В одной стране должен был взойти на престол новый король. Новая корона для него была готова, осталось только украсить ее драгоценными камнями. Но никак не могли найти мастера, который бы осмелился взяться за эту работу.

Наконец один мастер нашелся. Он сказал, что сделает все за месяц. Почти целый месяц он только смотрел на корону, но не мог придумать, как расположить на ней драгоценные камни. Когда до конца срока оставалось два дня, он все же решился дотронуться до короны, но от страха у него так дрожали руки, что он чуть не выронил ее. Не зная, что и делать, он наконец решил позвать своего сына. Показал тому, как работать с золотом и драгоценными камнями, и мальчик сделал все очень хорошо, потому что еще не ведал страха перед сильными мира сего.

Когда у ребе Иоханана бен Заккая умер сын, пришли ученики утешать его.

Первым вошел ребе Элиэзер, сел перед ним и сказал:

– Разрешишь ли, учитель, сказать тебе слово утешения?

– Говори.

– Прародитель Адам имел сына, и когда сын этот пал мёртвым, Адам утешился в своей скорби, что подтверждается его же словами: «Бог даровал мне другое дитя вместо Авеля». Утешься и ты, учитель!

– Разве мало для меня моей собственной скорби, – ответил ребе Иоханан, – что ты еще про скорбь Адама напоминаешь мне?

Вошел ребе Иошуа и сказал:

– Разрешишь ли, учитель, сказать тебе слово утешения?

– Говори.

– Иов имел сыновей и дочерей, и все они погибли в один день. И Иов утешился, говоря: «Бог дал и Бог взял. Да будет благословенно имя Господне!» Утешься и ты, учитель!

– Разве мало для меня моей собственной скорби, – ответил ребе Иоханан, – что ты еще про скорбь Иова напоминаешь мне?

Вошел ребе Иосе и сказал:

– Разрешишь ли, учитель, сказать тебе слово утешения?

– Говори.

– Аарон имел двух уже возмужалых сыновей; оба они погибли в один день. И Аарон утешился, что подтверждается сказанным: «И Аарон молчал». А в такие минуты возможность оставаться молчаливым есть уже само по себе утешение. Утешься и ты, учитель!

– Разве мало для меня моей собственной скорби, – ответил ребе Иоханан, – что ты еще про скорбь Аарона напоминаешь мне?

Вошел ребе Симеон и сказал:

– Разрешишь ли, учитель, сказать тебе слово утешения?

– Говори.

– Царь Давид имел сына; сын умер – и Давид утешился, что подтверждается сказанным: «И Давид утешил жену свою Бать-Шеба – и она родила. И он назвал сына именем Соломон». Утешься и ты, учитель!

– Разве мало для меня моей собственной скорби, – ответил ребе Иоханан, – что ты еще о скорби царя Давида напоминаешь мне?

Входит ребе Элазар бен Азария. Завидя его, ребе Иоханан сказал слуге:

– Возьми скорей умывальный сосуд и ступай за мною в ванную. Яхочу уйти, потому что это великий человек – и мне не устоять перед ним.

Но ребе Элазар успел войти и, сев перед ребе Иохананом, обратился к нему с такими словами:

– Скажу тебе притчу. Ты подобен человеку, которому царь отдал сокровище на хранение. День за днем человек этот со слезами и вздохами повторял: «Горе мне! Когда, наконец, я благополучно освобожусь от обязанности оберегать отданное мне на хранение сокровище?» Так и с тобою, учитель: дал тебе Бог сына, который ревностно изучал и Тору, и слово пророческое, и поучения мудрецов наших. И безгрешным и чистым ушел он из мира. Не должен ли ты утешиться тем, что безупречно возвратил сокровище, отданное тебе на хранение?

– Элазар, сын мой! – радостно сказал ребе Иоханан. – По-человечески просто и сердечно утешил ты меня!

Один учёный, но очень скупой еврей однажды пришёл к рабби Аврааму из Стратина и сказал:

– Говорят, что ты, уважаемый рабби, даёшь людям удивительные лекарства и умеешь исцелять. Дай же и мне лекарство, которое научит меня бояться Бога!

– Для страха перед Богом, – ответил рабби Авраам, – у меня нет лекарства. Но если хочешь, могу дать тебе лекарство, которое поможет тебе любить Бога.

– Этого я желаю ещё более! – воскликнул учёный. – Пожалуйста, дай мне его!

– Это лекарство, – ответил рабби, – любовь к ближнему.

Одного раввина спросили:

– Чем может утешиться человек, попавший в беду?

Он ответил:

– Умный человек утешает себя тем, что сознает неизбежность случившегося. Дурак же утешается мыслью, что с другими произошло то же, что с ним.