Глава 4
Дождь бил по лицу, холодные капли заливались за воротник, но Ангус не поднял капюшона. Он шел, щуря глаза на ветер, высекающий слезы из глаз. Конечно, ветер! Мужчина не плачет! Даже от боли не плачет!
Хорошо, что идет дождь. Слез не видно. Это просто дождевые капли. Просто капли… А он – не мужчина. Не мужчина! И кто-то за это ответит! И он, Ангус, знает кто!
Нет, ну этого и следовало ожидать – зачем поперся в бордель? Времени после пыток прошло еще совсем немного, для того чтобы успели зажить душевные раны, а он, болван, сразу женщину потребовал!
М-да… Девчонка старалась, спору нет. И тело ее как раз такое, какое Ангус всегда и любил, – упругое, молоденькое. Почти детское! Но с формами взрослой женщины. От нее еще пахнет материнским молоком, но тело созрело и любит ласку. Хорошо хоть Ангус искушен в любовных ласках! Пусть это и профессионалка, которая дни и ночи лежит под мужчинами, но Ангус никогда не оставлял женщину неудовлетворенной. Никогда! Пусть основной мужской орган у него пока и не работает, но… можно и по-другому…
Отвратительно. Все – отвратительно! Жизнь его отвратительна! То, что он сейчас делает – отвратительно! И сам он – отвратительный бессильный немужчина! И жить не хочется… Молнией бы пришибло, что ли… надоело все! И все надоели!
До закрытия городских ворот оставалось час-полтора, когда Ангус и его спутник вышли из южных ворот и побрели по лужам, покрывающим утоптанную, скользкую, как мыло, дорогу. Если бы не зашли в бордель, успели бы вернуться до начала дождя, который полил как нарочно задолго до полуночи – обычно в это время года он лил ночью, сезон дождей почти закончился, так какого демона ему лить за два часа до заката? Вероятно, только затем, чтобы нагадить некоему лекарю, недавно опозорившемуся в комнате борделя! Мало было той неприятности, так еще шлепай теперь по лужам, скользи по глине, трясись от попавших за шиворот холодных капель!
Впрочем, тряски как раз никакой и не было. Когда идешь быстро, да еще и в кожаном, промасленном плаще-дождевике, от тебя валит пар, как от кухонного котла с огненной похлебкой. Впору расстегнуть плащ и дать доступ свежему воздуху – толку-то от плаща, если ты все равно мокрый – не от дождя, так от собственного пота, намочившего рубаху.
Однако – нет. Кто-кто, а уж лекарь-то знает, как коварен холодный воздух, приласкавший разгоряченную ходьбой кожу. Заболеть – раз плюнуть, и кто тогда Ангуса будет лечить? Пока что от парней толку мало, самое большее, что сделают – дадут выпить снадобья да накроют одеялом. Что, впрочем, тоже немало. Одному плохо, особенно когда заболеешь…
На воротах их никто не окликнул, даже не посмотрели в их сторону. Дорога пустынна, стражник на стене укрылся под небольшим навесом, спасая доспехи от проливного дождя, и с тоской смотрит на центр города, будто птица из клетки, мечтающая улететь на волю. Ангус его понимал – тоска, а не служба. Для тупых людей, неспособных ни на что иное. Он бы не смог так служить. Помер бы от тоски.
Шлеп! Шлеп! Шлеп!
Ноги скользят, и так это отвратительно, что начинаешь проклинать тот миг, когда решил идти в город! Что, нельзя было подождать еще недели две? Любопытно стало? Захотел узнать о результате эксперимента? Ну, вот теперь и терпи! И глотай дождь пополам с ветром!
Плюх! Поскользнулся и со всего размаху сел на задницу прямо в лужу! Только брызги полетели и ругательства – отборные, сочные!
Что, Хесс, глаза таращишь?! Думал, раз аристократ, значит, матом обложить не может?! Еще как может! Я же офицер! В офицерской академии виртуозы ругательств! Адепты мата! А иначе как управлять солдатами? Эта тупая чернь только и понимает, когда их как следует обложишь! По крайней мере, так утверждал инструктор по строевой подготовке, майор Левенгард. Уж он-то точно был специалистом по ругательствам – так обложит курсантов, только держись!
Впрочем, на него не обижались. Человеком он был добродушным, а еще имел молодую распутную жену, которую, в свою очередь, и вообще – в очередь – имели все курсанты, кому было не лень. И Ангус давно уже подозревал, что не без ведома ее мужа. Ну вот есть такое поветрие в среде аристократов – нравится им смотреть, как чужие мужчины берут их жен! И где лучше всего искать претендентов на лоно любимой? Ну, конечно, в офицерской академии! Молодые, здоровые, охочие до женской плоти парни, «оголодавшие» на своей учебе, – что может быть лучше для страстной, распутной жены?
Эти воспоминания привели Ангуса в еще большее уныние. Мокрый, с грязным задом, только что осрамившийся в борделе – а воспоминания напоминают о том, что ему теперь недоступно!
Кстати сказать, он не любил участвовать в подобных оргиях. Хотя предложений было много, и женщины предлагали очень даже красивые. Нет, Ангус любил интим, уединение, а там что? Красный от натуги, пыхтящий муж, нависающий над любовниками и время от времени приговаривающий мокрым от текущих слюней ртом: «Любимая, тебе хорошо?»
Тьфу одно! Или даже два.
Они шли часа три, не меньше – последний час в полной темноте, и первое падение вспоминалось уже как детская шалость – Ангус умудрился упасть еще трижды, и один раз упал в высшей степени умело – съехал по тропе, как со снежной горки, все-таки сбив с ног неутомимого и невозмутимого Хесса.
Оказалось, что парень весит очень даже недурно – и это несмотря на свою худобу! Когда Ангус подбил ему ноги, Хесс грохнулся на него, попутно заехав локтем прямо в губы (аж искры из глаз!), и проехался на лекаре шагов десять, пока оба они не влетели в ствол огромной сосны, вздрогнувшей от удара двух тяжелых тел. Ребро теперь ужасно болело, во рту был привкус крови, нижняя губа распухла, как кусок теста, и Ангус сейчас не просто ненавидел отдельных представителей племени людей – он страстно желал всему миру провалиться куда-нибудь в Преисподнюю, и что будет при этом конкретно с ним самим, его совершенно не волновало. Плевать! Лишь бы все сдохли!
Теперь Хесс шел впереди, умудряясь не только не падать, но еще и тащить за собой Ангуса, впавшего в полную депрессию и упавшего духом. Тащил Хесс его на буксире, дав в руки палочку, посредине которой был закреплен прочный, очень тонкий шнур. Ангус держался за эту палочку, наступив на горло собственному дворянскому достоинству и утешая себя тем, что он настоящий аристократ, не привыкший бродить темными ночами по грязным тропинкам, а потому нет ничего зазорного, если слуга исполнит свою обязанность и поможет господину избежать излишних затрат энергии. Что это правильно и лучше быть не может.
Главное не думать, что это за палочка и что это за шнурок, хотя с первого взгляда ясно – это вульгарная удавка. И сколько людей было лишено жизни с помощью этой дряни – известно одному лишь Создателю. Нет, еще хозяину удавки.
Когда они наконец-то вышли на лужайку возле дома, Ангус был обессилен и морально, и физически. У него не осталось даже ненависти. Ничего, кроме желания содрать с себя мокрую и грязную одежду, упасть на постель, накрыться теплым одеялом и провалиться в спасительный сон, в котором он снова здоров, силен, успешен и… имеет успех у женщин. Провалиться в сказку, одним словом.
Как Ангус умудрился не потерять кошель с деньгами и перстнями – просто чудо. Вывалился бы по дороге и все мучения стали бы совершенно бесполезны. Но не потерял. И даже нашел в себе силы раздеться, дойти до водопада и, клацая зубами от холода, смыть с себя налипшую грязь.
Удивил Леван – он не ложился спать и к приходу учителя приготовил горячее вино с пряностями, а еще – густую мясную похлебку, пахнувшую так вкусно, что у лекаря заурчал живот и поднялось настроение. Скоро они все сидели за столом, пили горячее вино, хлебали густое варево, и Ангус вдруг с удивлением ощутил искреннюю благодарность к этим двум парням, которые на самом-то деле, не задумываясь, его убьют, если им прикажут. Но что теперь поделать, работа у них такая – убивать. Но вообще – славные парни. Не тупое быдло, каковым Ангус раньше считал всех представителей черни, способных лишь на тяжелую тупую работу и на размножение. Возможно, происхождение – это не самое главное.
Через час он уже лежал в постели – сытый, слегка пьяный – и чему-то улыбался во сне. Ему было хорошо. Наверное, по контрасту с тем, как было плохо два часа назад.
Утром Ангус долго нежился в постели, потягиваясь и не желая вылезать из-под одеяла. Смотрел в потолок, блуждая расползающимися мыслями по выскакивающим из памяти событиям и воспоминаниям, не сосредотачиваясь ни на чем и думая обо всем сразу. О вчерашнем путешествии, о том, что с ним случилось в борделе, о прошлой жизни, казавшейся теперь совершенно нереальной, как будто это была не его жизнь. О младенце, который агукал где-то в соседней комнате, заглушаемый нарочито ласковым баритоном Левана, изображавшего из себя добрую кормилицу. Что там, впереди, – неизвестно. Но уж точно скучно не будет!
Ангус погладил ногу, изборожденную шрамами. По сравнению с ногой того, прежнего Ангуса нога усохла, стала тоньше и слабее, что и немудрено – после таких-то повреждений. Хорошо хоть позволяет ходить, и то ладно.
Ничего, восстановит ногу. Когда-нибудь. И потенцию восстановит! Он что, не лекарь? Сделает снадобья, поколдует – и восстановит! Опять же, какими бы слабыми магами ни были Леван и Хесс, через какое-то время они поднимут свой уровень и смогут лечить не только снадобьями, приготовленными учителем, но и магическими заклинаниями. И тогда Ангус восстановится как следует. Не полностью, конечно, – слишком много времени прошло после получения травм. Но магия есть магия, ей доступно такое, о чем обычный человек не может и мечтать. Жаль все-таки, что маг не может лечить сам себя! Сколько бы проблем это решило! М-да…
С кряхтением поднялся, сел на постели, натянув на плечи одеяло. Подумал секунд пять, решительно отбросил покрывало и встал, почти не покачнувшись на больной ноге. Пора заниматься делом. Любопытно все-таки, что получилось с младенцем?
На кухне возился Хесс. Пахло яичницей, компотом из фруктов, а еще – молочной кашей, которую парень помешивал деревянной ложкой, внимательно следя, чтобы варево не убежало из медной кастрюльки. Левана не было, скорее всего, отправился в город – то ли закупать продукты, то ли по своим делам. Ангус знал, что оба парня время от времени делают в городе что-то из того, что делали раньше, – как-то Леван пришел под утро, и на голове у него сидела тугая повязка, скрывающая глубокий, до самой кости порез. Ангус вылечил рану за считаные минуты, наслаждаясь своим умением, а еще – воплями пациента. Лекарь нарочно провел лечение как можно быстрее, хотя и знал, что чем быстрее вылечиваешь рану, тем болезненнее проходит лечение. Рана буквально горит, будто в нее сунули раскаленный железный пруток. Ну вот такие особенности у магического лечения, и никто не знает почему! Ангус же не мог отказать себе в удовольствии увидеть слабость одного из своих «железных» охранников, никогда не устающих и спокойных, как статуя императора.
Ангус поприветствовал Хесса, уныло размешивающего кашу, съел яичницу со свежей лепешкой, запил компотом и отправился в лабораторию – ему не терпелось заняться делом. И первое, что он собирался сделать – это создать амулет, определяющий уровень магических способностей. Сложное заклинание высшего уровня, доступное только такому магу, как Ангус, да и то с большими затратами энергии и с жуткой головной болью. Но что делать? Дожидаться, когда ребенок подрастет, и тогда узнать – маг он или нет? После того, как тот подожжет дом, случайно выпустив из себя поток магической энергии! Как Ангус когда-то…
Кстати сказать, это тоже загадка магии – почему в первую очередь проявляются способности к огненному чародейству? Ведь на самом деле Ангус совсем не был боевым магом – каких, по большому счету, совсем немного. Человеку мало подвластны стихии, его участь – мелкое колдовство да лечебная магия. Редкий маг обладает способностью к управлению даже двумя стихиями. И практически никто не управляет всеми четырьмя. А вот лекарей, как ни странно, хватало – на девяносто процентов довольно-таки слабеньких, недотягивающих до уровня такого магистра магии, как Ангус. Но все-таки хватало.
И вот что интересно: чтобы выпустить из себя заряд огненной магии, ребенку не нужно никакого заклинания. Ну вообще никакого! Ррраз! И готово! И пожар!
Кстати, погасить магическое пламя очень трудно. Это Ангус знал наверняка – по своему опыту. Печальному опыту.
Ну да ладно – воспоминания воспоминаниями, а делом нужно заниматься. Кроме дела и не осталось-то ничего, никакой другой жизни. Хорошо хоть он всю свою жизнь любил магию, просто обожал ее – иначе умер бы от тоски в эдакой глухомани, вдали от бурной столичной жизни, вдали от ярких, веселых балов и вообще от столицы, в которой провел всю свою осмысленную жизнь.
Ангус любил столицу – суматошную, упрямую, безумную столицу, со всеми ее бунтами, карнавалами и бойцовыми аренами, на одной из которых он впервые стал победителем турнира «Серебряный меч». Награду ему вручал сам император, весь амфитеатр встал и рукоплескал победителю, покрытому кровью – своей и противника.
Впрочем, своей тогда было совсем мало – царапина на щеке, а вот противнику досталось. Ангус рассек ему ухо и проколол плечо, после чего тот сдался, удовольствовавшись вторым местом в турнире. Но… второе – не первое, и это понимали все!
М-да, это было хорошо… ох как хорошо!
Ангус тряхнул головой, отгоняя картинки воспоминаний, и сосредоточился на зеленом камешке, вправленном в серебряное кольцо. Крупный изумруд, чистой воды – как красиво переливается под лучами утреннего солнца! Ангус разбирался в камнях, это точно. Маг обязан разбираться в камнях. Одни камни, истолченные в порошок, идут для изготовления снадобий, другие служат накопителями магической энергии. Вот как эти два камня, например.
Кстати сказать, накопителями могут служить практически любые камни, но… если взять кусочек гранита и попробовать напитать его магической энергией, то через минуту обнаружишь, что напитался этот камень так, как ребенок напитывается материнским молоком – чуть-чуть, и больше не лезет! Гранит, как и многие другие камни, неоднороден по составу, и эти все составляющие конфликтуют между собой, мешая принимать энергию в максимальном объеме. А чистейшие драгоценные камни могут принять столько энергии, что, если сумеешь ее освободить, она разнесет все вокруг, как если бы на месте камня вдруг открылось жерло вулкана. Такие случаи описывались в научной литературе. По понятным причинам Ангус ни разу не проверил – так это, как было описано, или не так. Гарантированная гибель!
Впрочем, освободить сразу всю энергию амулета может, опять же, только такой сильный маг, как Ангус, и поплатится за это (если выживет!) выжженными мозгами. Такой выброс магии вблизи восприимчивого человека, то есть мага, гарантированно уничтожит его мозг с такой же вероятностью, с какой огонь уничтожает дубовое полено. Только за долю секунды.
Итак, пора! Ангус сосредоточился и начал начитывать заклинание, освобождающее магическую энергию и направляющую ее в зеленый кристалл. Голова загудела, и, как всегда бывало в таком колдовстве, Ангусу явственно привиделось что-то вроде мерцающей веревки, соединяющей амулет и его мозг. Скорее всего, это иллюзия, и ничего больше. Мозг человека пытается придать форму тому, чего не может осознать. Например, той же магии, недоступной, неощутимой, не имеющей ни вкуса, ни запаха. Вот захотел мозг Ангуса увидеть ее в виде потока – значит, так тому и быть. Другие видят волны, третьи… третьи вообще ничего не видят. Многие чувствуют запахи, у других эти запахи проявляются в реальности – как у тех же кузнецов. Проявления магии индивидуальны, и это тоже загадка и особенность магического воздействия на объект.
Время шло, энергия изливалась из Ангуса, и камень впитывал ее с жадностью пустынного песка, стосковавшегося по животворящему дождю. Сколько может принять этот камень? Какова его емкость? И это тоже загадка. Зависимость величины емкости накопления от чистоты камня заметили давно, еще тысячи лет назад. Но также было замечено, что емкость всех камней – даже одного размера, цвета, огранки и чистоты – неодинакова. Один камень может принять весь запас энергии мага, а потом еще три таких запаса. Другой – хорошо, если четверть магической энергии. Каким будет этот камень, Ангус, само собой, не знал.
Камень начал светиться, и Ангус почувствовал волну жара, исходящую от этого зеленого «светлячка». Еще чуть-чуть, и серебряная оправа начнет плавиться, не выдержав температуры раскалившегося изумруда. Хорошо, что заранее положил перстень на каменную подставку для сковородок и тиглей. Иначе бы…
Цвет теперь будет не таким зеленым, послабее, зато равномерным. Редко встречаются изумруды равномерной расцветки, в основном такими бывают только самые маленькие камни. Этот большой, с ноготь большого пальца. Не самый большой, конечно, изумруды бывают просто огромными, но… очень, очень солидный камень, и продали его дешевле, чем следовало ожидать.
Начала болеть голова – вначале заломило затылок, резко, будто в него воткнули нож. Потом заныли виски и на лбу выступил пот – крупные капли потекли в глаза, их защипало, а затем соленая мутная жидкость потекла по губам и закапала на штанины. Но Ангус не отвлекался, он продолжал напитывать камень, не обращая внимания на то, что его одежда сделалась мокрой, как тряпка в брызгах водопада. Его уже потряхивало от слабости, но энергия все шла, и камень ее все еще принимал. И пусть! Чем больше примет, тем лучше – работа камня будет более эффективной, долгой и уверенной. Его можно будет использовать не только и не столько для тестирования потенциальных магов, но и для подкачки энергии, когда своя уже начинает исчезать. А еще… для самоубийства – если увидит, что другого пути для него нет. Больше он в пыточную камеру не вернется!
И вот когда Ангус уже был готов упасть в обморок, выдавив из себя остатки магической энергии, камень закрылся, отказавшись ее принять.
Все! Процесс окончен!
Оставил камень лежать на столе, побрел к кровати и плюхнулся на нее, тяжело дыша, будто пробежал от города до дома. И остался лежать, глядя в потолок, раскинув ноги и руки в позе морской звезды. Рубашка неприятно прилипала к телу, хотелось переодеться в сухое, но сил ни на что уже не было. Он мог только лежать и смотреть в дощатый потолок.
Незаметно для себя уснул и проснулся уже к вечеру, удивившись необычной для последних дней тишине. В доме ни звука – не слышалось шагов, звяканья посуды, детского плача, указывающего на то, что младенец либо обделался, либо хочет есть. Или все вместе и сразу. Уже как-то и попривык к такому вот шуму! А теперь – мертвая, непривычная тишина.
Впрочем, относительная тишина. Водопад шумит, птички за окном тоже не молчат, но все уже привычный фон, мозг его не замечает. А в доме тихо!
Встал – настороженный, готовый к любым неожиданностям. Может, его оставили в покое? Ушли? Не-ет… глупо даже думать об этом! Вон они – сидят на травке, на солнышке греются! Вернее, сидит один Хесс, младенец то спокойно лежит, то пытается сбежать, активно переворачиваясь и отползая, как здоровенный белый таракан. Хесс тогда ловит его за ногу, подтягивает к себе, и младенец почему-то улыбается. Даже не плачет.
Ангусу вдруг стало завидно – сам не знал почему. Вот маленькое существо, которое ничего не знает о мире, и вот – здоровенный угрюмый убийца, способный мгновенно расправиться с двумя парнями вдвое его шире и массивней. И по взглядам этой странной парочки можно понять – они любят друг друга. Ангуса вот никто не любит. Никому он не нужен. Впрочем, нужен, но только для того, чтобы кто-то добился своих целей. Чтобы он, Ангус, делал для Братства работу, которую никто, кроме него, сделать не может. Раб! Вот кто он такой!
Взяв со стола изумруд, который слегка поблек в цвете, но не стал менее красивым, Ангус пошел на лужайку, туда, где сидел Хесс со своим питомцем. Лекарь старался двигаться как можно тише, но… убийца его услышал, обернулся – настороженный, держа руку за пазухой. Увидев подходящего учителя, расслабился и, поднявшись с земли, слегка поклонился:
– Привет, учитель. Как прошло колдовство?
– Нормально прошло, – чуть сварливо ответил Ангус, раздосадованный тем, что позавидовал какому-то там убийце, едва владеющему магией. А конкретно – тому, что этот самый убийца, вероятно, имел слух, как у охотничьей собаки. Или как у волка.
Ангус подошел к младенцу, всмотрелся в розовую физиономию, будто ища в ней признаки чего-то, указывающего на происхождение мальчика и на то, является он магом или нет. Ничего особого не увидел, кроме очень светлых, практически белых волос при темных, просто-таки угольно-черных глазах. Что, впрочем, совсем не редкость для юга. Темными глазами тут не удивишь. А волосы… ну что – волосы? У всех младенцев светлые волосы, и потом они темнеют. Ну… почти у всех.
Младенец вдруг улыбнулся, обнажив беззубые десны, и Ангус слегка опешил, чувствуя, как душа дрогнула непонятно отчего. Ему вдруг представилось, что это его сын – от той же императорской дочери. Его сын – наследник престола.
И Ангусу стало горько, досадно и грустно. Нет, не будет у него сына – наследника престола. И скорее всего – вообще не будет сына.
Лекарь нахмурился, наклонился к младенцу и, выпустив несложное заклинание, активирующее амулет, прикоснулся камнем к ножке ребенка. Тот еще шире улыбнулся и потянулся ручкой к Ангусу, цепко, как обезьянка, уцепился за палец мужчины. Тот снова вздрогнул, но остался на месте, с недоверием и замиранием сердца наблюдая, как засиял и поменял свой цвет изумруд, сделавшись вдруг ярко-голубым.
– Ух ты! – только и сказал Ангус, убрал перстень от младенца, осторожно освободив палец из захвата, и тут же, не предупреждая, дотронулся до щеки сидящего на траве Хесса. Тот покосился на мага расширенными от удивления глазами, но ничего не сказал. Надо – значит надо!
Камень едва засветился. Чтобы увидеть его свет, пришлось заслонить рукой от солнца, но и тогда сияние было совсем слабым и цвет свой изумруд не поменял.
Ангус хмыкнул и приложил камень к своей руке. Камень засветился довольно-таки ярко, не пришлось даже делать искусственную тень. Но не изменил цвета!
– Что?! Что, учитель? – Хесс недоуменно посмотрел на взволнованного лекаря, вскочил, посмотрел на камень, сияющий даже в свете дня. – Это что значит?
– Это значит, что этот мальчик является магом невероятной мощи! Пугающей мощи. Даже я слабее его, понимаешь?
– Не понимаю, – Хесс недоуменно помотал головой. – Как это он может быть – сильнее тебя, если это всего лишь младенец?! Сильнее тебя, всю жизнь посвятившего занятию магией!
– Я не совсем точно выразился, – поморщился Ангус. – Он потенциально сильнее меня. Сейчас он – никто. Зародыш мага. Но если его учить магии – это будет один из самых сильных магов в истории мира! Теперь понимаешь?!
– Понимаю… – Хесс с недоверием покосился на улыбающегося и размахивающего ручками младенца. – Только… не понимаю. Ничего не понимаю! Ты вот так притронулся к нему кольцом и определил, что это великий маг? Так просто?!
– Болван! Чтобы сделать это кольцо, мне понадобилось все мое искусство! И то я едва не упал в обморок! Секрет такого кольца утерян в веках, и только я его знаю! Никто больше не умеет делать такие кольца! И никто не сможет повторить! Так что не болтай ерунды про «легко» и тащи ребенка в дом. Дождь собирается. Кстати, его как-то надо назвать. А то все «младенец» да «младенец».
– А-а… мы придумали ему имя! – слегка смущаясь, сказал Хесс, заворачивая ребенка в чистое полотно. – Мы назвали его Конор. Конор Ханар.
– Почему именно так? – Ангус слегка поднял брови, но потом вздохнул: – Да какая разница, по большому счету. Конор так Конор. Пусть будет Конор.
Ангус чуть усмехнулся – интересно, как бы отреагировал его учитель магии, если бы знал, что два убийцы из Братства дали найденышу непонятного рода-племени фамилию его древнего рода!
Впрочем, от мастера Ханара можно было ждать любой неожиданности – он был и остается приверженцем очень широких взглядов на социальный строй империи. Всегда был против рабства, всегда говорил, что если как следует прочесать империю в поисках потенциальных магов, то среди простолюдинов и даже рабов их будет не меньше, чем в аристократических семействах. Это считалось ересью, потому мастера Ханара недолюбливали в кругу аристократов. Он считался вольнодумцем, хотя и очень умелым магом-учителем. Ангус не поддерживал его ересь, но… просто потому, что ему было наплевать. На всех наплевать – на чернь, на аристократов, на рабов и вообще на всех – кроме самого себя. У него была цель, и он к ней шел. Остальное все не важно и второстепенно.
– Ну что же, попробуем из тебя сделать настоящего мага? – Ангус усмехнулся, глядя в глаза смотрящего на него из свертка младенца. – Если получится, конечно. Не все потенциальные маги становятся настоящими магами. Не все…
– Этот станет! – вдруг откликнулся Хесс и широко улыбнулся, прижав сверток к себе. – Я уверен в этом!
Ночь прошла тревожно. Снилось что-то страшное – бесформенное, черное, отвратительное. Оно вылезало из земли, тянуло руки к Ангусу, а он пытался убежать, спрятаться, избежать неминуемой гибели! Но не мог. Ноги его прилипли к земле, тяжелые, будто чугунные гири. Кости трещали, мышцы лопались, связки звенели от страшной нагрузки, и Ангусу хотелось лечь и умереть – пусть жрет, мерзкая тварь! Сил на бегство не осталось! Конец!
И он проснулся. В холодном поту, трясущийся, как от желтой лихорадки. Минут пять лежал недвижимо, глядя в темный потолок и прислушиваясь к шуму водопада, потом сел на край кровати, посидел еще минуту, утихомиривая головокружение, и побрел в лабораторию. Похоже, что головная боль и головокружение – следствие огромной нагрузки из-за усиленного колдования на высшем уровне. Нельзя так себя перегружать, организм ослаблен травмами, телесными и душевными, так что нужно поосторожнее. Не стоило вечером еще и наколдовывать алмаз от ядов.
Кстати сказать, а ведь можно продавать такие алмазы через Левана или через Хесса! Отнесут камень ювелиру, продемонстрируют способности амулета – и пожалуйста! В два раза больше золотых, чем за него отдал!
Тьфу! Глупости! Ювелир знает свой камень, и, когда Хесс придет в лавку и предложит камень, парня точно возьмут в оборот. По крайней мере, попытаются это сделать. Решат, что он ограбил покупателя и забрал с его трупа драгоценный перстень. Если ювелир не очень честен и не гнушается скупкой краденого и награбленного – предложит треть цены, а то и четверть. Закупочной цены, само собой. Если честный – вызовет стражу и попытается задержать «грабителя» до прихода патруля. Первый вариант еще куда ни шло – можно повернуться и уйти. Второй вариант хуже – Хесс всех поубивает и уйдет, оставив за собой несколько трупов.
Кстати, может быть и третий вариант. Объединяющий первый и второй. И он ничуть не лучше того и другого.
В общем, глупость несусветная! Раньше бы Ангус, не задумываясь, отбросил бы этот вариант. Да он просто не пришел бы ему в голову! А теперь… он будто поглупел!
Кто-то застонал в другом конце дома, в комнате парней – тоже что-то снится? Кошмары? У этих-то какие кошмары? Они-то в пыточной не были! Хотя… у них своя пыточная. Вся их жизнь пытка. Не позавидуешь! Фактически рабы Братства. Жениться нельзя, делать нужно все так, как скажет начальство, и никак иначе, в противном случае – смерть. Это что, жизнь? Чушь собачья!
Снова стон. Протяжный, длинный, будто кому-то вырывали ногти или нарезали из спины ремни. Как ему, Ангусу. Если бы кто-то знал, как страшно видеть эти тонкие белые полоски, которые только что были твоей кожей! Белые – с одной стороны, с другой – красные. Ты отключил боль, но разум отключить не смог. И понимаешь, что это все кусочки твоей плоти, что тебя понемногу кромсают на части и что никто не придет, не остановит мучения! И что ты теперь – калека…
Ангус до последнего надеялся, что император остановит пытку. Что он придет, скажет, что это была ошибка, что инквизиторы перестарались и что первый лекарь может вернуться к своим обязанностям. Но император пришел только для того, чтобы задать вопросы преступнику и полюбоваться его муками. Мерзкая тварь, сидящая на троне! Незаслуженно сидящая на троне!
Нет, в самом деле – чего парень так стонет? Кто стонет? Леван? Надо посмотреть.
Ангус отправился в комнату к парням, там же стояла и колыбель младенца. Потом ему можно выделить отдельную комнату – их в доме хватало. Но пока он спал рядом с парнями – и покачать можно, если заплакал, и, чтобы покормить, не нужно выходить из комнаты. Да и пеленать, не выходя, проще. Парни дежурили у кроватки младенца по очереди.
Ангус тихонько приоткрыл дверь, прислушался… стонали оба. И Хесс, и Леван. Они будто задыхались, как если бы кто-то душил их, вцепившись в глотку.
Лекарь присмотрелся – в комнате было очень, очень темно! Просто невозможно темно, и это в ясную, безоблачную ночь. Он выглянул в окно – светло, хоть иголки собирай. Полная луна! А здесь – чернее черного!
Присмотрелся и вдруг увидел, что тьма имеет некие очертания, – это не просто тьма, это… колдовская, магическая тьма! Из темного тумана, заполнившего комнату, тянулось что-то вроде рук или щупалец, которые упирались в головы парней!
У Ангуса даже дыхание перехватило – это еще что такое?! Почему?! Откуда?! Кто напустил проклятие?! И что это за проклятие такое?!
И тут ему стало не до размышлений – из черного облака выскочило еще одно щупальце и вцепилось в мозг. Это было похоже на вспышку – только не света, а черноты, тьмы! Ангус сразу потерял зрение, стал слепым, как новорожденный котенок. А следом в голове вдруг заныло, загудело, завопило на разные голоса: «Ты наш! Ты мой! Мой! Мой! Ты уйдешь с нами! Жертва! Вы принесли жертву! Жертва! Ты уйдешь с нами! Уйдешь! Уйдешь! Ты наш, наш, наш!»
В голове гудело, вопил хор голосов: взрослые – женские и мужские, детские – их было много, очень много – десятки и десятки, а может, и сотни! Сознание Ангуса стало уплывать, он почувствовал, как растворяется в Великом Темном, теряет индивидуальность, теряет свою личность, сливаясь с хором призраков, уносясь из своего тела туда, где не будет больше ничего, кроме вечного страдания души, кроме вечной жажды напиться чужой жизненной энергии!
В страшное темное Нечто, обосновавшееся здесь, на склоне горы с незапамятных времен!
Вот оно, то, о чем говорили люди!
Вот оно, пробужденное присутствием Ангуса и двух убийц!
Смерть! Это сама смерть устроила здесь свой алтарь!
Щупальца неизвестной, чудовищной по силе сущности вытягивали из Ангуса все мысли, все потаенные воспоминания, всю его человеческую суть, оставляя выжатым, как губку, пустым, как вылущенный стручок гороха. Он мог только стоять и смотреть, как Темная Сущность выпивает спящих парней, так и не пришедших в сознание, и тянет щупальце к кроватке младенца, спокойно сопящего своим маленьким курносым носом.
Ангус хотел закричать, дернуться к младенцу, прикрытому тонкой пеленкой и раскинувшему крохотные руки, защитить его… но чужая злая воля подавила его сознание, парализовала, оставив стоять столбом, как он и стоял прежде.
Темное щупальце дотянулось до ребенка, медленно коснулось головы, и… ребенок проснулся, заплакал, открыл глаза, вздрогнул, будто его кольнули раскаленной иглой.
А потом произошло странное! Из протянутых к Темной Сущности крохотных ручек вдруг ударил поток огня! Такой поток, что это было похоже на то, как если бы весь огонь пылающего очага собрался в один поток и вылился туда, куда его направил маг, владеющий огненной магией! Этот поток был таким ярким, таким светозарным, что казалось, в комнате зажглось маленькое солнце!
Тьма завыла, застонала сотнями голосов, и вдруг паралич, сковывающий Ангуса, ослаб! Лекарь шевельнулся, отпрянул назад – непроизвольно, то ли боясь Тьмы, то ли того, кто разгонял Тьму. Только когда поток пламени иссяк, а Тьма исчезла, будто ее никогда не бывало, Ангус бросился к младенцу и ощупал его руки, будто ожидал увидеть вместо них обугленные кости и мясо. Но руки были в порядке – теплые, упругие. Младенец улыбался, протягивая их к лекарю, и тот неожиданно понял, почему глухой ночью, в темной комнате он видит, что этот ребенок улыбается, тянет руки, таращит глазки. А когда понял – закашлялся, отвернулся и бросился к стене, срывая с нее полыхающий гобелен с оленем, стоящим над лесным озерком (безвкусица и дешевка! Хесс притащил и повесил на стену, несмотря на язвительные замечания учителя).
Несчастный гобелен был выброшен на лужайку, где и полыхал теперь, источая мерзкий смрад и загаживая лужайку черной копотью.
Когда Ангус вернулся в комнату, вся стена уже полыхала. Поднявшиеся с кроватей ученики пытались погасить пламя ударами одеял, свернутых в плотные куколи, но ничего не помогало. Более того, начали гореть и одеяла – тем же ясным голубоватым пламенем, будто на них плеснули крепким вином тройной перегонки. Еще немного, и пожар не остановить!
– В сторону! – громовым голосом крикнул Ангус, отбрасывая Хесса толчком в плечо. – Ребенка вынесите! И вон отсюда все!
Он воздел руки вверх, сосредоточился и выпустил в сторону пылающей стены заклятие огромной силы, которое должно было укротить огонь. Заряд магии был таким мощным, что по углам заплясали, запрыгали белые светящиеся шары – побочный эффект от этого заклинания.
Пламя сразу стихло, и только в очаге воспламенения скакала, резвилась маленькая огненная ящерка – ослепительно-белая, как солнечный диск. Она бегала по бревенчатой стене, и там, где ее маленькие лапки касались высохшей, окостеневшей от времени древесины, поднимались струйки дыма и возникали маленькие очаги пламени. Саламандра! Огненная саламандра! Порождение Преисподней – вызвать ее могли только самые могучие маги, но никак не младенец, лежащий сейчас в колыбели!
Хм… впрочем, уже не лежащий. Леван с младенцем в руках уже стоял на лужайке, и только Хесс остался с учителем и, вытаращив глаза, смотрел на то, как крошечная зверюшка пыталась поджечь их дом.
Ангус снова поднял руки и выпустил заклинание из запретных – то, которое должно было бороться с исчадьями Преисподней, а именно – с демонами и другими порождениями потустороннего мира.
Саламандра зашипела, ее тело из белого стало малиновым, но она никуда не исчезла и лишь забегала быстрее, норовя запрыгнуть на постель Хесса или скакнуть на занавеску противоположного окна. И постель, и занавеска находились на равном расстоянии друг от друга, потому саламандра явно замешкалась, выбирая цель для нападения. А может, для питания? Саламандра – воплощенный огонь, а огонь питается чем-то горючим, так что…
Мимо Ангуса с шумом, забрызгав, пролетел поток воды и ударил в саламандру – она снова зашипела, а комната наполнилась облаком пара, ничуть не мешавшим проклятой твари бегать по стене. Ангус выругался, обернулся к растерянному Хессу, приказал:
– Прекрати! Лучше принеси длинную палку, шест какой-нибудь и нож! Скорее! Бегом!
Хесс исчез. Ангус же попытался утихомирить гадину заклинанием заморозки – выпущенное заклинание покрыло стену слоем инея, мгновенно расплавившегося под волнами жара, исходящими от саламандры. Но это замедлило ее движения секунды на три. Этих секунд Ангусу как раз и хватило, чтобы дождаться шустрого Хесса – тот вбежал в комнату со здоровенным тяжелым шестом, на конце которого был сделан щелевидный вырез – этим шестом подпирали веревку, на которой развешивали белье – чтобы веревка не провисала до земли, ну и не порвалась.
– Стой тут! Когда скажу – ткни концом шеста в тварь! А когда она перескочит на шест – беги наружу и бросай шест в водопад! Понял?!
– Понял! – на удивление спокойно и выдержанно ответил Хесс, и Ангус приступил к подготовке приманки. Взяв у Хесса нож, он полоснул себя по запястью, выпуская хорошую порцию крови и следя, чтобы она не капнула на пол. Вымазал ею конец шеста, сделав на нем что-то вроде дорожки.
– Давай! Ткни в нее! – Ангус глянул на то, как Хесс подвинулся вперед, выцеливая шуструю тварь, и выбежал из комнаты, зажав кровоточащую рану другой рукой. Перевязать можно и потом, главное – сделать дело! И нужно отбежать подальше, чтобы гадина не почуяла кровь, текущую у него из руки! Нет лучшей приманки для демонических тварей, чем человеческая кровь!
Через пару секунд показался Хесс, который бежал, неся тяжелый шест легко, как тонкий прут. Он пронесся через лужайку и с разгона, не целясь, запустил здоровенный дрын прямо в водопад!
Оставляя в воздухе дымный след, шест со своей наездницей, светящейся в темноте, как яркий светлячок, врезался в поток ледяной воды, и тут же воздух наполнился шипением пара, визгом и запахом раскаленного камня. Есть! Сделано!
Саламандра билась в воде, взбивая пену лапками, пытаясь выбраться на берег, но тут же ушла на дно – по плотности она была сродни камню (если верить древним книгам). Глубина в этом месте была вполне приличной – роста три, не меньше, и теперь саламандре нужно было выбираться по дну, теряя энергию на подогрев воды, причем текучей воды, которая очень даже вредит потусторонним тварям!
Продержалась огненная ящерка секунд десять, после чего внезапно погасла – то ли превратилась в камень, то ли открыла портал в свой мир и позорно бежала, отказавшись от такой веселой затеи, как поджигание домов знаменитых лекарей, находящихся в бегах.
Лекарь облегченно вздохнул, опустился на землю, тяжело дыша и поглядывая на сереющий предутренний небосвод. Пронесло! Нет, не в этом смысле пронесло – хотя лекарь и готов был от страха напустить в штаны. Тот, кто знает, что такое огненная саламандра, также знает, что средств борьбы с ней практически нет. И то, что он, Ангус, сообразил, как ее искоренить, делает ему честь как самому великому и умному из магов современности! Мерзкая тварь! Ведь могла лишить его дома! Заставить в перспективе тащиться до города, да еще и под дождем! Не бывать этому!
Ангус с кряхтением поднялся и побрел в дом – перевязать рану. Парни уже были там – Хесс тушил тлеющие остатки постели, наполнявшие дом мерзким запахом горелых тряпок, Леван раскрывал окна, проветривая и тихо ругаясь одной из самых грязных площадных браней. Ночь была безнадежно испорчена.
А младенец в это время спокойно спал под кустом барбариса, накрытый курткой Левана, и снова улыбался во сне. Что ему снилось – никто не знал. Возможно, та самая веселая ящерка, которую он достал из своего сна и запустил в черную холодную Тьму, неосторожно попытавшуюся потрогать его неприятными, ледяными руками. Он мог бы достать ящерицу покрупнее – раз в пятьдесят, – но эта ему понравилась больше, красивенькая такая, шустрая, веселая!
Остаток ночи прошел спокойно, хотя Ангус и боялся, что вернется Темная Сущность. А еще он ругал себя за то, что не поверил в рассказы о таинственных явлениях, происходящих на склонах горы. Подвело пренебрежение к «россказням черни», которая, по определению, не может сказать ничего дельного и умного. По причине своего вырождения, повального пьянства и рабской глупости. Есть же такая поговорка: «Глуп, как раб». Те же крестьяне недалеко ушли от рабов по уму и сообразительности. Да и горожане… те еще олухи и дубари! И как можно верить их придумкам?!
Увы, как оказалось, нет дыма без огня. Все легенды основаны на реальных событиях. Наверное, все. Можно в них верить, можно не верить, но, если легенда подкрепляется некими логическими выкладками, она приобретает статус истины. Вот почему прежний владелец продал этот дом за такие жалкие деньги и сбежал, оставив в доме всю обстановку! То-то же… нужно было как следует подумать, а потом уже строить из себя самодовольного болвана!
Ангус ругал себя, уничижал и все яснее и яснее понимал – придется забросить все повседневные дела и обследовать окрестности дома. Нужно найти источник злой магической энергии. Где-то оставлено незакрытым окно в другой мир, в мир демонов, и, если это окно не закрыть, каждая ночь может стать последней.
Что эта тварь говорила насчет Ангуса? «Ты мой!»? Да хрен тебе! Я не твой! Не на того нарвалась!
М-да… если бы не младенец… вот же сила какая! Не зная заклинаний, не ведая ничего о магии, он взял да и вызвал в этот мир саламандру! Скажешь кому – ведь не поверят!
А вообще это теперь огромная проблема. Нет, не то обстоятельство, что рассказу про «шалости» гениального младенца никто не поверит, нет. Плевать ему, Ангусу, на чье-то недоверие! Проблема в том, что мальчишка может убить их всех. Неосознанно – расшалится, вызовет какую-нибудь дрянь из другого мира, и все, конец! Он тоже погибнет, но когда дети задумывались над такой мелочью? Они же бессмертны! Это известно каждому ребенку!
И что тогда делать? А вот это лучше решать при ясном свете. Не сейчас, под холодным предутренним ветром, от которого по телу идут мурашки. Спать! Ну какая же хлопотная выдалась ночь…
Утром о ночном безобразии напоминал лишь запах гари – если только не заходить в комнату парней. Там все было очень печально. Черная, обугленная бревенчатая стена, на которой четко просматриваются отпечатки лапок саламандры, голые кровати, лишенные матрасов. Те валяются снаружи возле дровяника – кучей обгорелого тряпья. Копоть на детской кроватке-качалке, копоть на потолке, на полу – войти в комнату невозможно без того, чтобы не вывозиться в саже. Отмывать комнату да отмывать!
Ребенка перетащили в гостиную, там же уселись завтракать – сонные, с помятыми, усталыми лицами. Можно было бы и подольше поспать, но Ангус всех поднял через час после рассвета – дело не терпело отлагательства. До наступления ночи нужно все закончить.
– Учитель, что ночью было-то? – не выдержал Леван, подливая Ангусу из медного чайника. – Кто это был? Или… что это было? И откуда взялась эта… ящерица?
– А ты не помнишь? – усмехнулся Ангус, задумчиво ковыряя яичницу и не чувствуя ни малейшего аппетита. – Что вообще вы оба помните?
– Я? – слегка растерялся Леван. – Ну-у… я спал. Снилось что-то гадкое, противное. Меня кто-то душил! Кошмар, в общем. Просыпаюсь – а комната вся в дыму, ты стоишь, пламя, а в пламени скачет ящерка! Ты командуешь хватать ребенка – я и схватил, убежал. Вот и все!
– Ну-у… я помню примерно то же самое, – пожал плечами Хесс, намазывая на хлеб кусочек масла. – Просыпаюсь – все в дыму. Все горит. Ты стоишь, учитель, возле кровати. Потом ты скомандовал принести шест – я принес. Ты скомандовал ткнуть им в ящерку – я ткнул. Ну и забросил ее в водопад! Все! Больше ничего не знаю! Ох, Кони проснулся! Я покормлю его, хорошо?
– Покорми… – После секундной паузы разрешил Ангус. – Так, значит, вы ничего не помните?
– Нет, учитель! – хором, почти в один голос, откликнулись парни, и Ангус озадаченно замолчал, обдумывая, как ему поступить. Если рассказать все как есть, что будет? Само собой, они тут же доложат своему начальству и что тогда последует? Еще десятки, а то и сотни детей, которых Братство, не задумываясь, пустит под нож? Нет, это не дело. Ангус запрещал себе даже думать о том, каким способом получили этого младенца, сколько детей погибло по его, Ангуса, вине. Слишком большой это будет груз для души! Как бы он ни выворачивался, ни говорил, что виноват на самом деле Леван и его руководство, но на самом-то деле Ангус прекрасно знал, что вины его не меньше, чем у этих людей.
А скорее, даже гораздо больше. Он во всем виноват! И только он!
Хотя… разве это он, Ангус, пошел в пыточную и заставил себя пытать? Разве это он сам залез в клетку, чтобы умереть в муках и быть расклеванным птицами?! Это император! Вот кто всему виновник! И только он! Ангус же просто старался выжить! Разве можно поставить в вину зверю, что он, пытаясь выжить, загрыз кого-то из загонщиков? Или съел олененка, чтобы не умереть с голоду? Нет, конечно! Так что – вот он, виновный в смерти детей! Император!
Но все равно тут двоякий интерес: сделать так, чтобы жертв было поменьше, а еще – обмануть Братство, выставив их дураками! Решили обхитрить Ангуса, идиоты! Его, мастера интриг! Отравителя! Заговорщика! Тупые убийцы…
– У меня тоже начались кошмары. Я проснулся и услышал ваши стоны. Пошел посмотреть, гляжу, а к вам тянется какая-то пакость, вернее, не тянется, а душит – щупальца выпустила. И начинает добираться до ребенка. Ну, я тогда пустил в нее заряд магической огненной энергии, и так получилось, случайно, это один шанс из тысячи, а может быть, из тысячи тысяч – в огне завелась огненная саламандра. Пришлось ее убирать. Вот в общем-то и все.
Ангус мельком скосил глаза на Левана, задумчиво жующего кусок хлеба, на Хесса, из ложечки вливающего в младенца жидкую кашу, и удовлетворенно хмыкнул – поверили! Они ему поверили! Наверное, поверили… не надо их недооценивать – парни хитрые, умные и только прикидываются дурачками, это яснее ясного, уже убедился. Хорошо, что они ничего не помнят!
– А что такое было-то? Что душило? – Леван скатал шарик из хлебного мякиша, подбросил и под недовольным взглядом Ангуса ловко поймал его ртом. – Прости, учитель… правда, что это было? Магия?
– Хм… – Ангус впервые не нашелся, что сказать, задумался. – Есть у меня кое-какие подозрения. Помните разговоры про то, что тут, на горе, что-то неправильное, что-то все время случается? Я не верил россказням, и вот… придется поверить. В общем, так мы поступим: вы сейчас пойдете по склону горы, описывая расходящуюся спираль, все шире и шире. Будете искать что-то странное – развалины какие-нибудь, странные камни, пещеры, все, что вам покажется непонятным, подозрительным, странным. Запомните место, а потом мы сходим туда вместе. А я пока посижу с ребенком и позанимаюсь своими делами.
Леван покосился на Ангуса, спокойно отпившего из кружки, помолчал, затем спросил:
– Учитель, обещаете без нас никуда не уходить?
– Да куда я уйду?! С моими-то ногами? – с горечью вымолвил Ангус, и его искренность не осталась не замеченной парнями. Они переглянулись, кивнули.
Завтрак заканчивали в тишине, никто не говорил ни слова. Ребенок снова уснул, сладко посапывая так, что Ангусу вдруг стало завидно – ничего не ведает, ничего не знает. Покормили, сменили пеленки – спи себе, шлепай губами! Никаких проблем, волнений… хорошо! А тут думай, как выжить! Крутись, как тележное колесо, да гляди, чтобы не налететь на камень и не оторваться от телеги под названием «жизнь»! М-да… все дети мечтают повзрослеть, а как повзрослеют – тоскуют о беззаботном детстве. Только уже поздно. Детство ушло…
После завтрака Ангус ушел в лабораторию и начал готовить снадобье, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Парни собирались медленно, о чем-то разговаривали – вполголоса, тихо, будто стараясь говорить так, чтобы он их не услышал. Наверное, обсуждали ночное происшествие, а еще – не сбежит ли Ангус, как только они покинут этот дом. Глупцы! Он действительно не в силах бежать – пока. Но и не нужно ему бежать. Зачем? Все, что сейчас происходит, его вполне устраивает!
Снадобье сделал быстро – ингредиенты были, заклинание давно загружено в голову, – никогда его не применял, но… вот пришлось. Вернее, придется. Как оно сработает, неизвестно. Все-таки младенец – это не взрослый. Лишнего ему дать не хочется, а если будет мало – эффект не такой, какой нужно.
Наконец парни, топоча ногами (вроде как нарочито!), вышли из дома. Ангус отставил кувшинчик со снадобьем, накрыв его чистой тряпицей, и, стараясь ступать потише, вышел из дома.
Под утро прошел дождь, так что теперь трава была изумрудно-зеленой, чистой и вся сияла – капли влаги в солнечных лучах были яркими, как бриллианты. Ангус даже невольно прикрыл глаза, настольно больно смотреть на это сияние. И тут же подумал, что стоило бы надеть промасленные сапоги, а то ноги промочит и может заболеть. А затем горько усмехнулся – ему всего тридцать лет! «Ноги промочит»! «Простудится»! Старик. Проклятый старик! Больной, изломанный, лишенный привычной жизни! Ничего… всем, всем достанется! Гады! Подлецы!
Убедившись, что учеников-охранников нет поблизости и что они не прячутся где-нибудь за углом, он резко развернулся, пошел в дом. Ангус слышал их тихие голоса чуть поодаль, за домом, там, где была выкопана выгребная яма и стоял туалет. То ли они обследовали это место, то ли решили перед выходом как следует обдумать предстоящее обследование местности. А где это лучше сделать, как не сидя в «позе орла»?
Теперь нельзя было терять ни минуты. Если парни застанут его за колдовством над младенцем – будут лишние вопросы, будет подозрение и… возможно, обвинение Братства. Лучше без этого! Все складывается пока что просто замечательно.
Он пошел в лабораторию, взял наколдованное снадобье, ложку, подошел к младенцу. Тот спал, и Ангус вдруг улыбнулся, будто это был не чужой ребенок, а его собственный сын – симпатичный малыш, правда! И тут же нахмурился – никаких родственных чувств! Он должен относиться к мальчишке как к оружию! Как крестьянин относится к домашнему скоту: понадобилось – зарезал и съел! Если привыкнет, если примет его в свою душу – не сможет заставить сделать то, что тот должен сделать! Совесть не позволит…
Странное это понятие – совесть! Цивилизованный, образованный человек должен забыть об этом понятии! Оно мешает жить, оно заставляет совершать поступки и делать дела, которые тебе невыгодны! И не делать то, что тебе на пользу, то, что поможет тебе плыть по океану жизни! Дурацкое понятие, несовременное, древнее и гадкое! Совесть! Тьфу!
Ангус приложил к губам младенца кончик ложки и потихоньку, стараясь лить так, чтобы мальчик не захлебнулся, влил снадобье ему в рот. Потом еще ложку. Еще.
Мальчик пил, как до этого пил жидкую кашу, глотал, не открывая глаз, а когда поток «каши» закончился, снова уснул – так же глубоко, спокойно и ясно, улыбаясь во сне и выдувая из розового ротика пузырь слюны. Есть! Готово! Теперь подождать немного, чтобы снадобье разошлось по телу, и…
Выждав десять минут – кто бы знал, чего ему стоили эти минуты! – Ангус сосредоточился и выпустил длинное, сложное, энергоемкое заклинание, связавшее его мозг с мозгом младенца. На какое-то время он стал с ним единым целым, Ангус-младенец, младенец-Ангус.
Это выглядело так, как если бы погас свет и Ангус оказался в некоем пространстве, в некоем зале, где на стенах были приделаны пустые полки, ячейки, ящички и ящики. Ангус знал, что это такое, – сознание искало ассоциации и нашло их. На самом деле это был мозг младенца, этого самого, что лежал сейчас перед ним в колыбели. Почти пустой мозг, только в некоторых ячейках что-то лежало – то ли картинки, то ли слова. Но совсем немного – мозг был девственно пуст.
И тогда Ангус начал строить стену. Толстую, из красного кирпича, с прочным известковым раствором, замешанным на яичных белках. Непробиваемую стену – крепостную стену. То, что ему было нужно.
И когда он закончил, стена полностью перекрыла зал. И только толстая стальная дверь в середине стены позволяла перейти из одной половины в другую. Только эта дверь.
Ангус достал из пространства слово-ключ и, повинуясь его колдовству, дверь раскрылась, пропуская на другую сторону, и снова закрылась, когда он вновь назвал это слово. Теперь он мог управлять сознанием мальчика и мог сделать так, чтобы знания, полученные им, были до поры до времени законсервированы в нужном месте. Теперь Конор не сможет колдовать без его позволения, без его ведома, хотя и будет принимать знания, впитывать заклинания – как и положено магу.
Как получилось – Ангус, конечно, не знал. Это покажет время. Но в итоге, если все вышло как надо, в одной своей личине мальчик не будет владеть магией совершенно, не сможет колдовать, не сможет выпустить ни одного заклинания. В другой – он будет магом, но только тогда, когда Ангус «откроет дверь» ключом-словом. Таким словом, которого нет ни в одном языке. И которое знает только Ангус. Все. Дело сделано!
Лекарь пошатнулся, голова вдруг закружилась, сделалась тяжелой, будто с похмелья. Захотелось упасть на кровать и забыться, полностью освободив мозг от колдовства и от всего, что ему сопутствует. Выкинуть из головы все мысли, сомнения, все то, что мучило его эти дни и мучает сейчас. Что он сейчас сделал? Если с ним, Ангусом, что-то случится – сможет ли этот мальчик исполнить предназначение?
И вдруг будто кто-то шарахнул из-за угла пыльным мешком: а если он, Ангус, погибнет? Ну… просто умрет! Или нет – пойдет искоренять черную пакость, и та утащит его в Преисподнюю, как того он заслуживает – если только не врать самому себе! И тогда – что? Бесполезные усилия? Все напрасно?
Он упустил нечто важное. Нечто такое, что должно помочь. Специальный ключ. Ключ, который разблокирует сознание мальчика, если тот окажется в опасности. Если ему совершенно необходимо будет воспользоваться знаниями, которые даст ему Ангус. Законсервированными знаниями. А еще – этот мальчик должен беспрекословно выполнять любые приказы своего учителя. ЛЮБЫЕ!
И вот это самое настоящее запретное знание. И вот это пытались вытащить из Ангуса раскаленным крючком, иглами и острым свежовочным ножом. Когда резали его на полоски и рвали на куски. И теперь пришла пора воспользоваться знанием!
И он снова нырнул в сознание Конора.
– Учитель! Учитель, проснись! Что с тобой, учитель?! Проснись!
Ангус с трудом разлепил ресницы и мутным взглядом посмотрел на круглое лицо Левана, висящее над ним, как полная луна. Проморгался, с отвращением ощущая вокруг глаз липкий гной. Мерзко!
Кряхтя, сел на краю кровати, зажал руками лицо, с силой потер. Снова посмотрел на безмолвных, встревоженных парней, стоящих перед ним в напряженной, чуть ли не в боевой стойке. Хотя, может, и в боевой. Что он знает о Братстве и «тенях»? То, что они эффективно убивают, и больше ничего. Их стойки, их боевые приемы – все для него темный, глухой лес.
Впрочем, он никогда и не испытывал желания узнать о них побольше – зачем? Кто они ему? Выгодные заказчики на особые яды и больше никто!
Прокашлялся и хрипло, пытаясь размять засохшее горло, спросил:
– Что-то нашли? Почему так быстро вернулись?
– Быстро?! – Парни переглянулись, и Леван недоуменно пожал плечами. – Уже почти вечер, учитель! Далеко за полдень! Ты никогда не ложился спать днем, вот мы и испугались! Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Видимо, ночью перетрудился, не выспался. Да еще и дымом надышался! Вот и прилег чуть-чуть отдохнуть.
«А это вранье. Дополз, как червь, заполз на кровать, заливаясь слезами слабости, и вырубился», – вспомнив, как это было, признался сам себе Ангус.
– Так ты не ответил – вы нашли что-нибудь?
– Нет, учитель! – Леван сокрушенно развел руками. – Никаких развалин, никаких следов человека, ничего подозрительного! Прости, учитель, мы смотрели очень, очень внимательно! Ничего не было! А мы прошли по спирали очень большое расстояние! И поверь – нас учили видеть! Мы бы увидели!
– Плохо… – Ангус сокрушенно помотал головой. – Вы знаете, что это означает? То, что вы ничего не нашли?
– Что, учитель? – Парни как-то сразу вместе подняли брови, и Ангусу вдруг стало смешно – интересно, они изображают удивление или действительно настолько непосредственны в своих эмоциях? Скорее всего, последнее. Обычно их рожи неподвижны, как у каменных статуй. Но… это же «тени», не надо об этом забывать никогда! Комедианты, ну взаправдашние комедианты!
– Это значит, что источник Зла находится в доме, – сухо пояснил Ангус, поднимаясь с кровати и стараясь не застонать. У него разболелось все – кости, суставы, сухожилия, уже зажившие раны и те места, на которых вроде бы и не было ран. Он весь превратился в сплошную рану – злую, раздражительную и невыносимую не только для окружающих, даже для самого себя. В такие минуты он ненавидел себя и хотел умереть! И останавливало его только осознание, что он умрет, а ТЕ останутся. Нет уж, не дождутся!
– И что нам делать?! Вскрывать полы? Ломать стены? – растерянно спросил Хесс. – А где потом жить?
– Пока ничего не нужно ломать, – хрипло выдохнул Ангус и, стараясь не шаркать ногами, побрел в лабораторию. Там он достал из шкафчика заветный кувшин, отлил из него в небольшую кружку горьковатой, пахучей жидкости и под укоризненными взглядами парней с наслаждением вытянул такую сладкую и такую смертельную жидкость. В больших дозах смертельную и, если ее употреблять каждый день, настолько же опасную. Но если время от времени, нечасто – ничего такого не будет! Ну… почти ничего.
Через несколько минут его спина расправилась, из рук и ног ушла дрожь, лицо порозовело, и глаза заблестели. Хорошо! Ох, как хорошо! Нет, часто, конечно, нельзя, но иногда-то ведь можно! Вот как сейчас, когда совсем уж нет сил терпеть!
Победив боль, отправился в умывальню, взял из шкафа чистое полотенце, мыло и пошел к водопаду. Нет ничего лучше, чем ледяная текучая вода, уносящая пот, грязь и Зло! Как сегодня ночью – саламандру!
Впрочем, саламандра – это не Зло. И не Добро. Это просто стихия, а стихия не бывает злой или доброй. Она инструмент в руке Провидения. В руке Создателя. Впрочем, от этого ничуть не легче.
Нырнул – глубоко, прямо туда, куда бьют струи воды, выдолбившие в скалистом дне идеально круглую воронку-выемку. Достал до дна, чувствуя, как сжимает грудь огромное давление толщи воды, как холод пытается заморозить кровь, остудить ее до состояния киселя. Нет! Не возьмешь!
Ему вдруг стало смешно, Ангус заулыбался непонятно чему и, оттолкнувшись от дна, стал плавно всплывать наверх, туда, где уже бултыхались встревоженные стражи-ученики.
Забавно, но на несколько секунд ему вдруг стало очень приятно, что они беспокоятся о нем, переживают. И по ощущениям – не только потому, что им приказало начальство. Ангус неплохо чувствовал отношение к себе окружающих его людей – не зря полжизни провел при дворе, когда от отношения людей могла зависеть не только карьера, но и сама жизнь. Тот, кто не чувствует эмоций, не может определить по физиономии собеседника его к тебе отношения, долго у трона не задерживается. Сожрут, как акулы раненого кита!
Выплыл, выбрался на берег и, не обращая внимания на спутников, долго намыливался, снова окунался, фыркал, с наслаждением ощущая, как кровь быстрее бежит по жилам, как сердце омывает мозг свежими потоками животворящей красной жидкости. Текущая вода – что может лучше бороться с усталостью и слабостью?!
Отмывшись, немного посидел на берегу, обсыхая под свежим ветром и лучами солнца, оделся и пошел к дому, доставая на ходу перстень с изумрудом, уложенный в потайной карман плотной рубахи. Подойдя к дому, застыл, чуть наклонившись, глядя куда-то вниз. Громко выругался грязной солдатской бранью и в сердцах ударил кулаком по колену. Снова выругался, потер ушибленное колено и, махнув рукой, подозвал обоих парней:
– Сюда идите! Оба! Смотрите! Что видите? Ну?!
Парни долго смотрели туда, куда смотрел Ангус, затем Леван задумчиво сказал:
– Фундамент. Старые камни. Дом стоит на старом фундаменте, который гораздо старше дома.
– Именно, демоны меня задери! Как я мог этого не понять?! Легенды, старый фундамент, удобное место, будто вычищенное умелой рукой! Даже чаша под водопадом – она слишком ровная, понимаете? Она круглая, будто ее выточили! Не удивлюсь, если наверху, там, где течет вода, она течет в ровном каменном желобе!
– Так и есть, учитель, – растерянно переглянулись парни. – Но мы подумали, что это вода так проточила! Неужели это кто-то сделал?!
– А вы посмотрите вокруг! – Ангус кивнул на водопад, на дом, показал на лужайку – смотрите, какая она ровная! И круглая! Думаете, это все природное? Как бы не так! И сегодня ночью вы в этом убедились. Итак, если я прав, сейчас мы все в этом убедимся.
Ангус шагнул вперед, выпустив заклинание, прикоснулся изумрудом к замшелому темному камню, на котором стоял сруб дома.
Вспышка! Клуб дыма!
Ангуса отбросило в сторону, будто пушинку. Он кубарем прокатился по траве и замер, тяжело дыша, вытаращив глаза так, будто только что получил под дых и едва не выбросил из себя все кишки вместе со рвотой. Его и в самом деле вырвало, и он с минуту рычал – давясь, хлюпая, пытаясь удержать тело на подгибающихся руках и не плюхнуться в вонючую лужу.
Когда лекарь пришел в себя, он увидел Хесса с Конором на руках, стоящего в двадцати шагах от дома, и Левана, стоящего между ним и домом в боевой стойке – в каждой руке по небольшому кинжалу, зубы оскалены – будто перед ним толпа людей и убийца готовится к последнему в своей жизни бою. Он и в самом деле был готов броситься в бой со всем миром, только вот непонятно было, с кем драться, если противник сидел в камнях под домом и не желал вылезать.
– Ну что, влипли? – криво усмехнулся Ангус, с трудом поднимаясь на колени. – Ничего, парни! Выживем! Эта тварь не знает, с кем связалась! Я величайший маг этого мира, и не поганой заплесневелой пакости со мной состязаться в магии! Тьфу на тебя, гад!
Ангус плюнул в сторону дома, и Левану в этот миг вдруг послышалось тихое рычание, идущее от дома.
А еще – ледяной холод забрался за воротник.
Впрочем, возможно, это был просто ветерок, пролетевший через водопад и набравшийся ледяных брызг. Так бывает.
