26
Учителя столпились у двери. Они во все глаза смотрели на Кораблева, который стоял за решеткой возле окна, скрестив руки на груди. Рядом с ним на полу лежали два автомата Калашникова и мелкокалиберная винтовка.
– Как ты открыл замок? – спросил Мокин.
– Очень просто, – объяснил Кораблев. – 1844, год, когда родился ваш любимый Фридрих Ницше. У меня хорошая память на даты.
– Он нас всех убьет? – пискнула Ольга Николаевна.
– Не думаю, – ответил Мокин. – Если бы хотел убить – давно бы убил.
– Не говорите глупостей, – сказал Кораблев. – Выпустите меня отсюда.
– Об этом не может быть и речи, – отрезала Пергамент. – Теперь, когда вы вооружены, тем более. Вы нас всех здесь можете перестрелять, но я не допущу, чтобы вооруженный преступник разгуливал по школе.
– Я открыл сейф не для того, чтобы вам угрожать, – сказал Кораблев. – А наоборот, чтобы вы увидели, что меня не нужно бояться.
Кораблев поднял руку, и все стоящие перед ним учителя вздрогнули и подались назад.
– Для этого вы выбрали не самую подходящую тактику, – сказал Мокин. – Что бы там ни было, сейчас вы вооружены. И это сработает не в вашу пользу.
– Я вам не угрожаю.
– Каковы ваши требования? – спросил Рыбник.
Кораблев фыркнул.
– Нет у меня никаких требований! Я хочу, чтобы вы пришли в себя и вели себя как нормальные люди.
– Я уже позвонила в милицию, – сказала Пергамент. – Они не будут с вами церемониться. Он не сможет выйти из-за решетки. Давайте оставим его здесь до приезда милиции.
Учителя переглянулись и двинулись к двери.
– Стойте! – сказал Кораблев. Все остановились и посмотрели на него.
Он подошел к сейфу, взял автомат и положил его в сейф. Затем отправил туда же второй автомат и винтовку. Закрыл сейф. Повернулся к учителям и поднял руки.
– Видите, теперь я снова безоружен.
– Это уловка, – сказала Пергамент, – мы на нее не поддадимся.
В этот момент дверь отворилась, и в кабинет вошел Пшеницын.
– Вот вы где все, – сказал он. – У вас что здесь, секретное собрание?
– Наконец-то, – сказала Пергамент и показала на Кораблева. – Арестуйте его.
Пшеницын посмотрел на Кораблева.
– Почему он за решеткой?
– Он угрожал нам оружием, – объяснил Рыбник.
– И поэтому вы заперли его вместе с арсеналом? Толково придумано.
– Мы сделали за вас вашу работу, – сказала Людмила Ивановна давно заготовленную фразу, которая должна стать заголовком будущих газетных статей. – Теперь уведите его.
– Это он убил Нину Шарову, – сказала химичка.
– Откуда такие сведения? – поинтересовался Пшеницын.
– Мы за ним следили, – сказал Рыбник.
Пшеницын обвел глазами присутствующих и остановился на Мокине.
– Мне кажется, вы здесь самый здравомыслящий человек. Объясните, что происходит.
– Людмила Ивановна почему-то решила, что Кораблев и есть тот самый убийца, которого вы ищете. И накрутила всех остальных.
– Накрутила? Следите за языком! – возмутилась Пергамент.
– Понятно, – сказал Пшеницын и протянул руку. – Дайте ключ.
Ольга Николаевна положила ключ в протянутую ладонь. Пшеницын отпер решетку и распахнул дверь.
– Выходите, – сказал он Кораблеву. Кораблев вышел.
– Что вы делаете? – холодно спросила Людмила Ивановна.
– Выпускаю на волю человека, свободу которого вы незаконно ограничивали, – объяснил Пшеницын.
– Это самоуправство.
– А то, что вы здесь устроили, – это беспредел. – Пшеницын посмотрел прямо в глаза Людмиле Ивановне. – И вы за это ответите. Это я вам обещаю. Я вам устрою столько неприятностей, сколько смогу для вас устроить. Вплоть до уголовного дела.
Людмила Ивановна развернулась и вышла из кабинета.
– Лихо вы ее, – сказал Кораблев.
– Она вам этого не простит, – сказал Мокин.
– Она просто вздорная баба, которая непонятно почему здесь у вас главная. Идите работайте, а нам нужно поговорить.
Пшеницын кивнул на Кораблева.
Учителя потянулись к выходу. Мокин немного замялся у двери. Пшеницын вопросительно посмотрел на него.
– А вы чего ждете?
– Это вообще-то мой кабинет, – сказал Мокин.
– Так я сделаю так, чтобы это больше не был ваш кабинет, – ответил Пшеницын сердито.
И Мокин вышел.
Пшеницын посмотрел на Кораблева.
– Вы как?
– Нормально.
– Что они здесь устроили?
– Ничего страшного. Здесь такие истории чуть ли не каждый день.
– Пергамент мутит воду?
– Все хороши. И я тоже.
– А, понятно. Начинается это вечное российское – как только человек попадает в неприятности, он первым делом говорит, что сам виноват. И начинает есть собственный мозг.
– Я слишком много… Хотя не важно.
Помолчали. Пшеницын задумчиво смотрел в окно.
– Что теперь? Вы меня арестуете?
– Что? А, нет, конечно. Вы ведь не убивали Нину Шарову?
– Я? Конечно, нет.
– И вы не знаете, где она?
– Нет, не знаю.
Кораблев заглянул в лицо Пшеницыну. Но тот думал о своем.
– Вы мне верите?
– Насчет чего?
– Что я не…
Пшеницын махнул рукой.
– Забудьте об этом. Что вы можете сказать о Зуеве?
– О ком? – не понял Кораблев.
– О Зуеве. Алеша Зуев. Из десятого, что ли, класса.
Кораблев пожал плечами.
– Обычный мальчик. Средняя успеваемость.
– Это все, что вы можете сказать? А что он за человек?
– Обычный. – Кораблев задумался. – Я не могу так сразу. Он… у него сложная ситуация дома. Отец пьет, насколько мне известно. Мать…
– Что мать?
– Она спортсменка. Были разговоры о том, что у нее… Я не знаю, вам что, нужны эти сплетни?
– Что за сплетни?
– Я сам только что стал жертвой глупой сплетни и теперь буду передавать чужие?
– Говорите, – требовательно сказал Пшеницын.
– Говорят, что у нее был роман с кем-то из коллег в администрации.
– Мальчик знал об этом?
– Не знаю. Дети склонны игнорировать информацию, которая их не касается.
– Мама завела любовника. Думаете, он будет игнорировать такую информацию?
– Это старая сплетня к тому же. Ей месяца четыре. Сейчас все забыто.
– Ладно. Что еще вы можете о нем сказать? Как общается с остальными?
– Нормально общается. Как другие сверстники. Болтают. Бегают курить за школу на перемене.
– Он тоже бегает?
– Они все бегают.
– А девочки?
– А что девочки?
– Есть у него подружка?
Кораблев снова задумался.
– Я не знаю.
– Эх вы, учителя. Инженеры человеческих душ. Смотрите на своих учеников и в упор их не видите.
– Это писатели.
– Что?
– Инженеры человеческих душ – это было сказано о писателях. Мы не инженеры.
– А кто же вы?
– Скорее акушеры.
– Акушеры?
– Да. Мы помогаем родиться личности. Человек – это еще не личность. Личностью он становится позже в результате постоянной духовной работы.
– Хреново помогаете.
Кораблев усмехнулся.
– Просто мы хреновые акушеры.
– Возьмите отгул на пару дней, – посоветовал Пшеницын, – пока здесь все не уляжется.
– Вы действительно думаете, что сможете убрать отсюда Пергамент?
– Не думаю, а смогу. Ей здесь не место. И она совершила серьезное преступление.
Кораблев покачал головой.
– Не стоит ее недооценивать. И не стоит недооценивать наше стадо. Ее будет защищать вся школа. Они скажут то, что она им прикажет сказать. Например, что я сам себя здесь запер. Или что это вы меня здесь заперли.
– Это мы еще посмотрим.
Пшеницын двинулся к двери.
– Да, вы спрашивали насчет Зуева, – сказал Кораблев.
– Да?
– Его сегодня не было в школе. С утра.
