Они заняли столик в углу паба, за окнами которого вступала в свои права ночь. Звуковой фон был ненавязчивым и расслабляющим: болтовня завсегдатаев, звон бокалов, обмен дежурными шутками, потрескивание дров в камине. Время от времени кто-нибудь срывался на громкий хохот, который по цепочке заражал остальных и описывал круг по залу на манер детской игры в салочки. Дрейк и Мисси были даже рады этим отвлечениям, поскольку оба толком не знали, что сказать. Они выглядели уставшими и измотанными, но не замечали этого, искренне радуясь встрече. И они цеплялись за прекрасные минуты молчания, прежде чем следующая фраза вернет их в мир косноязычной прозаической обыденности.

Все еще не могу поверить, что ты здесь, сказала она.

Фредди ухмыльнулся. Поднял кружку и сделал первый глоток.

Да уж, вот это пиво так пиво! – сказал он и вытер пену с верхней губы.

Стало быть, ты повидал мир, Фредди!

Было дело.

И ни единой строчки за все это время.

Он улыбнулся, пряча под стол трясущуюся руку.

Когда ты вернулся? – спросила она.

Вчера.

Только вчера?! Что тебя так задержало?

Сам не знаю.

Большинство вернулось еще год назад. А кое-кто и раньше.

Да, я в курсе. Просто я не знал, ради чего мне возвращаться.

А я уже не в счет?

Я думал, ты погибла.

Что?! Почему?

Из-за «Кафе де Пари». Когда я узнал, что его разбомбили, я сразу подумал о тебе. Я подумал, что тебя больше нет.

Мисси потерянно молчала.

Ты же сама сказала, что будешь в этом клубе.

Я так говорила?

А ты не помнишь?

Это было так давно, Фредди.

Понимаю.

В другой жизни.

Да, согласился он и отхлебнул пива.

Могу поспорить, на самом деле ты просто закрутил там любовь. Это тебя и задержало.

Фредди улыбнулся.

Это не так.

Я тебе не верю.

Почему же тогда я вернулся, если у меня там любовь?

Все кончается рано или поздно.

Не в моем случае, сказал он, глядя ей прямо в глаза. У меня ни с кем не было связи, Мисси. Ничего стоящего упоминания.

Очень жаль. Тебе это пошло бы на пользу.

Ты так думаешь?

Я хорошо тебя знаю.

И он улыбнулся, потому что Мисси действительно хорошо его знала, и было очень приятно вдруг обнаружить, что есть еще на свете кто-то близкий, кого волнует твоя судьба. На душе потеплело, он почувствовал себя свободнее, ослабил узел галстука и закатал рукава рубашки. А потом протянул руку и легонько дотронулся до щеки Мисси.

Ты прекрасно выглядишь, сказал он.

Я?! Не говори глупости.

Ты совсем не изменилась.

Да неужели?

Увидев тебя на Паддингтонском вокзале, я подумал: Какая же она классная!

«Какая же она классная?» Что с тобой? Тебе снова двенадцать?

Фредди рассмеялся.

Однако я сказал правду. Откуда ты сейчас приехала?

Из Оксфорда.

А там что делала?

Кое-кого навещала.

Кое-кого?

Это не то, что ты подумал.

А что я подумал? – спросил Фредди с ухмылкой.

Видишь ли, три дня в неделю я занята в конторе на Флит-стрит. Работа не пыльная. Ну а в свободное время подрабатываю моделью.

Для журналов мод?

Она засмеялась.

Для этого я опоздала лет на десять. Нет. Я позирую для одного старого чудака, которому почему-то нравится рисовать именно меня. За приличную сумму. Не смотри на меня так, Фредди, я знаю этот взгляд. Ты пытаешься все испохабить, хотя ничего такого здесь нет. Я натурщица, и это вполне достойное занятие. А он солидный и уважаемый человек. Он ко мне ни разу не притронулся, только смотрит. Лишь однажды попросил меня приспустить бретельки.

Ты это сделала?

Конечно.

И что?

И ничего. Обычно я позирую в ночной рубашке. Сажусь перед теплой батареей за компанию со старым полосатым котом, а он рисует, накинув что-нибудь мне на плечи.

Что, например? – спросил Фредди.

Шаль, платок, однажды было меховое боа. Да что угодно. Но когда я потом смотрю на картину, в ней нет комнаты, где я сижу. Нет батареи, нет книжного шкафа. Все исчезает, кроме меня. Он рисует совершенно другой мир. Например, сейчас он сделал фоном сельский пейзаж, только не английский, а где-то в других краях. Широкий горизонт, странные деревья и красная земля под ногами, а солнце такое яркое, что режет глаза. Вдали синее-синее море. Хотя нет, он предпочитает слово «океан». И, глядя на этот пейзаж, я чувствую запах моря. Такой у него талант внушения. И ты знаешь, мне нравится, как он меня изображает. Нравится то, что он во мне разглядел. На картине у меня голова обвязана платком и никакой косметики. И я пристально смотрю на что-то – вот только он не нарисовал, на что именно. Можешь себе представить, Фредди? Это завораживает. И точно так же, как он увидел нечто особенное во мне, я вижу в картине его особый мир. Мир, из которого он не хочет возвращаться. Искусство создает свой собственный порядок вещей, я так думаю.

Порядок вещей?

Да. Или, быть может, воссоздает. Через искусство он возвращает правильный порядок в свою жизнь. Он видит ту жизнь, которую должен был бы прожить. Это сродни мечтам и снам, но только перенесенным на холст. Он не воображает себя новым Пикассо, он просто борется с одиночеством. Полагаю, из меня тоже мог бы выйти неплохой живописец.

Мисси залпом допила свою кружку.

Повторим? – сказала она. Теперь моя очередь платить.

Она выскользнула из тесного пространства между столом и скамьей и поплыла к стойке бара через море направленных на нее глаз. Фредди не удивился тому, что мужчины на нее смотрят, – так было всегда. Но сейчас он заметил, что некоторые из них поглядывают и в его сторону, выясняя, с кем пришла сюда эта женщина. Он повернулся к Мисси, улыбаясь ей и намеренно выставляя себя напоказ. Он понимал, насколько это глупо, но не мог удержаться – уж очень давно он не чувствовал себя так хорошо, как в эти минуты. Когда Мисси вернулась с выпивкой, он подвинул к себе стол, чтобы ей было удобнее сесть на место. Потом закурил с довольной ухмылкой на физиономии.

Французские сигареты, заметила Мисси и подмигнула ему. Слишком пижонские для такого заведения.

Закуришь? – предложил Фредди.

Почему бы нет?

Он поднес ей зажигалку. Она придержала его руку, чтобы остановить дрожь.

У тебя руки строителя, сказала она.

После школы учился этому делу. В основном плотницкие работы.

Что ж, голод тебе не грозит. Людям всегда будут нужны столы.

Ты в этом уверена? – засмеялся он.

Расскажи мне, что случилось с тетушками, попросила Мисси с некоторой запинкой. Куда вы все уехали?

В Нортумберленд. Года за три до войны. Они сняли коттедж с небольшим участком земли.

И что дальше? Или это конец истории?

Боюсь, что так.

И тебе нечего добавить?

Нечего. Потом все пошло прахом.

Нет, это для нас все пошло прахом, Фредди, а они были нашей историей. Это нам достались прах и кровь! А они потягивали пиво и смеялись.

Я рада, что ты вернулся, сказала она после паузы.

Я тоже этому рад.

И, в порыве чувств уподобившись прежней Мисси, она потянулась к окну и написала пальцем на запотевшем стекле: «Фредди дома 1/11/47».

Теперь этот факт задокументирован, сказала она, поворачиваясь, и в этот самый миг поверх его плеча увидела на входе в паб знакомое лицо из прошлого. Джини? Первым инстинктивным побуждением было броситься к своей подруге – но ведь они больше не были подругами, не так ли? Джини быстро проследовала через зал к туалету. Это что, такой оригинальный намек: исчезни отсюда или вляпаешься в дерьмо?

С тобой все хорошо? – спросил Фредди.

Более чем хорошо, быстро ответила она.

Ты выглядишь так, будто увидела привидение.

Их вокруг полным-полно, Фредди, сказала она и стала быстро собирать вещи, мысленно проклиная себя за неудачный выбор паба.

К моменту их ухода бусинки конденсата, скатываясь по оконному стеклу, сделали надпись неразборчивой.