46
Платье увезли на экспертизу, но предварительно Соловьев подтвердил, что это действительно платье Нины Шаровой. Пшеницын предлагал выловить остатки записки из воды и попытаться их склеить, но Соловьев только махнул рукой.
В ледяную воду никто лезть не хотел. Ждали, пока подгонят лодки и баграми прощупают дно.
Все это заняло часа три. Все это время Андрей стоял на берегу и дрожал от холода. Наконец к нему подошел Пшеницын. В руках у Пшеницына был термос.
– Спасибо, – сказал Андрей, принимая дымящийся стаканчик.
– Ты точно запомнил записку? – спросил Пшеницын.
– Да.
– Жаль, что она не сохранилась.
– Какая разница. Я же ее видел.
Пшеницын поморщился.
– Могут быть варианты.
– Я слышал об этой Пергамент. Она действительно такая мегера?
– От кого? – Пшеницын посмотрел на него. – Подлить еще?
– Да. Что?
Пшеницын налил в его стаканчик дымящейся бурды, которую язык не поворачивался назвать кофе.
– Говорю, от кого слышал.
– Я сейчас живу у Кораблева. Он рассказал свою историю.
– Понятно. Будешь писать об этом?
Андрей пожал плечами.
– Кораблев пристрастен. Мне нужно другое мнение. А еще лучше – поговорить с самой Пергамент.
– Не знаю, что он тебе сказал насчет нее, но он тебя обманул.
– В смысле?
– Он тебе говорил, что она мегера?
– Вроде того.
– Он врал. Она тысяча мегер. Мегатонна мегер в одном мерзком старом теле.
– Понятно. Но не это сейчас главное.
Пшеницын взял у него пустой стаканчик.
– Иди домой, не мерзни здесь. Если понадобишься, вызовем.
– Подожди, – сказал Андрей. – Я хочу кое-что показать.
– Что?
– Посмотри.
Андрей подвел Пшеницына к берегу и показал следы.
– Вот здесь нога сумасшедшего парня, который бегал с палкой.
– Осторожно, не затопчи.
– Вот мои следы.
– Вижу. Нужно будет, кстати, сделать снимок твоей подошвы, чтобы зафиксировать картину на месте происшествия.
– Вопрос: где следы Нины, если она действительно утопилась?
– Слушай, она пропала четыре дня назад. Следы засыпало снегом.
– Нет. Если бы платье оставили здесь четыре дня назад, его наверняка кто-то бы заметил. Место людное, народ постоянно ходит к мосту.
– Логично.
– Я начал искать следы и вот что нашел.
Андрей подвел Пшеницына к тропинке метрах в пятнадцати от реки.
Рядом с тропинкой в снегу были видны несколько вмятин.
– На что это похоже?
– Например, шел по тропинке один человек, встретил другого, решил его обойти.
– Нет. Смотри: одна нога так, вторая вот так. Вышел сюда, встал вот так. И сделал вот так. Видишь?
Андрей встал рядом со следами и показал, как будто человек сильно махнул рукой вперед, так что его передняя нога при этом глубоко вдавилась в снег.
След, который оставила нога Андрея, был похож на тот, что рядом с тропинкой.
– И что это значит?
– Кто-то пришел сюда сегодня утром и, стоя вот здесь, закинул платье Нины на берег.
– Зачем такие сложности?
– Разве не понятно? Чтобы мы не нашли его следы.
– Думаешь, кто-то водит нас за нос?
– Я в этом уверен. Кто-то пытается убедить нас, что Нина утонула.
– Кто?
– Кто-то, кто знает, где она на самом деле.
Пшеницын посмотрел на вмятины.
– Я доложу начальству. Но по этим следам мы никого не найдем. Что, у всего поселка снимать отпечатки обуви?
– Не нужно у всего поселка. Достаточно снять отпечатки обуви у Алексея Зуева.
Пшеницын так и впился взглядом в Андрея.
– Ты думаешь, это он?
– Я сам с ним поговорю. Заодно посмотрю, какая у него обувь.
– Подожди, – сказал Пшеницын, – не уходи пока. Дождемся, пока дно проверят.
– Ты же мне сам только что предлагал уйти.
– Вдруг ее найдут в реке?
– Не найдут, Паша. Ты же знаешь, что ее там нет.
– Ничего я не знаю, – неожиданно сердито сказал Пшеницын.
– Смотри.
Пшеницын обернулся. Лодки пристали к берегу. Рыбаки с баграми вышли на берег.
– Они ничего не нашли, – сказал Андрей.
На берегу больше было нечего делать.
Андрей хотел идти в школу и попробовать разыскать там Алексея Зуева, но тут к нему подошел Ситников и сказал, что его белую «Ниву» угнали от гостиницы и бросили рядом с гаражами на окраине поселка. Пшеницын, который старался держаться поблизости, услышал и вызвался проводить Андрея к гаражам.
– Боишься, что я увижу что-нибудь лишнее? – усмехнулся Андрей.
– Береженого бог бережет, – неопределенно сказал Пшеницын, – а небереженого конвой стережет.
– Терпеть не могу весь этот лагерный фольклор.
– И меня тоже терпеть не можешь?
Андрей остановился и посмотрел на Пшеницына. Тот смотрел насмешливо, но в глазах его горела самая настоящая ненависть. Андрей чувствовал, что Пшеницын ищет повод, чтобы сорваться.
– Павел, успокойся, – сказал он примирительно. – Все на нервах, я понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, – сказал Пшеницын. – Ничего ты не понимаешь и не поймешь никогда.
– По крайней мере, постараюсь.
Пшеницын махнул рукой и пошел вперед. Андрей поплелся за ним.
«Нива» с открытой дверцей действительно стояла у гаражей. Андрей хотел закрыть дверцу, но Пшеницын придержал ее ногой.
– Нужно посмотреть, не осталось ли каких-нибудь следов внутри.
– Да ладно, – сказал Андрей, – ты что, хочешь искать угонщика?
– Может, и хочу.
Андрей сделал приглашающий жест рукой, и Пшеницын залез в машину. Пока он осматривал сиденья и приборную панель, Андрей осмотрелся.
Темнело. Тяжелое северное небо нависало над соснами. Снег приобрел синеватый оттенок. На этом снегу рядом с машиной Андрей увидел какие-то черные точки. Он наклонился и понял, что точки не черные, а красные. Капли крови.
– Павел, – позвал Андрей.
Пшеницын вылез из машины. Андрей молча кивнул на кровь. Теперь уже одновременно они увидели длинный глубокий след. Его невозможно было принять за что-то другое. Кто-то тащил тело по снегу. След вел к гаражам.
Пшеницын достал пистолет и приложил дуло к губам – тишина. Дверь одного из гаражей была приоткрыта. Пшеницын потянул дверь на себя, и она открылась со страшным скрипом. Внутри было темно.
– У меня в машине есть фонарик, – шепотом сказал Андрей.
– Тихо, – сказал Пшеницын. Он провел рукой по стене и нашел выключатель. Раздался щелчок, и под потолком загорелась тусклая лампочка.
Посередине гаража стоял красный «Запорожец» со снятыми колесами. У стены на большом верстаке лежало что-то красное.
Андрей не сразу понял, что это.
– Твою мать, – сказал Пшеницын.
Это было тело Алексея Зуева, истерзанное, изрезанное, располосованное. Под верстаком была лужа крови.
