– Ну, вот видишь, Лаврентий, а что я говорил? – Выслушавший короткий доклад народного комиссара товарищ Сталин выглядел откровенно довольным. Берия не решился сообщать о подобном по телефону, несмотря на позднее время, лично приехав в Кремль, едва только получил шифрограмму из штаба 24-й армии. – Какой молодец этот твой Зыкин! Нашел все-таки нашего гостя! Ай, какой молодец!

– Нашел, Иосиф Виссарионович, – на всякий случай подтвердил Лаврентий Павлович. – И не только нашел, но и наладил с ним устойчивый контакт!

– Да, ты говорил. Значит, вдвойне молодец, нужно будет поощрить товарища лейтенанта. Но с этим мы с тобой немного позже разберемся. Товарищ Конев прибыл?

– Так точно, товарищ Сталин, только что прилетел. Прибудет буквально в течение получаса, с Центрального аэродрома он уже выехал.

Сталин помолчал несколько секунд, то ли о чем-то размышляя, то ли выдерживая одному ему понятную паузу. Передвинул в сторону пепельницу, отложил на край стола несколько листков бумаги.

– Лаврентий, скажи мне, ты как думаешь – почему именно Ракутин? Почему именно двадцать четвертая армия?

Наркомвнудел откашлялся, прежде чем ответить:

– Полагаю, товарищ Сталин, потому, что в данный момент именно этот участок фронта стратегически важен. Тем более это полностью подтверждается имеющимися у нас сведениями… из будущего. Да вы ведь и сами знаете, мы с вами это уже обсуждали.

– Знаю, конечно, – кивнул Иосиф Виссарионович. – Обсуждали, помню. И не раз. Просто хотел еще раз твое мнение услышать. Значит, все-таки Вязьма, не ошиблись потомки… А что у нас там вообще творится, Лаврентий? Как с войсками обстоит, со снабжением?

– Нормально обстоит, товарищ Сталин, – нисколько не удивившись вопросу, хотя, можно подумать, САМ обо всем этом не знает, твердо кивнул народный комиссар.

– Подробнее, конечно, вам товарищ генерал-полковник доложит, но все, что могли, мы сделали. Армии Западного и Брянского фронтов полностью укомплектованы, боеприпасов и горючего достаточно как минимум на две недели непрерывных боев. Но ответственные товарищи из наркопээса готовы к круглосуточной работе по доставке грузов к передовой, подвижной состав в наличии имеется. Парк бронетехники усилен частично за счет новых машин, частично – тех, что выходили из окружений во время летних боев. Почти треть экипажей – из числа успевших повоевать танкистов, пехотные части тоже пополнены ветеранами. Еще две танковые бригады, укомплектованные согласно новым штатам, готовы к отправке под Вязьму, прибудут буквально в течение недели. Между прочим, бывший экипаж подполковника Сенина после госпиталя тоже отправлен в двадцать четвертую армию. Я не препятствовал, толковые бойцы. С авиацией немного похуже, но собрали все, что могли, без опасности оголения других фронтов. Согласно моим данным, ротацию отдельных частей немецкой разведке в целом обнаружить не удалось.

– В целом?

– Особые отделы работают, можно сказать, круглосуточно, товарищ Сталин! Разумеется, что-то просочится или уже просочилось, не без этого, но именно что В ЦЕЛОМ фашисты пока ничего не заподозрили. Собственно, теперь, после начала «Тайфуна», это уже не имеет особого значения. Опоздали они, товарищ Сталин!

– Значит, все по нашему плану?

– Так точно! С секретной директивой НКО по результатам летних кампаний и действий того же Кобрина все старшие командиры рангом от командарма до комдива включительно ознакомлены. Мои люди информируют, что отнеслись серьезно. Особенно к той части, где описывалось, как все могло бы произойти, удайся немцам замкнуть котлы под Белостоком, Минском и Смоленском. Про бои на Лужском рубеже там тоже имеется подробная информация. Полагаю, прониклись.

– Хорошо, – задумчиво кивнул Иосиф Виссарионович. – Это очень хорошо, что прониклись. Но теперь твоим людям нужно внимательно смотреть, кто совсем проникся, а кто не совсем, да, Лаврентий? Не умеющие или не желающие учиться на собственных и чужих ошибках нам не особенно и нужны. Слишком дорого эти ошибки нам обходятся… людей жалко, и гражданских, и бойцов.

– Разумеется, товарищ Сталин, – кивнул, блеснув стеклами пенсне, Лаврентий Павлович, – работа ведется. Не только нами, армейцы тоже подключились, все необходимые сведения им переданы.

На несколько минут в кабинете повисло молчание. Сталин неторопливо занимался трубкой, потроша папиросы из раскрытой пачки и бросая пустые картонные гильзы в пепельницу, народный комиссар просто молчал, пытаясь угадать, каким будет следующий вопрос. Если будет, конечно.

В проеме приоткрывшейся двери показался Поскребышев, молча кивнувший хозяину кабинета.

– Хорошо, Лаврентий, – нарушил молчание Сталин, закуривая. – Давай мы сейчас у товарища Конева про обстановку на фронте узнаем, вон он как раз приехал, а уж после наш с тобой разговор закончим. Я тебя правильно понял, что товарищ Кобрин собирался сегодня ночью со своим старым боевым товарищем Зыкиным о чем-то поговорить?

– Именно так! – Лаврентий Павлович, разумеется, отметил про себя, что Вождь впервые назвал фигуранта «товарищем», но пока не мог даже приблизительно предположить, что именно это должно означать.

– Интересно, о чем они станут говорить? Как думаешь?

– Точно не знаю, товарищ Сталин, но лейтенант Зыкин должен аккуратно и ненавязчиво довести до нашего гостя предложение о встрече с вами.

– Ненавязчиво – это очень правильно придумано, – ухмыльнулся Иосиф Виссарионович. – Но, есть такое мнение, лучше было бы прямо сказать. Э, не напрягайся, я пошутил. Все он прекрасно понимает. И, разумеется, согласится. Но не сразу, а после успешного завершения своего задания, нет?

– Вы совершенно правы, именно так мы и предполагаем.

– Но если этот твой Зыкин попробует надавить…

– Ни в коем случае, товарищ Сталин! – Не сдержавшись, наркомвнудел даже поднялся со стула. – Это абсолютно исключено! Лейтенант Зыкин имеет совершенно четкие инструкции, как именно поступить в той или иной ситуации!

– Да знаю я, – махнул рукой хозяин кабинета, «присаживайся, мол». – Знаю. Все, закончили, об остальном позже поговорим. Ты, Лаврентий, сходи пока, распорядись, чтобы товарищ комфронта заходил. И скажи Александру Николаевичу, пусть нам чай приготовят…