Глава 21. Все, что он для меня сделал, – бросил трубку
Было ли заключение Хоффа в тюрьму 7 марта 1967 года, как писал журнал «Лайф», «концом власти Хоффа в громадном профсоюзе или всего-навсего передышкой»? Была ли передача руководства Фицсиммонсу формальностью или существенной переменой, дуновением нового ветра? Стоявший на передовой профсоюзных битв и насилия в Филадельфии 1967 года Фрэнк Ширан был, по-видимому, первым руководителем профсоюза водителей, первым «человеком Хоффа», ощутившим холодное дуновение нового ветра.
«Вечером накануне того, как Джимми отправился на кичу, я поехал из Уилмингтона в Вашингтон повидаться с ним. Джимми дал мне 25 тысяч долларов для адвокатов Джонни Салливана и еще двоих, обвиняемых в убийстве Джона Гори и его подруги Риты в помещении 107-го отделения в 1964 году. Гори входил в «Голос», и ФБР пыталось доказать, что его замочили, поскольку он был бунтарем. Девушка просто оказалась в неудачное время в неудачном месте с неудачным парнем, только и всего – потери среди гражданского населения.
Гори был с «Голосом», все верно, но если бы все было так, замочили бы кого-нибудь поважнее Гори. Первым – Чарли Майерса, никак не Гори. Майерс был главой «Голоса». Гори не был в «Голосе» никем особенным. И какую мафию тут разоблачишь? Нечего разоблачать. О мафии все знали.
Гори был азартный игрок. Опять же, если парень задолжал из-за игры, с ним потолкуют, а не предпримут нечто радикальное. Однако все зависит от обстоятельств. Может, парень повел себя дерзко, не выказал уважения. Или задолжал слишком много, чтобы с ним толковать. Или с парнем толковали, толковали да вышли из себя. Или, возможно, хотели предупредить начинающего заемщика, показав, что долги надо отдавать и что-то в этом роде. Скорей всего, просто решили проучить парня. С этого все началось, а кончилось мочиловом.
Но это дело создавало ненужные проблемы. Гори никого не волновал. Его просто решили немного раздуть. Это была пустышка, и девушка тоже. Скажу одну хорошую вещь о сегодняшнем дне. Если не заплатишь, твои ставки просто не примут. Всем расскажут, и никто не примет ставки, пока не заплатишь.
Знаю, они пытались доказать, что это дело рук Джимми. Точно могу вам сказать, что Джимми Хоффа никогда не сделал бы ничего подобного – замочить парня с подругой прямо в помещении профсоюза. Почему Джимми дал мне деньги для адвокатов стрелков? Знаю только, что он мне сказал: «Я обещал». Этого мне было вполне достаточно. Это не мое дело, почему Джимми дал мне эти 25 тысяч долларов на адвокатов. Такие деньги ничего для Джимми не значили, если он хотел помочь. Видимо, его просили сделать пожертвование, и это было его пожертвованием. Возможно, сейчас я думаю, кто бы ни просил Джимми о взносе, он сказал, что Джимми Гори в любом случае был в «Голосе» баламутом. Не знаю об этом, но Хоффа не приказывал мочить Джимми. Гори был неприметным ирландцем, никому не перешедшим дороги. Уверен, что Джимми Хоффа о его существовании даже не подозревал.
Все, кого я знал в центре города, ходили в штаб-квартиру профсоюза в Вашингтоне за получением пожертвований Джимми на адвокатов Салливана и иже с ним. Когда я вернулся в Филли, Большой Бобби Марино попросил у меня денег. Бобби сказал мне, что отдаст их адвокатам за меня. Я поинтересовался, считает ли он, что я пальцем деланный. Тринадцать лет спустя меня обвинили в том, что я замочил Большого Бобби, но присяжные меня оправдали.
Еще одним парнем, подкатившим ко мне «помочь» передать деньги адвокатам, был Гарри Горбун Риккобене. Я сказал: «Ни за что. Эти деньги получат только адвокаты». Парням навроде Гарри Горбуна и Большого Бобби было плевать, что ребята идут под суд. Они хотели получить деньги себе. Среди определенных людей в центре города всегда было много предателей.
Когда меня арестовали из-за убийства ДеДжорджа в 1967 году, вскоре после того как Джимми отправился на кичу, Большой Бобби Марино поехал в Вашингтон просить у Фрэнка Фицсиммонса денег на мое освобождение под залог. Фицсиммонс его турнул. Марино ехал в Вашингтон на встречу с Фицем не ради меня. У нас не было общих дел. Мы не общались. Большой Бобби старался для себя. Они пытались набить свой карман на твоих страданиях, вот такие они были. Я просидел в филадельфийской тюрьме четыре месяца, пока судья не выпустил меня под мое честное слово. Когда я вышел, то накинулся на Большого Бобби. Ростом он был под 2 метра и весом килограммов 160. Но он не хотел со мной связываться.
Выйдя из тюрьмы, я попросил у Фица денег на оплату расходов, а он меня турнул. Джимми без колебаний бы все уладил. Я позвонил Расселу, и Рассел сделал звонок и получил для меня деньги с Фица. Я получил от Фица тридцать пять кусков в Вашингтоне. Их оставили мне в «Маркет Инн». Это был схрон.
Схрон – это место, где прячут деньги. Это как явка, где можно отсидеться и о которой никто не знает. Но только, чтобы прятать деньги. Явка это как обыкновенная цивильная квартира, на обычной улице, ни с кем не связанная. Схрон может быть временным, пока не забрали деньги. «Маркет Инн» как раз и был таким местом. Это был схрон, и это был тайник. Вы могли оставить пакет с деньгами метрдотелю, пока его не заберет тот, кто надо. Метрдотель не должен был знать, что в пакете. Все хранилось, пока кто-то не приходил забрать. Я уверен, что «Маркет Инн» до сих пор на И-стрит в Вашингтоне, но не знаю, используют ли его еще для этого.
Сенаторы, и конгрессмены, и другие люди заходили и забирали небольшие пакеты, оставленные для них. Ничего серьезного не оставляли. Никаких миллионов или тому подобного – только суммы до 50 кусков. В прежние времена «Маркет Инн» был тихим местом. Мне пришлось поехать туда за тридцатью пятью и мне пришлось поехать в Нью-Йорк за пятнадцатью, чтобы собрать пятьдесят. Пакет с пятнадцатью я получил в кабинете адвоката Жака Шиффера.
Инцидент с ДеДжордже можно было максимум отнести к неумышленному убийству, но Арлен Спектер, прежде чем стать сенатором США, был прокурором федерального судебного округа в Филли и пытался сделать себе имя. Спектер был юристом Комиссии Уоррена и получил широкую известность изобретением теории одной пули для объяснения всех пулевых ранений президента Кеннеди и губернатора Конналли в Далласе.
Когда приключилось дело ДеДжордже, я был руководителем местного отделения в Делавэре. Примерно за год до того, как отправиться на кичу, Джимми разделил 107-е на три отделения, думая таким образом уменьшить насилие. Он доверил мне новое местное отделение в Уилмингтоне, Делавэр, отделение 326. Я стал исполняющим обязанности председателя 326-го до проведения выборов, и рядовые члены могли меня выбрать и зарегистрировать отделение. Первое, что хотел от меня Джимми, – это чтобы я поехал в Филли и уволил этих пятерых подрывных организаторов, которых председатель 107-го Майк Хешин боялся уволить. Я подъехал по шоссе I-95 и уволил Джонни Салливана, который был с Макгрилом и который отсутствовал, находясь на апелляции по делу Гори. Я уволил Стиви Бураса, который получил работу только потому, что пальнул в потолок и напугал Хешина. Я уволил еще одного парня, не помню только, как его звали. В те дни так много всего происходило, что всего не упомнишь, но я точно помню, зачем меня туда послал Джимми. Я уволил Большого Бобби Марино и Бенни Бедакио. У них были друзья. Я был там не слишком популярен, но никто не пытался при мне палить в потолок.
Уволив их всех, я на некоторое время остался в Филли, чтобы убедиться, что нет волнений. Потом я вернулся в Делавэр, который находится примерно в тридцати милях к югу. Я изучал свою новую работу. Я хотел оправдать доверие Джимми. Я две недели водил автовоз на автомобильном заводе «Крайслер» в Ньюарке, штат Делавэр, для «Анкер Моторс». Автовозы не такие, как грузовые тягачи. Раньше я водил только грузовики и не хотел, чтобы жаловались, что я не вожу автовозы. Я научился водить автомобили на прицепах, так что я знал, что делать в случае подачи жалоб.
В 326-м я каждое утро объезжал все свое хозяйство (автопредприятия). Я выезжал. Не сидел сиднем. Мне нравилось быть с людьми. Я связывался с людьми, чтобы узнать, как шли дела. Уважение надо заслужить. Уважение не купишь. Его заслуживают. Я проверял, делают ли компании перечисления в пенсионный фонд и соблюдают ли свои обязательства до конца. Если компании не делали перечисления в фонд, а вы не проверяли, вам могли вчинить иск.
Это не означало, что вы не могли себя побаловать. Организовав новую компанию, вы могли дать ей освобождение от внесения акций в пенсионный фонд до года. Так вы могли вести дела. Чтобы можно было поднять ставки для своих клиентов или тому подобное, и у них было бы время подготовиться к дополнительным расходам на пенсионные взносы. Скажем, компания должна платить взнос 1 доллар в час за каждого работника. При сорокачасовой неделе это 40 долларов. Если у него сотня работников, это 4 тысячи долларов в неделю. Если вы даете ему шестимесячное освобождение, он экономит 100 тысяч. Только начнем с того, что это больше 1 доллара в час. Он кладет сэкономленные средства на стол, и вы делите втихаря на двоих, и все довольны. И люди вообще никак не страдают. Поскольку все пенсионные начисления профсоюза водителей имеют обратную силу со дня начала работы с компанией, даже если компания не платит в пенсионный фонд. Все получают ту же пенсию, независимо от того, давали ли вы освобождение от вносов или нет.
После всех увольнений в Филадельфии напряженность нарастала. Джоуи Макгрил и его боевики решили, что они хотят отвоевать 107-е раз и навсегда и заполучить себе все места в профсоюзе, чтобы трясти автотранспортные компании и набивать карманы. Потому в один из сентябрьских вечеров 1967 года они устроили массовый митинг перед зданием 107-го отделения на Спринг-Гарден-стрит. Там было около 3000 человек из всех мыслимых фракций, и все на взводе. Люди кричали, ходили взад-вперед перед зданием, произошло несколько кулачных потасовок. У Джоуи Макгрила были боевики из центра города – не итальянцы Анжело, а боевики. Роберт «Лонни» ДеДжордже и Чарльз Аморозо были боевиками Макгрила. Они хотели захватить здание. Они пытались запугать всех организаторов и переговорщиков и сотрудников местного отделения, заставив их уйти. У конных полицейских в тот вечер было полно работы.
Меня там не было. Поздно вечером мне домой позвонил Фиц, чтобы я приехал туда на следующее утро, поскольку после подобных митингов всегда ждешь, что на следующий день будет еще хуже. Они вернутся в поисках медведя. Фиц сказал мне: «Возьми все под контроль». Я бы знал, что это значит, скажи мне такое Джимми. Я позвонил Анжело Бруно и одолжил крепких итальянских парней. У меня был Джозеф «Чики» Чьянкалини и Рокко Турра и еще несколько ребят. У нас были хорошие бойцы. Я приказал парням быть в здании и глядеть в окна, других парней поставил на улице. В тылу у меня было здание профсоюза. Две группы шли навстречу друг другу с противоположных концов Спринг-Гарден-стрит, с одной стороны шли люди Макгрила, с другой – лояльные местному отделению.
Внезапно началась стрельба. Первый выстрел прогремел у меня из-за спины, и пуля со свистом пронеслась над головой. Говорили, я дал сигнал стрелять. Говорили, я указал пальцем на ДеДжордже и кто-то с нашей стороны его подстрелил. Началась такая пальба, что никто не мог бы сказать, ни кто в кого стрелял, ни кто первым открыл огонь. Прошлым вечером тут были конные полицейские, но утром они не появились. В то утро произошло побоище. Чики словил две пули в живот. Я подхватил Чики, сунул в машину и повез к брату матери, который был врачом. Доктор Джон Хансен сказал мне немедленно доставить Чики в больницу, потому как был уверен, что с такими ранами он умрет. Я бросился в больницу Святой Агнессы, что прямо через улицу против дядиного кабинета. Положил Чики на мостовую и давай греметь мусорными баками, пока кто-то не вышел и не забрал его.
Я поехал в Ньюпорт, Делавэр, отсидеться в квартире над баром, пока все не уляжется. Позвонил Фицу и сказал: «Один убит. Двое ранены», и Фиц струхнул и бросил трубку. Так я впервые узнал, насколько все изменилось при Фице. Тем не менее в тот момент я и представить не мог, что этот человек докатится до того, что откажет в моей просьбе оплатить расходы, когда меня арестуют по этому делу, которое он просил меня уладить. Я и представить не мог, что мне в конце концов придется обращаться к Расселу, чтобы решить вопрос. «Один убит. Двое ранены», и он бросил трубку.
Прокуратура федерального судебного округа выдала ордер на мой арест. Они арестовали Чики, черного парня по имени Джонни Вест, и Блэка Пата, белого парня. Я посидел в Делавэре, но мне не хотелось, чтобы меня объявили в розыск. И я пошел к Билли Элиоту, который был большой шишкой в полицейском управлении Уилмингтона, и попросил отвезти меня в Филли. Я надел овечью шкуру и предстал перед репортером «Филадельфия Бюллетень» Филом Галиозо, который отвел меня к комиссару полиции, Фрэнку Риццо. (Об этом смешно думать, но когда Риццо был в 1974 году мэром, он пришел на вечер чествования Фрэнка Ширана.)
Чики выжил. У него был стальной организм. Они пытались заставить черного парня Джонни Веста сдать всех нас троих. Они говорили ему, что я его сдал. Он сказал им: «Если бы сказали про другого, я бы поверил, но не про него. Так что буду держать рот на замке». Они устроили шестинедельный процесс над тремя из них, а присяжные признали всех их невиновными. А я тем временем сидел в тюрьме. Мой адвокат Чарли Перуто был в отпуске в Италии, пока я четыре месяца гнил в камере, а Фиц и пальцем не пошевелил. Вероятно, был слишком занят игрой в гольф и выпивкой. Это стоило мне выборов в 326-м местном отделении в Уилмингтоне. Я не мог вести кампанию, поскольку сидел в тюрьме. И тем не менее проиграл с разницей всего в несколько голосов. Наконец судья отпустил меня под мое собственное поручительство, и я вышел.
Примерно в то время здание 107-го отделения сгорело дотла. Мы думали, что это «Голос» или фракция Макгрила, но так никогда и не узнали. Сразу после этого Майк Хешин ушел с председательства. Хешин был из тех парней, что будут биться за тебя в уличной схватке, но думаю, новая ноша стала ему слишком тяжела.
Тем временем Арлен Спектер пытался заставить своего лучшего прокурора, Дика Спрага, предъявить мне обвинение в умышленном убийстве ДеДжордже. Спраг сказал, что не видит даже непредумышленного и пусть тот сам попробует со своими лузерами. Спектер пытался въехать в политику на горбу профсоюза водителей.
Там было 3000 человек и много стрельбы. Как сказать, кто кого убил? Никто не нашел пистолетов. Эти обвинения против меня висели в системе с 1967 по 1972 год. В конце концов они привлекли меня к суду, отобрали присяжных и начали процесс. У меня были свидетели защиты, дающие показания о личности обвиняемого. Все они разные рабочие парни, парень из металлургов, мой кореш Джон Маккалоу из профсоюза кровельщиков, которого замочили прямо перед моим процессом в 1980 году, и некоторые другие. Перед отбором жюри судья вызвал меня на трибуну и спросил, сколько раз штат ходатайствовал о переносе процесса, и я сказал ему: «Шестьдесят восемь раз». Тогда он спросил меня, сколько раз я просил о переносе слушания дела, я ответил: «ни разу», и он назвал это безобразием и сказал, что подобное ходатайство было бы обоснованным.
Мой новый адвокат Джим Моран убедил судью отбросить это в связи с первым в Пенсильвании ходатайством о скором рассмотрении дела и скором суде. Несмотря на то что ходатайство уже готовилось, штат пытался навязать мне прекращение дела по формуле «не обвиняю», но я сказал им, чтобы они этим не занимались, потому что после прекращения дела в связи со снятием обвинений тебе всегда могут снова предъявить обвинения. Мой совет: если возможно, получайте постановление судьи о прекращении дела, а не о снятии обвинений прокуратурой. Так я во всех юридических тонкостях разобрался.
Проиграв выборы 1968 года из-за того, что четыре месяца просидел в тюрьме, я, будучи на поруках, пошел работать переговорщиком. Это хорошая работа. Ты служишь людям. Проверяешь, соблюдает ли компания контракт. У тебя, образно говоря, есть амбар, который нужно заполнить сеном. Ты работаешь с жалобами. Ты защищаешь людей, которых компания хочет уволить. Если профсоюз работает правильно, у тебя не так много дел об увольнениях. Кражи или несчастные случаи по халатности – вина твоя. У компании тоже есть права.
Помню, защищал поляка, у которого были проблемы с азартными играми. Компания поймала его на краже голландской ветчины. На слушаниях я приказал ему молчать и предоставить говорить мне. Менеджер компании вышел на трибуну и показал, что видел, как поляк взял десять коробок ветчины со склада и погрузил в личный грузовик. Поляк смотрит на меня и говорит во весь голос: «Фрэнк, да он брешет, мать его! Их было всего семь». Я быстро подаю ходатайство об отзыве жалобы, отвожу представителя руководства в сторону, и мы сочиняем заявление об увольнении с формулировкой, что поляк увольняется из компании по личным причинам.
Если подумать, то еще до произошедшего с Джимми именно я первым ощутил, каково работать под властью Фица. Я был первым, кто почувствовал то, что должен был почувствовать Джимми, когда Фиц его впоследствии предал. Это была мелочь по сравнению с тем, что он сделал с Джимми, но я до сих пор не могу это простить. Я проиграл свои выборы, и я потерял свое местное отделение из-за того, что сидел в тюрьме. И четыре месяца в тюрьме я сидел из-за Фица. По выходе из тюрьмы я оказался без места в профсоюзе. Я не получил абсолютно никакого уважения от того самого человека, который мне все это и поручил. Ради него я старался, рисковал жизнью в перестрелке, получил обвинение, а все, что он для меня сделал, – бросил трубку».
