Атмосфера открытого шахматного турнира совсем не изменилась за последние сто лет. Гость из 1948 года удивился бы, увидев изготовленную вручную плисовую одежду и странные стрижки. Но самое главное: неформальная обстановка, напряженная работа мысли, тишина в зале, длинные столы и ряды участников разных возрастов – эта картина показалась бы гостю из прошлого хорошо знакомой.

Изменилось только одно, хотя гипотетический путешественник во времени не сразу заметил бы эту перемену. Участники играли не в одиночку. Командное участие в турнире не разрешалось, однако практически все серьезные игроки имели помощников, обычно в виде серой коробочки, пристроившейся возле шахматной доски или на полу у ног игрока. Сторонники более консервативных методов предпочитали небольшую клавиатуру, которая связывала их с компьютерными программами; другие, казалось, вовсе не пользовались посторонней помощью, но время от времени их отсутствующий взгляд останавливался на какой-то точке в пространстве. Совсем немногие шахматисты относились с презрением к любым видам программистской магии и были игроками в старом, привычном смысле слова.

Вили принадлежал к категории наиболее удачливых сторонников этого принципа. Он бросил мимолетный взгляд на шахматные доски, стараясь определить, кто здесь настоящий шахматист, а кто только притворяется. Там, где кончался игровой стол, в открытые окна огромного павильона можно было увидеть синюю полосу Тихого океана.

Вили заставил себя вновь сосредоточиться на игре, безуспешно стараясь не обращать внимания ни на столпившихся возле стола зрителей, ни на своего противника. Они едва вышли из дебюта Руи Лопеса – так, во всяком случае, вчера вечером Джереми называл положение на доске, – но у Вили уже возникло хорошее предчувствие относительно исхода этой партии. Просматривалась интересная возможность атаки на королевском фланге, если только противник не приготовил какого-нибудь сюрприза. Это будет пятая победа Вили подряд. А отсюда и собравшаяся вокруг них толпа. Вили оставался единственным участником турнира, не пользовавшимся помощью процессора, который до сих пор не потерпел ни одного поражения. Он улыбнулся своим мыслям: возникла совершенно непредвиденная ситуация, но она доставляла Вили огромное удовольствие. Им никогда никто не восхищался (если не считать его воровской репутации в Нделанте). Было бы очень неплохо продемонстрировать этим людям, какими бесполезными на самом деле являются их машины. На время Вили даже забыл, что дополнительное внимание к его персоне может помешать им незаметно ускользнуть с турнира, когда придет время.

Вили еще секунду смотрел на доску, а потом двинул вперед ладейную пешку, начиная последовательность ходов, исход которых был предопределен. Он нажал кнопку своих часов и только после этого наконец поднял глаза на противника. Темные карие глаза смотрели на Вили. Девушка – или женщина, приблизительно двадцати пяти лет – улыбнулась, словно она ожидала этого его хода, наклонилась вперед и поднесла к виску наушник своего процессора. Мягкие черные волосы рассыпались по ее руке.

Прошло почти десять минут, и зрители начали постепенно расходиться. Вили просто сидел и делал вид, будто бы он вовсе и не смотрит на девушку. Она была почти такого же роста, как и он, лишь немногим выше полутора метров. Вили никогда до сих пор не доводилось видеть такую красавицу. Он мог просто сидеть рядом с ней и молчать, не пытаясь завести разговор… Ему вдруг захотелось, чтобы их партия продолжалась бесконечно.

Девушка наконец сделала ход, тоже двинув вперед пешку. Очень неожиданно и очень рискованно. Она явно была неординарным игроком: за последние три дня Вили провел за шахматами больше времени, чем за предыдущие три месяца, и почти все его противники пользовались специальными процессорами. Некоторые были всего лишь слугами своих машин. Такие игроки никогда не совершают простых ошибок, зато прекрасно пользуются твоими. Играть с ними – все равно что сражаться с быком: таких невозможно победить, атакуя в лоб, но стоит определить их слабые места, как победа приходит сама. Другие игроки, вроде Джереми, были более гибкими – от них можно ждать и ошибок, и сложных, неожиданных решений. Джереми говорил, будто программа только усиливает его творческие способности. Он утверждал, что в результате играет лучше, чем машина сама по себе или человек сам по себе. Вили готов был согласиться, что так играть все же лучше, чем быть рабом процессора. Следить за игрой этой Деллы Лу было так же приятно, как любоваться ее гладкой кожей. Последний ход девушки казался очень рискованным, но открывал интересные перспективы. Машина никогда не предложила бы такой ход.

Вили заметил, как за спиной Деллы Лу появились Росас и Джереми. Росас не стал участвовать в турнире. Джереми со своим компьютером «Красная стрела» выступал довольно успешно, но в этом круге он проиграл. Вили встретился взглядом с Джереми: они хотели, чтобы он вышел. Вили почувствовал, как его охватывает раздражение.

Наконец он решился на самое сильное продолжение атаки: быстро переместил слона на несколько полей вперед, прикрывая пешку, и нажал на кнопку часов. Прошло несколько минут. Девушка взялась за своего короля… и положила его! Затем встала и протянула Вили руку через стол.

– Превосходная партия. Большое вам спасибо. – Она говорила по-английски немного в нос, на северокалифорнийский манер.

Вили попытался скрыть удивление. Ее позиция была проигрышной, он не сомневался, однако как Делла смогла понять это так быстро… Девушка, должно быть, очень умна.

Вили на мгновение задержал ее прохладную ладонь в своей, а потом вспомнил, что должен пожать ее. Он стоял и бормотал что-то невнятное, но было уже поздно, его со всех сторон окружили зрители. Все горели желанием поздравить победителя, и Вили с некоторым удивлением заметил, что некоторые из протянутых ему рук украшены перстнями с драгоценными камнями. Это были руки аристократов-Джонков. Как ему объяснили, это был первый случай за последние пять лет, когда игрок, не пользующийся компьютером, дошел до финального тура. Кое-кто даже считал, что у него есть шанс на общую победу, – сколько же лет прошло с тех пор, как чемпионом Северной Америки в последний раз становился человек, не вооруженный компьютером?

К тому моменту, когда Вили выбрался из круга своих почитателей, Делла Лу успела куда-то ускользнуть. К тому же Мигель Росас и Джереми Сергеевич с нетерпением поджидали его в стороне от толпы.

– Отличная победа, – похвалил парня Майк, положив руку ему на плечо. – Могу спорить, что после такой трудной партии тебе хочется подышать свежим воздухом.

Вили без особого энтузиазма согласился и вышел с друзьями из зала. По крайней мере, им удалось избежать интервью с двумя журналистами Мирной Власти, которые освещали турнир.

Павильоны «Фонда Ла-Холья» были построены на одном из самых красивых пляжей Ацтлана. Через залив, в двух километрах от них, вдоль оранжево-коричневых склонов поднимались вверх зеленые виноградники. Вили проследил взглядом за уходящими все дальше и дальше на север горами, пока они не исчезли в дымке где-то возле Лос-Анджелеса.

По зеленой лужайке Вили и его спутники направились в сторону ресторана. За спиной у них раскинулись руины старой Ла-Хольи – здесь было даже больше разрушенных каменных зданий, чем в Пасадине. Однако развалины казались совсем заброшенными, в них не чувствовалось тайной и напряженной внутренней жизни, столь характерной для Бассейна Лос-Анджелеса. Неудивительно, что аристократы-Джонки выбрали Ла-Холью для своего курорта. Здесь не было ни роскошных дворцов, ни лачуг. Главы джонкских кланов могли встречаться в Ла-Холье для ведения переговоров, на время забыв о вражде и соперничестве. Интересно, каким образом удалось Мирной Власти договориться с Джонками о проведении шахматного турнира именно в этих местах? Впрочем, возможно, все объяснялось популярностью игры.

– Вили, я нашел друзей Пола, – сообщил Росас.

– Что? – Вили неохотно вернулся к проблемам реального мира. – Когда мы туда пойдем?

– Сегодня вечером. После твоей следующей партии. Ты должен ее проиграть.

– Почему?

– Послушай, – с нажимом сказал Майк, – ради тебя мы рискуем очень многим. Назови нам уважительную причину, по которой мы смогли бы отказаться от наших планов, и мы с удовольствием это сделаем.

Джереми молча слушал их.

Вили закусил губу; он понял, что Росас прав. Они оба рисковали своей свободой, а может быть, даже жизнью ради него – или ради Пола? Это не имело сейчас никакого значения. Если не считать изучения пузырей, занятие биологией считалось самым страшным преступлением с точки зрения Мирной Власти. Чтобы дать ему возможность вылечиться, Росас и Джереми готовы были ввязаться в эту авантюру.

Росас принял молчание Вили за согласие. Впрочем, так оно и было.

– Ладно. Итак, я уже сказал, что ты должен проиграть последнюю партию. Устрой из-за этого грандиозный скандал, чтобы у нас появился повод выйти на улицу и увести тебя подальше от посторонних глаз. – Он искоса посмотрел на мальчишку. – Похоже, тебе это будет нетрудно, так?

– А куда… мы… вообще… – начал Джереми.

Росас только покачал головой. Такие разговоры не для ресторана.

Роберто Ричардсон – так, если верить расписанию турнира, звали следующего противника Вили. Того, кому он должен проиграть. «Это будет даже труднее, чем я ожидал», – подумал Вили, не сводя глаз с направлявшегося к игровому столу соперника. Ричардсон оказался самым неприятным типом Джонка – необъятных размеров англ, да к тому же из Пасадины, судя по фасону его пиджака. Среди ацтланской знати было совсем немного англов. Ричардсон был так же бледен, как Джереми Сергеевич, и Вили с содроганием подумал о том, что у этого человека наверняка очень гнусный характер и такие же манеры. Его не удивило бы, если бы ему сказали, что Ричардсон хуже всех в Пасадине обращается со своими работниками. Типы вроде него всегда вымещают злобу на рабах, стараясь убедить вождей, что они тоже самые настоящие аристократы. У большинства Джонков, находящихся в павильоне, был всего один телохранитель. Ричардсон привел с собой четверых.

Положив процессор на стол и закрепив датчик на голове, Ричардсон улыбнулся Вили, а потом протянул ему свою жирную руку. Вили пожал ее.

– Мне сказали, что вы мой земляк, как будто даже из Пасадины.

Он обратился к Вили официально, на «вы».

Вили кивнул. Лицо его противника не выражало ничего, кроме доброжелательности, словно различия в их социальном положении остались далеко в прошлом и были несуразностью, о которой и говорить-то не стоит.

– Сейчас я живу в Центральной Калифорнии.

– Да-да, конечно, вряд ли вам удалось бы развить свои способности в Лос-Анджелесе, не так ли, мой мальчик?

Джонк уселся за стол, и часы были пущены. Так уж совпало, что Ричардсон играл белыми.

Сначала они очень быстро делали ходы, однако Вили страшно мешала болтовня толстого Джонка, который вел себя при этом крайне доброжелательно: спросил Вили, нравится ли ему Центральная Калифорния, сообщил, что мальчишке очень повезло, что он сумел выбраться из «неблагоприятных условий» Бассейна. В других обстоятельствах Вили обязательно ответил бы Джонку какой-нибудь дерзостью – здесь, во время турнира, это вряд ли очень опасно. Но Росас сказал, что Вили должен устроить сцену примерно через час после начала игры.

Вили и Ричардсон сделали уже примерно по десять ходов каждый, прежде чем Вили сообразил, насколько раздражение мешает ему играть. Он посмотрел на открытый ферзевый фланг Ричардсона и понял, что преимущество явно на стороне противника. Разговоры нисколько его не отвлекали. Вили бросил взгляд за спину Джонка, на бледно-голубую воду океана. Где-то далеко, на горизонте, медленно удалялся на север танкер, принадлежащий Власти. Немного ближе к берегу два ацтланских грузовых парусных судна направлялись в противоположную сторону. Вили сосредоточил все свое внимание на их безмолвном равномерном движении, пока болтовня Ричардсона не превратилась в едва различимое бормотание. Только после этого он посмотрел на доску и заставил себя вновь погрузиться в игру.

Голос Ричардсона продолжал звучать еще несколько минут, а потом куда-то пропал. Бледный джонкский аристократ чуть озадаченно посмотрел на Вили, но не рассердился. Вили ничего не замечал: сейчас противник для него существовал только в ходах, которые он делал на шахматной доске. Ни на появившихся в павильоне Майка и Джереми, ни на свою предыдущую противницу, Деллу Лу, остановившуюся возле их стола, Вили не обратил ни малейшего внимания.

Потому что у него возникли проблемы. Вили крайне неудачно начал разыгрывать эту партию; кроме того, если даже забыть о психологическом соперничестве, сейчас перед ним сидел самый сильный противник из всех тех, с кем он до сих пор играл. Игра Ричардсона была одновременно жесткой и гибкой, он не делал ошибок, и по его ходам чувствовалось, что он был игроком с фантазией. Джереми предупреждал о том, что Ричардсон – сильный противник, в распоряжении которого хороший процессор, великолепная дополнительная программа, да еще и неплохая голова, позволяющая правильно всем этим воспользоваться. Это было несколько дней назад, и Вили успел забыть о том, что сказал ему Джереми. Теперь он убедился в справедливости слов приятеля.

Ричардсон продолжал атаковать, и за последние пять ходов ему удалось затянуть тугую петлю вокруг игрового пространства, на котором находились фигуры Вили. Противник – Вили больше не думал о толстом Джонке ни как о человеке, имеющем имя, ни как о человеке вообще – видел на много ходов вперед и мог в соответствии с этим менять стратегию. Вили столкнулся с игроком, имеющим почти такие же способности, как у него самого.

Теперь на обдумывание каждого хода у игроков, стремительно приближающихся к развязке, стало уходить все больше времени. Наконец, уже предвидя, каким будет эндшпиль, Вили сделал самый острый ход за всю эту недолгую партию. У противника оставалось две ладьи – против слона, коня и трех пешек, занимавших очень выгодную позицию. Чтобы выиграть, Вили требовалось придумать очень сложную комбинацию, что-нибудь не хуже того решения, какое он нашел для своей задачи зимой. Только вот сейчас у него в запасе было двадцать минут, а не двадцать недель.

С каждым новым ходом Вили чувствовал, как в голове нарастает боль. Он представлял себя автогонщиком, а еще Джоном Генри из легенды, которую он видел на одном из дисков Нейсмита. Его разум сражался с искусственным чудовищем, с машиной, которая анализировала миллионы комбинаций, пока он успевал рассмотреть только одну.

Боль переместилась от висков к носу и глазам. Это неприятное ощущение вернуло Вили в реальный мир.

Дым! Ричардсон закурил громадную сигару. Вонючий дым плыл через стол прямо в лицо Вили.

– Сейчас же погасите ее.

Голос Вили звучал совершенно ровно, хотя он с трудом сдерживал ярость.

Искренне изумленный Ричардсон широко раскрыл глаза и погасил свою дорогую сигару.

– Прошу прощения. Я предполагал, что северяне могут почувствовать себя неуютно в присутствии курильщика, но вы-то, черные, видели немало дыма в своей жизни.

Он улыбнулся. Вили привстал, непроизвольно сжав кулаки. Кто-то попытался усадить его на место. Ричардсон посмотрел на него с оскорбительным снисхождением, словно хотел сказать: «Что возьмешь с чернокожего…» Вили старался не обращать внимания ни на этот взгляд, ни на толпу, собравшуюся вокруг стола. Он должен победить!

Он не сводил напряженного взгляда с доски. Если сделать все правильно, пешки смогут пройти вперед, невзирая на вражеский огонь. Однако у него кончалось время, и он никак не мог вернуться в прежнее состояние холодной сосредоточенности.

Противник не совершал ошибок, его игра была такой же дьявольски уверенной, как и прежде.

Еще три хода. Пешки Вили были обречены на гибель. Все три. Зрители, скорее всего, этого еще не понимали, но Вили и Ричардсону все уже было ясно.

Борясь с подступающей тошнотой, Вили протянул руку, чтобы положить своего короля на доску и сдаться. Сам того не желая, он поднял глаза и посмотрел на Ричардсона.

– Вы здорово играли, мой мальчик. Это была самая лучшая партия, проведенная игроком без процессора.

В голосе толстяка не прозвучало насмешки, но его тон теперь уже не мог обмануть Вили. Он сделал резкое движение через стол, намереваясь схватить Ричардсона за горло. Охрана оказалась быстрее – Вили повис над столом, зажатый полудюжиной не слишком ласковых рук. Он отчаянно завопил, бросая в лицо Ричардсону самые отборные ругательства на «черном» испанском.

Джонк отшагнул от стола и приказал своим охранникам отпустить Вили. Затем посмотрел Росасу в глаза и спокойно проговорил:

– Почему бы вам не вывести вашего маленького Алехина на улицу, чтобы он там немного поостыл?

Росас кивнул. Они с Джереми взяли вырывающегося Вили под руки и дотащили к двери. Покидая павильон, Вили услышал, как Ричардсон с совершенно искренним видом убеждал организаторов турнира, чтобы они позволили Вили и дальше участвовать в соревнованиях.