3

Первым впечатлением, сложившимся у Беннетта, было то, что хозяин будто сошел со страниц глянцевого журнала, посвященного самым успешным людям современности. Джулиан По в прямом смысле слова сверкал с ног до головы — от идеально подстриженных седеющих волос до носков темно-коричневых туфель, излучающих то глубокое, навеки впитавшееся в кожу сияние, которое достигается только годами упорной полировки. Черный кашемировый кардиган был небрежно наброшен на плечи; рубашка из тяжелого шелка цвета топленых сливок и бежевые габардиновые брюки дополняли ансамбль. Про себя Беннетт порадовался, что тщательно продумал собственный костюм, и дал себе мысленное обещание отправиться к портному, как только у него опять появятся деньги.

— Я вижу, Симо уже дал вам бокал. Интересно, а для меня у него еще осталось шампанское? — По оглянулся на японца, который уже скользил к нему по паркетному полу. — А, прекрасно! — Он взял бокал и отдал телефон Симо. — За ваше здоровье, мистер Беннетт.

Беннетт приподнял свой бокал, наблюдая, как По делает первый, нерешительный глоток. Он гадал, сколько По лет. На вид не больше пятидесяти, хотя и для этого возраста он прекрасно сохранился: на загорелом лице ни морщинки, тело мускулистое, подтянутое, живот плоский.

— Ах, так гораздо лучше. — По улыбнулся Беннетту. — Если я начинаю пить до обеда, то к вечеру засыпаю, а если нет, так к шести вечера я уже места себе не нахожу. Как вы доехали, без приключений?

Беннетт покачал головой:

— Должен сказать, я в полном восторге от вашей усадьбы. Я прилично знаю Люберон, но никогда ничего подобного здесь не встречал.

— А здесь ничего подобного и нет. Я пять лет потратил, чтобы разыскать это место, а потом еще столько же, чтобы придать ему нужную форму. — Он повернулся к окну. — Давайте-ка выйдем на воздух, погреемся на солнышке, пока оно не зашло.

Он вынул из кармана маленькую пластинку, размером с кредитную карту, и направил в сторону окна. Стеклянная панель медленно отъехала в сторону. Мужчины прошли на террасу и спустились к загону.

— По дороге сюда, — сказал Беннетт, — я думал, а как вы решаете сугубо практические вопросы — ну, электричество или свежие батоны… Вы ведь находитесь довольно далеко от ближайшего супермаркета, верно?

— О, справляемся кое-как, — сказал По. — В сарае установлены два генератора, у меня с десяток слуг, и раз в неделю мы затовариваемся в Ницце. Это сорок пять минут отсюда. Вот, посмотрите туда, на ту кипарисовую рощу. Вон там, видите?

Беннетт проследил взглядом за указующей рукой и увидел вертолет, притаившийся за завесой деревьев, как огромный темно-зеленый кузнечик. Он уже начал было вежливый разговор о вертолетах, но приближающийся топот копыт заставил их обоих повернуть головы. Из-за деревьев по ту сторону загона показались две лошади, грациозно несущие своих седоков. Всадники быстрым галопом поднялись вверх по холму. Беннетт услышал девичий смех, затем резкий окрик, и через минуту лошади были уже рядом с ними.

Девушка легко и изящно соскользнула с седла. Ее спутник, коренастый мужчина с лицом цыгана, притронулся к козырьку кепи, взял обеих лошадей под уздцы и повел их к конюшням, расположенным рядом с загоном.

Улыбка По расползлась до ушей, и Беннетт его мысленно поддержал. Девушка была ростом под метр девяносто, вьющиеся каштановые волосы рассыпались по плечам, полные, нежные губы улыбались, а легкий румянец подчеркивал идеально вылепленные высокие скулы. Обтягивающие кожаные бриджи ясно показывали, что проблем с весом у нее нет, а когда она побежала им навстречу, Беннетт с восторгом отметил, что девушка к тому же еще и не признает бюстгальтеры. Он был уверен, что где-то видел ее лицо, но совершенно не мог вспомнить где.

— Salut, chéri. — Она подставила По обе щеки для поцелуя и обратила на Беннетта взгляд зеленовато-кошачьих глаз под приподнятыми бровями.

— Шу-Шу, это мистер Беннетт. Он живет в Сен-Мартине.

Шу-Шу протянула затянутую в перчатку руку. Хотя Беннетт и предпочел бы скулы, он склонился над ее рукой, гадая, кто она такая. Дочь По или еще одно безупречное дополнение к усадьбе?

— Enchanté.

По обнял девушку за талию, и его рука задержалась на ее бедре. Это скорее собственнический, а не отцовский жест, подумал Беннетт и с сожалением отказался от своей теории отцов и дочерей.

— Становится прохладно, — сказал По. — Пойдемте в дом, поболтаем.

Шу-Шу, извинившись, поднялась наверх принять ванну и переодеться, а мужчины устроились около камина. Вездесущий Симо снова наполнил их бокалы и растворился в воздухе. Беннетт с иронией заметил, что оба они невольно приняли позу под названием «богатый хозяин — бедный проситель»: По расслабленно откинулся на спинку кресла, а Беннетт всем телом наклонился вперед.

— Меня заинтриговала одна фраза в вашем объявлении, — сказал По. — Помните? Рассматриваю все предложения, кроме женитьбы. А вы не выглядите как человек, покрытый шрамами матримониальных отношений. — Он склонил голову набок и еще раз изучающим взглядом окинул Беннетта. — Или они уже зажили?

Беннетт пожал плечами:

— Нет, я никогда и не пытался. Мне было вполне достаточно опыта моих родителей.

Смущенно улыбаясь, подбадриваемый сочувствующими кивками По, Беннетт углубился в историю отношений своей семьи. Его мать была итальянкой с неплохим, но слабым сопрано и амбициями примадонны; отец же был одним из тех эксцентриков, которыми так богата английская земля — полуписатель, полуизобретатель, неудачник, рожденный не в свое время. Его никогда не было дома: то он путешествовал на велосипеде по Гималаям, то изучал флору в Андах, то жил с кочевниками в Гиндукуше. Его привлекали удаленные от цивилизации, пустынные места, и он очень редко возвращался в Лондон. Но во время одного такого кратковременного визита он познакомился с матерью Беннетта, у которой была тогда небольшая роль в оперном театре «Ковент-Гарден». Страсть, которую они приняли за любовь, привела их к алтарю. В результате появился маленький Беннетт, однако домашняя жизнь не привлекала ни одного из его непутевых родителей. Младенца отдали на воспитание дальнему родственнику из Дорсета, а затем отправили в школу-интернат. Отец в очередной раз исчез, прижимая к груди рюкзак и разговорник банту, а мать сбежала в Милан с молодым тенором, чьи мускулистые ноги не на шутку тронули ее сердце. Беннетт вырос в компании таких же, как и он, брошенных детей, сирот при живых родителях.

Тут Беннетт остановился, чтобы передохнуть и глотнуть шампанского. По сочувственно кивнул.

— Да, — сказал он. — Могу себе представить, что у вас сложилось предубеждение против радостей семейной жизни. А теперь вы видитесь со своими родителями?

Беннетт усмехнулся и отрицательно покачал головой. Встреть он сейчас свою мать на улице, он не узнал бы ее. Отца он видел последний раз, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Отец тогда вызвал его пообедать в свой лондонский клуб, чтобы обсудить будущее сына. Он прекрасно помнил эту встречу — еда была совершенно безвкусной, а вино подали изумительное, помнил лицо отца, изможденное, изрезанное морщинами, его безумные глаза, привыкшие созерцать далекие пейзажи и высматривать воду в пустынях и поэтому неспособные сосредоточиться на лице собеседника. За кофе отец высказал Беннетту свои пожелания на будущее: «Мне, собственно, безразлично, чем ты будешь заниматься, сын. Только не становись балетным танцором!» Этот перл мудрости сопровождался чеком на тысячу фунтов и бокалом портвейна. Больше Беннетт не встречал своего отца, правда, однажды получил из Кашмира поздравительную открытку с совершеннолетием. Ему тогда исполнилось двадцать четыре года.

По засмеялся.

— Простите меня, — сказал он. — Не хочу задеть ваши чувства, но согласитесь, это довольно забавный эпизод. — Он посмотрел на часы. — Надеюсь, вы не откажетесь поужинать с нами. Я бы с удовольствием послушал еще, а у нас как раз сегодня на ужин остатки зимнего меню. Кстати, один из наиболее приятных аспектов семейной жизни. Да вы и сами убедитесь в этом.

Беннетт с радостью согласился. Похоже, первый экзамен сдан, а сам он чувствовал растущее расположение к По, как это часто случается по отношению к людям, которые умеют слушать. Он допил шампанское и попытался представить себе, во что оденется к ужину Шу-Шу. Может быть, наденет маленькое платье décolleté? Да, похоже, жизнь налаживалась.

— Если хотите помыть перед ужином руки, прошу сюда, прямо и направо, в холле.

К этому времени Беннетт мог работать экспертом по части любой сантехники, поэтому воспользовался возможностью посетить туалет, не преследуя задач профессионального характера. Ванная комната напоминала скорее миниатюрную фотогалерею, обустроенную унитазом и биде. Стены были покрыты памятными фотографиями из жизни хозяина — По на лыжах, на яхте, с ружьем над убитыми животными разных мастей и размеров, видимо в Африке, а вот он же рядом с исполинской рыбой, подвешенной за хвост. На снимках присутствовали спутники По — мужчины, все как один загорелые, улыбающиеся в том вечном свете солнца, который освещает жизнь богатых и привилегированных. Интересно, чем он расплачивается за все это? — подумал Беннетт и, вытерев руки о полотенце с монограммой, вернулся в гостиную.

По опять беседовал по телефону, и Беннетт решил было получше рассмотреть картины, но тут в комнату вошла Шу-Шу, шурша платьем и двигаясь с грацией модели. Платье было прилично коротким, ноги — длинными, каблуки — высокими. Беннетт инстинктивно поправил галстук.

Шу-Шу улыбнулась:

— Джулиан всегда занят, когда мне требуется его помощь. Может быть, вы поможете? — Она протянула Беннетту тяжелую золотую цепь. — Ее так трудно застегнуть. — Девушка повернулась к нему спиной и грациозным движением убрала волосы с шеи наверх. Беннетт встал на цыпочки и вдохнул аромат ее духов, тяжелый, сладкий и дорогой, поднимающийся от теплой кожи. Руки его слегка задрожали.

— Извините, — сказал он. — У меня не так много опыта по надеванию цепочек и колье. Вот если вам понадобится помощь с галстуками, милости прошу. В них я дока. Ну все, готово. — Он отступил назад, завеса волос опустилась на место, а его пульс вернулся к норме.

— Спасибо, — поблагодарила Шу-Шу. — Как вы ловко управились. Джулиан обычно копается гораздо дольше.

И я его прекрасно понимаю! — подумал Беннетт.

— Скажите мне, — произнес он вслух. — Я знаю, что раньше мы не встречались, но совершенно уверен, что мне знакомо ваше лицо. Может быть, вы работаете моделью?

Она передернула плечами:

— Раньше работала, но Джулиан…

— Пожалуйста, о Джулиане только хорошее! — По закончил разговор и с легкой улыбкой наблюдал за ними. — Мистер Беннетт, простите мои бесконечные телефонные звонки. Эти люди с Уолл-стрит не имеют никакого представления о европейском времени. Мне часто кажется, что они специально ждут, пока я не сяду обедать. Ну что, все готовы? Я просто умираю от голода.

Шу-Шу пошла вперед, покачивая бедрами. Беннетт шел позади, тщетно пытаясь отвести глаза от ее соблазнительных округлостей и впечатляющих длинных ног. Наблюдать за хорошенькими женщинами — одна из немногих привилегий мужчины, подумал он. Шу-Шу пришлось наклонить голову, чтобы пройти сквозь низкую дверь в следующую комнату меньшего размера со сводчатым потолком, освещенную свечами. Симо провел их к своим местам за столом и кивнул молоденькой служанке, стоящей в углу. По расправил свою салфетку и засунул ее за воротник рубашки, и Беннетт, вспомнив уничижительные замечания Жоржет об англичанах и салфетках, последовал его примеру.

По потер руки:

— Надо сказать, мистер Беннетт, вам повезло. У нас сегодня последние трюфели этого сезона. Трюфели — моя слабость. Но я уверен, что вы знаете о них все.

— Немного. Их стоимость чуть выше того бюджета, который я сейчас могу себе позволить потратить на еду.

По понимающе кивнул:

— Да, ужасно. В этом сезоне они стоили четыре тысячи франков за килограмм. Моим американским друзьям сложно такое представить — четыреста долларов за фунт. И это еще по «дружеской» цене, которую мне выставляет этот жулик из Карпентра. В Париже цена, конечно, удваивается. Вообще, весь трюфельный бизнес буквально кишит проходимцами. Удивительно. А, спасибо, Симо. — По поднял бокал, оценил цвет вина на свет, поднес к носу и глубоко вдохнул. Беннетт подумал, что По, наверное, из тех людей, которые и дома могут отослать назад в погреб вино, если оно не оправдает их ожиданий.

— Ну-с, мистер Беннетт? На каком месте мы остановились? Помнится, вам не очень понравилась идея стать балетным танцором или это она вашему отцу не понравилась? Надеюсь, вы смогли пережить это разочарование. И что же случилось дальше?

А дальше была череда случайных работ, переезды из страны в страну. Он без особого удовольствия преподавал английский в небольшой частной школе в Коннектикуте, затем попробовал свои силы в рекламном агентстве в Нью-Йорке, потом перебрался в Лондон и там начал работать в компании по производству рекламных и телероликов. Эта работа пришлась ему по душе, и он так хорошо проявил себя, что его послали в Париж возглавить французское отделение. Во Франции он наладил работу местного отделения компании, приобрел в нем акции, в общем, процветал.

По поднял руку:

— Пока достаточно. Оставим вас процветать в Париже, а нам надо немедленно разделаться вот с ними. Нельзя дать им остыть.

Девушка-служанка поставила перед ними большие белые тарелки. На каждой, нелепо контрастируя с элегантностью белого фарфора, лежала свернутая калачиком фольга размером немного меньше теннисного мяча.

— Презентация не столь элегантна, как в ресторане, — сказал По, — зато гораздо более практична. Внутри находится единственный трюфель и кусочек паштета из гусиной печенки. Когда трюфель разогревают, паштет начинает таять и обволакивает его своим жиром. — Он развернул фольгу и склонил голову, одобрительно вдыхая аромат. — М-м-м-м. Убедитесь сами.

Беннетт последовал его примеру и втянул сложный запах приготовленного трюфеля, маленьким облачком поднявшийся над развернутой упаковкой. Черная, комковатая масса трюфеля блестела от жира, уродливая, восхитительная, невообразимо дорогая. Беннетт прикинул — его трюфель потянет на четверть фунта, а то и больше: вот так, сто долларов, и то по сходной цене.

— Прекрасно, не правда ли? — пробормотал По. — А теперь посыпьте его вот этим. — Он указал на небольшую серебряную вазочку, стоящую перед Беннеттом. — Это fleur de sel, мне ее привозят из Геранда. Ее собирают каждое лето. Лучшая соль во всей Франции, уж поверьте.

Беннетт щедро посыпал свой трюфель грубой серо-белой солью, отрезал кусочек и с наслаждением впился в него зубами. Раньше ему приходилось пробовать трюфели, но он никогда не видел такие большие, сочные и хорошо приготовленные экземпляры. Вкус был изумительный, и он заметил, что Шу-Шу атаковала свой трюфель с таким видом, будто ее неделю не кормили, и даже собрала остатки паштета хлебной корочкой.

Беннетт и По разделались с едой одновременно, и оба сделали по глотку вина.

По вытер рот салфеткой и откинулся на спинку стула.

— Итак? Вы процветали?

Да, какое-то время процветал. Но после того как первый капитал был заработан и будущее более или менее определено, Беннетт начал страдать профессиональным заболеванием бизнесмена. Он стал беспокойным и раздражительным, его начала бесить необходимость постоянно облизывать клиентов, он не мог заставить себя поддакивать их недалекому мнению о роликах и о том, каким образом должен протекать его творческий процесс, тошнило от бесконечных обедов с нужными людьми и перспективными клиентами, от неизбежных заискиваний перед моделями и режиссерами. Ему казалось, что он превратился в профессиональную высокооплачиваемую няньку в психбольнице. И вот в один апрельский день он понял: ему не пережить еще одно такое лето в Париже. И уволился. Продал свои акции, продал квартиру и отправился на юг. Там, в баре на пристани в Антибах, он и повстречал Эдварда Бринфорд-Смита, не самого лучшего из выпускников Итона.

При упоминании об Итоне По улыбнулся:

— Я и сам там учился, думаю, немного раньше, чем ваш друг. Хотя сейчас развелось столько двойных фамилий, и не запомнишь их все. Впрочем, продолжайте, прошу вас.

Бринфорд-Смит любил называть себя человеком, живущим на пособие. Он действительно жил на деньги, которые ему время от времени приходили из семейного траста, но не брезговал и сомнительными сделками с недвижимостью, и работой наемного капитана яхт. Он был невысокого роста, брызжущий энергией, с привлекательным лицом и с виду очень открытый, прямо рубаха-парень, вот качества, которые сразу же бросались в глаза. Его талант выискивать недотеп с деньгами и способность врать без запинки с ясными глазами был не столь очевиден, и Беннетт тут же попался на удочку. Однажды вечером за стаканом рома Бринфорд-Смит описал Беннетту план, который должен был обеспечить им безбедное существование на всю оставшуюся жизнь. Лето они могли бы проводить на Лазурном Берегу, а зиму — на Карибских островах. Все, чего им не хватало, — это яхты.

Беннетту идея понравилась — он вообще любил море во всех его проявлениях: плавать, наблюдать, слушать шум прибоя. Но он ненавидел яхты. Там он чувствовал себя в западне. Ему не нравилось, что они такие маленькие, что тут невозможно уединиться, что с них нельзя сойти на ближайшей остановке. Однако больше всего его пугала трансформация личности шкипера — буквально за считаные часы, как только земля исчезала за горизонтом, любой из них из тихого, нормального парня превращался в разнузданного, брызгающего слюной параноика, этакого современного капитана Флинта. Но Бринфорд-Смит развеял его сомнения: «Десять месяцев в году яхту можно сдавать, старик, доход абсолютно гарантирован». Беннетт признал, что идея в коммерческом смысле безупречна. И вот он выложил практически все свои денежки за яхту и договорился с Эдди, что встретится с ним позже на Барбадосе, куда прилетит на самолете. А потом Эдди Бринфорд-Смит исчез.

Лоб По пошел морщинами то ли из сочувствия к Беннетту, то ли из-за неодобрения его доверчивости при ведении денежных дел.

— А что, вы даже не заключили с ним никакого соглашения?

— Что вы, был составлен контракт длиной в целый том, да только что с этого толку? Контракты составляются для людей, уважающих закон. Их сложно использовать, если твой партнер сбегает со всеми деньгами, а ты даже не знаешь, где его искать.

Шу-Шу внимательно слушала, теребя золотую цепь, которая обнимала ее лебединую шейку.

— Может быть, вам стоит туда поехать? Не думаю, что так легко спрятать большую яхту.

— К сожалению, в Карибском море можно спрятать не только яхту, но даже небольшую флотилию. Кроме того, буду с вами откровенен — я на мели.

— На мели? — не поняла Шу-Шу. — Как это — на мели?

— Fauché, моя дорогая, — сказал По. — Без денег. Ну что же, мистер Беннетт, посмотрим, чем вам можно помочь. По крайней мере, голодным отсюда вы не уйдете.

Подали следующее блюдо — густое темное рагу из говядины, приготовленное с вином, беконом, луком, морковью, травами и оливками, дымящееся и ароматное.

— Это любимое зимнее блюдо моей поварихи, — сказал По. — Четырехдневное daube. Мясо стояло под маринадом все выходные. Правда, эта негодница крадет мое лучшее вино и пускает его на маринад — не знаю, что с ней и делать! Впрочем, попробуйте. Мясо ужасно вкусное.

Беннетт попробовал нежное, пряное мясо и подумал, что некоторые англичане почему-то употребляют для выражения похвалы слова, совсем для этого не предназначенные, — ужасно хорошенькая, например, или ужасно умный. Он спросил об этом По. Тот, прежде чем ответить, сделал в задумчивости глоток вина.

— Да, интересный вопрос. Лондонский кокни так никогда не скажет, а йоркширский фермер и подавно. Наверное, Бернард Шоу мог бы на это ответить, а я — увы! Возможно, англичане среднего класса боятся показаться слишком увлеченными чем-то и потому смешными? Может быть, в этом дело? — Он улыбнулся. — Но мясо действительно ужасно вкусное, вы не находите?

Беннетт в полной мере наслаждался вечером. По был очень приятным собеседником и, казалось, тоже чувствовал к Беннетту искреннее расположение. Правда, кроме того, что он сам учился в Итоне, По ничего не раскрыл из своей прошлой жизни и ничего не рассказал о сфере своей деятельности. Беннетт был уже готов перевести разговор на перспективы собственного будущего, когда Симо неслышно появился в дверях, подошел к стулу По и что-то прошептал ему на ухо. По нахмурился, затем кивнул и поднялся из-за стола:

— Простите. Меня опять требуют к телефону.

Беннетт остался в столовой в обществе Шу-Шу. Она только что расправилась с порцией daube, способной насытить и дровосека после дня непрерывной работы, и теперь осматривала стол голодными глазами. Он уже раньше встречал таких девушек во Франции — изящных красавиц с тонкой талией и с аппетитом целой стаи саранчи. Наверное, это галльские гены виноваты. Он решил продолжить начатый ранее разговор:

— Вы говорили, что работали в модельном бизнесе.

— О да, я была лицом «Этуаля». Знаете? Это такая большая компания по производству косметики. Они покупают твое лицо на три года, на эксклюзивной основе, конечно. Платят тебе une grosse fortune, так что потом можно купить себе лошадиную ферму и больше не работать. — Она улыбнулась. — Только у меня вышло не так.

— А как?

Шу-Шу вынула сигарету из серебряной коробочки и зажгла ее до того, как Беннетт успел проявить галантность и поднести ей свечу. Она выдохнула дым в сторону сводчатого потолка.

— Я встретила Джулиана, когда моему контракту исполнилось шесть месяцев. Ему не понравилось, что я работаю.

— И что?

— А то, что он встретился с директорами «Этуаль». Et puis voilà.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Он купил мой контракт.

Беннетт прикинул, что состояние По, должно быть, еще на несколько миллионов больше, чем он думал. Из собственного опыта он знал, что топ-модели с эксклюзивными контрактами зарабатывают в год кругленькие суммы с семью нулями.

— Кажется, он всегда получает, что хочет.

Шу-Шу без тени улыбки кивнула:

— Всегда.

Девушка-служанка убрала со стола, и к тому времени, как По вернулся в столовую, Беннетт уже покончил со свежим козьим сыром и грушами и с увлечением слушал рассказы Шу-Шу о ее бывших коллегах по модельному бизнесу. Выходило, что большинство из них находились в наркотической зависимости: некоторые от героина, а оставшиеся от своих парикмахеров и дерматологов.

По несколько секунд постоял, прислушиваясь к их разговору, затем посмотрел на часы:

— Дорогая, мне ужасно не хочется прерывать твой увлекательный рассказ о грешниках мира сего, но нам с мистером Беннеттом надо поговорить. — Он улыбнулся ей и провел кончиками пальцев по ее щеке. — Увидимся позже, договорились? — Он повернулся к Беннетту: — Пойдемте, нам будет удобнее в гостиной.

Беннетт встал, пропуская Шу-Шу к выходу.

— Передайте привет вашему дерматологу. Как его зовут? Случайно, не месье По?

Она хихикнула:

— Спокойной ночи, мистер Беннетт. Надеюсь, мы еще увидимся.

По слегка поморщился от каламбура Беннетта и повел своего гостя по коридору обратно. В гостиной он помедлил у стоящего рядом с диваном столика:

— Кофе? Коньяк? Угощайтесь и, будьте любезны, сделайте мне то же, что и себе.

Пока Беннетт наливал кофе и разбирал пузатые бутыли коньяка, спрашивая себя, а есть ли на свете какое-нибудь дело, которое этот хозяин делает своими руками, По пересек комнату и вернулся, держа в руках большую коробку сигар.

— Курить будете? — спросил он. — Рекомендую. Это «Коиба» — любимые сигары Кастро до того, как он бросил эту вредную привычку.

— С удовольствием, — ответил Беннетт. — А что, их можно купить здесь?

— Не имею ни малейшего представления. К счастью, он присылает их мне с Кубы. Время от времени мы с ним сотрудничаем. Куба меняется на глазах. Что за интересное место! — Он отрезал кончики у двух сигар и протянул одну из них Беннетту.

Они уселись в кресла, стоящие у камина. Дымок сигар поднимался вверх, голубые колечки светились на фоне пламени камина, и Беннетта охватила приятная нега, особенно когда первый глоток коньяка скользнул в горло, растекаясь теплом в желудке.

— Последний вопрос, — произнес По. — Если мы действительно собираемся работать вместе, думаю, можно обойтись без формальностей. Я же не могу все время звать вас мистер Беннетт. Как ваше имя?

— А его у меня нет, — смущенно улыбнулся Беннетт и выпустил еще одно колечко дыма. — Вообще-то, конечно, есть, но я его не употребляю. Дурацкая идея моей матери. В школе все смеялись, так что я перестал на него отзываться.

— Дайте-ка угадаю… Что-нибудь итальянское?

— Луциано.

— Боже праведный, все понятно. Лучше я буду называть вас Беннетт. — По поставил свою рюмку на стол. — Хорошо. Ну-с, перейдем к делу. Я собираюсь нанять вас на работу, которая, строго говоря, не является таковой в привычном смысле этого слова, но из того, что я услышал о вашем прошлом, не думаю, что это вас серьезно обеспокоит. Не волнуйтесь — она не совсем нелегальна. По крайней мере, долгий тюремный срок вам не грозит.