и добрым. Хозяйственным. Вот увидишь.

— Подонок.

— Прекрасно. Когда ты приедешь?

— Я не сказала, что приеду. А откуда ты знаешь, что я одна?

— Ах, я так надеялся, что ты сохранишь себя для меня. Что ты привнесешь радость в жизнь одинокого мужчины. Сюзи, подумай, ты поступишь по-христиански и в придачу получишь прекрасный загар. Да, кстати, как там погода в Лондоне? Как обычно? Серо и сыро? Ну а здесь двадцать пять, и солнце светит вовсю. Я тут завтракаю на террасе.

— Ах, да заткнись ты!

Но он не заткнулся и после пяти минут уверений в бесконечной страсти, уговоров и лести самого грубого пошиба она согласилась прилететь в Ниццу в субботу утром. Беннетт с удовлетворением положил трубку, сделал себе мысленную пометку не забыть купить цветы и забить едой холодильник и остаток дня провел жарясь на солнце, подобно ленивой ящерице.

Неделя пролетела незаметно. Беннетт опробовал два других ресторана из списка По и нашел оба выше всяческих похвал. Он съездил в Италию на известный блошиный рынок в Вентимилье, где приобрел несколько внушительного вида подделок. Каждый вечер он заходил в «Кафе де Пари», чтобы выпить аперитива и поглядеть на парад тщеславия, марширующий перед ним на площади. И с каждым днем ему становилось все проще и удобнее чувствовать себя в новой роли богатого бездельника. Деньги, как хорошая смазка, облегчили этот переход. Беннетт обнаружил, что привыкать к бедствиям и нищете приходится годы, в то время как привыкание к богатству не занимает и двух недель.

Единственным минусом в этой неделе счастливого одиночества был звонок от Симо, который в приказном тоне порекомендовал Беннетту остаться дома в субботу вечером, поскольку ему должны доставить посылку для По. «Это очень важно, да, в субботу, именно в квартире», — потом промямлил Симо своим неприятным бесцветным голосом. Он сам приедет за посылкой в тот же день, только чуть позже. Все понятно?

Беннетту было понятно, что его субботние планы накрывались медным тазом. Он собирался отвести Сюзи к «Людовику XV», чтобы сразу же рассеять ее возможные сомнения относительно его финансового положения. Однако, позлившись минут пять, решил, что простой ужин на террасе в непосредственной близости от спальни может внести более личную ноту в празднование, которое он собирается устроить по поводу ее приезда. Что же подать на ужин? Для начала копченого лосося, а потом что-нибудь холодное и экзотическое, он закажет какое-нибудь заливное блюдо в лучшей траттории города. Ну а в конце сыр, фрукты — и прыжок в постель! Чего еще может желать девушка?

В субботу утром он — уже загорелый, тщательно выбритый и слегка сбрызнутый одеколоном, повел свой «мерседес» по дороге Корниш в сторону аэропорта. Когда-то аэропорт в Ницце был маленьким, почти деревенским зданием, пропахшим жевательным табаком и маслом для загара, где по воскресеньям собирались пожилые английские эмигранты. Они приходили туда в тапочках и ветхих халатах, чтобы купить свежий выпуск лондонской «Таймс». Сейчас сложно в это поверить, подумал Беннетт, сворачивая на перепутанные ленты развязок, ведущих к разным терминалам аэропорта мимо пылеотталкивающих пальм и сверкающих современных зданий складов и таможен, построенных еще при мэре, который правил Ниццей во времена ее расцвета.

Беннетт не стал выяснять, куда прибывает рейс из Лондона, — это было видно издалека. Унылый поток пассажиров бросался в глаза: все они отличались каким-то странным серовато-желтым цветом лица и все, а в особенности мужчины, пытались компенсировать недостаток цвета в лице яркостью одежды. В зависимости от социальной принадлежности, их одежды ранжировались от ярчайших панам, рубашек в дикую полоску или двубортных блейзеров с огромным количеством медных пуговиц — для высших слоев общества до мятых джинсов, потертых кроссовок и сумок, заполненных выпивкой из дьюти-фри, — для простого класса. Беннетта особенно поразил высокий худой мужчина в шортах, обнажающих ярко-белые ноги в синих прожилках вен, на которые были натянуты черные носки и поверх надеты сандалии. В толпе прибывших он заметил волосы цвета спелой пшеницы и двинулся к Сюзи, которая изо всех сил махала ему рукой. Сюзи, по-видимому, не стала делать скидку на мелочи вроде пляжа и оделась так, будто собиралась идти на прием в ООН. На ней был туго обтягивающий фигуру черный костюм, туфли на шпильках и строгая сумочка через плечо. Правда, Сюзи пошла навстречу отпускному настроению и закрепила волосы маленькими, стильными черными очками. Они лязгнули, столкнувшись с очками Беннетта, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Беннетт шагнул назад и оценивающе оглядел гостью:

— Ты смотришься просто великолепно! — И это было правдой.

Ее волосы были еще светлее, чем раньше, косметика наложена так, что лицо сияло, а не блестело, тело демонстрировало результаты часов, проведенных в тренажерном зале, — в общем, Сюзи представляла собой более зрелую, опытную и привлекательную версию той хорошенькой хихикающей девочки, которую он знал два года назад.

Она сняла очки и в свою очередь осмотрела его с ног до головы, склонив голову набок:

— Да, тебе определенно идет загар. Приятно видеть тебя, особенно после того, с чем рядом мне пришлось сидеть всю дорогу.

— Случайно не с тем экземпляром в шортах? — Беннетт взял ее под руку, и они двинулись в зал выдачи багажа.

Каблучки Сюзи четко кликали по бетонному полу, отмечая каждый шаг. Она кивнула:

— Он спросил меня, люблю ли я пеший туризм. Ну не придурок ли? Посмотри на меня — я что, выгляжу как пеший турист?

— Ты выглядишь как мечта, нет, скорее как неразвернутая конфета.

— Кретин, я тебя еще не простила, и лесть тебе не поможет. Вот, лови его, вон тот черный чемодан — мой.

Она указала на огромный квадратный ящик размером с паровозную топку. Беннетт, пыхтя, стащил его с ленты конвейера, не переставая удивляться портновским запросам современных женщин:

— У тебя там что, стальные купальники?

— Как смешно! Кстати, о купальниках, хорошо, что ты напомнил, — я как раз ни одного с собой не взяла. Потому что, конечно же, их лучше покупать во Франции. И еще шляпу. Солнце плохо влияет на состояние волос.

Рискуя получить вывих плеча, Беннетт забросил чемодан на тележку.

— А ты не можешь прожить без шляпы еще пару часов? Я думал заскочить в Ниццу пообедать. Там есть одно симпатичное местечко рядом с цветочным рынком.

Сюзи одобрила его «мерседес» и была в восторге от простого рыбного ресторана на дороге Кур-Салея. Она сообщила Беннетту, что сегодня ее протеиновый день, поэтому мидии, устрицы и зажаренная на гриле свежая дорада ей прекрасно подойдут. Она теперь серьезно занялась здоровьем, знает, как важно не смешивать протеины и углеводы. На этом Сюзи закурила очередную сигарету и одним глотком осушила бокал сухого муската. Беннетт, улыбаясь, смотрел, как она ест, пьет, курит и болтает о том, что произошло в ее жизни за последние два года.

С работой все в порядке, ее повысили до уровня помощника Режиссера — «с большой буквы „Р“», отметила она, — и сообразно повысились ее статус и размер оклада. Зато теперь приходится соответствовать: телефон всегда должен быть при ней, одежда — от хороших дизайнеров, но только черного цвета, и обязательные посещения самых престижных тренажерных залов Лондона. Как там? Да ничего, утешает то, что, помимо борьбы за создание скульптурных форм бюста и ягодиц, способных устроить начальников с большой буквы, она и другие несчастные вроде нее могут обмениваться душещипательными историями о подлецах-мужчинах и несправедливости жизни вообще. Да, что касается мужчин, то в этой области новости неутешительные. Сюзи позволила Беннетту подлить себе еще вина и сочувственно потрепать по руке.

— А в чем проблема, Сюзи? Что, все сто́ящие уже женаты?

— Хуже, — сказала она драматическим шепотом, наморщив лобик. — Они уже разведены и в себя не могут прийти от жалости к себе. Ты не поверишь, сколько раз мне пришлось провести четыре часа за ужином в компании придурков, которые пересказывали мне ужасы своей семейной жизни. А уж их бывшие жены, выходит, просто демоны во плоти! И после этого они смеют как ни в чем не бывало запрыгивать на тебя! Животные, просто животные, вот что я тебе скажу.

— Но это просто ужасно, — сказал Беннетт, пытаясь отвести взгляд от обтянутого шелком бедра Сюзи, которое приоткрылось, когда она откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу. — Но не надо расстраиваться. Век джентльменов и рыцарей еще не совсем прошел. Допивай свое вино, и потом пойдем и купим тебе самую прелестную шляпку во всей Ницце.

Сюзи взглянула на него поверх бокала:

— Я так и не спросила тебя. Ты-то сам, случайно, не женился?

— Я?

— Глупый вопрос. — Она широко улыбнулась. — Такая дура еще не родилась.

Держась за руки, они прошли по залитым солнцем пешеходным улицам, расположенным за знаменитым приморским бульваром Променад-дез-Англе. Там располагались торговые кварталы, подстерегающие туристов, чьи мысли и кошельки были расслаблены хорошим обедом и готовы на траты. Обычно Беннетт не выносил даже мысли о том, чтобы провести больше получаса в магазине, но сегодня он решил сделать исключение. Он безропотно следовал за Сюзи в бутики Сен-Лоран, Армани, «Кашарель», а затем опять в Сен-Лоран. Он держал ее сумочку, пока она примеряла купальники в крошечных примерочных кабинках, он работал критиком, стилистом и переводчиком, когда она выходила из кабинки в очередном шедевре портновского искусства и продавщицы встречали ее бессовестной лестью.

— Mais с’est génial, — в экстазе объявила одна из них, когда Сюзи вышла из кабинки в прозрачном сарафане микроскопического размера, сшитом, казалось, из трех носовых платков. — Moi, j’adore çа. C’est très, très cool.

Сюзи повернулась к Беннетту:

— А ты что скажешь?

Беннетт в растерянности поморгал.

— А где же платье? — спросил он.

— Так и знала, что тебе понравится.

Через два часа, навьюченные трофеями, они погрузились в «мерседес». Сюзи сказала, что устала от магазинов, поэтому больше никуда заезжать они не стали. Беннетт откинул кожаный верх, и они медленно поехали через заторы прочь из Ниццы, любуясь вечерним солнцем и наслаждаясь прохладой морского бриза, доносившегося со стороны Средиземного моря. Беннетт предложил поужинать на террасе у себя в квартире. Сюзи лениво одобрила эту идею: все равно она не сможет выходить в свет в Монако, пока как следует не загорит — вокруг полно этих тупых поджаренных блондинок, она должна хоть немного догнать их по цвету. Беннетт неторопливо вел машину вокруг Плас-дю-Казино и думал о том, как хорошо все сложилось. Ведь часто бывает, что старые обиды не забываются, а воспоминания лучше даже не ворошить. Но в случае с Сюзи, похоже, особых эксцессов можно не опасаться.

Беннетт открыл дверь квартиры и с трудом затащил в прихожую пакеты и чемодан.

— Располагайся, — сказал он, — это моя скромная обитель. Местечко небольшое, но, по крайней мере, это мой дом. — Он отодвинул дверь, ведущую на террасу. — Вид неплохой, правда?

Сюзи посмотрела на запад, на море и на солнце, которое уже готово было нырнуть под воду.

— Великолепный вид, — сказала она и, обернувшись, улыбнулась ему вполне дружески. — Что ж, надо сказать, ты значительно вырос с тех пор, как мы не виделись. Это что же, все твое?

— Что-то типа этого. Ну, по крайней мере в течение шести месяцев. Это долгая история. Если хочешь, я расскажу тебе за ужином.

Они спустились на нижний уровень, где Сюзи сразу же объявила, что совершенно влюбилась в огромную ванную с такими мягкими, пушистыми полотенцами и обилием стеклянных бутылочек с муссами, гелями, солями, пенками и прочими совершенно необходимыми вещами, которые требуются современной женщине, чтобы себя таковой почувствовать. Зеркальные стены отражали ее хорошенькую мордашку и ладную фигурку в трех разных проекциях, а когда Беннетт указал на колонки, встроенные по четырем углам комнаты, Сюзи пришла в абсолютный восторг.

— Боже, это просто чудеса какие-то, — сказала она. — Думаю, самое время мне принять музыкальную ванну. Знаешь, милый, может быть, ты пока пойдешь на кухню и займешься там настоящими мужскими вещами?

Беннетт надеялся заняться настоящими мужскими вещами в ванной, но решил не торопить события и выбросил мысли о гигиеническом слиянии под классическую музыку из головы. Зачем спешить? У него и так полно времени. Нет, лучше он сыграет роль идеального хозяина, терпеливого, заботливого, живущего только ее интересами.

— Я займусь музыкой, — сказал он, — и подам шампанское через пять минут. Ты как, пьешь шампанское?

Вопрос был чисто риторическим, и Сюзи не соизволила на него ответить. Она послала ему воздушный поцелуй и наклонилась, чтобы открыть краны. Бросив последний взгляд на стройные ноги и аппетитную круглую попку, Беннетт поднялся, поставил симфонию Брамса и уже направился за шампанским, как вдруг остановился, услышав резкий звонок в дверь.

В круглом дверном глазке виднелось смуглое, почти коричневое лицо над смятым воротничком рубашки и съехавший набок галстук. Глаза мужчины бегали из стороны в сторону. Беннетт открыл дверь. Он не успел ничего сказать, как мужчина бросил ему прямо в руки небольшой, но увесистый кейс.

— C’est pour monsieur Рое, d’accord? — Он повернулся, бегом пересек холл и стал нетерпеливо бить ладонью по кнопке лифта. Беннетт в недоумении замер на пороге, сжимая в руках кейс. Даже издалека он почувствовал запах пота незнакомца. И запах его страха. Похоже, доставлять посылки для Джулиана По было весьма нервным делом.

Беннетт передернул плечами и закрыл дверь. Он осмотрел кейс — обычный дипломат в алюминиевом корпусе, под ручкой — небольшой замок с комбинацией цифр. Может быть, просто люди По передали шефу его карманные расходы на выходные? Беннетт все же попытался поднять металлические застежки, чтобы открыть кейс, но они были заперты. Ну что же, это в любом случае не его дело. Он положил дипломат на столик в прихожей, поскольку не собирался приглашать в дом Симо, когда тот приедет забирать груз, и вернулся на кухню. В раковине уже накопилась масса грязной посуды, в основном бокалы. Когда это он успел столько выпить? Ладно, на следующей неделе ему придется все-таки нанять домработницу. Богатые мужчины сами посуду не моют.

Сидя в запыленном «фиате» на парковке напротив, два итальянца нервничали все больше и больше. Им не удалось припарковаться рядом с домом, а каждый раз, когда они пытались устроиться сбоку от машин, включив аварийку, к ним немедленно подходил очередной сопливый мальчишка-полицейский и прогонял их с места. Приходилось делать еще один круг вокруг дома. Наверное, поэтому они его и пропустили. Просто чудо, что они увидели его уже на выходе. Он нервно огляделся вокруг, повернулся и почти бегом направился в сторону подземной парковки на другой стороне Плас-дю-Казино.

Водитель изо всех сил нажал на тормоза:

— Merda! Смотри, вот он!

Его пассажир был намного моложе и крупнее водителя, его плечи начинались от уровня ушей. Он быстро открыл свою дверцу.

— Я его сейчас достану. Не проблема.

Водитель покачал головой:

— Да нет, какой смысл? Он уже сбросил груз.

— Merda.

— Придется доставать груз из квартиры.

— Merda.

Беннетт превзошел сам себя. Он нашел небольшой серебряный поднос, поставил на него маленькую вазу в форме бутона и воткнул в нее алую розу, взятую из букета, заготовленного для атаки на Сюзи, которую он готовился предпринять за ужином. Он поставил бокал с шампанским рядом с вазой, осторожно спустился по винтовой лестнице и постучал в дверь ванной.

— Обслуживание номеров. Ваш заказ готов, мадам.

Из глубины душистого облака, поднимающегося от ванны, донесся восторженный визг. Сюзи возлежала в мыльной воде, до плеч укутанная ароматной пеной. Она вытащила из уютных глубин одну руку, чтобы принять бокал.

— Какой ты милый, — сказала она. — Спасибо, это просто чудесно.

— Наша цель доставить вам удовольствие, мадам. — Беннетт поставил бокал на бортик ванны и критически посмотрел на Сюзи сверху вниз. — Дорогая, мне почему-то кажется, что ты неправильно намылилась. Здесь, как я вижу, требуется моя помощь.

— Беннетт, вообще-то, ты действительно можешь мне помочь, если, конечно, захочешь. — Она подняла брови. — Обещаешь?

— Все что угодно.

— Я забыла купить сигареты в Хитроу и думала, может быть, ты будешь ангелом и купишь мне пару пачек? Обещаю, что буду ждать тебя частично одетой. — Она втянула щеки и отчаянно захлопала ресницами. — Может быть, я даже дам тебе чаевые.

Беннетт улыбнулся, зачерпнул горсть крепко взбитой пены и водрузил ей на голову.

— Хорошо, я ухожу, — сказал он мужественным голосом, — но я вернусь.

Плас-дю-Казино была забита толпами гуляющих, и Беннетту пришлось отправиться в «Кафе де Пари», где, похоже, проходил конгресс бизнесменов, по крайней мере, их там собралось не меньше сотни, все в темных костюмах и с именными ярлыками на лацканах. На террасе все места были заняты, около маленького киоска, где продавались открытки, путеводители и сигареты, собралась небольшая толпа, ожидая, пока девушка-продавщица договорит по телефону. Беннетт решил пойти в бар.

Он занял место рядом с одним из конгрессменов, на бедже которого красовалась надпись: «Привет! Меня зовут Рик Хофман», и заказал рюмку виски. Он расплатился купюрой в сто франков, а Хофман покачал головой.

— Вы не поверите! — проворчал он. — С меня только что взяли шесть баксов за пиво. И они надеются, что я им дам еще и чаевые. А за что, спрашивается? Говорят со мной как с умственно отсталым, слова сквозь зубы цедят. Вот кукиш им. — Он опять покачал головой и взглянул на Беннетта более пристально. — А вы что, не из «Международных символов»?

Беннетт поблагодарил за это свою счастливую звезду и пробормотал:

— Боюсь, что нет. Я здесь живу.

Лицо Хофмана просветлело.

— Вы местный? Скажите мне, — он наклонился к самому лицу Беннетта, — где тут движуха?

— Вы имеете в виду казино? Да вот оно, напротив, через дорогу.

— Да нет, движуха. Ну, девочки…

— А, тогда вам лучше обратиться к портье в отеле. — Беннетт счел необходимым добавить: — Это будет недешево.

Хофман кивнул и придвинулся еще ближе.

— А эти французские цыпочки, они что… — Он замолчал и глотнул пива.

Беннетт приготовился услышать вопрос интимного свойства о какой-нибудь эротической фантазии Хофмана, идущей корнями в глубокое детство.

— Что цыпочки?

— Они принимают «Американ экспресс»? У меня золотая карта.

Лицо Беннетта приняло серьезное выражение. Он нагнулся к уху Хофмана:

— Вы не поверите, что эти девочки вытворяют с картами «Американ экспресс». Особенно золотыми. — Он допил виски и поднялся. — Ну что ж, мне пора, желаю удачи.

Он купил целый блок сигарет в киоске и направился к дому через площадь, надеясь, что поиски райского наслаждения по кредитной карте принесут Хофману желаемые результаты. С приятным чувством он подумал и о собственном наслаждении, ожидающем его после ужина. Да, приятно снова оказаться в женском обществе. Если неделя пройдет успешно, вероятно, Сюзи сможет выбраться сюда опять, попозже. Тогда он повезет ее в Канны и в Сен-Тропе. В лифте он продолжал строить радужные планы. Назавтра надо организовать ей настоящий, серьезный французский воскресный обед. Он улыбнулся. Все устроилось как нельзя более удачно.

Вместо Брамса квартиру наполняли звуки джаза — видимо, Сюзи поставила компакт-диск, который купила в Ницце. Сама она выплыла из гостиной, чтобы поприветствовать Беннетта, покачивая бедрами и салютуя ему бокалом с шампанским.

— Buona sera, signore. — Она захихикала и, встав на цыпочки, сделала пируэт. — Ну как, оно тебе все так же нравится?

Крошечные обрывки тюля выглядели еще более прозрачными и вызывающими, чем в магазине, и Беннетту пришлось сделать над собой усилие, чтобы его голос звучал равнодушно:

— Я рад, что ты выбрала такой консервативный наряд, Сюзи. Это очень благоразумно с твоей стороны. Твоя мама бы одобрила этот выбор, не сомневаюсь.

Сюзи надула губки.

— Ну, знаешь, это так по-английски. Ты бы видел этих итальянцев — вот уж они своих чувств не скрывали, и пальцы целовали, и глазами вращали, а уж орали «Bellissima!» так громко, что комната ходуном ходила. Усилий немного, а девушке приятно.

Беннетт нахмурился:

— О чем это ты? Что еще за итальянцы?

— Эй, ну-ка перестань хмуриться, а то я подумаю, что ты ревнуешь. Ну, в дверь позвонили, я подумала, что ты забыл ключ, открыла, а они там. Они просто пришли забрать тот маленький чемоданчик, что стоял в прихожей. И они были действительно очень милы. Кстати, и ты мог бы поучиться у них хорошим манерам. Да не только ты, все англичане! Только итальянцы могут произнести «Ciao, bella!» и при этом не выглядеть полными идиотами.

— Да подожди ты хоть минуту, Сюзи, не тарахти так. Симо должен был прийти забрать кейс. Он не говорил мне про двух оборванных итальянцев.

— Да они не были оборванными. Очень милы, просто очаровательны. А кто это, Симо?

Беннетт почувствовал, как внутри его что-то сжалось от нехорошего предчувствия.

— Это кое-кто, и мне надо срочно ему позвонить.

Но Симо не подошел к телефону. Он был на пути в Монако. Месье желает узнать номер его мобильного телефона? Беннетт положил трубку на рычаг.

— Вот черт!

— Да что случилось?

— Кажется, мы конкретно вляпались.