Глава 8

Шури молча плелась по Залу Королей, с ее комбинезона леопардовой расцветки текли струйки пота, а промокшие косы были уложены вокруг головы. Дворцовые слуги уже разбежались, судя по голосам, отражающимся от арочных сводов дворца, и она в одиночестве кралась мимо кабинета Т’Чаллы и огромного портрета Т’Чаки. Голоса становились все громче по мере приближения к покоям матери, а глаза ее предков, кажется, неодобрительно следили за каждым шагом девушки, пока она тихо скользила по малознакомым коридорам. Каждый спор, который она слышала в гимнастическом зале внизу, стоил того, чтобы разузнать о нем больше, особенно если он касался ее.

Девушка знала, что рыскать здесь необязательно. Как коронованная принцесса Шури владела своим собственным кабинетом в том же крыле, но редко им пользовалась. Она предпочитала работать в своих личных покоях, обитых деревом теплого оттенка, с книжными стеллажами от пола до потолка. Шури нравилось удобство электронной книги, но все равно девушка предпочитала тяжесть, вес и запах настоящих фолиантов, когда оставалась одна. И, конечно, не стоит забывать об огромных окнах со ставнями, выходящих в цветущий ухоженный сад, о которых она так просила в детстве. Много лет подряд мама отказывалась, не понимая ее подростковое восхищение искусственно подстриженными кустами, которым придавали форму грифонов, драконов и единорогов. Шури торговалась, ныла, плакала и наконец просто умоляла месяцы подряд, но безуспешно – мать настаивала, что это чрезмерно, экстравагантно и неподобающе. «Зачем же, – терпеливо повторяла Рамонда, – устанавливать несуществующие создания из листьев во дворце, где дети могут играть с настоящими животными – слонами и жирафами – в любое время, когда только захотят?»

Только когда Т’Чалла тоже обратился к матери с этой просьбой, их скупая мама смилостивилась. Рамонда приказала, чтобы кусты постригли в форме мифических животных, причем те, которые будут лучше всего видны из окна спальни Шури. Даже сейчас принцесса улыбнулась, вспомнив счастье на лице юного Т’Чаллы, когда она в восторге прыгала по комнате, радуясь победе над мамой. А спустя годы она поняла, что королева вырастила сад не для своей дочери, а потому, что ее об этом попросил приемный сын. Иногда, поглядывая на любимую сцену: колючий зеленый дракон с раздвоенным хвостом и ветвистыми рогами встает на дыбы, угрожая небольшому крылатому единорогу, – она расстраивалась от этой мысли.

Зрение и слух Шури тоже были куда более острыми, чем думало большинство окружающих. Немногие за пределами дворца осознавали, что она тренировалась по той же системе, что и Т’Чалла, и даже те, кто был в курсе, сильно недооценивали то, как развились ее органы чувств. Следовательно, она могла слышать большую часть того, о чем перешептывается дворцовая прислуга, несмотря на то что разговоры смолкали, едва она входила в тот же коридор или помещение. Девушка слышала все насмешки, которые они пытались от нее скрыть, и то, как ставят под сомнение ее ценность для королевской семьи. Знала, что они, как и многие граждане страны, рассматривают ее как «запасной вариант», к тому же не самый подходящий.

С недавних пор почти все разговоры и обсуждения с матерью сводились к вопросам о том, какому африканскому принцу или миллионеру она лучше всего подходит в жены и от кого из них могла бы родить больше наследников, чтобы продолжить королевскую линию. К счастью для нее, вначале Т’Чалла должен был избрать себе супругу, поэтому большинство сплетников сосредоточивались на перемывании косточек каждой из женщин, на которых Т’Чалла едва кидал взгляд на бесконечных балах, благотворительных мероприятиях и конференциях, коих в королевском графике было в избытке. Брат с сестрой часто смеялись – наедине, конечно, – над тем, как быстро расфуфыренные и изнеженные принцессы и наследницы отшатывались, заметив враждебные взгляды похожих на изваяния, вооруженных до зубов «Дора Милаж», стоявших за спиной короля. Во время одной из их утренних доверительных бесед Т’Чалла признался, что заметил, как Накия скромно поправляла застежку туфли и как бы случайно сверкнула лезвием немыслимо длинного ножа, прикрепленного к ее бедру под вечерним бархатным платьем в пол, в сторону одной глазастой поклонницы – и та отлично считала намек.

Нет, вряд ли Т’Чалла женится в ближайшее время. Шури понимала, что скоро внимание переключится на нее, ведь теперь она официально достигла подходящего для помолвки возраста. Но девушке хотелось того, что у Т’Чаллы уже было, – нескольких лет свободы в заморских землях, где бы никто не знал ее и не обращал внимания на то, как она одета, в какие клубы ходит или с кем целуется. Хотя принцессе недоставало выдающегося интеллекта брата – ее раздражало, как много усилий приходится прикладывать к тому, чтобы понять сложные научные концепции, которые Т’Чалле давались легко, – Шури отлично понимала, что получит высокие баллы на экзаменах самых лучших институтов мира, не особо напрягаясь. Вопрос был в том, даст ли мать ей такую возможность.

Шури мысленно напомнила себе подойти к Т’Чалле с этой идеей, когда он вернется из инспекции на Великий Курган. Если она получит поддержку брата, уговорить мать будет гораздо легче. Т’Чалла всегда защищал ее с тех пор, как оказался на троне, но Шури была уверена, что сможет убедить его в том, как важно получить образование и опыт за рубежом, особенно учитывая, что вскоре ее как кронпринцессу ждут новые обязанности. «Но сначала нужно понять, что раздражает мать больше всего», – думала она, приближаясь к обитой деревянными панелями двери. Обычно весьма сдержанная, женщина повысила голос настолько, что ее можно было слышать за пределами кабинета. Никому не доводилось вызывать у королевы-матери такой гнев, даже Шури, по крайней мере, с момента смерти мужа Рамонды.

– Это была в первую очередь твоя ошибка, что они оказались там, Рамонда! – кричал женский голос. – Ты хотела свободы. Я тебя постоянно предупреждала об угрозах внешнего мира, но ты доверилась руке Бесценного, и вот что мы получили.

– Следите за тем, как разговариваете со мной, генерал, – прошипела мать Шури. – Вы зашли слишком далеко. Я по-прежнему королева-мать, а вы – моя верноподданная. Это понятно?

– Я служу только королю, сыну моего лучшего друга, королева, – высокомерно ответил голос. – Не надо наказывать моих сестер за прошлые прегрешения – если не ради вашего сына, то ради его отца, который хотел для своих Обожаемых только самого лучшего.

– Как ты смеешь… – Шури услышала, что ее мать осеклась, а чьи-то шаги направились к двери.

Шури тихо отпрянула от двери, надеясь, что хотя бы мельком увидит ту, которая осмелилась столь неуважительно говорить с ее матерью, пусть даже в частном разговоре.

В комнате воцарилась тишина. Принцесса нерешительно подкралась ближе и прижалась к украшенным затейливой резьбой двойным дверям, чтобы украдкой заглянуть в щель. Вдруг двери резко открылись, и девушка практически влетела в комнату. Перед ней стояла Амаре и сверлила ее одним сохранившимся глазом.

Если бы не глаукома на глазу и заметный неровный шрам, пересекающий все лицо, Шури, кажется, ни за что бы не узнала генерала «Дора Милаж». Вместо традиционных легких доспехов на Амаре было черное платье без рукавов, которое свисало с ее мощных плеч и оттеняло разноцветный платок, туго повязанный вокруг головы. Белоснежный воротничок опоясывал шею, а ниже был надет нефритовый амулет Пантеры с яркими бриллиантовыми глазами. Шури восхитилась желанием женщины носить столь откровенную одежду, несмотря на глубокие молочно-белые шрамы и раны, которые покрывали ее руки и ноги. Амаре было легко перепутать с одной из сановных гостий страны.

Амаре сделала шаг вперед, и Шури услышала едва заметное жужжание электрического протеза в ее ноге, который был скрыт черными стильными сапогами на шпильке. Абсурд, но в этот момент Шури подумала, как много сил потребовалось женщине для того, чтобы не только вновь научиться ходить, но и драться.

– Принцесса, – Амаре завернулась в свою накидку, скрывая шрамы от внимательного взгляда Шури. Она говорила резким, отрывистым голосом, будто сдерживая сильные эмоции. – Окойе и Накия встретятся с вами сегодня вечером в гимнастическом зале, чтобы распланировать режим тренировок, который удовлетворил бы одновременно ваши и их желания. Они – мои наиболее успешные ученицы и будут хорошо служить вам.

Она нерешительно кивнула и посмотрела на мать Шури. Рамонда сидела за столом с каменным выражением лица:

– Это будет вполне… удовлетворительно, генерал.

Амаре повернулась к столу и кивнула, избегая встречаться с королевой взглядом:

– У меня все, ваше величество.

– Вы свободны, – Рамонда махнула рукой, и Амаре вышла в коридор.

Когда стук каблуков генерала стих, Шури закрыла двойные двери и вернулась к матери, которая откинулась в кресле, закрыв глаза руками.

Принцесса наклонилась и обняла явно измученную мать, которая сидела, покачиваясь туда-сюда. На секунду Шури почувствовала, что мама расслабилась в ее объятиях, но потом вновь напряглась. Разочарованная, девушка отпустила ее и уселась на край стола.

– Мама, что-то не так?

Рамонда аккуратно протерла глаза, а потом откашлялась:

– Во-первых, юная леди, убери, пожалуйста, свою потную филейную часть с моего стола.

Шури спрыгнула на пол и подвинула стул, чтобы оставаться поближе к маме и обнять ее в случае чего.

«Надежда умирает последней», – злобно подумала Рамонда.

– Во-вторых, это просто бестактно – подслушивать частные беседы, даже если ты принцесса с острым слухом. Мои прошлые отношения с генералом Амаре никак тебя не касаются, и я жду от тебя, что все, что ты слышала, сохранится в тайне.

– Разумеется, мама. Но что это все значит? О каком прошлом речь?

Рамонда подалась вперед и положила голову на руки:

– Я не готова сейчас все это пересказывать, правда, дочка, – вздохнула она. – Может быть, в другой раз.

Внезапно Шури ударила ладонью по столу, и Рамонда подскочила от неожиданности:

– Нет, мама, именно сейчас. Вы принимаете решения о моей судьбе у меня за спиной, и я не собираюсь с этим мириться. Расскажи мне, что происходит и почему генерал Амаре так сильно на тебя злится. Ты хочешь передать меня в распоряжение женщине, которая явно за что-то точит на тебя зуб, не дав мне ни единого шанса обезопасить себя. Я еще ни разу не возражала по поводу твоих решений, но клянусь, не пойду по собственному желанию туда, где может ждать ловушка, просто потому, что ты «не в настроении разговаривать».

Глаза Рамонды сначала сверкнули от возмущения, но потом она смягчилась.

– Как же ты похожа на мою маму, – прошептала она практически себе под нос. – Когда я разговариваю с твоим братом, то вижу Т’Чаку, а в твоих глазах вижу свою любимую мать. Еще будучи ребенком, ты выглядела в точности как она. У тебя даже голос ее и такое же потрясающее упрямство. Она никогда никого не слушала.

Рамонда со вздохом поднялась на ноги и проследовала к бару со стеклянными дверцами, стоявшему в углу. Она налила в две рюмки немного бренди, подхватила графин под мышку и направилась к обитому белой кожей дивану в углу кабинета. Шури нерешительно последовала за ней. Мать села на диван, Шури подобрала под себя ноги и устроилась на подушке, глядя, как мать делает небольшой глоток бренди.

Рамонда указала на второй стакан:

– Если ты достаточно взрослая, чтобы услышать эту историю, значит, уже готова к тому, чтобы выпить с мамой. А мне это понадобится, и еще добавка, если я хочу рассказать все, от начала до конца.

– Все? – Шури взяла бренди и обвела пальчиком вокруг горлышка стакана. – Что за история?

Рамонда грустно улыбнулась:

– История смерти твоего отца. Хотя Т’Чалла был еще совсем маленьким, он при этом присутствовал. А ты еще не родилась, поэтому я никогда не чувствовала необходимости копаться в подробностях события, кроме дней официальных траурных церемоний. Но ты права: имеешь право знать, потому что обстоятельства того дня отзываются эхом до сих пор.

– Мамуль, – услышав это, Рамонда подняла одну бровь. Обычно дети обращались к ней «мама» или «мать», то есть менее фамильярно. – Что бы ни случилось, мне ты можешь рассказать. Я не буду никого осуждать.

Рамонда рассмеялась прямо в стакан с бренди:

– Тогда ты, малышка, будешь первым таким человеком. Понимаешь, это в первую очередь моя вина, что твой отец решил отправиться на эту Бильдербергскую конференцию. Я убедила его принять приглашение, несмотря на предупреждения брата, «Дора Милаж», Совета и правления. И они никогда не дадут мне забыть об этом.

Рамонда смотрела на жидкость, избегая встречаться с Шури глазами:

– Каждый вакандийский ребенок знает, что король Т’Чака был убит пулей наемника во время обсуждения торговой сделки. «Пожертвовав собой, правитель заслонил свою семью и наследника, приняв ту пулю, которая для беременной королевы стала бы смертельной».

Шури подхватила фразу, повторяя хорошо заученные строки, которые они проходили в школе о ее отце:

– Трусливый наемник убил двух представительниц «Дора Милаж» взрывом гранаты, пока они яростно сражались за то, чтобы доставить короля и его семью в безопасное место. Казалось, все пропало, но вдруг принц Т’Чалла, который был совсем еще ребенком, схватил одно из ружей убийцы и выстрелил, ранив его и заставив спасаться бегством. Но к тому моменту, когда прибыло подкрепление, король уже отошел… Он умирал на любящих руках, в присутствии маленького принца. В тот момент детство мальчика закончилось.

Шури понюхала бренди и скривилась, а потом сделала первый глоток:

– Как ты и сказала, мама, эту историю знают все. Неизвестный застрелил моего отца и сбежал после того, как его ранил Т’Чалла. Что еще нужно знать?

Рамонда вздохнула:

– Что еще? Да все. Понимаешь, на самом деле все было не совсем так.

Рамонда вздохнула, на нее вновь нахлынули воспоминания, и она бессознательно потерла теперь плоский живот:

– Я так устала во время беременности. Твой отец был очень добр ко мне… Он знал, что я скучаю по дому. Гормоны делали меня бешеной, и иногда по ночам я просыпалась в слезах от безутешной тоски по родному краю.

Рамонда грустно посмотрела на Шури:

– Ваканда – это рай на земле. Воистину нет мест, которые сравнились бы с Золотым Городом, – но тогда я не чувствовала, что это мой дом. Беда была в том, что иностранцам приходилось становиться постоянными резидентами, если они хотели жить в Ваканде, что относилось и к будущей королеве. Т’Чака понимал мое горе, но он мало что мог изменить в законодательстве. А потом мы получили приглашение на Бильдербергскую конференцию.

В’Каби только что стал начальником Службы безопасности и стремился показать королю, как серьезны его намерения. Поэтому они с С’Яном, как два самых близких советника, стали уговаривать Т’Чаку отказаться, говоря, что глупо ехать на конференцию, если статус Ваканды в мировом сообществе – это полная изоляция. Что, спрашивали они, может предложить нам Запад в обмен на вибраниум или наши технологии? Более продвинутую водородную бомбу? Еще икры? Королевству от этих жадных капиталистов ничего не было нужно.

Я же утверждала, что Ваканде пришло время войти в современное мировое сообщество – чтобы сделать нечто большее, чем просто защита своих сыновей и дочерей. Миру нужны были научные достижения Ваканды и технологии, которые сильно повысили бы уровень жизни человечества. У нас был потенциал для того, чтобы убедить консервативных правителей забыть конфликты прошлого, такие как апартеид или законы Джима Кроу, – стоит только попытаться.

Позже С’Ян говорил мне, что я выступила с самой страстной речью, которую он когда-либо слышал. Т’Чака был явно впечатлен, хотя я не поняла, почему так получилось, что основной состав Совета тоже поддержал мое предложение открыть границы.

Они все согласились оставить посещение Бильдербергской конференции на усмотрение короля. И под моим влиянием он согласился поехать. Была ли у меня еще одна, внутренняя, мотивация? Осознавала ли я, что открытые границы – это способ путешествовать в Южную Африку и освободить мой народ от страданий, которых они не заслужили? Может быть, но мне правда казалось, что я ратую за прекрасное будущее как для Ваканды, так и для всего остального мира. К сожалению, не все хотели, чтобы Т’Чака оказался на международной сцене.

Кло угрюмо смотрел в глаза Батроку. Его ненависть к Пантере была прямо-таки физически осязаема. Где-то рядом слышались удары стали о сталь: Черный Рыцарь в качестве тренировки сражался с Носорогом, который только посмеивался, отклоняясь от выпадов и уколов юноши. Нигандийские солдаты собрались вокруг соперников, выкрикивая слова одобрения или проклятия, в зависимости от того, на кого они ставили.

Кло не обращал на драку внимания, увлеченный историей.

– Я бы убил Т’Чаку бесплатно, но тот факт, что за королевскую голову я получу десять миллионов долларов, делал задание еще более привлекательным. Эта работа должна была принести мне мировую славу в определенных кругах, особенно учитывая, что на международные экономические конференции стало приезжать много потенциальных мишеней для киллеров.

Но никто не знал, чего ожидать от Ваканды, которая впервые оказывалась за международным столом. Да и сам Пантера отнюдь не был слабым противником. Но тогда я был молод и мечтал прославиться, понимаешь? С ним приехало не так уж много телохранителей, а команда, которую я собрал, была первоклассной. У нас был месяц на планирование, думал я, и мы сможем вместе разработать действенную и разумную стратегию, учтя все особенности ситуации. Охрана на Бильдербергской конференции была неизменно мощной, но не настолько, чтобы мы не смогли с ней справиться. Самой большой проблемой был вопрос, дадут ли нам зеленый свет.

Кло вынул из кармана солнцезащитные очки и начал протирать их о рубашку цвета хаки:

– Не забывай, власти по всему миру хотели добраться до вакандийских технологий и ресурсов. Нетронутые залежи нефти, медицинские инновации, неизвестные западному миру, и, конечно, вибраниум – самый редкий и ценный металл на планете. И если Т’Чака согласился открыть границы, то, скорее всего, мировое сообщество захочет, чтобы он остался у власти, и им не пришлось бы заново начинать переговоры с совершенно новым правительством. Действовать я мог только в том случае, если заносчивый монарх бросит коммерческие предложения им в лицо, – и в этом случае я, кстати, получу бонус за то, что уничтожу всю семью: отца, мать и сына.

Кло улыбнулся:

– Я ни о чем не волновался. Черная Пантера, как я выяснил за месяц до указанных событий, и не собирался принимать ни одно коммерческое предложение.

Т’Чака шел по коридору, сопровождаемый «Дора Милаж» и личными экономистами, одетыми в офисные костюмы. Король смахнул несколько пушинок с народной африканской рубашки бубу и зашел в главный конференц-зал. Широкие черные рукава зеленого бархатного облачения тихо развевались с каждым его шагом. Направляясь к креслу во главе стола, Т’Чака посмотрел вокруг на белых людей, собравшихся в комнате, и тихо повторил в мыслях общий ВНП каждой страны или корпорации из присутствующих здесь этим утром. Если бы они объединили ресурсы, подумал Т’Чака, то за полгода могли бы положить конец голоду во всем мире, еще за три месяца – истребить малярию, а за десять лет – решить проблему бездомных. Но для этих джентльменов в приоритете были другие задачи: они воспринимали Ваканду только как способ увеличить свои собственные доходы.

Т’Чака занял свое место во главе стола и вежливо отказался от алкогольного напитка, предложенного секретаршей. Горло прочистил представитель одной из корпораций.

– Ваше величество, мы в «Роксоне» не хотим тратить время августейших особ вроде вас, – мужчина с неприятными, острыми чертами лица неискренне улыбнулся королю через стол. – Вот наше предложение, и сейчас я представляю все разнообразные интересы тех, кто сидит за этим столом: мы готовы заплатить за продукты, которые вы производите, любую цену. Лучшую сделку, чем эта, вам не предложит никто и никогда.

Т’Чака постучал пальцами по стеклянному столу, стараясь не прижимать их к его липкой поверхности. Он сделал вид, что раздумывает над предложением. Король заметил, что Амаре за его спиной пошевелилась, подавая едва заметные жестовые сигналы другим «Дора Милаж». Когда Т’Чака выйдет за дверь, у этих людей не будет ни записи его голоса, ни фотографии, ни отпечатков пальцев, которые шпионы корпораций могли бы использовать для будущих ловушек.

Т’Чака встал, возвышаясь над столом как башня:

– Вот мой ответ: богатства Ваканды – не для продажи, – спокойно произнес он. – Пока духовное состояние Запада не синхронизировалось с его технологическими достижениями, было бы безответственно делиться с вами нашими научными открытиями. Это было бы равноценно тому, чтобы дать ребенку пистолет и надеяться на лучшее. Мы не станем участвовать в разрушениях, которые вы производите.

– Вы что, называете всех собравшихся здесь безответственными детьми? – Представитель «Роксона» оглядел своих коллег – они даже рты разинули от подобной высокомерной бестактности со стороны вакандийского короля.

– Нет, – Т’Чака медленно направлялся к двери, а по пятам за ним шли «Дора Милаж». – Вы больше похожи на упрямых подростков, которые убеждены, что они взрослее, чем можно судить по их поведению. Тот факт, что каждый разговор в этом зале ведется с позиций силы и денег, говорит о многом и подтверждает мои худшие опасения относительно вашего общества.

Король остановился у дверей, возмущенно оглядев оглушенных таким обращением людей.

– Половину из наших открытий вы легко сделали бы сами, но предпочли потратить баснословные деньги на бессмысленные цели, – он покачал головой, как бы дивясь их тупости. – Почему бы не вложить ваши богатства в образование детей, вместо того чтобы строить новое, более мощное оружие, которое, как вы надеетесь, никогда не будет использовано? Почему бы не построить новые дороги, мосты и больницы, вместо того чтобы тратить миллионы долларов из собственных налогов на строительство футбольных стадионов?

Я объясню вам, почему: бешеная зацикленность на деньгах в вашем обществе превратила хорошие начинания в одержимость. Зачем лечить заболевание, если можно заставить людей платить за медицинские услуги? Зачем обеспечивать города дешевой энергией, если можно выкачивать ограниченный ресурс, что явно наносит непоправимый…

– Мы вас поняли, Т’Чака. Необязательно читать нам лекции. – Раскрасневшийся представитель «Роксона» заставил «Дору Милаж» напрячься.

Т’Чака слегка покачал головой, останавливая Амаре, которая уже доставала из рукава метательный нож и внимательно смотрела на мужчину с неприятным лицом.

Мужчина, не замечая опасности, начал смеяться.

– Никогда раньше не встречал социалиста с короной на голове, но, похоже, я вообще сегодня многое вижу впервые. Может быть, ваш народ добился бы большего с более… просвещенным правителем, как, например, у южноафриканцев или нигандийцев?

Т’Чака сделал шаг вперед и хищно улыбнулся невысокому мужчине. От крупных зубов короля отражался свет. Под этим взглядом собеседник побледнел.

– Считай, что каждый вздох, который ты делаешь с этого момента, милостиво подарил тебе я, – тихо произнес Т’Чака. – Любые мужчина или женщина, осмелившиеся сказать мне такое, сейчас на твоем месте уже обсуждали бы свою ошибку с умершими предками, но я прощаю твою оплошность на этот раз – это лишь ребяческое невежество.

Сгорбленный мужчина, сидящий в одном из углов стола, щелкнул пальцами. Два телохранителя европейской внешности вбежали в комнату из коридора, вынули стволы и направили их на вакандийцев.

– Успокойтесь, пожалуйста, Т’Чака, – мужчина намеренно растягивал слова, – здесь преимущество не за вами.

Т’Чака спокойно сложил руки на груди:

– Серьезно?

Пока он говорил, Амаре молниеносно метнула нож, пригвоздив первого охранника за руку к стене. Он застонал, когда кровь потекла по его упавшему на пол пистолету. Параллельно с этим Бапото достала плеть из микроволокна и хлестнула ею. Хвост кнута обернулся вокруг ствола пистолета второго телохранителя; резко потянув на себя, Бапото выдернула оружие из руки мужчины и отбросила его в другой конец комнаты. Один из экономистов Т’Чаки поймал его и одним легким движением направил на человека в углу стола.

Король не шевелился.

– Кто позволил вам называть меня по имени? Вам не следует даже в мыслях пренебрегать моим заслуженным титулом! – проревел он. – Я понимаю ваше смущение: вы разговариваете с чернокожим мужчиной, которого нельзя подкупить грузовиком с оружием, самолетом с красотками или солидным швейцарским счетом. Тем не менее не забывайте о том, насколько вы ниже меня по статусу.

На полу перед представителем компании «Роксон» появилась и разрослась маленькая желтая лужица.

– Ваше величество, – пробормотал он, – я приношу свои глубочайшие извинения.

Т’Чака с отвращением оглядел собравшихся. Он и так потратил на этих идиотов слишком много времени.

– Совещание окончено. Никогда больше не пытайтесь со мной связаться.

Он повернулся спиной и направился к выходу, за ним следовали экономисты. Последний из них оставил похищенный ствол на полу у двери, но вынул оттуда обойму и положил в карман.

Две «Дора Милаж» молча собрали свое оружие, и Бапото вновь закрепила кнут вокруг талии. Амаре выдернула нож из руки охранника, тот вновь застонал от боли. Женщины, пятясь, вышли из комнаты, не упуская из виду мужчин, собравшихся за столом, на случай, если один из них в последний момент попытается отомстить.

Как только дверь за ними закрылась, все бизнесмены одновременно выдохнули и продолжили обсуждение.

– Смизерс, как ты жалок, – сказал мужчина, вызвавший охранников. – Вытри за собой, а потом позвони нашему другу и сообщи, что операция одобрена.

Представитель компании «Роксон» выбежал из комнаты, оставляя за собой след мочи. Он поклялся, что Т’Чака – король Т’Чака, как теперь невольно исправляло его сознание, – заплатит за то, что унизил их всех.

– Мне не рассказывали, что случилось на совещании, до тех пор, пока в суде не началось расследование по делу об убийстве, – произнесла Рамонда, делая большой глоток из стакана с бренди. – Все, что я знала, – что Т’Чака был в плохом настроении, когда вернулся в наш номер. Хотя, как всегда, он пытался скрыть это от нас с Т’Чаллой.

– Почему нам нужно уезжать прямо сейчас, папа? – канючил Т’Чалла, забравшись к отцу на колено и умоляюще глядя на него. – Ты же сказал, что после совещания мы сможем пойти покататься на лыжах. Ты обещал!

Т’Чака рассмеялся и подошел к Рамонде – маленький Т’Чалла не отпускал его ногу и волочился за ним по полу. Он заключил жену в объятия, вдыхая ее запах, и почувствовал небольшой толчок. Освободившись от хватки Т’Чаллы, он опустился на колени и поцеловал жену в живот.

– Ты тоже думаешь, что нам стоит пойти покататься на лыжах? – спросил он нерожденную дочь, заставив Рамонду захихикать. – Вот поэтому нам и нужно уезжать домой. Дети становятся все более неуправляемыми с каждым глотком европейского воздуха.

– Когда стало понятно, что никакой сделки не будет, наступил мой черед поработать, – произнес Кло.

Первый выстрел был направлен в окно прямо рядом с головой Т’Чаки. За ним быстро последовали еще два, врезаясь в стекло со звуками, подобными ударам молота.

– Я знал, что окно было пуленепробиваемым, но это меня не беспокоило, – говорил Кло. – Бронебойные гранаты легко его проломят, когда стрелку снаружи удастся определить местоположение Т’Чаки. Но чего я не знал, так это того, что охранники короля наложили на окно поверх стекла тонкий слой вибраниума. Он поглотил энергию выстрелов, и глубже они не продвинулись.

– У нас было всего несколько секунд, прежде чем окно возможностей оказалось бы для нас закрыто, фигурально выражаясь. Настало время плана «Б».

– Твой отец бросил меня на землю в ту же секунду, когда услышал свист пули, – Рамонда начала плакать, ее полностью захватили болезненные воспоминания. – Амаре схватила твоего брата и крикнула Бапото, чтобы та вынула их оружие из чемоданов рядом с дверью. Секунду Бапото колебалась, а потом бросилась исполнять. Но к тому моменту было уже слишком поздно.

Взрыв отбросил Бапото в другой конец комнаты и впечатал в зеркало во всю стену. Рамонда слышала жуткий треск и попыталась повернуться в защищающих ее со всех сторон руках Т’Чаки.

– Лежи смирно, – прошептал король, но Рамонда разглядела кровь на голове юной «Дора Милаж» и острый кусок дерева, торчащий прямо из ее горла. Половина ее лица обгорела при взрыве, а глаза были широко открыты и неподвижны.

– Бапото! – вскрикнула Рамонда.

Т’Чака посмотрел на огромную воронку от взрыва, из которой медленно выплывало дуло пистолета.

Кло пожал плечами.

– Я целую неделю ждал в засаде в комнате под досками пола. Когда тебе платят десять миллионов баксов за один выстрел, неделя в ледяном спальном мешке, отключающем датчики тепла, – это полная фигня. А что касается выдающегося обоняния Т’Чаки – его удалось усыпить, доплатив двадцать долларов уборщику, который ежедневно полировал деревянный пол специальным покрытием с запахом лимона. Думаю, этого было достаточно, чтобы скрыть от Пантеры мое присутствие и мой запах.

Мне сразу повезло расправиться с одной из женщин. Цель отвлекающих факторов, таких как устройство направленного взрыва, – создать как можно больше смятения и таким образом получить преимущество над сильным противником, – Кло улыбнулся. – Когда осколок убил одну из Обожаемых Бесценного, это в самом деле отвлекло Пантеру.

Кло поднялся на ноги, за секунду оглядел разрушения и определил цели. Кто-то – скорее всего, несколько человек – ломился в дверь, стараясь попасть в комнату. Т’Чака, все еще одетый в королевское облачение, выглядел шокированным, сжимая в руках беременную жену и пытаясь своим телом заслонить ее от пуль убийцы. Оставшаяся в живых телохранительница спрятала кронпринца за диваном, параллельно пытаясь достать оружие. Ее бесполезная правая рука висела вдоль тела как плеть. Охраннице тоже досталось: деревянные щепки торчали из правой руки и ноги, из поврежденных конечностей уже начала сочиться кровь.

– Тогда я думал, что это будет легкая добыча, – признался Кло. – У меня было два пистолета, и момент был подходящий. Но люди, более великие, чем я, недооценивали Черную Пантеру, и немногие из них выжили, чтобы рассказать об этом.

Т’Чака протяжно зарычал. Позже Рамонда клялась, что видела, как его глаза загорелись зеленым, когда он в последний раз повернулся к ней и нежно потрепал по подбородку. В то время, пока убийца направлял на них свой автомат, Т’Чака поднялся на ноги, преодолел расстояние между ним и бледным мужчиной и выпустил металлические когти.

– Ваше величество! Нет! – тщетно кричала Амаре.

– Он был поразительно быстрым, – восхищенно произнес Кло. – Даже после взрыва, понимая, что его жена уязвима, одна из охранниц погибла, а другая получила ранения, он сумел проанализировать ситуацию и произвести атаку с огромной скоростью и изяществом. Такой подготовкой можно только восхититься. Я понятия не имею, как он выпустил когти, – видимо, они были спрятаны у него в одежде.

Так или иначе, но он расцарапал мне лицо, – Кло показал на молочно-белые шрамы, которые пересекали его щеку и левый глаз, – здесь и здесь. Я был близок к тому, чтобы потерять и глаз, и жизнь. Этот высокомерный сукин сын даже сумел вырвать у меня из рук оружие и отбросить его в другой конец комнаты, но у меня имелось запасное.

– Я буквально физически почувствовала, как пули входят в тело твоего отца, – в ужасе прошептала Рамонда. – Не знаю, как еще это объяснить. Горячая волна боли захлестнула меня, ничего подобного в своей жизни я раньше не чувствовала и, уверена, на секунду потеряла сознание. А когда пришла в себя, оказалось, что я каким-то образом поднялась на ноги и иду к Т’Чаке. Я слышала, что Амаре велит мне пригнуться, но остановиться не могла. Мне нужно было добраться до мужа – но еще до того, как я сделала следующий шаг, почувствовала: он мертв.

Кло поднялся на ноги, стирая теплую соленую кровь с глаза, чтобы разглядеть, где выход. Он слышал, как за спиной кто-то рубит дверь пожарным топором, пошарил в одной из сумок в поисках гранаты и кинул ее к двери. Та с грохотом вылетела, и внутрь вбежали три вооруженных экономиста, пытаясь в дыму разглядеть тело короля. Один наклонился вперед и увидел, что к его ногам катится граната:

– Грана…

Взрыв отбросил всех троих в дверной проем, во все стороны полетели конечности и внутренности. Кло кивнул сам себе и повернулся к оставшимся в живых представителям королевской семьи. Рамонда стояла и смотрела прямо на него пустыми глазами.

– В тот момент моей главной целью было убраться оттуда живым, – продолжал Кло. – Но я был молод, и мне обещали доплатить еще пять миллионов, если я вырежу весь клан, а королева стояла прямо передо мной! Один выстрел – и я прикончу сразу и мать, и дочь. Потом пристрелю пацана и его охранницу, а уже потом спущусь по веревке вниз с внешней стороны здания.

Но вы сами знаете, что обычно говорят про самые продуманные планы…

Кло нарочито неторопливо поднял автомат и поместил красную лазерную точку прямо на голову Рамонды:

– Спокойной ночи, – прошептал он и начал нажимать на спусковой крючок.

Но раньше, чем он выстрелил, его руку пронзили два раскаленных снаряда, неся с собой невыносимый жар и нестерпимую боль. Кло упал на одно колено и вскрикнул, ища глазами источник нападения.

– Этот чертов ребенок выстрелил в меня из моего собственного пистолета, – Кло покачал головой. – Вы вообще можете в это поверить? Оказалось, что телохранительница доползла до места, где лежал мой второй автомат, бросила его мальчику и велела стрелять на поражение.

Правой рукой Кло потянулся к левой и приподнял верхний слой кожи, демонстрируя Батроку металлические пластины прямо под ней.

– Думаю, пацан не смог попасть мне в грудь и случайно выстрелил в руку. Но этого было достаточно, чтобы убедить меня, что пора сваливать. Я понимал, что нужно бежать оттуда, пока я случайно не схватил поражение вместо победы, если можно так выразиться. Так что прыгать с седьмого этажа оказалось лучшей идеей. Внизу меня ждала моя команда с надувным матрацем, который должен был смягчить удар, а за зданием – вертолет, готовый к мгновенному взлету.

Рамонда крепко прижимала Шури к себе, и по лицу ее катились слезы.

– Я плохо помню, что происходило дальше. Большинство официальных заявлений делала Амаре. Еще одна команда по безопасности устроила штурм отеля, однако им не удалось найти человека, стрелявшего в твоего отца. К тому моменту, когда они добрались до нашего номера, я была парализована горем. Т’Чалла продолжал сжимать в руках этот чертов пистолет, а Амаре ползла по полу, пытаясь добраться до тела твоего отца.

Т’Чалла и я остались единственными выжившими членами королевской семьи: сын, вторая жена и ее нерожденная дочь. Так что они схватили нас, посадили в машину, быстро отвезли в аэропорт и отправили в Ваканду, на безопасную территорию. Королевский врач осмотрел меня и объявил, что мы с тобой обе здоровы и резня на нас никак не отразилась. Они дали мне легкий транквилизатор, поставили у дверей моей спальни «Дора Милаж» и наказали ложиться спать.

– За всю дорогу домой Т’Чалла не произнес ни слова, и мне рассказывали потом, что пистолет он согласился отдать только по просьбе твоего дяди С’Яна. Он еще несколько долгих месяцев ничего не говорил и почти ничего не ел. Наконец ему полегчало, но милый, веселый малыш, который мечтал поехать кататься на лыжах с родителями, навсегда умер вместе с отцом. Он стал еще более прилежным и серьезным, проводя все свое время в физических и интеллектуальных тренировках и отбросив любые развлечения, которыми мог бы наслаждаться молодой принц…

Рамонда наклонилась и поцеловала дочь в лоб:

– …пока не родилась ты. Как-то он играл с тобой, и я услышала, как он засмеялся. В тот момент я осознала, что он не смеялся с того самого страшного дня, ни разу, пока ты не заставила его.

Глубоко вздохнув, Рамонда продолжила рассказ.

– Через несколько недель комиссия, расследовавшая убийство твоего отца, притащила Амаре, которая все еще проходила реабилитацию в больнице и лишилась ноги, в комнату для допросов и начала обвинять ее в том, что «Дора Милаж» провалили операцию по спасению короля. С’Ян уже сообщил комиссии о том, что мы отправились на Бильдербергскую конференцию из-за того, что на этом настояла я, и многие слышали, что «Дора Милаж» отговаривали правителя от поездки. Но даже под присягой Амаре отказалась перекладывать вину на меня, говоря, что задачей «Дора Милаж» было уговорить короля остаться в стране, и с этим они не справились. Комиссия собиралась отправить ее в ссылку, но в итоге направила обратно к сестрам и дала им самим возможность решить, какого именно наказания она заслуживает.

– Ты сама знаешь, они сделали ее генералом, – горько сказала Рамонда. – С тех пор наши отношения были весьма… натянутыми. И до сих пор никто не выяснил, что за человек убил твоего отца. Единственное, что нам удалось узнать, – это имя: Кло.

– Хотя я не смог прервать семейную линию, мои спонсоры были весьма мне благодарны и обеспечили защиту от преследования вакандийцев на ближайшее десятилетие, – вздохнул Кло. – После царапин, полученных от Пантеры, и выстрела его сына я сам едва выкарабкался. Но бельгийское правительство прекрасно обо мне позаботилось: мне предоставили протезы для замены израненной конечности и глаза, который мне повредил Пантера.

Кло жестами показал на свое тело:

– Когда операции закончились, я стал таким: лучший наемный убийца в мире. А теперь мои спонсоры дают нам ресурсы, которые необходимы, чтобы окончательно разобраться с Пантерой – и восстановить честь моей фамилии, а также отомстить за потерю руки и глаза. И я готов на что угодно, чтобы получить эти ресурсы, даже работать вместе с ленивыми нигандийцами или суперзлодеями категории С.

Шури вновь крепко обняла мать и дала ей выплакаться, пока у Рамонды не кончились слезы. Потом положила голову матери себе на колени и внимательно посмотрела в ее серые глаза своими зелеными.

– Спасибо, что поделилась со мной всем этим, мама, – произнесла Шури. – Я понимаю, насколько это тяжело.

– И тебе спасибо, Шури.

– И, мам… не волнуйся, сегодня вечером я буду ждать тренера из «Дора Милаж» в гимнастическом зале.

Рамонда потрепала дочь по волосам и улыбнулась:

– Я никогда в тебе не сомневалась, доченька.