Пятница

За окном номера я слышу, как просыпается город Трумсё. Горло болит, язык шероховатый и сухой. Её запах выветрился, во рту остался только обжигающий вкус эфирных масел и растворителей.

Я отключаю будильник и встаю с кровати; подхожу к кофеварке и наливаю в чашку кофе, который я приготовил прошлым вечером. Я получил сообщение от Анникен Моритцен: она просит перезвонить ей, когда доберусь до маяка.

Через час я уже переезжаю мост Трумсё в арендованном автомобиле и направляюсь на север. По склонам самых высоких гор сползает только что выпавший снег, небо серое, а земля одета в сухие листья и пожелтевшую траву.

Через несколько часов и одну переправу на пароме я стою напротив центра коммуны Блекёйвер. Здесь несколько административных зданий, два продуктовых магазина, ремонтная мастерская, магазин пряжи с солярием в подвале и круговой перекрёсток.

Офис местного шерифа располагается в двухэтажном четырёхугольном здании. Влияние русской послевоенной архитектуры ошеломляет. Здание зеленого цвета с белыми оконными рамами. Женщина на стойке администрации сообщает мне, что они делят здание со службой охраны здоровья населения и соцслужбой, которые занимают второй этаж. Офис шерифа находится на первом.

– Бендикс Юханн Бьёрканг, – представляется шериф. Ему за шестьдесят, он говорит на диалекте, носит короткие каштановые волосы и густые усы. Своей сильной рукой он крепко пожимает мою. – А вы Торкильд Аске?

– Говорят, что да.

– Кто говорит?

– Те, кто так говорят.

Вместе нам не очень удаётся острить, так что, почесав подбородок, шериф приглашает меня зайти в офис.

– Вы кто-то вроде… частного детектива? – спрашивает он, усевшись на стул за письменным столом, и складывает руки на животе.

– Нет, – отвечаю я и сажусь на неудобный деревянный стул с противоположной стороны стола из светлого дерева, под ножку которого подложена свернутая газета.

– И что вы в таком случае здесь делаете? – он барабанит пальцами по жировым складкам на животе.

– Давайте назовём это исключительным случаем, противоречащим моей системе ценностей. Я согласился приехать сюда из-за невозможности сопротивляться и острой необходимости в деньгах.

– Так, – шериф Бендикс Юханн Бьёрканг тяжело вздыхает.

– Ну, в общем, вы здесь, чтобы искать того молодого датчанина?

– Верно.

– По поручению родителей юноши?

Я киваю.

– Ну, мы здесь чтобы помочь, – он ведёт усами, – не думаю, что вы найдёте что-то конкретное.

– Да и я так не думаю.

– Датчанин – наше единственное дело сейчас. До этого мы занимались русским траулером, который немного севернее пошел ко дну в плохую погоду, в начале осени. Но все благополучно вернулись на землю. А в остальном – здесь тихо, как на кладбище, – он складывает руки на животе. – Как на кладбище.

Молодой усатый сержант лет двадцати заходит в комнату и попеременно таращится то на меня, то на шерифа; на лице его идиотское выражение, будто он только что застал шефа за каким-то очень личным делом и не может понять, уйти ему или спросить разрешения остаться.

– Кхэм, – прокашливается шериф и рисует в воздухе полукруг между мной и вытаращившим глаза пареньком. – Арнт Эриксен, это Торкильд Аске. Он здесь по поводу того датчанина. Арнт бросил работу в Трумсё и переехал сюда уже почти год назад со своей девушкой. Вскоре после Нового года он примет бразды правления участком, а я выйду на пенсию.

– Здравствуйте, – сержант вытирает руки о штаны, прежде чем протянуть мне свою влажную ладонь. Он косо ухмыляется в попытке продемонстрировать, что осознает всю ответственность того трудного пути, который ему отвела жизнь, – с вами говорит Арнт.

– Ага, а с вами говорю я, – отвечаю и жму ему руку до тех пор, пока у него на лице не проступает напряжение, – так что, – продолжаю я, не выпуская его руки, – чем вы занимались в Трумсё?

Арнт смотрит на меня и на наши руки в ожидании, что я наконец доведу до конца ритуал этикета и отпущу его.

– Наш город страдает от тех же проблем, что и другие города, – начинает он рассказ и откашливается, – воровство и незаконный оборот наркотиков. Кроме того, в последние годы мы наблюдаем бум проституции, хотя…

– Говорят, вы раньше работали в спецотделе? – прерывает коллегу Бьёрканг, пытаясь обуздать мои любезные манеры. Он особенно отчётливо произносит последнее слово и кивает сержанту, который пытается сесть, в то время как мы все еще жмём друг другу руки.

– Говорят? – спрашиваю я и расслабляю ладонь.

– Ну, вы же знаете, хотя ваша история и не попала в газеты, она всё равно разлетелась по всем отделам, как огонь по сухой траве. Не каждый день следователя из прокуратуры берут с поличным. В определенных кругах это произвело фурор, в других – гул оваций, насколько я слышал.

– Не сомневаюсь, – ответил я.

– А там ведь, если не ошибаюсь, потом был случай, когда один из наших, которого вы засадили, пытался добиться повторного рассмотрения в суде в связи со всей этой историей?

– И как, получилось? – желчно спрашиваю я.

Бьёрканг качает головой, не отводя от меня взгляда.

– Ты это знал, Арнт? – шериф поворачивается к сержанту, а тот снова стоит разинув рот с отсутствующим выражением лица. Он крутит головой то туда, то сюда, в зависимости от того, кто говорит. – Знал, что эти ребята специально обучены ломать полицейских, которые лажают при выполнении служебных обязанностей? Так что будь осторожен.

Арнт смотрит на меня глупыми глазами, а Бьёрканг неприятно смеется, но вскоре прекращает.

– Мы обычно называли эти допросы «интервью», – говорю я.

– Вот-вот, – отвечает Бьёрканг. – Расскажи мне, а кто вёл твой допрос, когда тебя схватили?

– Они вызвали эксперта по допросам из полицейской академии, – рассказываю я, – он повышал квалификацию в Великобритании и был экспертом поэтапного полицейского допроса, тактики его ведения, этики, коммуникации, факторов психологического влияния и различных техник, стимулирующих память. Отличный парень.

– В смысле, схватили? – спрашивает сержант Арнт, который, кажется, наконец-то снова обрёл голос.

– А что, ты не знал? – Бьёрканг подмигивает мне. – Чему вас, собственно, учат теперь в полицейской академии? Торкильд Аске только что вышел из ставангерской тюрьмы после трёхлетней отсидки.

– Не забудь еще психбольницу, – говорю я, не отводя взгляда от сержанта.

– А что вы сделали? – спрашивает явно озадаченный Арнт.

– Он насмерть сбил маленькую девочку однажды вечером после работы, – помогает с ответом шериф Бьёрканг, – …в наркотическом угаре?

Сержант Арнт всё еще пялится на меня, но в его глазах читается уже что-то другое. Я узнаю этот взгляд. Отвращение от осознания, что кто-то из своих пересёк черту и оказался на другой стороне.

– Гамма-гидроксибутират, или ГГБ, – добавляю я и думаю о том, что сказал мне Ульф в автомобиле в тот день, когда я вышел из тюрьмы. Что теперь пришло моё время сидеть с другой стороны стола. Быть тем, кто подстраивается под условия других, а не диктует их сам. Моё паломничество – так он это назвал. Я просто не представлял, какую цену мне придется за него заплатить.

– Полагаю, ты там его заработал?

Шериф указывает на шрам на моём лице, который тянется, как паучья сеть с тонкими ниточками, от глаза до рта, уродуя скулу.

– Мне повезло. Голова ударилась об руль.

– Ну ладно, – теперь тон Бьёрканга сделался мягче. – Что было – то было. А остальное останется между тобой и тем парнем.

– Шефом по социальной работе?

Он вытирает губы, расплывшиеся в улыбке. – Мы здесь не для того, чтобы признаваться в грехах, но я человек, который любит знать, с кем имеет дело. – Он кивает сержанту Арнту, словно бы намекая, что то, чему тот сейчас стал свидетелем, называется управлением персоналом высокого уровня. – Кроме того, я из тех, кто считает, что если человек отсидел свой срок, то его совесть чиста. Если бы я в это не верил, то делать мне здесь было бы нечего.

Бьёрканг поднимается со стула и начальственным кивком указывает Арнту удалиться.

– Ну что, думаю, обмен любезностями окончен, – он знаком показывает, что пора идти, – давай тогда доедем до Шельвика и посмотрим на яхту датчанина, прежде чем закончится день.

Мы покидаем отделение и садимся в полицейскую машину. Арендованный автомобиль я оставляю. Идёт дождь, и промёрзшая земля блестит там, где падают капли; ветер шумит листьями, которые еще не опали с ветвей в этот холодный октябрьский день. Сине-чёрные облака выплывают из-за океанического горизонта.

– Полярная ночь, – отмечает сержант Арнт и смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Не все хорошо её переносят.