Мы плывём вдоль большого острова. Курс держим на север, проезжая мимо голых горных склонов, островов и рифов, скал и крутых утёсов, а за ними время от времени виднеются бухты, покрытые песком или галькой. Ветер вздымает волосы и обдувает лицо.

– Что это? – я показываю на ряды буйков, торчащих из воды около небольшой бухты рядом с нами. Буйки образуют шесть линий с расстоянием примерно по два метра между ними. Вся эта конструкция вытянулась почти на триста метров и диагональной линией перекрывает бухту.

Юханнес сбавляет ход лодки, и мы медленно скользим по воде.

– Ферма, – отвечает он.

Около берега пришвартованы баржа и большой голубой катамаран из алюминия. За ними находится новый причал и большой лодочный сарай. Бухта сокрыта между двух пологих скал, между которыми стоит белый дом и сарай. Здесь темно, как будто лучи солнце досюда не дотягиваются из-за скал.

– Устричная ферма Харви. А на берегу стоит дом детства Мерете.

– Не вижу здесь фабрики, – отмечаю я, пока мы плывём над кристально чистой отмелью, – где он их обрабатывает?

– В катамаране, – отвечает Юханнес, – он использует его, чтобы раскладывать мальков, собирать урожай, отчищать и упаковывать, после чего отвозит их на склад в Трумсё, а оттуда они уже высылаются поддонами во все уголки мира. Вот и всё, что сегодня для этого требуется.

– Выглядит крепким, – я киваю в сторону хозяйственного судна с тяжелым краном на корме, пока мы объезжаем пристань и выдвигаемся дальше с обратной стороны залива.

– Судно с боковой швартовкой, знаешь ли. Такое может собирать устрицы в любую погоду.

Перед нами появляются несколько островов и утёсов поменьше, и стая птиц с перьями голубоватого, почти металлического цвета. У птиц белые шейки и белые щечки, они сидят и сушат крылья на солнце. Некоторые прижимают головы к телу, а другие тянутся к лодке, когда мы приближаемся.

– Не нравятся мне эти птицы, – говорит Юханнес. Он вздрагивает, когда мы приближаемся к большому острову, у которого стоит покосившийся шест с табличкой-предупреждением о подводных скалах. Заросли водорослей колышутся у поверхности воды, вокруг скал и островов. Несколько уток выныривают из кома водорослей и улетают.

– Баклан предвещает смерть, – бормочет Юханнес и снова жмёт на газ, когда мы обогнули последнюю скалу.

– А, отлично, – фыркаю я в ответ и втягиваю голову в плечи, а лодка увеличивает скорость, и её снова начинает бить о поверхность воды.

– Держись крепче, – кричит Юханнес, – недолго осталось.

Я двумя руками обхватываю сиденье. Впереди видно, что остров сужается, виден его край. Дальше – только море.

Вскоре остров остаётся позади, и Юханнес снова сбавляет ход, а потом начинает восьмёркой кружиться над поверхностью, между поворотами посматривая на навигатор и эхолот.

– Здесь, – говорит он наконец и выключает мотор, так что лодка спокойно стоит на воде и лениво покачивается на волнах.

– Мы приехали?

Я поднимаюсь и выглядываю за борт, море поблёскивает послеполуденным светом. Мы находимся примерно в километре от берега. Небо приобрело кровавый, почти пурпурный оттенок.

– Это координаты, которые они передавали по рации. Судя по эхолоту, дно здесь наклонное, оно уходит вглубь, если отъехать подальше. У нас не так много времени, – он поднимает глаза к небу, а потом снова смотрит на меня, – скоро уже стемнеет.

Я киваю, достаю гидрокостюм и очень быстро надеваю его, чтобы осенний холод не успел охладить обнажённую кожу.

Юханнес смотрит на часы, а потом наклоняется над бортом и всматривается в холодную воду.

– Надеюсь, что ты ошибаешься. И что там вообще нет никакого судна.

– Поверь мне, – отвечаю я, проверяя давление в шлангах, – и я на это надеюсь.

Я надеваю рюкзак, беру мундштук и проверяю регулятор, а потом надеваю маску и устанавливаю баллон. По правде говоря, я ненавижу погружаться. Просто ненавижу. Но это один из тех случаев, когда других вариантов нет, как с колоноскопией, когда болит задница, или с болью, которая давит на мозг, если ты пытался свести счёты с жизнью.

Я вставляю мундштук в рот, подаю воздух и проверяю работоспособность системы, а потом сажусь на край лодки спиной к воде.

– Всегда можно вернуться обратно, – слышится голос Юханнеса, когда я наклоняюсь назад и падаю за борт. Тело касается поверхности воды.

«Думаю, уже поздно, – вертится у меня в голове, а холодная морская вода обволакивает кожу меж- ду маской и мундштуком, – для этого уже слишком поздно».