Глава 1
Земля, далекое будущее, за год до описываемых событий
Негромко зашипев герметизаторами, прозрачная крышка медицинского блока плавно поднялась, застопорившись в верхнем положении. Глаза Кобрин, пришедший в себя за несколько секунд до этого, предусмотрительно не раскрывал, помня прошлый раз, когда его выдернули обратно в аварийном режиме и свет до боли в затылке резанул по глазам. Сейчас он, правда, не был точно уверен, что возвращение именно экстренное, в конце концов, ему не угрожали ни немецкие бомбы, ни снаряды. А почему кураторы «Тренажера» не дождались ночи, выдернув прямо сейчас? Ну так мало ли почему… скоро узнает, собственно. Снова до тошноты кружилась голова, и отчаянно хотелось в туалет. Про шершавый, словно наждачная бумага, язык и отвратительный привкус во рту – какое там классическое «кошки нагадили»? Пережравшие накануне слоны дружно испражнились, никак не иначе! – и вспоминать не хотелось.
– Товарищ капитан, как вы себя чувствуете? – Голос показался знакомым, и Сергей решился открыть глаза. Зрение сфокусировалось на прикрытом прозрачной маской лице лаборанта, хоть головокружение от этого лишь усилилось.
«Ничего, сейчас полегчает, – отстраненно подумал Кобрин, ощутив, как по вене прокатилась волна приятного холодка, управляемый компьютером медблок вводил необходимые препараты. – Плавали, знаем».
– Нор…мально. – Слова давались с трудом, подводило пересохшее горло. – Докладываю… где нахожусь, осознаю… все остальное тоже помню… и вас тоже помню, товарищ прапорщик Ветвицкая… глаза у вас красивые, как такие забыть…
– Гхм… прекрасно, – смутилась девушка. – Лежите спокойно, сейчас я сниму датчики системы контроля жизнедеятельности и…
– …мнемопроектор, – подсказал уже практически пришедший в себя Кобрин. – Одного не пойму, отчего горло каждый раз настолько пересыхает?
– Воздух. – Легонько касаясь кожи, медичка избавляла его тело от техногенной паутины множества датчиков. Последним легонько кольнуло предплечье, девушка извлекла внутривенный катетер. – Внутри капсулы поддерживается особая атмосфера с повышенным содержанием кислорода, в которую подаются аэрозоли необходимых для жизнедеятельности препаратов. Некоторые из них могут вызывать сухость слизистых, хоть это и индивидуальное. Подобное нужно для оптимального функционирования вашего мозга и легких. Остальные подробности вас, как я полагаю, не интересуют.
– Еще как интересуют. Только, пожалуй, не сейчас. Как вы смотрите на то, чтобы как-нибудь вечером прочитать мне небольшую лекцию на эту тему? Просто страсть как науку люблю. Все три закона Ньютона в школе учил и правило буравчика, честно-пречестно! Еще помню температуру кипения воды в зависимости от парциального давления и…
Ветвицкая, не сдержавшись, звонко рассмеялась:
– Это вы меня на свидание, что ли, таким нетривиальным способом приглашаете?
– А допустим, что и приглашаю? Нет, если полный бред несу – так и скажите, с меня сейчас взятки гладки, как предки говорили. Пост-какой-нибудь-там синдром, вам, докторам, виднее. Мозги набекрень, если попросту.
– Какой из меня доктор, – мягко улыбнулась девушка, – всего лишь лаборант и эмэнэс. А с мозгами у вас все в полном порядке, уж поверьте. Но за предложение спасибо. Я подумаю, товарищ капитан. До завтра. Тоже честно-пречестно. Можете подниматься, только медленно.
– Договорились! Только, чур, чтобы без обмана.
– Не обману, не переживайте. Кстати, как все прошло? Надеюсь, не попали к рыцарям круглого стола? – припомнила она сказанную Сергеем перед отправлением шутку.
– Пронесло, – со всей возможной серьезностью ответил он, аккуратно принимая сидячее положение. Головокружение и тошнота потихоньку отступали, зато все сильнее хотелось в туалет. – Придется им пока по старинке воевать.
Перекинув ноги через край «ванны», Кобрин при помощи лаборантки неуклюже выбрался наружу. Что там дальше по плану? Туалет, душ, шкафчик с личными вещами? Угу, именно так – и именно в подобной последовательности. А затем, надо полагать, посещение комнаты оперативных совещаний или личного кабинета начальника академии. И еще неизвестно, что именно он там услышит, зачем-то же его вернули именно так, на глазах у всех командиров. Кстати, интересно, что мужики подумали? Что их командира внезапный удар хватил? Как там в то время говорили, «апоплексический»?
– Все в порядке? – убрав руку, осведомилась девушка.
– Так точно. Разрешите идти, товарищ самый главный медицинский начальник?
– Ступайте уже, товарищ капитан, – смущенно улыбнулась та. – До завтра…
* * *
Спустя полтора часа Кобрин подошел к знакомым дверям. Мысленно собравшись, провел индивидуальным браслетом по окошку приемного датчика. Индикатор, словно поразмыслив пару секунд – «пущать – не пущать», мигнул и загорелся зеленым светом, разрешая доступ.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, – кинув ладонь к козырьку форменного кепи, доложился Сергей начальнику академии. – Слушатель Кобрин прибыл для…
– Вольно, капитан. – Генерал Роднин призывно махнул рукой. – Входи, присаживайся на свое законное место. Поговорить нам есть о чем.
– Слушаюсь. – Кобрин двинулся прямиком к знакомому креслу – тому самому, что меньше недели назад Иван Федорович назвал «его любимым». Значит, нечего и стесняться.
– Товарищ полковник нынче в командировке, так что разговор у нас будет с глазу на глаз, так сказать, – дождавшись, пока тот усядется, пробасил Роднин. – Начнем, пожалуй. Волнуешься? Хочешь узнать, отчего тебя столь резко вернули?
– Так точно, – не стал скрывать Сергей.
– Не переживай, все нормально. Это вовсе не экстренная эвакуация, как в прошлый раз. Просто НАМ было необходимо, чтобы полковник Лукьянин потерял память именно на глазах всего своего штаба – перенапрягся человек, бывает. Столько дней на нервах, почти без сна. Меньше вопросов возникнет, нежели в том случае, если б он нормально спать лег, а проснулся уже с непонятно откуда взявшейся амнезией. А так его сразу же в госпиталь отправили, где он в себя благополучно и пришел. Согласись, с точки зрения местных, достаточно подозрительно, когда подобное слишком часто начинает повторяться? Сначала Минаев, теперь Лукьянин. Да и не ты один в прошлом отметился, и другие были. Со схожими, так сказать, симптомами. Незачем нам пока излишнее внимание к себе привлекать.
«Или как раз таки с точностью до наоборот, – меланхолично подумал про себя Сергей. – И все сделано именно ради того, чтобы ПРИВЛЕЧЬ внимание того, кто ПОЙМЕТ, о чем речь. Хоть того же Зыкина, к примеру. Не зря ж Витька в его сне с самим Берией о чем-то разговаривал. Да и сон ли это был?»
Но вслух он, разумеется, ничего не сказал, при этом изо всех сил постаравшись не выдать себя ни единой гримасой.
– Так точно, понятно. Разрешите вопрос?
– Пока не разрешаю. Обожди немного, скоро все узнаешь. И не переживай – с заданием ты справился, а это главное.
– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант! – Сергей с превеликим трудом сдержал готовую появиться на лице улыбку. Значит, и в этот раз у него все получилось! И речь вовсе не о «Тренажере» – по крайней мере, лично для него дело уже давно не в «Тренажере» как таковом! – а о том, что история ТОЙ войны снова пошла по несколько иному сценарию. Будем надеяться, гораздо более оптимистичному. Ведь если блокады Ленинграда удалось избежать, это, это… просто прекрасно! Не будет тех самых восьмисот семидесяти двух страшных дней – не погибнет под постоянными артобстрелами и бомбежками, от голода, болезней и холода почти полтора миллиона невинных – детей, женщин, стариков. Не войдет в историю знаменитый метроном, своим ритмом сообщавший людям о начале и окончании воздушной тревоги. Не увидит свет дневник Тани Савичевой – пожалуй, один из самых жутких обвинительных документов нацизма. Не появятся на одном только Пискаревском кладбище пятьсот тысяч новых, порой безымянных, могил. Не протянется по Ладожскому льду легендарная «Дорога жизни», единственная живая ниточка, соединяющая осажденный город с Большой землей…
Плюс ко всему – продолжат работу в обычном режиме военные заводы, Кировский и Ижорский, Обуховский и «Арсенал», Адмиралтейские верфи и многие другие. А это – новые танки и САУ, артиллерийские орудия и минометы, стрелковое оружие, подводные лодки и маломерные боевые корабли, разнообразные боеприпасы, в том числе и ракеты для знаменитых «катюш», военная форма и обувь – почти сотня наименований оборонной продукции; все то, в чем столь остро нуждается огромный фронт. Поэтому это и есть настоящая победа, возможно, даже более важная, чем недопущение котлов на западной границе или продлившаяся на месяц дольше оборона Смоленска!
Разумеется, полностью скрыть свои чувства Кобрину не удалось. Да он особенно и не старался, собственно. Тем более Иван Федорович прекрасно понимал, что происходит в его душе.
– Судя по твоему виду, ты осознал и проникся? – осведомился генерал-лейтенант, мягко улыбаясь. – А теперь успокойся. Ты все правильно сделал, так что молодец. Не без недочетов, конечно, но без этого в нашем деле вовсе не бывает. Настоящая война – не шахматная партия, все ходы противника наперед не просчитаешь, как ни старайся. Кстати, объясни-ка мне, почему решил не взрывать дамбу в Ивановском? Ведь логично было именно таким образом и поступить: после ее разрушения шоссе практически до самой реки превращается в болото.
– Отчасти именно поэтому и принял решение пока не взрывать, – четко ответил Сергей, ничуть не удивленный неожиданным вопросом. Но легкий акцент на «пока» все же сделал.
– Поясни.
– Уничтожение дамбы создало бы сложности не только для противника, но и для обороняющихся. Прежде всего, затопление дороги существенно снизило бы возможности танков подполковника Латышева. Понятно, что немцам с их узкими гусеницами пришлось бы куда хуже, но «КВ» и «тридцатьчетверкам» по болоту кататься – тоже не подарок. Кроме того, в зону затопления попадала часть траншей, дзотов и противотанковых артпозиций линии обороны, которые пришлось бы покинуть. Да и не задержало бы это фрицев надолго, там местность такая, что вода достаточно быстро сойдет, максимум несколько суток. Им свою горелую и битую технику чуть ли не дольше с дороги растаскивать, особенно если периодически вести беспокоящий огонь – там ведь у наших практически до метра все пристреляно.
– Что ж, логично, – кивнул Роднин. – Все?
– Никак нет… – Кобрин на миг замялся, прежде чем продолжить. – Хотелось оставить моему начальнику штаба лишний козырь, о котором противник не знает. В случае возникновения сложностей взрыв дамбы сможет существенно помочь. Пусть, как я уже упоминал, и ненадолго.
– Молодец, – одобрил Иван Федорович. – Считаю принятое тобой решение полностью правильным. И, кстати, сейчас уже можно говорить в прошедшем времени: «не сможет помочь», а «помогло». С подробностями сам разберешься, когда разговор закончим, все данные в архиве теперь имеются. Наверняка ж голову ломал, может ли появиться в будущем информация о том, что еще не произошло в прошлом? Отвечаю: не может, Сережа.
– Значит, взорвали-таки? – не удержался Кобрин.
– Взорвали. Почти через двое суток после твоей, гм, эвакуации, когда Гёпнер помощь прислал. Это помогло удержать плацдарм. Ну, а после этого у немцев уже не осталось ни единого шанса взять поселок. Бои в «воротах Ленинграда» окончательно завершились к 17 августа, прорвать линию советской обороны на Луге гитлеровцам не удалось – да и нечем уже было прорывать, выдохлись. И под Ивановским, и под Большим Сабском.
– Молодцы, мужики, удержались… – пробормотал себе под нос Сергей.
– Ты молодец, майор, – усмехнулся начальник академии. – Это ты им шанс удержаться дал, грамотно оборону наладив и серьезных потерь избежав. Заодно и судьбу генерала Пядышева к лучшему изменил. Не арестовали его, наоборот, наградили, на прошлые грешки глаза закрыв.
Смысл услышанного дошел до Кобрина не сразу. Зато когда понял, что именно произнес Роднин, брови едва ли не против воли поползли вверх.
– Удивлен, товарищ академический слушатель? – добродушно хмыкнул генерал-лейтенант. – Зря, третий год обучения, как-никак. И третье успешно выполненное задание командования. Так что поздравляю с официальным присвоением очередного воинского звания и переводом на четвертый курс! Предпоследний, кстати!
– Служу Федерации! – автоматически отчеканил Сергей, вытянувшись по стойке смирно.
– Вольно, присаживайся. Ну, все, преамбула за сим завершилась, начинаем разбор полетов. Пряники ты, можно сказать, получил, теперь пора и кнутом помахать… И для начала объясни-ка мне, товарищ свежеиспеченный майор, отчего ты, бывший комбриг-танкист, не использовал в полной мере возможности приданной танковой бригады?..
Земля, далекое будущее
Очередной год обучения прошел для майора Кобрина, пожалуй, даже быстрее, нежели любой из трех предыдущих. То ли втянулся, то ли учебный процесс уплотнился настолько, что просто не оставалось уже особого времени подсчитывать оставшиеся до переводного испытания дни и недели. А гоняли слушателей и на самом деле не на шутку. Теоретические занятия сменялась практикой на тактических и стратегических виртуальных тренажерах, и обычных, и с эффектом полного погружения. Работа с архивной информацией о давным-давно отгремевших боях прошлого чередовалась с аналитическими разборами ежедневных сводок с фронтов новой войны, пылающей в десятках и сотнях световых лет от прародины человечества. Войны, которая пока даже не собиралась прекращаться… но остановить которую должны были именно они, выпускники ВАСВ, Высшей академии Сухопутных войск Земной Федерации.
Уделялось должное внимание и физической подготовке, как индивидуальной, так и специальной. Ничего против Сергей не имел, как и остальные слушатели, все без исключения пришедшие в академию из боевых частей, каждое утро начиная с физзарядки и дважды в неделю посещая тренажерный зал. Занятия с инструкторами, спарринги с товарищами, стрельбы и марш-броски с полной выкладкой, два-три раза в год – внезапные подъемы по боевой тревоге и выбросы в удаленные районы планеты, весьма напоминающие знакомые по прошлой жизни экзамены на выживание частей космодесанта. Да, собственно говоря, и проводимые, как сильно подозревал Кобрин, по стандартным схемам – армия же, к чему придумывать что-то новое, коль имеются прекрасно зарекомендовавшие себя за годы использования методики? Одним словом, «заплыть жирком» будущим полковникам Генерального штаба определенно не светило, равно как и оказаться в роли героя древнего анекдота про бегущего генерала. Смеха никто из них, реши внезапно пробежаться, уж точно бы не вызвал. Любой четверокурсник был готов сдать самые строгие нормативы боевой и физической подготовки – руководство не собиралось повторять ошибок прошлого. Время страдающих избыточным весом штабистов в пошитых по индивидуальному заказу мундирах и застегнутых «на последнюю с края дырку» ремнях прошло.
Впрочем, возможно, время летело быстро и совсем по иной причине…
За свою не столь и долгую жизнь Сергей ухитрился избежать серьезных романов, обходясь краткосрочными увлечениями разной степени влюбленности, не обязывающими обоих ни к чему серьезному. Да и когда было, собственно, этим заниматься? Сначала пять лет общевойскового училища, а затем… затем была война. Словно в той древней книге, которую Кобрин прочитал, уже став слушателем академии. На фронт он попал буквально через три месяца после выпуска, приняв под командование сначала штурмовой взвод, а затем, получив капитана, и роту. Более-менее плотно пообщаться с противоположным полом удавалось исключительно урывками, когда родной 42-й мотопехотный отводили на отдых или переформирование на одну из удаленных от фронта тыловых планет. Понятно, что в подобном случае о каких бы то ни было возвышенных чувствах и серьезных отношениях и речи не шло. Да Сергей особенно и не усердствовал, поскольку вовсе не ставил цель в обязательном порядке поскорее обзавестись семьей. Какая уж там семья, когда война идет? Зачем? Чтобы молодая жена рано или поздно получила электронное уведомление с сухой фразой «пал смертью храбрых» или «пропал без вести», пониже украшенной логотипом Минобороны «шапки»? И в одиночку поднимала детей – если таковые имеются? Как будто он не знал, каковы цифры реальных потерь в боевых частях…
Но сейчас все оказалось совершенно по-другому. Возможно, так просто совпало. Или он изменился, став иначе относиться к жизни, но отношения с прапорщиком Ветвицкой все больше и больше входили в некую пока еще неведомую Кобрину фазу. В какой-то момент Сергей внезапно осознал, что уже не столь и молод, чтобы и дальше откладывать ЭТОТ вопрос на потом. И что сейчас, пожалуй, самое время для его решения. Окончательного и бесповоротного, как говорится. Поскольку вместе с опытом и положением где-то глубоко в душе зародились и первые робкие признаки моральной усталости, о которой Сергею уже приходилось слышать от старших товарищей. Раньше это воспринималось как нечто весьма далекое, практически нереальное. Вот только это самое «далекое» и «нереальное» внезапно оказалось куда как ближе, нежели представлялось еще совсем недавно… Если отбросить никому не нужные словеса с прочими красивостями и попытаться сформулировать проще, у уставшего от постоянной ответственности за жизни бойцов и исход боевого задания Кобрина появилось острое желание иметь надежный тыл не только в бою, но и в жизни. Искать спутницу на ночь уже не хотелось – просто не видел смысла, – зато пришел срок найти женщину на всю жизнь…
Ведь если не произойдет ничего непредвиденного, через два года он получит на погоны полковничьи звезды и отправится обратно на войну, которую уже не покинет до самого ее окончания, каким бы оно ни оказалось. И поэтому ему было просто до одури важно, чтобы кто-нибудь ждал его возвращения. Неважно откуда – с нового «Тренажера» или фронта – просто ждал. И нянчил его детей, вечерами рассказывая им наполовину выдуманные истории про героического папку, который обязательно когда-нибудь к ним вернется.
А может быть, так на него подействовала та, другая война, уже давно ставшая его личной, пропитавшая до мозга костей и растворившаяся в самой крови? Всего-то за три погружения в прошлое – сколько он там провел? И месяца в сумме не будет – он увидел столько боли и смерти, столько героизма и самопожертвования, что хватило бы, пожалуй, на несколько жизней. Но, как оно порой и бывает, это лишь подстегнуло его собственную жажду жизни.
Как бы то ни было, отношения с Машей – именно так звали приглянувшуюся Кобрину лаборантку – потихоньку набирали обороты, по мнению майора (которое он пока что держал глубоко при себе) уже давненько перейдя в самую что ни на есть финальную стадию. По крайней мере, окончательное решение Сергей принял еще в середине весны, во время одной из увольнительных посетив место, где раньше никогда не бывал, – ювелирный магазин в ближайшем к академии мегаполисе. Девушка в эти выходные весьма кстати отправилась к родне, так что ему не пришлось ничего выдумывать. Теперь предстояло решить, когда и как признаться в своих чувствах, поскольку в подобных вопросах он ощущал себя абсолютнейшим профаном.
Но, как уже не раз бывало в жизни, помог случай…
* * *
– Сереж, ну что ты сегодня такой напряженный-то? Зажатый какой-то… – Грациозно перегнувшись через Кобрина, девушка дотянулась до стоящего на прикроватной тумбочке ночника, мазнув пальцем по сенсорной панели. Свет стал немного ярче, высветив погруженные в темноту углы комнаты и скомканное легкое покрывало на самом краю кровати. Склонилась над майором, проведя прохладной ладошкой по его потному лбу. – Случилось что? Или просто волнуешься? Так еще пять дней впереди, даже задание пока не получил. Да и с чего тебе волноваться, не в первый ведь раз? Подумаешь, армией немного покомандовать! Все получится. И вообще, ты у меня большой молодец!
– Нашла молодца… – пробормотал Кобрин, просто чтобы не молчать. И едва ли не против воли скользнул взглядом по выдвижному ящику, внутри которого, затерявшись среди всяких не особенно нужных мелочей, покоилась заветная бархатная коробочка.
– Молодец, молодец, знаю, что говорю! – Маша усмехнулась, пристраиваясь рядом. Немного поерзав, устроилась поудобнее и положила голову на плечо, пахнущие шампунем русые волосы коснулись щеки, знакомо щекотнули кожу. Раньше Сергею хватало и куда меньшего, чтобы всерьез завестись, однако сегодня майор был слишком взволнован. Меньше недели до начала «Тренажера», а он все никак решиться не может, который день сам себя «завтраками» кормит… а еще боевой офицер, блин! Можно сказать, две войны за плечами! Обе, правда, пока незаконченные…
– Я, признаюсь, лазила в служебные файлы, было дело.
– Ты? – искренне поразился Кобрин, на миг позабыв о своих сомнениях. – А разве можешь?
– Могу, уровень доступа сотрудника научного отдела позволяет. В принципе, не положено, конечно, но, с другой стороны, прямого запрета тоже нет. Сам понимаешь, все ваши личные дела и медкарты и в нашем ведении тоже.
– Ну, и чего разузнала, Мата Хари? – повернув голову набок и слегка отстранившись, Сергей с любопытством взглянул на девушку. – Убедилась, что Кобрин Эс Вэ не скрывает от возлюбленной законную жену с кучей детишек на какой-нибудь далекой планете? Или тебя больше пси-карта и генетический файл интересовали? И что там записано? Надеюсь, я, часом, не склонный к садизму социально опасный маньяк, нуждающийся в изоляции от общества?
– Дурак… – Маша надула губки. Не всерьез, разумеется, ровно настолько, насколько ситуация соответствовала. – И шутки у тебя дурацкие. Стукнуть бы тебя как следует по башке, да жалко, ты ж в нее не только ешь, но еще и фуражку на ней носишь. Я вообще совсем другой файл просматривала. Принципиально другой, между прочим! Тот, который именно твоих тренировок касался. Вот потому и говорю, что ты у меня – большой молодчина! Таких дел в прошлом наворотил!
– Хм… – На этот раз Кобрин откровенно не нашелся, что и сказать. – Ну, посмотрела – и ладно.
– К тому же еще и скромный! – хихикнула она. – А скромность красит мужчину!
– Мужчину красят шрамы. А вот если особист придерется, будет тебе… ну, то есть нам обоим, что слушать. Впаяют неполное служебное, меня отстранят от тренировки, тебя выпихнут на гражданку – и амба…
– Обижаете вы меня, товарищ академический слушатель, и крайне недооцениваете. – Внезапно оттолкнувшись ладошками от его груди, девушка гибко извернулась. Оседлала Кобрина, нависнув над ним. Обрамленное водопадом свободно ниспадавших волос, причудливо подсвеченных мягким светом ночника, лицо казалось чужим, лишь знакомо сверкали огромные глазищи. – Не отстранят, я ж хитрая, запрос официально оформила, мы еще за пару недель до тренировки начинаем с вашими личниками работать. Ну, в смысле, с личными делами. Так что не переживай, никто ничего не узнает.
– Коварная ты женщина, товарищ прапорщик, – пробурчал майор, ощущая, как былое напряжение потихоньку отпускает, уступая место совсем другому, гм, чувству. Тем более что сильные бедра женщины все плотнее прижимались к его телу. Может, прямо сейчас все и сказать? Вот взять – и сказать! Да, именно так он и сделает. Только горло, зараза, отчего-то вдруг пересохло, будто несколько дней в медкапсуле пролежал. Вот же, блин, никогда б не подумал, что проще в атаку на немецкий пулемет подняться или под танк с гранатой броситься, чем ЭТО…
– Послушай, Маш… – Вышло хрипло и неуверенно, аж самому противно стало. Хорошо еще, откровенного «петуха» не выдал, вот тогда уж точно был бы всем позорам позор. Но отступать поздно, нужно продолжать, развивая, так сказать, успех, коль уж вырвался на оперативный простор. – Мне нужно тебе кое-что сказать…
На губы внезапно легла узкая ладошка, ставшая за этот год такой знакомой и родной:
– Сережа, погоди, пожалуйста. Если хочешь что-то важное сказать, но пока не готов, – лучше молчи, ладно? А то испортишь все.
Кобрин аккуратно отстранил девушку, тут же усевшуюся по-турецки на краю постели.
– Да готов я, давно уже готов! Просто, понимаешь… когда впервые, оно всегда… ну, сложно, что ли?
Маша молчала, с легкой улыбкой глядя на Сергея.
– Короче, я знаю, что нужно было как-то иначе, цветы там, шампанское… но это потом, хорошо? Когда оттуда вернусь. А пока – вот…
Протянув руку, Сергей дернул на себя ящик, нащупывая коробочку с кольцом. Хорошо, что на направляющих стояли ограничители, иначе бы, пожалуй, вывалил все содержимое на пол. По самому краешку сознания мелькнула мысль встать на колени, но Кобрин вовремя понял, что в данной ситуации и в подобном виде выглядеть подобное будет, мягко говоря, достаточно глупо.
И поэтому он просто протянул ей раскрытую бархатную коробочку.
– Короче, Маша, я тебя люблю! И прошу стать моей… – снова подвело горло, но только лишь на миг, – женой! Все. Сказал. Точка. Да или нет, третьего варианта решения не предполагается. С этим тоже точка.
Внезапно став серьезной, девушка протянула руку, погладив его по щеке:
– Ох, ну почему ж вы, мужики, такие глупые-то? Или ждете до последнего, или спешите.
– Это значит да? – напряженным голосом осведомился майор, хмурясь.
– Конечно, да, товарищ академический слушатель, – рассмеялась Маша, притянув его к себе. Почти минуту обоим было не до кольца и только что произнесенных слов.
– Тогда давай палец, – чуть запыхавшись, сообщил Сергей, быстро облизнув искусанные губы и нащупывая на смятой простыне коробочку, которую ухитрился выпустить из руки.
– Какое красивое… И размер, кстати, мой, так что угадал.
– Твой, – согласился Кобрин. – Хоть я, в отличие от некоторых, по чужим медкартам не лазал. Просто глазомер у меня профессионально поставлен. И линейкой пользоваться умею. А где ты свои украшения хранишь, я уже давно срисовал.
– Можно подумать… – Еще пару секунд девушка полюбовалась на обручалку, затем обвила шею любимого руками, прижавшись к нему изо всех сил. – Я тоже тебя очень-очень люблю, милый! Знаешь, Сереж, раз уж такое дело, то и я тоже должна тебе кое-что сказать. Тоже хотела после твоего возвращения, чтобы не волновался зря, но так, наверное, будет правильнее. Ты должен знать.
И чуть слышно докончила, щекоча ухо жарким дыханием:
– Сереж, я беременна, семь недель уже…